Почему, однако, она хочет уйти от мужа? Присев на стул, Хаджер-ханым обратилась к клиентке сына с вопросом:
– Ты так молода, красива, дитя моё! Что заставляет тебя уйти от мужа?
Скосив глаза на Мазхара, Жале сказала:
– Нет у нас согласия, ханым. Мы совсем разные люди… Кроме того, есть и другие причины.
– Мне очень жаль тебя. Я сама рано осталась без мужа. Овдовела совсем молодой. И я была такой же красивой, представительной, как ты. Но всё проходит… Эх, безумные мы, женщины! Ради детей жертвуем всем. Я боялась, что отчим будет обижать сына. Вот и не вышла замуж. А как мне было трудно! Из последних сил выбивалась. Да кабы в те годы у меня были теперешние понятия…
Она расплакалась.
– Не доедала, не допивала, отдавала сыну последний кусок. А он вот взял, да и женился на простой девке… О моё бедное материнское сердце!
– Мамочка, – перебил её Мазхар поднимаясь, – нам с Нериман-ханым пора идти в суд.
– А у тебя есть свекровь, дитя моё? – не унималась Хаджер-ханым.
– Да, была, ханым-эфенди.
– Ну и как вы с ней жили?
– О, со свекровью мы жили душа в душу.
Хаджер-ханым повернулась к сыну:
– Вот видишь, какие бывают невестки! И красавица, и умница! Тебе бы такую и привести в наш дом. А твоя жена? Смотреть не на что! Так он ещё, видите ли, тайком от меня купил ей бриллиантовый перстень!..
Мазхар сделал нетерпеливое движение. Женщины поднялись. Из конторы они вышли все вместе. Хаджер-ханым отправилась домой, а Мазхар и Жале сели в фаэтон.
– Ну и бедовая у вас мамаша!
Мазхар не слыхал, что сказала Жале. У него разболелась голова, а приподнятое настроение, в котором он ещё недавно пребывал, сменилось непонятным беспокойством. Жале заглянула ему в глаза, и её ресницы испуганно дрогнули.
– Что с вами?
Он поморщился, словно от боли:
– Грубый, вульгарный разговор неотёсанной женщины! А её размалёванное лицо? Ну на что всё это похоже? Нериман, ради аллаха, какое всё это произвело на тебя впечатление?
– Думаю, что краситься ей не по возрасту. А вообще, представляю себе, сколько вам приходится от неё терпеть.
– Я очень несчастлив! С одной стороны, такая мать, с другой – жена…
– Она говорила о каком-то перстне.
– Сущие пустяки! Я подарил жене перстень и не велел показывать его матери. Это было сделано без всякой задней мысли. Ведь мать считает меня своей собственностью. Вот я и не хотел давать лишний повод для раздражения. Она и так очень ревнует к невестке… Конечно, ей пришлось нелегко… Она даже замуж не вышла из-за меня.
– Не огорчайтесь! Я не вижу серьёзной причины для расстройства. Это в конце концов касается их двоих. Мне кажется, во многом виновата ваша жена. Она, верно, очень доверчива.
– Даже слишком. Ну зачем она сказала матери о перстне?.. Всегда молчит, смотрит исподлобья, а тут вдруг разболталась…
– А вы уверены, что сказала она?
– Кто же ещё? Откуда узнала мать, что я велел жене скрыть от неё покупку?..
Фаэтон выехал за город и, сделав большой круг, возвратился к конторе.
Солнце медленно садилось в притихшее море, бросая последние лучи на синевшие вдали горы. Мазхар и Жале рука об руку вошли в контору, сопровождаемые любопытными взглядами торговцев из соседних лавчонок…
Стемнело. Жале заторопилась. Ей надо было переодеться к вечеру. А Мазхару не хотелось идти домой. Он понимал, что раздула всю эту историю мать, но и Назан, конечно, была виновата…
Дверь он открыл своим ключом и стал медленно подниматься по лестнице, всё ещё не решив, как поступить. В столовой ему попался Халдун. По лицу отца мальчик догадался, что он не в духе, и убежал в кухню.
– Папа пришёл, – прошептал Халдун, хватаясь за подол матери.
Назан почуяла недоброе ещё раньше, когда свекровь возвратилась домой в отличном расположении духа. Услышав, как Мазхар дёрнул дверь, она поняла, что предстоит буря.
– Назан! – глухо позвал Мазхар.
Она подбежала. Халдун засеменил своими толстыми ножками за матерью.
Хаджер-ханым прислушивалась, притаясь за занавеской. Всё более волнуясь, она приоткрыла дверь своей комнаты и высунула голову. Сейчас – она в этом не сомневалась – раздадутся вопли невестки.
Не снимая шляпы и заложив руки за спину, Мазхар метался по комнате. И хотя жена уже давно вошла и стояла, прижав руки к груди, он словно не замечал её.
Наконец он остановился.
– Разве я не предупреждал тебя, что мать ничего не должна знать о перстне? – спросил он, не поднимая головы.
– Но ведь я ей ничего не сказала, – заикаясь, пролепетала Назан.
– Так кто же тогда ей сказал? – загремел Мазхар. – Лгунья! И не стыдно тебе обманывать меня? – кричал он, подступая к Назан.
Только ужас, который был написан на лице жены, заставил его сдержаться. Самое лучшее, что он мог сделать, это забрать перстень и вернуть его ювелиру. Нет, она недостойна такого подарка!
– Принеси мне его!
– Перстень? – переспросила Назан, ещё больше заикаясь.
– Да, перстень!
Назан поняла, что погибла. Она была совершенно пришиблена и, сама не зная зачем, вновь открыла крышку сундука… Найти перстень не было никакой надежды. Сколько раз она рылась здесь, выбрасывала и трясла все узлы. И всё напрасно! Но что было делать? Назан снова начала вытаскивать узлы. Мазхар, заложив руки за спину, ходил из угла в угол.
– Скоро ли дашь ты мне перстень? – вспылил он. – Чего копаешься в узлах?
– Я ищу…
– Что ищешь?
– Перстень.
Мазхар даже побелел от негодования:
– Да в своём ли ты уме? Перстень – не иголка, чтобы затеряться! Ведь он в футляре.
Назан тяжело вздохнула.
– Где перстень?
Назан зарыдала.
– Его нет, – шептала она сквозь слёзы. – Он пропал вместе с футляром…
– Пропал?!
Мазхар уже более не владел собой. Посыпались пощёчины, удары, пинки.
Назан упала на пол. Изо рта и носа показалась кровь. Халдун закричал и заплакал. Он пытался даже схватить отца за ногу.
– Не бей, не бей маму!
Дверь отворилась. На пороге стояла Хаджер-ханым.
– Что случилось, сынок? Что тебя так расстроило? – елейным голоском запела она.
– Чёрт бы вас всех побрал! Клянусь аллахом, надоели вы мне все! – крикнул Мазхар и выбежал из комнаты.
Тут даже Хаджер-ханым струхнула. Она придвинулась к невестке и притворно смиренным голосом запричитала:
– Сижу я у себя, никого не трогаю, намаз совершаю. И вот тебе на! Впутали меня в какую-то историю. Ты видишь, аллах!.. – она воздела руки к небу. – Но что всё-таки случилось? Почему он поднял такой шум?
Назан не отвечала и продолжала тихо плакать. В дверь постучали.
– Вставай, поднимись с пола, вымой лицо! – приказала Хаджер-ханым и пошла открывать дверь. Это была Наджие.
– Что тут у вас произошло? – спросила она, с любопытством оглядываясь вокруг.
– Сын побил невестку.
– За что же?
– Эта размазня потеряла перстень. Сама понимаешь, как сын рассердился. Ведь он заплатил столько денег. Но стоило надеть ей перстень на палец, как он словно сквозь землю провалился.
– А как же Мазхар-бей узнал, что перстень пропал?
– Понятия не имею… Вернулся из конторы сам не свой. Слышу, зовёт жену в спальню… Я в это время готовилась совершить вечерний намаз. Стелю себе коврик и вдруг – что такое? Шум, крик… Истинное светопреставление! Насилу успокоила сына. Если бы не я, он бы её наверняка убил.
Наджие заглянула в спальню. Лампа не была зажжена. В полумраке Наджие увидела Назан. Она сидела на полу среди разбросанных узлов и беззвучно плакала.
Хаджер-ханым потянула Наджие за руку:
– Оставь её в покое, пусть поплачет! Лучше пойдём, посидим у меня.
Теперь Наджие нисколько не сомневалась, что скандал подстроила старуха.
– Пусть всё останется между нами, Наджие, – тихо сказала Хаджер-ханым. – Дело не в перстне. Просто, мой сын не любит свою жену. Я знаю, что говорю.
«Может, рассказать ей о связи Мазхара с Жале? – мелькнуло в голове у Наджие. – Правда, муж предупредил, чтобы никому ни слова».
– Сегодня я была в конторе Мазхара, – продолжала Хаджер-ханым. – Ну и женщину я там видела, Наджие! Стройная, как газель! Сдобная, как пышка! Сладкая, как рахат-лукум! А какие манеры! Как одета! Какие духи! Что называется, женщина с головы до пят… Представь, она разводится с мужем. Если бы у сына была хоть капля разума…
– А её зовут Жале? – не удержалась Наджие.
– Нет, Нериман.
– Вы правы, тетушка, её настоящее имя Нериман, но в баре её зовут Жале.
У Хаджер-ханым глаза полезли на лоб.
– В баре?!
– Я поклялась мужу, что не скажу никому ни слова. Вы уж не проговоритесь, что слышали от меня. Жале – девица из бара. Она крутит любовь с вашим сыном. Они уже и стесняться перестали. Все кругом о них шепчутся.
– Погоди! Она ведь сказала, что собирается разводиться с мужем…
– Да это просто так, для отвода глаз. Жале умна, умеет, когда надо, зубы заговорить.
«Так вот в чём загвоздка! – думала Хаджер-ханым. – Конечно, вряд ли сын решится привести в свой дом женщину из бара. Вот обидно, какая была бы невестка! Не то что эта тощая Назан. С ней и на улицу-то стыдно выйти».
Хаджер-ханым от кого-то слыхала, что у девиц из бара бывает по нескольку любовников и покровителей. Каждую ночь они спят с другим мужчиной. «Конечно, спать каждую ночь с новым мужчиной не так уж плохо, но…»
– Надо думать, это у них несерьёзно?
– Конечно, нет! Поразвлекается и бросит.
– Да, такова верность мужчин…
– Мой говорит, что нынче самые знатные господа, самые правоверные мусульмане повадились посещать бар.
Хаджер-ханым была так возбуждена, что и не заметила, как сказала:
– И правильно делают, Наджие! Один раз живём на свете! Почему же немного не поразвлечься?
– И женщинам тоже?
– Ну-ну! Не лови меня на слове, – спохватилась старуха и похотливо захихикала. – Каждого влечёт к красоте – не только мужчину, но и женщину. Не скрою, когда я вижу красивого мужчину, сердце у меня так и тает…
Наджие была поражена. Уж не влюбилась ли старая ведьма в кого-нибудь?
Немного погодя Наджие ушла, а Хаджер-ханым, на лице которой всё ещё сохранялось блудливое выражение, заглянула в спальню. Назан сидела всё в той же позе.
– Вставай, зажги лампу и приведи себя в порядок. Каждый муж бьёт свою жену, даже если и любит. Замужество – дело нелёгкое. Чего только нам не приходится терпеть!.. Утешься хоть тем, что твой муж не приводит в дом чужих женщин.
Назан не откликалась.
Хаджер-ханым сама зажгла лампу. Лицо Назан было в крови.
– Встань, умойся!
Собрав все силы, Назан поднялась и побрела в кухню. Уже позабывший о недавнем скандале Халдун лежал на полу и запускал волчки. Сталкиваясь, волчки вылетали за нарисованный мелом круг.
Назан вымыла лицо и возвратилась в спальню, недоумевая, почему свекровь вдруг сменила гнев на милость. Ведь всегда она только натравливала на неё сына, старалась распалить его ещё больше, когда он был чем-нибудь недоволен. Уж не она ли накликала всю эту беду?
– Вы не говорили Мазхару о пропаже перстня? – спросила Назан.
Хаджер-ханым сделала вид, что оскорблена таким вопросом.
– Так вот оно что? Значит, ты меня подозреваешь? Спасибо, Назан! А я по простоте душевной хотела тебя утешить… Ну и поделом мне, теперь я же и виноватой осталась. Подумай сама, зачем мне было ему говорить? А если бы я захотела сказать, так разве постеснялась бы тебя?
Хаджер-ханым пустилась в рассуждения, потому что в общем была довольна. Поступок Мазхара означал лишь одно: он разлюбил жену. Любимых жён не бьют. Плевать, что сын связался с девицей из бара…
– Мама, посмотри какая коробочка! – закричал Халдун, вылезая из-под кровати с синим бархатным футляром.
– Где ты это нашел?
– Я запустил волчок, а он убежал под кровать. Вот я и полез…
Назан, словно безумная, бросилась на шею свекрови:
– Мамочка, дорогая, простите меня, ради аллаха! Я виновата, думала, что вы хотите подшутить надо мной…
– Да простит тебя аллах, пусть будет на то его воля! Другая бы на моём месте пожаловалась сыну. Подозревать меня в воровстве! Стоило бы мне заикнуться – и уж он проучил бы тебя! Да такую свекровь, как я, днём с огнём не найдёшь!
Назан забилась в угол и, держа в руках футляр, плакала навзрыд. Но теперь это уже были слёзы радости.
Хаджер-ханым не спеша вышла из комнаты.
8
Весь вечер Назан просидела в кресле у окна с перстнем в руках, ожидая возвращения мужа. Ей так хотелось поскорее обрадовать его.
Но миновала полночь, пробил час, потом два! Три! В четвёртом часу глаза у неё сомкнулись, и Назан погрузилась в сон, продолжая крепко сжимать в руках футляр с перстнем.
Счастливая улыбка застыла на её лице, освещённом слабым светом лампы. Ведь всё плохое было позади – перстень нашёлся! Голова Назан склонилась набок, грудь мерно вздымалась… Вдруг ей послышались шаги мужа. Вот он вошёл в спальню. О, как он страшен! «Отвечай, где перстень?» – закричал Мазхар. Она ещё крепче сжала футляр в руке, но была не в силах вымолвить ни слова.
Муж замахнулся и… Назан проснулась. Глаза её расширились от ужаса.
Растерянно озираясь вокруг, она наконец поняла, что это был сон.
Она взглянула на часы. Было около четырёх. «Где же всё-таки муж? Почему он не пришёл? Быть может, всё ещё сердится на меня за перстень?»
Она подошла к окну. Вдали на горизонте появилась бледная полоска рассвета. Пропел петух. Откликнулся другой. Но Назан ничего не слыхала, поглощённая думами о муже. Может, ему опостылел дом? Или надо было ехать на следствие? Нет, скорее всего, он, как это было в предпоследнюю ночь, провёл время со своими друзьями…
Назан вздохнула. Что ни говори, а она никогда не была такой женой, о которой мечтал Мазхар, – никак не могла быть весёлой, встречать мужа после работы с улыбкой…
Вскоре раздался голос муэдзина, призывавшего правоверных к утреннему намазу. Назан спрятала футляр под миндер и вышла в переднюю. Окно свекрови, плотно задёрнутое занавеской, слабо светилось. «Значит, она уже проснулась, – подумала Назан. – Пойду приготовлю ей воду для омовения».
Наполнив водой медный кувшин и поставив на пол таз, она прислушалась. Свекровь вышла из комнаты, твердя слова молитвы.
– Чего это тебя в такую рань подняло? – удивилась Хаджер-ханым, глядя на лицо невестки, всё в ссадинах и кровоподтёках.
Назан робко улыбнулась и подняла глаза на свекровь:
– Я приготовила вам воду для омовения…
«Я постараюсь любить вас, как родную мать, – говорил её взгляд, – даже больше. Только вы полюбите меня, хоть немного. Не браните на каждом шагу, обращайтесь со мной хорошо, и я буду вашей верной рабой. Ведь, кроме вас, у меня никого нет!»
Хаджер-ханым подозрительно покосилась на Назан. «Уж не затевает ли она какую-нибудь колдовскую штучку?»
– Дура! Может, ты решила своим птичьим умом, что сумеешь провести меня? Не так уж я глупа, как ты думаешь. Нашкодила, а теперь хочешь загладить свою вину? Нет, нет! Проваливай! Обойдусь без тебя.
Хаджер-ханым выхватила у неё кувшин. Назан так и приросла к месту. И чего ей опять взбрело в голову услужить свекрови? Ведь хорошо знала, чем это кончится.
Хаджер-ханым уселась на маленькую скамеечку и приступила к омовению. Бормоча про себя слова молитвы, она думала о сыне: «Где же Мазхар провёл эту ночь? Вряд ли он занимался делами, скорее всего, развлекался с девицей из бара. И молодец! А эта Жале вовсе и не похожа на шлюху – госпожа, да и только! Может, он по уши влюбился в неё и выгонит из дому Назан? Что ж, это было бы неплохо. В самом деле, он совсем охладел к жене. Избил её до потери сознания, не ночует дома, выставляет напоказ свою связь с девицей из бара! Нет, он и впрямь может прогнать Назан».
Но тут же Хаджер-ханым со страхом подумала: «А если, упаси аллах, сын приведёт Жале в дом?.. Может, пожалуй, и привести… Нет-нет! Развлекаться можно с кем угодно, но приводить таких женщин в дом!..»
Хаджер-ханым взяла из рук Назан полотенце, вытерла ноги и как бы невзначай сказала:
– Твоя холодность просто отталкивает мужа!
Не прибавив более ни слова, она удалилась в свою комнату, расстелила коврик и приготовилась к намазу. Но прежде чем склониться в поклоне, Хаджер-ханым решила каким-нибудь образом намекнуть невестке, что Мазхар спутался с девицей из бара. Она наведёт это жалкое создание на мысль, что больше нельзя выносить такую жизнь, надо сказать мужу, что она хочет уйти от него. Мазхар, конечно, согласится. «Ну и пусть проваливает! Она нам не ко двору».
Хаджер-ханым склонилась в низком поклоне: «А вдруг она захочет взять с собой Халдуна? Нет! Это невозможно». Она выпрямилась. «Нельзя допустить, чтобы внука воспитала эта простолюдинка! Да и Мазхар не захочет».
Она снова отвесила низкий поклон: «Сын такого известного адвоката в семье простых людей!» И снова выпрямилась: «Нет, Мазхар этого не допустит! Он так хорошо умеет устраивать чужие дела, так неужели его надо учить, как устроить свои?»
Хаджер-ханым прилежно отвешивала поклон за поклоном, но была очень далека от молитвы.
Наконец она простерла руки к потолку и произнесла: «О всевышний! Я взываю к твоей милости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Ты так молода, красива, дитя моё! Что заставляет тебя уйти от мужа?
Скосив глаза на Мазхара, Жале сказала:
– Нет у нас согласия, ханым. Мы совсем разные люди… Кроме того, есть и другие причины.
– Мне очень жаль тебя. Я сама рано осталась без мужа. Овдовела совсем молодой. И я была такой же красивой, представительной, как ты. Но всё проходит… Эх, безумные мы, женщины! Ради детей жертвуем всем. Я боялась, что отчим будет обижать сына. Вот и не вышла замуж. А как мне было трудно! Из последних сил выбивалась. Да кабы в те годы у меня были теперешние понятия…
Она расплакалась.
– Не доедала, не допивала, отдавала сыну последний кусок. А он вот взял, да и женился на простой девке… О моё бедное материнское сердце!
– Мамочка, – перебил её Мазхар поднимаясь, – нам с Нериман-ханым пора идти в суд.
– А у тебя есть свекровь, дитя моё? – не унималась Хаджер-ханым.
– Да, была, ханым-эфенди.
– Ну и как вы с ней жили?
– О, со свекровью мы жили душа в душу.
Хаджер-ханым повернулась к сыну:
– Вот видишь, какие бывают невестки! И красавица, и умница! Тебе бы такую и привести в наш дом. А твоя жена? Смотреть не на что! Так он ещё, видите ли, тайком от меня купил ей бриллиантовый перстень!..
Мазхар сделал нетерпеливое движение. Женщины поднялись. Из конторы они вышли все вместе. Хаджер-ханым отправилась домой, а Мазхар и Жале сели в фаэтон.
– Ну и бедовая у вас мамаша!
Мазхар не слыхал, что сказала Жале. У него разболелась голова, а приподнятое настроение, в котором он ещё недавно пребывал, сменилось непонятным беспокойством. Жале заглянула ему в глаза, и её ресницы испуганно дрогнули.
– Что с вами?
Он поморщился, словно от боли:
– Грубый, вульгарный разговор неотёсанной женщины! А её размалёванное лицо? Ну на что всё это похоже? Нериман, ради аллаха, какое всё это произвело на тебя впечатление?
– Думаю, что краситься ей не по возрасту. А вообще, представляю себе, сколько вам приходится от неё терпеть.
– Я очень несчастлив! С одной стороны, такая мать, с другой – жена…
– Она говорила о каком-то перстне.
– Сущие пустяки! Я подарил жене перстень и не велел показывать его матери. Это было сделано без всякой задней мысли. Ведь мать считает меня своей собственностью. Вот я и не хотел давать лишний повод для раздражения. Она и так очень ревнует к невестке… Конечно, ей пришлось нелегко… Она даже замуж не вышла из-за меня.
– Не огорчайтесь! Я не вижу серьёзной причины для расстройства. Это в конце концов касается их двоих. Мне кажется, во многом виновата ваша жена. Она, верно, очень доверчива.
– Даже слишком. Ну зачем она сказала матери о перстне?.. Всегда молчит, смотрит исподлобья, а тут вдруг разболталась…
– А вы уверены, что сказала она?
– Кто же ещё? Откуда узнала мать, что я велел жене скрыть от неё покупку?..
Фаэтон выехал за город и, сделав большой круг, возвратился к конторе.
Солнце медленно садилось в притихшее море, бросая последние лучи на синевшие вдали горы. Мазхар и Жале рука об руку вошли в контору, сопровождаемые любопытными взглядами торговцев из соседних лавчонок…
Стемнело. Жале заторопилась. Ей надо было переодеться к вечеру. А Мазхару не хотелось идти домой. Он понимал, что раздула всю эту историю мать, но и Назан, конечно, была виновата…
Дверь он открыл своим ключом и стал медленно подниматься по лестнице, всё ещё не решив, как поступить. В столовой ему попался Халдун. По лицу отца мальчик догадался, что он не в духе, и убежал в кухню.
– Папа пришёл, – прошептал Халдун, хватаясь за подол матери.
Назан почуяла недоброе ещё раньше, когда свекровь возвратилась домой в отличном расположении духа. Услышав, как Мазхар дёрнул дверь, она поняла, что предстоит буря.
– Назан! – глухо позвал Мазхар.
Она подбежала. Халдун засеменил своими толстыми ножками за матерью.
Хаджер-ханым прислушивалась, притаясь за занавеской. Всё более волнуясь, она приоткрыла дверь своей комнаты и высунула голову. Сейчас – она в этом не сомневалась – раздадутся вопли невестки.
Не снимая шляпы и заложив руки за спину, Мазхар метался по комнате. И хотя жена уже давно вошла и стояла, прижав руки к груди, он словно не замечал её.
Наконец он остановился.
– Разве я не предупреждал тебя, что мать ничего не должна знать о перстне? – спросил он, не поднимая головы.
– Но ведь я ей ничего не сказала, – заикаясь, пролепетала Назан.
– Так кто же тогда ей сказал? – загремел Мазхар. – Лгунья! И не стыдно тебе обманывать меня? – кричал он, подступая к Назан.
Только ужас, который был написан на лице жены, заставил его сдержаться. Самое лучшее, что он мог сделать, это забрать перстень и вернуть его ювелиру. Нет, она недостойна такого подарка!
– Принеси мне его!
– Перстень? – переспросила Назан, ещё больше заикаясь.
– Да, перстень!
Назан поняла, что погибла. Она была совершенно пришиблена и, сама не зная зачем, вновь открыла крышку сундука… Найти перстень не было никакой надежды. Сколько раз она рылась здесь, выбрасывала и трясла все узлы. И всё напрасно! Но что было делать? Назан снова начала вытаскивать узлы. Мазхар, заложив руки за спину, ходил из угла в угол.
– Скоро ли дашь ты мне перстень? – вспылил он. – Чего копаешься в узлах?
– Я ищу…
– Что ищешь?
– Перстень.
Мазхар даже побелел от негодования:
– Да в своём ли ты уме? Перстень – не иголка, чтобы затеряться! Ведь он в футляре.
Назан тяжело вздохнула.
– Где перстень?
Назан зарыдала.
– Его нет, – шептала она сквозь слёзы. – Он пропал вместе с футляром…
– Пропал?!
Мазхар уже более не владел собой. Посыпались пощёчины, удары, пинки.
Назан упала на пол. Изо рта и носа показалась кровь. Халдун закричал и заплакал. Он пытался даже схватить отца за ногу.
– Не бей, не бей маму!
Дверь отворилась. На пороге стояла Хаджер-ханым.
– Что случилось, сынок? Что тебя так расстроило? – елейным голоском запела она.
– Чёрт бы вас всех побрал! Клянусь аллахом, надоели вы мне все! – крикнул Мазхар и выбежал из комнаты.
Тут даже Хаджер-ханым струхнула. Она придвинулась к невестке и притворно смиренным голосом запричитала:
– Сижу я у себя, никого не трогаю, намаз совершаю. И вот тебе на! Впутали меня в какую-то историю. Ты видишь, аллах!.. – она воздела руки к небу. – Но что всё-таки случилось? Почему он поднял такой шум?
Назан не отвечала и продолжала тихо плакать. В дверь постучали.
– Вставай, поднимись с пола, вымой лицо! – приказала Хаджер-ханым и пошла открывать дверь. Это была Наджие.
– Что тут у вас произошло? – спросила она, с любопытством оглядываясь вокруг.
– Сын побил невестку.
– За что же?
– Эта размазня потеряла перстень. Сама понимаешь, как сын рассердился. Ведь он заплатил столько денег. Но стоило надеть ей перстень на палец, как он словно сквозь землю провалился.
– А как же Мазхар-бей узнал, что перстень пропал?
– Понятия не имею… Вернулся из конторы сам не свой. Слышу, зовёт жену в спальню… Я в это время готовилась совершить вечерний намаз. Стелю себе коврик и вдруг – что такое? Шум, крик… Истинное светопреставление! Насилу успокоила сына. Если бы не я, он бы её наверняка убил.
Наджие заглянула в спальню. Лампа не была зажжена. В полумраке Наджие увидела Назан. Она сидела на полу среди разбросанных узлов и беззвучно плакала.
Хаджер-ханым потянула Наджие за руку:
– Оставь её в покое, пусть поплачет! Лучше пойдём, посидим у меня.
Теперь Наджие нисколько не сомневалась, что скандал подстроила старуха.
– Пусть всё останется между нами, Наджие, – тихо сказала Хаджер-ханым. – Дело не в перстне. Просто, мой сын не любит свою жену. Я знаю, что говорю.
«Может, рассказать ей о связи Мазхара с Жале? – мелькнуло в голове у Наджие. – Правда, муж предупредил, чтобы никому ни слова».
– Сегодня я была в конторе Мазхара, – продолжала Хаджер-ханым. – Ну и женщину я там видела, Наджие! Стройная, как газель! Сдобная, как пышка! Сладкая, как рахат-лукум! А какие манеры! Как одета! Какие духи! Что называется, женщина с головы до пят… Представь, она разводится с мужем. Если бы у сына была хоть капля разума…
– А её зовут Жале? – не удержалась Наджие.
– Нет, Нериман.
– Вы правы, тетушка, её настоящее имя Нериман, но в баре её зовут Жале.
У Хаджер-ханым глаза полезли на лоб.
– В баре?!
– Я поклялась мужу, что не скажу никому ни слова. Вы уж не проговоритесь, что слышали от меня. Жале – девица из бара. Она крутит любовь с вашим сыном. Они уже и стесняться перестали. Все кругом о них шепчутся.
– Погоди! Она ведь сказала, что собирается разводиться с мужем…
– Да это просто так, для отвода глаз. Жале умна, умеет, когда надо, зубы заговорить.
«Так вот в чём загвоздка! – думала Хаджер-ханым. – Конечно, вряд ли сын решится привести в свой дом женщину из бара. Вот обидно, какая была бы невестка! Не то что эта тощая Назан. С ней и на улицу-то стыдно выйти».
Хаджер-ханым от кого-то слыхала, что у девиц из бара бывает по нескольку любовников и покровителей. Каждую ночь они спят с другим мужчиной. «Конечно, спать каждую ночь с новым мужчиной не так уж плохо, но…»
– Надо думать, это у них несерьёзно?
– Конечно, нет! Поразвлекается и бросит.
– Да, такова верность мужчин…
– Мой говорит, что нынче самые знатные господа, самые правоверные мусульмане повадились посещать бар.
Хаджер-ханым была так возбуждена, что и не заметила, как сказала:
– И правильно делают, Наджие! Один раз живём на свете! Почему же немного не поразвлечься?
– И женщинам тоже?
– Ну-ну! Не лови меня на слове, – спохватилась старуха и похотливо захихикала. – Каждого влечёт к красоте – не только мужчину, но и женщину. Не скрою, когда я вижу красивого мужчину, сердце у меня так и тает…
Наджие была поражена. Уж не влюбилась ли старая ведьма в кого-нибудь?
Немного погодя Наджие ушла, а Хаджер-ханым, на лице которой всё ещё сохранялось блудливое выражение, заглянула в спальню. Назан сидела всё в той же позе.
– Вставай, зажги лампу и приведи себя в порядок. Каждый муж бьёт свою жену, даже если и любит. Замужество – дело нелёгкое. Чего только нам не приходится терпеть!.. Утешься хоть тем, что твой муж не приводит в дом чужих женщин.
Назан не откликалась.
Хаджер-ханым сама зажгла лампу. Лицо Назан было в крови.
– Встань, умойся!
Собрав все силы, Назан поднялась и побрела в кухню. Уже позабывший о недавнем скандале Халдун лежал на полу и запускал волчки. Сталкиваясь, волчки вылетали за нарисованный мелом круг.
Назан вымыла лицо и возвратилась в спальню, недоумевая, почему свекровь вдруг сменила гнев на милость. Ведь всегда она только натравливала на неё сына, старалась распалить его ещё больше, когда он был чем-нибудь недоволен. Уж не она ли накликала всю эту беду?
– Вы не говорили Мазхару о пропаже перстня? – спросила Назан.
Хаджер-ханым сделала вид, что оскорблена таким вопросом.
– Так вот оно что? Значит, ты меня подозреваешь? Спасибо, Назан! А я по простоте душевной хотела тебя утешить… Ну и поделом мне, теперь я же и виноватой осталась. Подумай сама, зачем мне было ему говорить? А если бы я захотела сказать, так разве постеснялась бы тебя?
Хаджер-ханым пустилась в рассуждения, потому что в общем была довольна. Поступок Мазхара означал лишь одно: он разлюбил жену. Любимых жён не бьют. Плевать, что сын связался с девицей из бара…
– Мама, посмотри какая коробочка! – закричал Халдун, вылезая из-под кровати с синим бархатным футляром.
– Где ты это нашел?
– Я запустил волчок, а он убежал под кровать. Вот я и полез…
Назан, словно безумная, бросилась на шею свекрови:
– Мамочка, дорогая, простите меня, ради аллаха! Я виновата, думала, что вы хотите подшутить надо мной…
– Да простит тебя аллах, пусть будет на то его воля! Другая бы на моём месте пожаловалась сыну. Подозревать меня в воровстве! Стоило бы мне заикнуться – и уж он проучил бы тебя! Да такую свекровь, как я, днём с огнём не найдёшь!
Назан забилась в угол и, держа в руках футляр, плакала навзрыд. Но теперь это уже были слёзы радости.
Хаджер-ханым не спеша вышла из комнаты.
8
Весь вечер Назан просидела в кресле у окна с перстнем в руках, ожидая возвращения мужа. Ей так хотелось поскорее обрадовать его.
Но миновала полночь, пробил час, потом два! Три! В четвёртом часу глаза у неё сомкнулись, и Назан погрузилась в сон, продолжая крепко сжимать в руках футляр с перстнем.
Счастливая улыбка застыла на её лице, освещённом слабым светом лампы. Ведь всё плохое было позади – перстень нашёлся! Голова Назан склонилась набок, грудь мерно вздымалась… Вдруг ей послышались шаги мужа. Вот он вошёл в спальню. О, как он страшен! «Отвечай, где перстень?» – закричал Мазхар. Она ещё крепче сжала футляр в руке, но была не в силах вымолвить ни слова.
Муж замахнулся и… Назан проснулась. Глаза её расширились от ужаса.
Растерянно озираясь вокруг, она наконец поняла, что это был сон.
Она взглянула на часы. Было около четырёх. «Где же всё-таки муж? Почему он не пришёл? Быть может, всё ещё сердится на меня за перстень?»
Она подошла к окну. Вдали на горизонте появилась бледная полоска рассвета. Пропел петух. Откликнулся другой. Но Назан ничего не слыхала, поглощённая думами о муже. Может, ему опостылел дом? Или надо было ехать на следствие? Нет, скорее всего, он, как это было в предпоследнюю ночь, провёл время со своими друзьями…
Назан вздохнула. Что ни говори, а она никогда не была такой женой, о которой мечтал Мазхар, – никак не могла быть весёлой, встречать мужа после работы с улыбкой…
Вскоре раздался голос муэдзина, призывавшего правоверных к утреннему намазу. Назан спрятала футляр под миндер и вышла в переднюю. Окно свекрови, плотно задёрнутое занавеской, слабо светилось. «Значит, она уже проснулась, – подумала Назан. – Пойду приготовлю ей воду для омовения».
Наполнив водой медный кувшин и поставив на пол таз, она прислушалась. Свекровь вышла из комнаты, твердя слова молитвы.
– Чего это тебя в такую рань подняло? – удивилась Хаджер-ханым, глядя на лицо невестки, всё в ссадинах и кровоподтёках.
Назан робко улыбнулась и подняла глаза на свекровь:
– Я приготовила вам воду для омовения…
«Я постараюсь любить вас, как родную мать, – говорил её взгляд, – даже больше. Только вы полюбите меня, хоть немного. Не браните на каждом шагу, обращайтесь со мной хорошо, и я буду вашей верной рабой. Ведь, кроме вас, у меня никого нет!»
Хаджер-ханым подозрительно покосилась на Назан. «Уж не затевает ли она какую-нибудь колдовскую штучку?»
– Дура! Может, ты решила своим птичьим умом, что сумеешь провести меня? Не так уж я глупа, как ты думаешь. Нашкодила, а теперь хочешь загладить свою вину? Нет, нет! Проваливай! Обойдусь без тебя.
Хаджер-ханым выхватила у неё кувшин. Назан так и приросла к месту. И чего ей опять взбрело в голову услужить свекрови? Ведь хорошо знала, чем это кончится.
Хаджер-ханым уселась на маленькую скамеечку и приступила к омовению. Бормоча про себя слова молитвы, она думала о сыне: «Где же Мазхар провёл эту ночь? Вряд ли он занимался делами, скорее всего, развлекался с девицей из бара. И молодец! А эта Жале вовсе и не похожа на шлюху – госпожа, да и только! Может, он по уши влюбился в неё и выгонит из дому Назан? Что ж, это было бы неплохо. В самом деле, он совсем охладел к жене. Избил её до потери сознания, не ночует дома, выставляет напоказ свою связь с девицей из бара! Нет, он и впрямь может прогнать Назан».
Но тут же Хаджер-ханым со страхом подумала: «А если, упаси аллах, сын приведёт Жале в дом?.. Может, пожалуй, и привести… Нет-нет! Развлекаться можно с кем угодно, но приводить таких женщин в дом!..»
Хаджер-ханым взяла из рук Назан полотенце, вытерла ноги и как бы невзначай сказала:
– Твоя холодность просто отталкивает мужа!
Не прибавив более ни слова, она удалилась в свою комнату, расстелила коврик и приготовилась к намазу. Но прежде чем склониться в поклоне, Хаджер-ханым решила каким-нибудь образом намекнуть невестке, что Мазхар спутался с девицей из бара. Она наведёт это жалкое создание на мысль, что больше нельзя выносить такую жизнь, надо сказать мужу, что она хочет уйти от него. Мазхар, конечно, согласится. «Ну и пусть проваливает! Она нам не ко двору».
Хаджер-ханым склонилась в низком поклоне: «А вдруг она захочет взять с собой Халдуна? Нет! Это невозможно». Она выпрямилась. «Нельзя допустить, чтобы внука воспитала эта простолюдинка! Да и Мазхар не захочет».
Она снова отвесила низкий поклон: «Сын такого известного адвоката в семье простых людей!» И снова выпрямилась: «Нет, Мазхар этого не допустит! Он так хорошо умеет устраивать чужие дела, так неужели его надо учить, как устроить свои?»
Хаджер-ханым прилежно отвешивала поклон за поклоном, но была очень далека от молитвы.
Наконец она простерла руки к потолку и произнесла: «О всевышний! Я взываю к твоей милости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33