— В чем дело? Тебе что — не нравится?Илина пожала плечами.— Здесь так тесно… — Каморка, в которой она жила все школьные годы, была куда просторней.— Будь довольна тем, что есть! — вспылила мать. — Твой отец, как тебе известно, один из богатейших людей в Европе. Все дело за тем, как ему заполучить свои деньги!И баронесса направилась к выходу. Но тут звонок в дверь заставил ее остановиться. Суетливо обернувшись, она посмотрела на дочь.— Боже, совсем забыла! Илина, будь добра, поди открой. Я пригласила на коктейль одного нашего американского друга… Скажи ему, что я выйду через минуту… — и она поспешно удалилась.Илина вышла за ней в коридор. Вдруг «дорогая» вернулась и просительно посмотрела на дочь.— Милочка! Не называй себя моей дочерью. Скажи, что ты сестра, забежала на минутку… Я сейчас не могу объяснить тебе…Баронесса исчезла в своей комнате, а Илина пошла встречать гостя. Ей не нужны были объяснения. В швейцарской школе ее научили быстро соображать, что к чему. * * * Когда неделю спустя вернулся отец, Илину поразило, как он изменился. Когда-то стройная и статная фигура теперь согнулась, ноги почти не двигались, лицо осунулось и постарело. Тяжело опираясь на костыли, он с трудом вполз в комнату и, едва за ним закрылась дверь, упал в свое инвалидное кресло на колесах. Он увидел дочь, и улыбка осветила измученное лицо. Илина опустилась перед ним на колени, он протянул руку и привлек ее к себе.— Дочка! Как я рад, что ты наконец дома! Несмотря на нездоровье, барона чаще всего не бывало дома. Современный режим в Румынии соглашался предоставить бывшим владельцам собственности некоторую компенсацию, но все это требовало длительных переговоров. О полном возмещении не могло быть и речи: его страна окончательно вошла в состав государств советского блока.Когда отец уезжал, Илина старалась как можно меньше бывать дома и проводила время, встречаясь с друзьями. Часто, заслышав в квартире голоса, она тайком убегала через черный ход. * * * Так она прожила почти год. Однажды ей пришло письмо от школьной подруги с приглашением вместе провести лето в Монте-Карло. Барон снова был в отлучке, и она радостная и взволнованная, с письмом в руках прибежала к матери. Пока баронесса читала письмо, Илина оживленно болтала:— Боже мой, как чудесно! Из этого хмурого Парижа — к морю и солнцу! Я не могу ждать ни минуты!«Дорогая» спокойно сложила письмо и бросила на столик.— Ты не поедешь, — жестко сказала она. — Мы не можем себе это позволить.— Как?.. — Илина не поверила своим ушам. — Как это не можем? Ведь мне не нужно денег! Я буду гостьей в этой семье.Обожаемая строго посмотрела на нее.— Тебе нужны новые платья. Мы не можем допустить, чтобы ты выглядела, как тряпичница.Илина вспыхнула.— Но у меня довольно одежды! Все, что я носила в школе, отлично на мне сидит и прекрасно выглядит!— Мода давно переменилась, — отрезала «дорогая». — Каждому при взгляде на тебя станет ясно, что у тебя нет денег для смены гардероба. Напиши, что, к сожалению, не можешь принять приглашение, поскольку у тебя есть другие обязательства. Извинись. Можешь, если угодно, сослаться на мое положение в обществе.— Держись сама за свое положение в обществе! — закричала Илина. — А у меня своя жизнь! — и, чтобы не разрыдаться, пулей вылетела из комнаты.Пробегая по коридору, она услышала звонок в дверь и затем — голос баронессы:— Отвори, пожалуйста, это ко мне. Я выйду через минуту!Стиснув зубы, Илина пошла открывать. Ввалился очередной американский дружок матери. Он был заметно навеселе. Илина представилась как сестра баронессы и провела его в гостиную. Не сводя с нее глаз, он плюхнулся на диван.— Баронесса никогда не говорила, что у нее такая прелестная сестрица!Илина усмехнулась. Чисто американская попытка проявить галантность!— А мне сестра не говорила, что у нее такие обаятельные друзья.Явно польщенный, гость продолжал любезничать.— Какая жалость, что сегодня мне придется покинуть Париж!..Раздался голос баронессы:— Вы возвращаетесь в Америку, Джон? Как жаль… «Дорогая» возникла на пороге, и гость поднялся.— Непредвиденные обстоятельства… Мне позвонили с завода… — завздыхал он.— Как неприятно! — сказала баронесса, здороваясь с ним за руку.— Я ужасно расстроен, — согласился он, заглядывая ей в глаза. — Три раза мы с вами ужинали и пили коктейль, и каждый раз я говорил себе, что все впереди, и вот я уезжаю, и впереди ничего нет. Все позади…— Но вы ведь непременно вернетесь, не правда ли, Джон?— Конечно. Но кто знает, когда это случится? Он снова опустился на диван и глянул на баронессу.— По дороге я заглянул в бар и выпил три виски… «Дорогая» рассмеялась. Илине был так хорошо знаком этот фальшивый звенящий смех!— Ради всего святого, зачем вы это сделали? — воскликнула баронесса.Американец вдруг разом посерьезнел и важно проговорил:— Баронесса, у меня большая просьба… — он умолк, и «дорогая» повернулась к Илине.— Милочка, пожалуйста, принеси нам льда из холодильника. Джон пьет виски со льдом…Илина развернулась и вышла. Она достала коробку со льдом и высыпала кубики в вазочку. Когда она вернулась, «дорогая» и ее приятель сидели молча. Ставя вазочку на кофейный столик, Илина заметила на нем пачку банкнот. Это были американские доллары. Джон молча теребил в руках бумажник. Илина вопросительно посмотрела на мать. Джон перехватил ее взгляд и сказал «дорогой»:— Если она составит нам компанию, я кладу двадцать пять сотен…Илина внезапно все поняла!.. С горящими щеками выбежала из гостиной и хлопнула дверью. Через минуту к ней вошла «дорогая».— Ты ведешь себя как невежа! — холодно сказала она. — Ну что за детские выходки!Распахнутыми глазами Илина смотрела на нее.— Не слышала, что он сказал?! Какая мерзость… Ведь он хочет уложить нас обеих в постель!— Это ты мне объясняешь! — вспыхнула баронесса.— Но… ты, что же, намерена лечь с ним?.. — оторопело прошептала Илина. — С этим пьянчужкой?— Совершенно верно, — невозмутимо проговорила мать. Взгляд ее стал совсем ледяным. — И ты тоже.— Никогда!— Дерзкая девчонка! Да знаешь ли ты, что такое двадцать пять сотен американских долларов? Полтора миллиона франков на черном рынке! А на что, по-твоему, мы здесь живем? На жалкую пенсию твоего отца? Тридцать два фунта— это все, что он получил от армии! И как считаешь, где нам взять денег на его лечение? Из былого состояния, которого не вернуть? А ты подумала, что у меня за жизнь с твоим отцом? Этот калека никуда не годен как мужчина! — «дорогая» схватила Илину за плечи и стала яростно трясти. — Да с такими деньгами и мы будем жить безбедно полгода, и тебя отправим к друзьям в Ниццу, и отцу сделаем наконец операцию, которую приходится без конца откладывать…Илина рывком освободилась из цепких рук матери. Она села на стул и опустила голову.— Нет… не могу! Меня тошнит от одной мысли… Обожаемая истерически расхохоталась.— Ну что ты несешь?! Нет, взгляните, ей вздумалось изображать невинность! Уж я-то знаю, кого выпускают наши элитные школы! Ну вот что, — в голосе матери послышался металл. — Либо ты сейчас же пойдешь со мной, либо тебе придется объяснять своему отцу, почему я ушла от него. И я не уверена, что он скажет тебе спасибо, даже если поверит всему, что ты наговоришь!Она резко повернулась и вышла. Какое-то время Илина сидела, неподвижно уставившись в пространство. Потом, будто сбросив оцепенение, поднялась и вышла в коридор. По дороге наткнулась в темноте на стул.— Это ты, Илина? — донесся из гостиной приторный голос матери.— Я… — откликнулась она.— Будь так любезна, принеси нам еще немного льда. Илина направилась в кухню. Знакомый звенящий смех следовал за ней по пятам… * * * Легкий шум заставил Илину вскочить. Мать спокойно спала, заслонившись от света рукой. Рядом, уткнувшись в подушку, похрапывал американец.Звук повторился…Вдруг сердце ее упало! Илина узнала шорох колес инвалидного кресла, катившего по коридору.Дрожа всем телом, она растолкала мать. Та села, не открывая глаз, в постели.— Что… что такое?..— Скорее, ма! — шептала Илина. Да скорее же! Беги…«Дорогая» открыла наконец глаза и, увидев расширенные от ужаса зрачки Илины, вскинулась, отбросила одеяло… Но было поздно. Дверь в спальню распахнулась, и в проеме показалось кресло барона.Остановившимся взглядом он смотрел на них. Лицо его было бело как мел.Илина и мать застыли на месте, боясь пошевелиться, и лишь проснувшийся американец суетился, дрожащими руками пытаясь натянуть штаны, бормоча и заикаясь:— Я… я все объясню…Лицо барона болезненно исказилось.— Вон отсюда!Американец пулей вылетел из комнаты. Хлопнула входная дверь…Барон сидел по-прежнему недвижно, не сводя с жены и дочери пронзительных глаз. «Дорогая», поеживаясь и переминаясь с ноги на ногу, стояла у края постели. Илина, выпрямившись и натянув на себя простыню, застыла с другой стороны.Наконец барон заговорил. Глаза его метали молнии, когда он обратился к жене:— Вероятно, я слишком долго закрывал глаза на твою низость, щадя свою любовь и чувствуя ответственность за твою жалкую жизнь… Но ненависть твоя ко мне сильна настолько, что ты готова сделать проституткой собственную дочь.Илина пыталась вмешаться:— Отец, это я… я сама… — она вдруг осеклась. Такая мука и печаль была в его взгляде. Никогда в своей жизни — ни прежде, ни потом — она не видела такого страдания в глазах.— Илина, — проговорил отец, — надень на себя чтонибудь и выйди.Она молча набросила платье и направилась к двери. Пропуская ее, отец немного откатил свое кресло назад.Поравнявшись с ним, Илина ощутила прикосновение его руки. Пальцы были холодны как лед.Она вышла, а отец вкатил кресло к комнату и закрыл за собою дверь.Будто во сне, она шла по коридору. Остановилась перед дверью своей комнаты… Из спальни донеслись короткие сухие хлопки. Илина вздрогнула всем телом и опрометью кинулась обратно. Рванула дверь…Мать в странной позе лежала поперек кровати. Отец сидел в кресле, безжизненно свесившись через подлокотник. На полу рядом с креслом лежал дымящийся револьвер.Отец не оставил ей ни гроша. Зато от матери она получила в наследство шестьдесят тысяч долларов. Илина взяла эти деньги и отправилась в Монте-Карло. * * * Чезарио вернулся в гостиную.— Тонио! — позвал он.Тот появился в дверях с полной сумкой продуктов.— Ваше сиятельство? — удивленно воскликнул он. — Вы уже дома? Баронесса…— Я знаю, — перебил Чезарио. — Только что видел ее. Где ты был?Голос Илины раздался из спальни:— Это я послала его купить что-нибудь для ужина. Она вышла в черном, обтягивающем бедра трико, золотистой блузке из ламы и таких же туфлях.— С чего ты взяла, что я собираюсь ужинать дома, а не в «Эль-Марокко»?Она засмеялась. Ее темные волосы, казалось, излучали свет, когда она вошла и остановилась посреди комнаты под люстрой…— Ох, Чезарио, нет! Не получится… По крайней мере, сегодня.— Но почему?— Не могу же я пойти в «Эль-Марокко» в таком платье? А других у меня нет.— Как нет? — удивился он. — Куда же они подевались?Она взяла его лицо в ладони и, встав на цыпочки, поцеловала. Потом прошла через комнату и уселась на диван.— Тонио! Принеси нам кофе! — приказал Чезарио.— Слушаю, ваше сиятельство! — слуга поклонился и исчез за дверью.— Так что же стряслось с твоими туалетами? Она ответила просто:— Все осталось в Калифорнии. Со мной только то, что на мне, да еще норковое манто. Администратор отеля и слушать ничего не хотел — просто запер вещи перед моим носом, когда мой кредит был прерван по указанию той женщины. К счастью, у меня в сумочке был обратный билет до Нью-Йорка. Я отправилась в аэропорт — и вот я здесь! — она ослепительно улыбнулась. — Ну скажи, разве я не удачлива?Чезарио не успел ответить. В комнату вошел Тонио с подносом в руке. Он поставил на столик перед диваном кофейник и тонкие фарфоровые чашки, потом вышел в столовую и позвякивая посудой, стал убирать со стола.Илина принялась разливать кофе. Чезарио смотрел на нее.Странно, но ему было удивительно хорошо. Он отдыхал. Упреки, взаимные обвинения, выяснения отношений — все это было ни к чему. Они прекрасно понимали друг друга. К тому же, они оба были европейцы…Она подала ему чашку.— Сахар?Чезарио кивнул. Он маленькими глотками потягивал напиток. Ему нравился его горьковатый привкус.— Ты как-то молчалив сегодня, дорогой,-сказала она по-французски.— Устал, — коротко ответил он. — Дел прибавилось. Она поднялась и подсела ближе. Ласково провела рукой по волосам, сказала мягко:— Видишь, как хорошо я придумала поужинать дома… Правда ведь?Он молча кивнул, наслаждаясь нежными прикосновениями ее легких пальцев.— Мы ляжем пораньше и я постараюсь, чтобы ты хорошенько отдохнул. Ты и не почувствуешь меня в постели…Он открыл глаза и посмотрел на нее.— Завтра я прикажу снять для тебя номер в отеле.— Но зачем? — возразила она, продолжая ласкать его голову.-У тебя такая удобная квартира… В ней достаточно комнат.— У американцев свои обычаи, Илина, ты же знаешь. Будет лучше, если ты переберешься в отель.Она легонько поцеловала его:— Хорошо, дорогой. Как скажешь…Он поставил на столик пустую чашку. В дверях появился Тонио.— Что-нибудь еще, ваше сиятельство?— Нет, Тонио, спасибо. Спокойной ночи.— Спокойной ночи, ваше сиятельство! — Тонио поклонился. — Спокойной ночи, баронесса.— Спокойной ночи, Тонио.Илина обернулась к Чезарио, обворожительно улыбнулась. Налила ему еще кофе.— Знаешь, о чем я думаю, — лицо ее приняло озабоченное выражение. — Мы ведь не можем ужинать дома каждый вечер…Чезарио улыбнулся и, не дослушав, потянулся за бумажником.— Конечно, — согласился он. — Сколько тебе нужно? Она задумалась.— Поскольку теперь я буду у тебя работать, — рассудительно сказала она, — ты мог бы дать мне небольшой аванс в счет будущего жалования, верно?— Ну да, — кивнул он, продолжая улыбаться, — так обычно и делают.Она заулыбалась.— Вот и чудесно. Ты меня успокоил. Скажем, ты дашь мне теперь тысячу… нет, лучше —две тысячи долларов. А потом будешь вычитать их из моего жалования.Он посмотрел недоверчиво. Она не переставала его удивлять!..— Две тысячи?Она кивнула с серьезным видом.— Да. Я буду очень экономна и постараюсь быстро покрыть эту сумму.Чезарио не выдержал и расхохотался.— Боже милостивый! Ты что же, хочешь закупить весь магазин «Диор»?!— Не понимаю, что тут смешного… Не хочешь же ты в самом деле, чтобы я ходила с тобой вот в этом платье?Все же он не мог скрыть улыбки. У нее и вправду не было ни малейшего представления о стоимости Денег!— Ну хорошо. Я выпишу тебе чек. — Он поднялся, прошел к конторке, что-то черкнул на бумаге и вернулся. — Думаю, этого достаточно.Она взяла листок и положила на кофейный столик. На нем значилась сумма в двадцать пять сотен.Вдруг щемящая жалость пронзила все ее существо. Илина смотрела на человека, стоящего перед ней, и чувствовала, как он устал и одинок.Она потянула его за руку и заставила сесть рядом на диван.— Спасибо, Чезарио, — прошептала она чуть слышно.— Не стоит. Чепуха это все, — он смотрел невесело. — В конце концов, мы должны поддерживать друг друга. Жалкие остатки вымирающей цивилизации.— Не надо так говорить, — перебила она.Он посмотрел ей в глаза… Необъяснимая печаль охватила все ее существо. Все отчаяние, всю тщету и бессмысленность человеческой жизни прочитала она в этом взгляде…Она поцеловала его в губы. Опустила руку на бедро — пальцы ощутили быстрый упругий ответ.Незнакомое прежде материнское чувство пробудилось в ней. Этот человек терзался тем же, от чего страдал ее отец…— Пойдем, — нежно прошептала она. — Я помогу тебе отдохнуть от забот. — В этом она была уверена. Она знала все то, что дарит мужчине забвение. — Пойдем…Ей тоже нужно было забыться.* * *Через заднее стекло припаркованного на углу лимузина Большой Датчанин видел, как они вышли из «Эль-Марокко».— Заводи! — повелительно бросил шоферу.Высокий швейцар кинулся от входа навстречу свободному такси. Большой Датчанин заметил, как Илина что-то сказала Чезарио, тот улыбнулся и махнул швейцару. Они оба повернулись и пошли вдоль квартала.Большой Датчанин чертыхнулся. За ними наблюдали четыре ночи, и каждый раз они брали такси. А сегодня пошли пешком!— Жми на Пятьдесят третью! — рявкнул шоферу. — Может, подцепим их на углу Лессингтон-авеню.Однако на Лессингтон-авеню им пришлось проехать мимо: Чезарио со спутницей были в этот момент на противоположной стороне улицы и переходили с Пятьдесят третьей на Парк-авеню. Большой Датчанин едва успел их заметить, и они скрылись за поворотом.— Проклятье! Вот уж не везет, так не везет…— бранился он. — Попробуем достать их на Парке. Давай через Пятьдесят пятую…Шофер повернул к нему бледное лицо.— Не нравится мне это, шеф, — нервно проговорил он. — Может, попробуем в другой раз?..Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увернуться от молочного фургона, и в итоге пришлось проехать мимо поворота на Пятьдесят пятую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18