Беккет что было сил толкнул противника, но тщетно. С таким же успехом можно пытаться опрокинуть стальную стену. Внезапно Беккет понял, что Кординелли с ним попросту играет… И в ту же секунду мощный толчок отбросил его на несколько шагов. Он едва успел отбить последовавший затем простой удар и тут же ответил ложным выпадом. Мгновенно изменил направление клинка, но застать противника врасплох не удалось. Чезарио весело рассмеялся:— Очень хорошо! — его голос из-под маски звучал покровительственно. — Маэстро Антонелли?— Да, — отозвался Беккет, с утроенным вниманием следя за князем. — Рим. Пятьдесят первый год.— Мои комплименты! — проговорил Чезарио и перешел в атаку. — Синьор Антонелли — превосходный учитель!Теперь Беккет непрерывно оборонялся, атаковать не оставалось времени. Он с трудом нашелся, чтобы пошутить в ответ:— Похоже, я недостаточно долго у него занимался… Чезарио снова рассмеялся:— Шпага — очень строгий учитель, особенно сегодня, когда, как я вам уже говорил, в моде совсем другое оружие…Вдруг у Беккета перехватило дыхание. Рапира в руке Чезарио, казалось, ожила, тогда как его собственная весила будто целую тонну. Чезарио нападал, не выказывая и тени усталости. Беккет чувствовал, как его лицо под маской заливает пот. Дыхание сбивалось, в горле першило. Ему то и дело казалось, что он вот-вот поразит соперника, но тот неизменно ускользал. Наконец Беккет понял, что еще секунда — и он, задохнувшись, бессильно свалится на пол. Его охватило бешенство. Собрав остаток сил, он бросился в последнюю атаку. Удар, еще удар…— Туше! — послышалось в толпе болельщиков.Беккет встал как вкопанный. Острие клинка упиралось ему в сердце. Он так и не понял, как это случилось. Опустив оружие, откинул маску.— Вы слишком сильны для меня, князь, — проговорил он хрипло, с трудом переводя дыхание.Тот рапирой отдал салют.— Мое счастье, что у вас не было довольно времени для практики, — с улыбкой ответил он.— К тому же вы слишком добры, — с усилием выдавил Беккет.— Не хотите составить мне компанию и выпить по капле? — предложил Чезарио.— С удовольствием, — откликнулся Беккет. — Сегодня я могу себе это позволить. * * * Они сидели в комнате для отдыха перед горящим камином. Вытянув длинные ноги, Чезарио смотрел на Беккета. Тот устроился в кресле напротив.Чезарио поднял бокал.— Я думаю, мистер Беккет, вы здесь не за тем, чтобы упражняться в фехтовании.Тот поднял глаза. Временами князь ничем не напоминал европейца. Вот и теперь: взял да и выложил все, что у него на уме.— Вы правы, князь, — согласился Беккет. — Я пришел, чтобы предостеречь вас и предложить нашу помощь.— Вот как? — Чезарио удивленно вскинул брови. — Это очень мило с вашей стороны, однако от чего вы хотите меня предостеречь?— У нас есть сведения, что вашей жизни угрожает серьезная опасность.Чезарио расхохотался;— О, это уже смахивает на мелодраму!— Я не шучу, князь, — Беккет не улыбнулся. — Небезызвестные люди намереваются убить вас.— Убить меня? Интересно. И кто же эти небезызвестные люди?Бекет неотрывно следил за ним.— Большой Датчанин, Эллис Фарго, Денди Ник. В лице Чезарио ничего не изменилось.— Имена мне незнакомы.— Ответчики по делу, где были убиты свидетели. Видите ли, князь, они убеждены, что вы и есть тот самый Стилет.Чезарио от души расхохотался.— Превосходно! Итак, я — Стилет, и эти люди собираются убить меня за то, что я спас их от суда?— Именно так. Теперь они всерьез опасаются, что вы можете выступить против них.— Ну, тогда… — Чезарио отпил из бокала, — тогда они просто глупцы люди.— Верно. Но они опасные люди. — Беккет строго смотрел на него. — К сожалению, князь, приемов защиты от пули в спину не существует…Чезарио поднялся.— Я позабочусь о себе, — невозмутимо проговорил он. — Во время войны, мистер Беккет, мне приходилось иметь дело с гораздо большей опасностью. Вам, я думаю, это известно. Ведь в вашем бюро знают все, не так ли?Беккет кивнул.— И все же наш долг — помочь вам.— Ваша контора уже достаточно мне помогла, — холодно заметил Чезарио. — Не просочись информация о вашем посещении в газеты, они никогда бы обо мне не узнали.Беккет тоже встал.— Мы очень сожалеем, князь. Не понимаю, как газетчики пронюхали о нашей встрече. И все же настоятельно прошу обратиться к нам при малейшем подозрении или угрозе. Мы немедленно придем на помощь.Он протянул руку, и они обменялись рукопожатиями.— Благодарю, мистер Беккет. Не думаю, что в этом возникнет необходимость. * * * Чезарио отворил дверь, вошел в прихожую своей квартиры и начал раздеваться.— Тонио! — позвал он.Ответа не последовало. Немного постояв, он бросил пальто на стул и прошел к двери ванной.— Тонио! Нет ответа.Досадливо хмыкнув, он направился к спальне. Пора приструнить этого мальчишку, хоть он и племянник Гио. Слуге не подобает так себя вести. Уже который раз, возвратившись, он не застает его дома. Америка вконец разбаловала парня.Он включил в спальне свет и направился было в ванную, как вдруг замер… В ванной шумела вода.— Тонио! — окликнул снова. Нет ответа.Он сделал еще шаг — и снова замер… В голове мелькнуло предостережение Беккета. Мгновение и в ладони появился стилет.Он стремительно шагнул к двери и распахнул ее. Под льющимся душем стояла девушка. Обернувшись, она воскликнула испуганно:— Чезарио!— Илина?! — он не скрывал изумления. — Что ты тут делаешь? Я думал, ты в Калифорнии!— Принимаю душ… — уже спокойнее произнесла она, заворачиваясь в полотенце. — Но почему ты с ножом? Кого ты ожидал увидеть у себя в ванной?Он опустил стилет, и тот исчез в рукаве. Илина подбежала к нему. Одной рукой придерживая полотенце, она другой обвила его шею и несколько раз поцеловала.— Чезарио, дорогой! Ты должен помочь мне!Он недоверчиво усмехнулся. Просить о помощи было вовсе не в ее репертуаре…— А что же твой богатый техасец? — спросил он. Она подняла глаза.— Ты сердишься, я знаю… Я тогда не дождалась тебя в Монте-Карло.Он расхохотался.— Однако ты не ответила на мой вопрос!Она отстранилась, подошла к столику с зеркалом и села к нему спиной. Глядя на его отражение, жалобно проговорила:— Если бы ты знал, Чезарио… не сердись, прошу тебя! Мне столько пришлось пережить… — она протянула ему полотенце. — Будь добр, вытри мне спину, я не могу дотянуться.Он послушно принял полотенце.— Ты все-таки не рассказала, что твой техасец…— О, не спрашивай, не спрашивай, умоляю! Это Ужасно!.. — Она подняла к нему лицо. — Не находишь, что я похудела?Он засмеялся и принялся растирать ей спину полотенцем.— Ты выглядишь превосходно. А что стряслось? Она на миг прикрыла глаза и облегченно вздохнула.— Ты меня успокоил. Мне казалось, я ужасно похудела… — Она снова оглянулась на него. — Итак, ты непременно хочешь знать про техасца. Изволь, — она снова вздохнула. — Во-первых, он женат.— Но ты же это знала? — иронично спросил он.— Разумеется, — согласилась она. — Я не ребенок. Но более мой, Чезарио, кто бы мог подумать, что у него такая жена? Это полусумасшедшая провинциалка… Нет, Чезарио, ты только представь; она написала на меня донос в департамент по иммиграции! А там… Ох, я до сих пор не могу прийти в себя…Чезарио все так же улыбался.— Эти тупицы принялись выяснять, каким образом мне удалось прожить в этой стране восемь лет, не имея ни денег, ни работы. В итоге они объявили мне, что если я в ближайшее время не найду работу, они вышлют меня из страны за моральное разложение!Чезарио повесил полотенце на место.— И что же ты ответила?— Что мне было делать? Я сказала, что работаю у тебя, но они не поверили. Тогда я заявила, что не нуждаюсь в работе, чтобы жить! — Она подняла на него отчаянный взгляд: — Чезарио, ты можешь взять меня на службу?— Гм… Не знаю. А что ты можешь делать? Умеешь печатать на машинке? Писать под диктовку?Она поднялась и повернулась к нему, все еще прикрываясь полотенцем.— Ты ведь занят автомобильным бизнесом, не так ли? Чезарио кивнул.Она придвинулась ближе.— Великолепно! Тогда я непременно найду себе какое-нибудь дело на твоем предприятии… Одно время у меня был «роллс-ройс»,..Он добродушно рассмеялся и притянул ее за руку, поцеловал.— Ну хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Она выглядела взволнованной.— В самом деле, Чезарио? Как было бы чудесно! — она погладила его по щеке. — У тебя не будет со мной никаких хлопот, обещаю тебе! Мне непременно нужно пристроиться куда-нибудь на время, чтобы войти в число общественно-безопасных. Так это у них называется? Это все, что нужно, чтобы узаконить мое пребывание здесь.— Успокойся! Считай, что ты узаконена, — проговорил он, обнимая ее и смеясь. — Можешь сказать им, что я знал твоих родителей…Она бросила на него быстрый испытующий взгляд, пытаясь понять, не скрывается ли за его словами что-то еще… Но глаза его смеялись — и только. В горле у нее пересохло. Впервые за долгое время она вспомнила своих родителей. Перед глазами встало лицо отца, когда он, открыв дверь спальни, увидел их — Илину, ее мать и богатого американца — всех вместе в одной постели… Глава тринадцатая Мать Илины была англичанка. Семнадцати лет она вышла замуж за молодого энергичного румына — барона де Бронски. Светская хроника того времени называла их брак романтической любовной сказкой. Вскоре на свет появилась Илина, а еще через год в Румынии произошла революция — и сказка кончилась.Ребенком Илина почти не знала родителей. У нее было смутное представление о том, что ее мать — красивая женщина, а отец — видный мужчина. Однако большую часть времени она проводила вдали от них, обучаясь в закрытых школах.Пяти лет ее отдали в школу в Англии. С началом войны отец поступил волонтером в британскую армию. Мать служила во вспомогательных войсках. Для дочери У них не было времени. Когда окончилась война, семья переехала в Париж, а Илину отдали в швейцарскую школу. Отец вернулся с войны инвалидом и должен был вести отчаянную борьбу за свои земли, имения и богатства. Все это вынуждало то и дело переезжать с места на место.Баронесса казалась полностью погруженной в светские и общественные заботы, много времени уделяла Друзьям… Илина никогда не спрашивала, как мать к ней относится. Что-то, удерживало девочку от подобных вопросов.Илина переехала в Швейцарию, когда ей исполнилось четырнадцать. Обучение здесь сильно отличалось от английского. В прежней школе главное внимание уделяли знаниям, здесь же основным было обучение светским манерам и поведению в обществе. Образованность юных девушек из Англии и Америки, их молодость, свежесть надлежало дополнить всем, что должна знать и уметь настоящая леди.Илина ходила на лыжах, плавала, ездила верхом. Ее учили одеваться, танцевать, поддерживать непринужденную беседу на светских приемах и дружеских вечеринках.К шестнадцати годам обещание красоты стало воплощаться в действительность: цвет лица и глаза — от матери, достоинства фигуры и грация — от предков по линии отца.Неподалеку, на другой стороне озера находилась такая же школа для юношей. Воспитанники обеих школ тесно общались. Это общение и завершало работу воспитания и обучения.Однажды летом — ей тогда едва исполнилось шестнадцать — она каталась по озеру в каноэ в обществе одного из воспитанников соседней школы. У молодого человека — высокого темнолицего принца, наследника трона в одной из стран Ближнего Востока — было длинное имя, которое никому не удавалось запомнить. Все звали его просто Аб. Он был старше на год и казался ей очень красивым: очаровывали голубые глаза и орлиный профиль. Их лодка, отстав от других, причалила к маленькому островку. Они вышли на берег и растянулись на песке, подставив юные тела послеполуденному солнцу.Он повернулся набок и, приподнявшись на локте, стал внимательно ее разглядывать.Илина улыбнулась. Его лицо было серьезно.Он потянулся и поцеловал ее в губы. Она зажмурилась и, обняв его за плечи, потянула к себе. Ей было хорошо. Песок и солнце. И нежные прикосновенья губ. Она чувствовала, как его пальцы отстегивают бретельки ее купального костюма, касаются лица. Сладкое волнение зародилось в груди. Оно росло и наконец вырвалось из горла коротким смешком. Он поднял голову и посмотрел на нее. Эта юная твердая грудь с набухшими сосками… Он медленно ее коснулся, поцеловал… Илина улыбалась.— Как хорошо… — тихо прошептала она. Он смотрел на нее немигающим взглядом.— Ты девственница? Она молча кивнула.— Так требует твоя религия?— Нет… Я сама не знаю, почему.— В нашей школе таких называют «холодными штучками». В твоем классе, кроме тебя, нет уже ни одной девственницы.— Это все по глупости! — сказала она, слыша, как бешено заколотилось сердце.Какое-то время он молча и все так же внимательно смотрел на нее. Потом задумчиво проговорил:— Мне кажется, пришло и твое время. Как ты думаешь?Она молчала. Мгновение помедлив, он стремительно вскочил.— Я сейчас! — и бросился к лодке.Она проводила его взглядом, потом сорвала с себя купальник и отбросила в сторону. Лучи солнца ласково коснулись кожи. Чуть приподнявшись, Илина наблюдала, как он, взяв брюки, пошарил в кармане, и кинулся обратно, что-то зажав в кулаке.Увидев ее, он замер.— Что это? — спросила она. Он раскрыл ладонь:— Это чтобы не сделать тебя беременной.— А-а…— она не удивилась.О противозачаточных средствах им подробно рассказывали в школе. Все это входило в курс обучения и составляло часть тех знаний, какими должна обладать настоящая леди, вступающая в жизнь. Она опустила глаза, пока он стягивал с себя плавки, и снова подняла их, когда он стал рядом с ней на колени. Какое-то время она восхищенно смотрела на него.— Какой ты красивый! — вырвалось невольно. Она протянула руку и слегка прикоснулась к нему. — Красивый и сильный! Я не думала, что мужчины так красивы!— Конечно, мужчины красивее женщин, — согласился он. В его голосе звучали отеческие нотки. Он наклонился к ней, поцеловал и добавил: — Но женщины тоже красивы.Внезапно ее охватила лихорадочная дрожь. Подумав, что ее трясет от страха, он поднял голову.— Я постараюсь тебе не повредить…— О, ты не повредишь мне! — воскликнула она, предвкушая наслаждение. — Я очень сильная!Она оказалась гораздо сильнее, чем думала. Так сказал ей доктор в Лозанне, завершая дефлорацию на хирургическом столе. * * * Отметив восемнадцатилетие, Илина приехала в Париж, где жили родители. Она была так же образованна, как и ее одноклассницы, а красотой и способностями превосходила многих. Разыскав квартиру де Бронски, она нажала кнопку звонка и стала ждать.Мать открыла дверь и, равнодушно взглянув на гостью, спросила:— Что вам угодно?«Так говорят со слугами или случайными прохожими», — подумала Илина и усмехнулась про себя. От матери она ничего иного и не ожидала.— Здравствуй, мама, — сказала она по-румынски. Лицо матери медленно менялось.— Как? Это ты? — упавшим голосом спросила она. В глазах мелькнула тревога.— Да, мама. Я могу войти?Мать посторонилась, и Илина прошла в прихожую.— Мы ждали тебя на следующей неделе, — говорила мать, запирая дверь.— Вы не получили телеграмму? — Илина поставила на пол чемодан.— Телеграмма? Ах, да… пробормотала мать, вспоминая. — Кажется, твой отец что-то такое говорил перед отъездом.— Так папы нет дома? — разочарованно протянула Илина.— Он вернется через несколько дней, — ответила мать.Вдруг — впервые за встречу — в глазах ее мелькнула живая заинтересованность.— Да ты уже выше меня, Илина!— Я уже взрослая, мама, — улыбнулась та.— Ради бога, оставь этот кошмарный язык! Я никогда его толком не понимала. Ты же говоришь по-французски.— Конечно, мама, — ответила Илина по-французски.— Вот, совсем другое дело, — баронесса отступила на шаг.-А ну-ка, дай я на тебя погляжу…И пока мать обходила вокруг, рассматривая ее, Илина стояла, выпрямившись, опустив глаза и чувствуя себя лошадью, которую продают с аукциона. Наконец мать закончила осмотр и спросила:— Тебе не кажется, милочка, что ты слишком по-взрослому одета?Илина вскинула брови.— Мне восемнадцать, мама. Ты что же, ожидала увидеть меня в скромной юбочке и белой блузке?— Илина, не дерзи! Я пытаюсь привыкнуть к мысли, что у меня взрослая дочь… Впрочем, я выгляжу ненамного старше. Так что мы вполне могли бы сойти за сестер.Илина снова взглянула на мать. Та была права. Никто бы не поверил, что ей — тридцать шесть.— Да, мама, — спокойно сказала дочь.— И прекрати называть меня «мама»! — вспыхнула баронесса. — Это звучит старомодно. Ты вполне можешь звать меня по имени. А лучше говори «дорогая», как твой отец. Впрочем, теперь меня все так называют…— Хорошо, ма… дорогая,-поправилась Илина. Баронесса улыбнулась.— Правда ведь, неплохо звучит? Ну, идем, я покажу тебе твою комнату.Илина прошла за ней по длинному коридору. Конечно, никто не сказал ей, что эта комната рядом с кухней предназначалась для прислуги, хотя и так было ясно.— Здесь будет очень мило, когда мы все устроим, как надо, — сказала «дорогая».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18