Валерий, наш дружок, сидел среди них тихо, он наблюдал, и свое скажет он позже. И скажет так: «Да, они, в общем, такие… Хотя эти поагрессивнее будут… Но, может, потому, что собрали сюда отборных, из политуправления, из газет… Я их за километр узнаю, у них оскал другой… Да они сами разоблачились, сказав про одного: „Дайте уж ему слово, он из части…“»Но тот, который из части, выскажется в последнюю очередь, а эти… И, правда, они не только задавали вопросы, но сами и отвечали на них, мои ответы, как выяснилось, их почти и не интересовали.И второе, что вскоре стало ясно: они пришли с ответами, в которых не сомневались. Они пришли не слушать, а учить. И это, правда, было скорей похоже на привычку политработников.Большевики и среди штатских-то не особенно вслушиваются в простые речи, а у военных это просто невозможно.Они, судя по всему, «отрабатывали» эту встречу.И мы быстро это поняли. Я, кажется, быстрей, чем Дробот.Галя еще трепыхалась, один вопрос она взяла на себя, тем более, что разговор зашел о могилах фронтовиков, которые здесь осквернили. Мы осудили все эти действия, а я напомнил, что не только в Балтии, но и в России черепа и кости погибших белеют по полям, а вот в далекой Германии, в Гамбурге, я сам видел, как ухожены могилы наших воинов…Но и это не захотели слушать, тут же крикнули:— Нечего нам про Гамбург! Говорите по существу!— Да, да! Лучше скажите, как нас Ельцин предал!— Почему они так собрались ночью? Как бандюги какие?— Кому вы служите, Приставкин?— Вот вы выступали по захваченному латышами телевидению, вы разве не почувствовали, что вас используют против русских?ИЗ ЗАПИСКИ: «Вам не стыдно будет, возвратясь в Россию, смотреть людям в глаза после своего выступления по телевидению?»
Отвечать практически уже не удавалось. Напрасно взывал начальник Дома, поясняя, что беседа «пошла не по тому руслу»… И призывал офицеров поговорить о литературе.Русло было то самое, какое им надо.И уже не ответы, а обвинения сыпались в мой адрес.Но вдруг затихло, когда вышла женщина, думаю, что ее-то в штабе не подготавливали, потому что начала она с вопроса, она читала мою «Тучку», и ее интересует, что я сейчас пишу… Потом она стала рассказывать о себе, что работает в госпитале, часть его, хотя и так тесно, переоборудовали под детское отделение, и все потому, что республиканские власти детей военных не берут… И прописаться тоже невозможно, а в школе надо платить две тысячи рублей за учебу, именно военным, а где их при нищей зарплате взять?Вот это — было правдой.Но не всей правдой. Ведь можно было бы спросить (вот только кого? Кого?), а не лучше бы совсем не держать здесь армию, или не держать такую огромную армию, и всех бы названных проблем не существовало вовсе.ИЗ ЗАПИСКИ: «Видите ли Вы тоталитаризм Народного фронта Латвии, и вызывает ли это у Вас обеспокоенность?»
Я напомнил о Владлене Дозорцеве, который выступил с обращением к фракции парламентского большинства, протестуя против ряда решений, некоторые из которых на днях отменены.Опять зал забурлил.— Пока им надо, они будут с нами заигрывать! А потом призовут нас убивать!— Выживать!— С этой земли!— У них в правительстве одни фашисты!— Но разве не народ избрал это правительство? — спросил я.— Кто вам сказал! — вскричали хором. — Вы тут не были и не знаете: их всех заставляли голосовать из-под палки! Да! Да! А военным вообще не дали пропорционального представи-тельства… Эти захватили власть именно как фашисты и творят что хотят! Вы ведь видели, что они поставили защиту из машин?— Значит, они вас боятся? — спросила Галя.— Это нам надо их бояться… — Недавно палками одного солдата… Нам разрешено ходить с оружием, а мы не ходим… Хотя они все вооружены!— Откуда?— А мы не знаем откуда! Но мы знаем, что у них есть тайные инструкции нас убивать!— А карикатуры на нас видели? Нет, вы скажите, видели или нет? Так к какому же вы миру призываете, если они давно нам войну объявили?ИЗ ЗАПИСКИ: «Как бы Вы реагировали, если бы, воспитанные на лучших традициях русской и советской Армии, приняли присягу на верность Отечеству, а Родина для нас — это Советский Союз, и на протяжении последних лет постоянно находились, в том числе и семья, под шквалом оскорбле-ний, лишенные гражданских прав, а каких, Вы хорошо знаете, т. к. некоторые Ваши коллеги принимают в этом участие. А как Вы относитесь к выпадам Адамовича в адрес Армии с трибуны съезда?» (Напечатано на машинке.)
Напрасно начальник Дома взывал к порядку, порядка не было.Но я уже, грешным делом, подумал, что и это благо, ибо они все торопились высказаться и мешали друг другу и тем облегчали, хоть частью, нашу задачу.— Вы тут говорите о защите демократии, — пыталась перекричать зал еще одна женщина, скорей всего жена офицера, армянка. — Абстрактно вы правы, и в книге своей правы, слабые народы надо защищать… Но кто здесь слабый народ? И что демократия? Вот они оккупировали парламент, отгородились от народа бревнами и создают свои законы против слабых, то есть, против русских, которых они сгоняют с земли… А если мы хотим здесь жить, а они нам не дают, то в чем же их демократия проявляется? Вам-то из Москвы не видно, а мы здесь от них, от их демократии натерпелись! Они даже митинга не дают собрать, на стадион загнали!Но и ей, ей тоже не дали договорить.— Маршрут троллейбуса даже изменили!— Захватили телевидение и себя показывают, а нас нет!Разговор, понятно, шел об интерфронтовском митинге, который проводился на стадионе. Я видел этот митинг и, кстати, по телевидению, жидковатый такой, но больше всего меня поразило, как они не дали говорить священнику, а он лишь ратовал за мир между людьми.— Заткнись! — кричали ему. А он все пытался о мире, а они ему снова: — Заткнись! Но я спросил другое.— А Дом печати кто захватил?— Они и захватили, — сказали мне громко. — Он же работал, печатал газеты, а они взяли да и национализировали… Вот вам и демократия!— А омоновцы разве не силой?— Омоновцы лишь помогали вернуть хозяевам!— Но силой?— Нет. Просто взяли под охрану.— А не лучше бы по закону… Ну, хотя бы через суд?— А какие вы имеете в виду законы? Советские? Так их тут давно нет!— А какие есть?— Да никаких нет!— Но так же не бывает?— А вы инкогнито приезжайте, — посоветовали мне. — Приклейте там бороду или усы и походите… Посмотрите, тогда и увидите всю правду! А так…ИЗ ЗАПИСКИ: «В средствах массовой информации происходящие события освещаются довольно однобоко, даже тенденциозно. Все встречи на экране имеют одно направление — оправдать действия националистов всех мастей, благо появилась возможность шельмования инородцев. Все это под знаком демократии. Вопрос: где же демократия? Там, где ложь возведена в ранг политики? Или это называется по-другому? Я считаю, что это не демократия. Мимчишов».
Я и зачитать не смог, снова врезался голос:— Россия гибнет из-за таких вот предателей, как Горбунов!— Мы присягали СССР, а не Горбунову! Мы не дадим ему разрушить державу!— И Ельцину не дадим!Аплодисменты.— И не надо нам всяких ваших слов про империю… Называйте, как хотите, держава или еще как… У нас СССР, а не империя вовсе!Аплодисменты.ИЗ ЗАПИСКИ: «Ст. 13 Всеобщей Декларации прав человека гласит: „Каждый человек имеет право… выбирать себе местожительство в пределах каждого государства“. Как Вы в связи с этим оцениваете требования-призывы руководства Прибалтийских республик и известных общественно-политических организаций: „Мигранты, вон из Прибалтики!“П-к Филимонов Г. А.»
Выступил летчик, немолодой, коренастый, весь какой-то крепкий, основательный. Это доказывало, что не одни политкомиссары были на сборище. Фамилию, к сожалению, не удалось узнать, но говорил он заинтересованно об отсталой нашей технике, на которой приходится работать, у американцев — глядели хронику Ирака не без зависти — куда лучше!— Но в Ираке, не секрет, техника-то наша?— Потому и бьют, — был ответ. — Нам нужна хорошая техника.— Даже в ущерб вашей жизни?Я не сказал «нашей», но мог бы сказать, мы же все ее в какой-то мере оплачиваем.— Да, — ответил летчик.Тогда я спросил моего оппонента:— Но мы тратим на армию сто миллиардов рублей, а Сахаров даже считал: сто пятьдесят… Ну, а если часть этих денег вместо вооружения потратить на соцбыт для офицеров?— Нельзя, — был ответ.— Почему нельзя?— А воевать чем станем?— С кем воевать?— С агрессором!Летчик нисколько не задумывался:— Видите ли, американцы навязывают свою волю Ближнему Востоку… А если мы будем безоружны, они станут диктовать и нам, и мы погибнем.— А вам не кажется, что раньше мы погибнем от голода? — спросила Дробот. — И вашей распрекрасной техникой некого уже будет защищать?— Не кажется. Без техники тоже не выживем, — сказал летчик.— А без больниц для детей?— И без них… Но сперва — техника.— Ну, то есть, оружие?— Конечно.— Но ведь его столько, что мы его уничтожаем… Зачем же его еще и еще клепать?— Нужно, — отвечали. — Но другого качества.ИЗ ЛИСТОВКИ: «Товарищи солдаты, матросы, сержанты и старшины, прапорщики и мичманы! Товарищи офицеры Прибалтийского военного округа, Балтийского флота, Прибалтийского пограничного округа!Реакционное большинство Верховного Совета Латвийской Республики, лично Председа-тель Верховного Совета РСФСР Б. Ельцин обратились к вам с призывом «не проливать кровь беззащитных людей», «не убивать женщин и детей».Так кричат экстремисты, сперва стреляя в военнослужащих, как это было в Литве. Эта наглая ложь о действиях армии и флота рассчитана на создание образа врага в лице советского солдата, запугивание гражданского населения, взвинчивание антивоенной истерии.О каком насилии над законностью, суверенитетах республик говорит Б. Ельцин, если на наших глазах идет возврат к буржуазному строю и возрождению фашизма.Каждый из вас хорошо видит разницу между вооруженным боевиком и беззащитной женщиной. Не поддавайтесь на провокацию! Будьте бдительны, будьте верны конституцион-ному долгу и военной присяге! Только дисциплиной и организованностью можно дать отпор экстремизму и национализму! Депутаты фракции «Равноправие» Верховного Совета Латвийской Республики».
Последним выступал подполковник Павлов, он вышел прямо к трибуне и сказал, что будет говорить десять минут.— Пусть говорит, — бросили из рядов. — Он из части.Вот тут и стало понятно, что остальные-то, ну разве кроме летчика, не из «части». Ну, да ладно. Офицер Павлов стал говорить, что 18 лет в армии, жена — латышка, а дети уж непонятно кто…Так он и сказал: «Непонятно кто». И далее…— Я ночи не сплю, пытаюсь разобраться, кто виноват, Москва или Латвия… Ее Верховный Совет… А дело, по-моему, не в системах, а в отдельных людях, в тех, кто стоит нынче у власти… Среди них много некомпетентных людей…Он говорил об ущемлении малых народов и больших, таких, как русский.— Никто из нас не хочет воевать, но призывы против нас носят подстрекательский характер и провоцируют определенное настроение у людей… Все мы возбуждены… И это опасно…Так он закончил. И ему я поверил: «человеку из части». Я потом к нему в мыслях возвращался многажды и пришел к выводу, что нам очень важно понять вот таких людей «из части», ибо от их настроя зависит наша судьба. ВЫПОЛНИТЬ ЛЮБЫЕ ЗАДАЧИ Валерий Блюменкранц, который в зале просидел тихо, в машине вдруг разговорился, уж на что спокоен, и у него, как говорят, подперло.— Я тоже военный, — сказал он. — Но я удивляюсь такому узкому мышлению товарищей офицеров. Мы живем в новой обстановке, они же ничего не хотят видеть, зашорены и боятся потерять хоть что-то из своих удобств… А кто поможет поступить дочке в институт, а кто даст пенсию, если распадется Союз… Да, никто! Сами себе дадут, если смогут… Они забывают, что кончилось такое время, когда кто-то им обязан все делать.Тут уж я вступился за военных и сказал, что они пошли на службу к государству и что они дают ему все, подчас и свою жизнь, и хотят иметь льготы.— Ну, конечно, им положено, — согласился Валерий. — Но без привилегий, которых они всегда ждут. Я говорю об этом, потому что сам заблуждался и сам ждал, пока не понял: кончилось это время. Надо жертвовать, жертвуют же остальные; если военные это не поймут, мы получим вот таких обозленных ребят!— Они не просто обозлены, — возразила Галя Дробот. — Они напуганы, ибо не видят выхода из трудностей… Они обмануты, как и весь народ, им ведь тоже обещали райскую жизнь.Валерий согласился.— Правильно. Но разница между военными и народом та, что народ как-то разобрался, что его надули, а эти не разобрались и придумывают себе «врагов»: латышей, евреев, Ландсбергиса, Ельцина… Кого угодно.Это был разговор в машине, и продолжился он до самого дома. А я вдруг подумал, что несколько лет назад мы встречались с Валерием на его судне, в тесной каютке, он только что приплыл из Атлантики, куда ходит на промысел, и разговоры наши были куда проще и обычней: о море, о книжках, о Высоцком наконец, которого Валерий знает наизусть и хорошо исполняет под гитару.Нынче, волей судеб, мы все вовлечены в какой-то бесконечный спор по глобальным вопросам из жизни страны, каждого из нас задевает за живое все, что творится вокруг… С армией или Литвой, или с Россией…Может, это и есть революция?Мы возбуждены все, не только армия. И в этом состоянии, чуть ли не ежедневно, не ежечасно приходится делать выбор: куда двигаться, с кем идти, кого поддерживать… Кого отвергать?И от этих решений зависит у каждого (у каждого!), как повернется его жизнь.Вправду ли зависит, другой вопрос.Но каждый уверен, что — сейчас — зависит. Я-то, про себя, точно уверен, иначе не копошился бы, а сидел, скажем, писал свои сказки про ежика Колю и ежика Юру…То, что кто-то думает иначе, чем я, или, чем Валерий, вовсе не странно. Имеют, как говорят, право. Но странно было бы, если бы мы не разобрались в причинах такого разномыслия, не постарались бы понять другую сторону и не сделали бы выводов.Разговор в Доме офицеров, несмотря на свою предопределенность и заорганизованность, вышел из назначенных ему берегов, и слава Богу! Уже после выступления нас окружила кучка довольно энергичных военных, они подошли к нам именно потому, что доводы с обеих сторон не были исчерпаны, и спор продолжался прямо на сцене. Был он не менее горяч.Офицеры заговорили о законной деятельности омоновцев, которые «отстояли» законное имущество в Доме печати, которые стреляют лишь вынужденно, когда им не подчиняются, а ОМОН есть ОМОН, он обязан выполнять свои функции.— Какие же у него функции? Стрелять?— Да. Если это нужно для порядка.— Это их функции?— Конечно. А что касается оружия, то и нам полагаются пистолеты. И они у нас есть. Но, как видите, — с милой улыбчивой непринужденностью, — мы ведь перед вами безоружны… Мы не берем оружия в город, а оставляем дома, хотя это опасно…Когда мы прощались с начальником Дома офицеров, он, как бы извиняясь, что так повернулось странно наше выступление, спросил в конце: «Но вы не жалеете, надеюсь, что приехали?.. Время такое, все возбуждены…»Я сказал, что я ничуть не жалею.И правда, я не жалел.То, что мы видели, еще не вся армия. Это только часть армии, но уверен, она сейчас вся, как и мы, возбуждена.Так возбуждена, что горячо рядом стоять.В таком перенакаленном состоянии, ненавидя латышское правительство и не ощущая, что оно законное, армия способна на насилие… Ее даже не нужно будет призывать к действиям ни язовым, ни алкснисам, ни петрушенко, она сама так настроена, что в любой момент способна выйти на улицу с оружием, чтобы защитить свои интересы. Как она для себя их понимает.И тут главное — указать адрес врага, который во всем виноват… Демократы, скажем, либералы, регионалы…И тогда не избежать конфронтации, раскола в самой армии, ибо и в ней есть Павловы и Блюменкранцы, а есть сержанты Кузнецовы (он прислал записку) и полковники Петрушенко…Еще один вопрос: против кого же направлена такая армия, против потенциального агрессора извне или против того самого «внутреннего врага»?Афганистан, где мы потерпели сокрушительное поражение, доказал второе. Как определил, не помню уж, кто: мы мстим внутренним врагам за свое поражение в Афганистане. И это куда проще: там народ был вооружен, а тут армия воюет с безоружными. Но, судя по всему, народ тоже вооружается, если не в Прибалтике, то на Кавказе…Таким образом, готовятся новые столкновения и истоком их являются не только коммунисты, но и подчиненная им до поры армия.И еще отмечу одну особенность, ее подсказал мой друг Валерий Блюменкранц: армия хоть и часть народа, но держат ее в суровой изоляции, она мало знает, что происходит в стране, а иногда она не хочет этого знать. Имеется в виду, прежде всего, старший командный состав. Младшие офицеры и сержанты с солдатами все-таки ближе к жизни, ибо недавно были штатскими и несут в себе все их проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Отвечать практически уже не удавалось. Напрасно взывал начальник Дома, поясняя, что беседа «пошла не по тому руслу»… И призывал офицеров поговорить о литературе.Русло было то самое, какое им надо.И уже не ответы, а обвинения сыпались в мой адрес.Но вдруг затихло, когда вышла женщина, думаю, что ее-то в штабе не подготавливали, потому что начала она с вопроса, она читала мою «Тучку», и ее интересует, что я сейчас пишу… Потом она стала рассказывать о себе, что работает в госпитале, часть его, хотя и так тесно, переоборудовали под детское отделение, и все потому, что республиканские власти детей военных не берут… И прописаться тоже невозможно, а в школе надо платить две тысячи рублей за учебу, именно военным, а где их при нищей зарплате взять?Вот это — было правдой.Но не всей правдой. Ведь можно было бы спросить (вот только кого? Кого?), а не лучше бы совсем не держать здесь армию, или не держать такую огромную армию, и всех бы названных проблем не существовало вовсе.ИЗ ЗАПИСКИ: «Видите ли Вы тоталитаризм Народного фронта Латвии, и вызывает ли это у Вас обеспокоенность?»
Я напомнил о Владлене Дозорцеве, который выступил с обращением к фракции парламентского большинства, протестуя против ряда решений, некоторые из которых на днях отменены.Опять зал забурлил.— Пока им надо, они будут с нами заигрывать! А потом призовут нас убивать!— Выживать!— С этой земли!— У них в правительстве одни фашисты!— Но разве не народ избрал это правительство? — спросил я.— Кто вам сказал! — вскричали хором. — Вы тут не были и не знаете: их всех заставляли голосовать из-под палки! Да! Да! А военным вообще не дали пропорционального представи-тельства… Эти захватили власть именно как фашисты и творят что хотят! Вы ведь видели, что они поставили защиту из машин?— Значит, они вас боятся? — спросила Галя.— Это нам надо их бояться… — Недавно палками одного солдата… Нам разрешено ходить с оружием, а мы не ходим… Хотя они все вооружены!— Откуда?— А мы не знаем откуда! Но мы знаем, что у них есть тайные инструкции нас убивать!— А карикатуры на нас видели? Нет, вы скажите, видели или нет? Так к какому же вы миру призываете, если они давно нам войну объявили?ИЗ ЗАПИСКИ: «Как бы Вы реагировали, если бы, воспитанные на лучших традициях русской и советской Армии, приняли присягу на верность Отечеству, а Родина для нас — это Советский Союз, и на протяжении последних лет постоянно находились, в том числе и семья, под шквалом оскорбле-ний, лишенные гражданских прав, а каких, Вы хорошо знаете, т. к. некоторые Ваши коллеги принимают в этом участие. А как Вы относитесь к выпадам Адамовича в адрес Армии с трибуны съезда?» (Напечатано на машинке.)
Напрасно начальник Дома взывал к порядку, порядка не было.Но я уже, грешным делом, подумал, что и это благо, ибо они все торопились высказаться и мешали друг другу и тем облегчали, хоть частью, нашу задачу.— Вы тут говорите о защите демократии, — пыталась перекричать зал еще одна женщина, скорей всего жена офицера, армянка. — Абстрактно вы правы, и в книге своей правы, слабые народы надо защищать… Но кто здесь слабый народ? И что демократия? Вот они оккупировали парламент, отгородились от народа бревнами и создают свои законы против слабых, то есть, против русских, которых они сгоняют с земли… А если мы хотим здесь жить, а они нам не дают, то в чем же их демократия проявляется? Вам-то из Москвы не видно, а мы здесь от них, от их демократии натерпелись! Они даже митинга не дают собрать, на стадион загнали!Но и ей, ей тоже не дали договорить.— Маршрут троллейбуса даже изменили!— Захватили телевидение и себя показывают, а нас нет!Разговор, понятно, шел об интерфронтовском митинге, который проводился на стадионе. Я видел этот митинг и, кстати, по телевидению, жидковатый такой, но больше всего меня поразило, как они не дали говорить священнику, а он лишь ратовал за мир между людьми.— Заткнись! — кричали ему. А он все пытался о мире, а они ему снова: — Заткнись! Но я спросил другое.— А Дом печати кто захватил?— Они и захватили, — сказали мне громко. — Он же работал, печатал газеты, а они взяли да и национализировали… Вот вам и демократия!— А омоновцы разве не силой?— Омоновцы лишь помогали вернуть хозяевам!— Но силой?— Нет. Просто взяли под охрану.— А не лучше бы по закону… Ну, хотя бы через суд?— А какие вы имеете в виду законы? Советские? Так их тут давно нет!— А какие есть?— Да никаких нет!— Но так же не бывает?— А вы инкогнито приезжайте, — посоветовали мне. — Приклейте там бороду или усы и походите… Посмотрите, тогда и увидите всю правду! А так…ИЗ ЗАПИСКИ: «В средствах массовой информации происходящие события освещаются довольно однобоко, даже тенденциозно. Все встречи на экране имеют одно направление — оправдать действия националистов всех мастей, благо появилась возможность шельмования инородцев. Все это под знаком демократии. Вопрос: где же демократия? Там, где ложь возведена в ранг политики? Или это называется по-другому? Я считаю, что это не демократия. Мимчишов».
Я и зачитать не смог, снова врезался голос:— Россия гибнет из-за таких вот предателей, как Горбунов!— Мы присягали СССР, а не Горбунову! Мы не дадим ему разрушить державу!— И Ельцину не дадим!Аплодисменты.— И не надо нам всяких ваших слов про империю… Называйте, как хотите, держава или еще как… У нас СССР, а не империя вовсе!Аплодисменты.ИЗ ЗАПИСКИ: «Ст. 13 Всеобщей Декларации прав человека гласит: „Каждый человек имеет право… выбирать себе местожительство в пределах каждого государства“. Как Вы в связи с этим оцениваете требования-призывы руководства Прибалтийских республик и известных общественно-политических организаций: „Мигранты, вон из Прибалтики!“П-к Филимонов Г. А.»
Выступил летчик, немолодой, коренастый, весь какой-то крепкий, основательный. Это доказывало, что не одни политкомиссары были на сборище. Фамилию, к сожалению, не удалось узнать, но говорил он заинтересованно об отсталой нашей технике, на которой приходится работать, у американцев — глядели хронику Ирака не без зависти — куда лучше!— Но в Ираке, не секрет, техника-то наша?— Потому и бьют, — был ответ. — Нам нужна хорошая техника.— Даже в ущерб вашей жизни?Я не сказал «нашей», но мог бы сказать, мы же все ее в какой-то мере оплачиваем.— Да, — ответил летчик.Тогда я спросил моего оппонента:— Но мы тратим на армию сто миллиардов рублей, а Сахаров даже считал: сто пятьдесят… Ну, а если часть этих денег вместо вооружения потратить на соцбыт для офицеров?— Нельзя, — был ответ.— Почему нельзя?— А воевать чем станем?— С кем воевать?— С агрессором!Летчик нисколько не задумывался:— Видите ли, американцы навязывают свою волю Ближнему Востоку… А если мы будем безоружны, они станут диктовать и нам, и мы погибнем.— А вам не кажется, что раньше мы погибнем от голода? — спросила Дробот. — И вашей распрекрасной техникой некого уже будет защищать?— Не кажется. Без техники тоже не выживем, — сказал летчик.— А без больниц для детей?— И без них… Но сперва — техника.— Ну, то есть, оружие?— Конечно.— Но ведь его столько, что мы его уничтожаем… Зачем же его еще и еще клепать?— Нужно, — отвечали. — Но другого качества.ИЗ ЛИСТОВКИ: «Товарищи солдаты, матросы, сержанты и старшины, прапорщики и мичманы! Товарищи офицеры Прибалтийского военного округа, Балтийского флота, Прибалтийского пограничного округа!Реакционное большинство Верховного Совета Латвийской Республики, лично Председа-тель Верховного Совета РСФСР Б. Ельцин обратились к вам с призывом «не проливать кровь беззащитных людей», «не убивать женщин и детей».Так кричат экстремисты, сперва стреляя в военнослужащих, как это было в Литве. Эта наглая ложь о действиях армии и флота рассчитана на создание образа врага в лице советского солдата, запугивание гражданского населения, взвинчивание антивоенной истерии.О каком насилии над законностью, суверенитетах республик говорит Б. Ельцин, если на наших глазах идет возврат к буржуазному строю и возрождению фашизма.Каждый из вас хорошо видит разницу между вооруженным боевиком и беззащитной женщиной. Не поддавайтесь на провокацию! Будьте бдительны, будьте верны конституцион-ному долгу и военной присяге! Только дисциплиной и организованностью можно дать отпор экстремизму и национализму! Депутаты фракции «Равноправие» Верховного Совета Латвийской Республики».
Последним выступал подполковник Павлов, он вышел прямо к трибуне и сказал, что будет говорить десять минут.— Пусть говорит, — бросили из рядов. — Он из части.Вот тут и стало понятно, что остальные-то, ну разве кроме летчика, не из «части». Ну, да ладно. Офицер Павлов стал говорить, что 18 лет в армии, жена — латышка, а дети уж непонятно кто…Так он и сказал: «Непонятно кто». И далее…— Я ночи не сплю, пытаюсь разобраться, кто виноват, Москва или Латвия… Ее Верховный Совет… А дело, по-моему, не в системах, а в отдельных людях, в тех, кто стоит нынче у власти… Среди них много некомпетентных людей…Он говорил об ущемлении малых народов и больших, таких, как русский.— Никто из нас не хочет воевать, но призывы против нас носят подстрекательский характер и провоцируют определенное настроение у людей… Все мы возбуждены… И это опасно…Так он закончил. И ему я поверил: «человеку из части». Я потом к нему в мыслях возвращался многажды и пришел к выводу, что нам очень важно понять вот таких людей «из части», ибо от их настроя зависит наша судьба. ВЫПОЛНИТЬ ЛЮБЫЕ ЗАДАЧИ Валерий Блюменкранц, который в зале просидел тихо, в машине вдруг разговорился, уж на что спокоен, и у него, как говорят, подперло.— Я тоже военный, — сказал он. — Но я удивляюсь такому узкому мышлению товарищей офицеров. Мы живем в новой обстановке, они же ничего не хотят видеть, зашорены и боятся потерять хоть что-то из своих удобств… А кто поможет поступить дочке в институт, а кто даст пенсию, если распадется Союз… Да, никто! Сами себе дадут, если смогут… Они забывают, что кончилось такое время, когда кто-то им обязан все делать.Тут уж я вступился за военных и сказал, что они пошли на службу к государству и что они дают ему все, подчас и свою жизнь, и хотят иметь льготы.— Ну, конечно, им положено, — согласился Валерий. — Но без привилегий, которых они всегда ждут. Я говорю об этом, потому что сам заблуждался и сам ждал, пока не понял: кончилось это время. Надо жертвовать, жертвуют же остальные; если военные это не поймут, мы получим вот таких обозленных ребят!— Они не просто обозлены, — возразила Галя Дробот. — Они напуганы, ибо не видят выхода из трудностей… Они обмануты, как и весь народ, им ведь тоже обещали райскую жизнь.Валерий согласился.— Правильно. Но разница между военными и народом та, что народ как-то разобрался, что его надули, а эти не разобрались и придумывают себе «врагов»: латышей, евреев, Ландсбергиса, Ельцина… Кого угодно.Это был разговор в машине, и продолжился он до самого дома. А я вдруг подумал, что несколько лет назад мы встречались с Валерием на его судне, в тесной каютке, он только что приплыл из Атлантики, куда ходит на промысел, и разговоры наши были куда проще и обычней: о море, о книжках, о Высоцком наконец, которого Валерий знает наизусть и хорошо исполняет под гитару.Нынче, волей судеб, мы все вовлечены в какой-то бесконечный спор по глобальным вопросам из жизни страны, каждого из нас задевает за живое все, что творится вокруг… С армией или Литвой, или с Россией…Может, это и есть революция?Мы возбуждены все, не только армия. И в этом состоянии, чуть ли не ежедневно, не ежечасно приходится делать выбор: куда двигаться, с кем идти, кого поддерживать… Кого отвергать?И от этих решений зависит у каждого (у каждого!), как повернется его жизнь.Вправду ли зависит, другой вопрос.Но каждый уверен, что — сейчас — зависит. Я-то, про себя, точно уверен, иначе не копошился бы, а сидел, скажем, писал свои сказки про ежика Колю и ежика Юру…То, что кто-то думает иначе, чем я, или, чем Валерий, вовсе не странно. Имеют, как говорят, право. Но странно было бы, если бы мы не разобрались в причинах такого разномыслия, не постарались бы понять другую сторону и не сделали бы выводов.Разговор в Доме офицеров, несмотря на свою предопределенность и заорганизованность, вышел из назначенных ему берегов, и слава Богу! Уже после выступления нас окружила кучка довольно энергичных военных, они подошли к нам именно потому, что доводы с обеих сторон не были исчерпаны, и спор продолжался прямо на сцене. Был он не менее горяч.Офицеры заговорили о законной деятельности омоновцев, которые «отстояли» законное имущество в Доме печати, которые стреляют лишь вынужденно, когда им не подчиняются, а ОМОН есть ОМОН, он обязан выполнять свои функции.— Какие же у него функции? Стрелять?— Да. Если это нужно для порядка.— Это их функции?— Конечно. А что касается оружия, то и нам полагаются пистолеты. И они у нас есть. Но, как видите, — с милой улыбчивой непринужденностью, — мы ведь перед вами безоружны… Мы не берем оружия в город, а оставляем дома, хотя это опасно…Когда мы прощались с начальником Дома офицеров, он, как бы извиняясь, что так повернулось странно наше выступление, спросил в конце: «Но вы не жалеете, надеюсь, что приехали?.. Время такое, все возбуждены…»Я сказал, что я ничуть не жалею.И правда, я не жалел.То, что мы видели, еще не вся армия. Это только часть армии, но уверен, она сейчас вся, как и мы, возбуждена.Так возбуждена, что горячо рядом стоять.В таком перенакаленном состоянии, ненавидя латышское правительство и не ощущая, что оно законное, армия способна на насилие… Ее даже не нужно будет призывать к действиям ни язовым, ни алкснисам, ни петрушенко, она сама так настроена, что в любой момент способна выйти на улицу с оружием, чтобы защитить свои интересы. Как она для себя их понимает.И тут главное — указать адрес врага, который во всем виноват… Демократы, скажем, либералы, регионалы…И тогда не избежать конфронтации, раскола в самой армии, ибо и в ней есть Павловы и Блюменкранцы, а есть сержанты Кузнецовы (он прислал записку) и полковники Петрушенко…Еще один вопрос: против кого же направлена такая армия, против потенциального агрессора извне или против того самого «внутреннего врага»?Афганистан, где мы потерпели сокрушительное поражение, доказал второе. Как определил, не помню уж, кто: мы мстим внутренним врагам за свое поражение в Афганистане. И это куда проще: там народ был вооружен, а тут армия воюет с безоружными. Но, судя по всему, народ тоже вооружается, если не в Прибалтике, то на Кавказе…Таким образом, готовятся новые столкновения и истоком их являются не только коммунисты, но и подчиненная им до поры армия.И еще отмечу одну особенность, ее подсказал мой друг Валерий Блюменкранц: армия хоть и часть народа, но держат ее в суровой изоляции, она мало знает, что происходит в стране, а иногда она не хочет этого знать. Имеется в виду, прежде всего, старший командный состав. Младшие офицеры и сержанты с солдатами все-таки ближе к жизни, ибо недавно были штатскими и несут в себе все их проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19