Знаю даже и то, что ты понапрасну хлопочешь, отыскивая Анну. Я скажу тебе, что девка эта в деле, тебе известном, не участвовала, а если и передано ей что-нибудь, так будь уверен: она скорее умрет, нежели объяснит или скажет правду.
Меня удивило и заинтересовало это неожиданное объяснение, а потому я, пользуясь его предложением, тотчас подсел к нему и спросил, откуда он меня знает и от кого получил сведения о моих розысках.
- То дело уже не секрет, когда о нем знают двое, - отвечал он. - А знаешь ли ты, барин, и можешь ли поручиться, что все, тебе сказанное, истина, а не ложь, придуманная только для отвода и к большой запутанности дела? Да что об этом говорить! Поговорим-ка лучше о другом, что поближе к твоим интересам, только с уговором, чтоб меня к тому, о чем тебе буду говорить, не припутывать, иначе я от всего отопрусь и ты можешь потерять хорошее дело, за которое тебе, пожалуй, и крест дадут.
Помолчав немного, он продолжал:
- Есть один химик, который занимается литьем дроби, а вместе с тем отливает и фальшивую монету разного сорта из свинца. У него в подручных мужик-дурак, который сбывает эту монету известным ему мелочным торговцам, отдавая им каждый рубль за половинную цену.
Я стал убедительно просить незнакомца рассказать мне все подробно.
- Здесь нельзя, - отвечал он. - Ступайте отсюда в Карелов трактир и там дожидайтесь меня, я тотчас к вам буду.
Простившись с ним, я отправился в назначенное место, куда он вскоре явился. Сев за стол и вынув из кармана небольшой бумажный сверток, он сказал мне:
- Посмотрите-ка, хороша ли работа?
Развернув бумагу, я увидал несколько фальшивых четвертаков старой чеканки, только что отлитых.
- Хороша, - отвечал я, - и довольно отчетлива.
Он улыбнулся и сказал:
- Если бы вы видели этого мастера и его подручного, то никак бы не поверили, чтоб эти люди могли заниматься такой работой. Оба выеденного яйца не стоят! Один совершенный дурак, и по уму и по виду, а другой похож на огородное пугало. Ну, да Бог с ними! Всякому свое счастье. Видно, каждому злонамеренному делу есть свой конец, пускай себе как знают, так и отвечают. Слушайте же. Работа эта производится мещанином N за заставой на мельнице, почти всегда в полночь, в самом верху, где когда-то была крыловая шестерня. Теперь ее там нет, потому что мельница эта не действует, и взбираться туда по лестнице надо очень осторожно. Это их уловка на всякий случай. Формы, в которые отливается фальшивая монета, у них глиняные, а не резные на меди, и потому их можно изломать в одну минуту; да к тому же и сами они каждый день делают новые формы для отливки, выдавливая их настоящими деньгами. Это все я могу объяснить вам, потому что мне рассказывал об этом товарищ его, мой короткий приятель, он просил меня сбыть эти монеты, заверяя клятвою, что он скорее согласится принять наказание, нежели меня выдать. А вот это, что видите, он дал мне на пробу. Я же на такое дело человек совершенно неспособный, к тому же знаю, что рано или поздно эти дураки попадутся, тогда с ними пропадешь. Так что я очень рад был вас встретить. Во всяком случае, я намерен был сам к вам явиться и сказать об этом.
Дело это можно начать только через какого-нибудь хорошо вам знакомого торговца, которого я тотчас с ними сведу: тогда пойдет все как по маслу. Только смотрите, чтобы парень был не трус и не дурак, иначе все дело будет испорчено. Ведь он должен будет эту монету у них брать, выдавая им наличные деньги, и быть с ними иногда в компании, показывая свое расположение, и при случае быть готовым на всякое отчаянное предприятие. Не мне вас учить, но я говорю это для того, чтобы вы не ошиблись в выборе человека, которому решитесь это поручить. Да притом и я не хочу остаться в дураках.
На другой день мы назначили свидание на бульваре. Я привел с собой хорошо мне знакомого лавочника, человека весьма умного, честного и находчивого, который дал мне слово исполнить все с определенной аккуратностью.
При свидании нашем говорили мы мало. Я их познакомил, и они отправились к известным лицам.
Два дня я не видел лавочника и не ходил к нему, чтобы не повредить делу. На третий день он сам ко мне явился с несколькими фальшивыми целковыми старой чеканки и рассказал, что он познакомился почти коротко со всеми. Вот как это было.
- В тот самый день, - сказал он, - когда мы с вами расстались на бульваре, Яков (так звали незнакомца) повел меня в ту самую харчевню, где вы с ним встретились случайно в первый раз. Он тотчас послал за своим знакомым П., который не замедлил скоро явиться. Поздоровавшись с Яковом, он уселся, и между ними за чаем начался разговор. Прежде всего Яков сказал ему о моем желании с ним познакомиться и заверил, что я человек "мертвый"- ткни ножом, кровь не пойдет, а притом и из воды сухим вылезет. Не знаю, как принял он этот отзыв обо мне, но спросил, где я торгую и с кем живу. Я рассказал все откровенно, прибавив еще о трудностях торговли человеку без состояния. На что он заметил, что сам рассмотрит меня хорошенько, а где, как и когда, того не объяснил. Поэтому я, по совету Якова, к вам и не приходил. Вчера же часов в 9 вечера он четыре раза прошел мимо моей лавки взад и вперед, прежде чем войти внутрь. Увидав, что в лавке только мальчик и я, он сказал мне: "Пойдем-ка куда-нибудь выпьем чаю". Мы отправились в одну из отдаленных харчевен, где сидели два неизвестных мне человека, по-видимому, извозчики. После того как мы спросили чаю, он вынул вот этот самый сверток бумаги и подал его мне со словами: "Вот тебе пока, на пробу, а если что окажется сомнительным, приноси назад, я обменяю".
- А сколько нужно денег? - спросил я.
- Да дай красненькую, если есть, после сочтемся. Друг друга обижать не будем, мы один другому пригодимся.
Я положил сверток в карман и предложил ему что-нибудь выпить.
- Хорошо бы пуншику или пивца, - сказал он; что я тотчас и потребовал.
Выпив порядком, мы начали между собою говорить уже откровенно. Я заметил, что он меня уже совершенно не боится. Между прочими разговорами он сказал мне, чтобы я ходил к нему без опаски в любое время, потому что у него в квартире никаких работ не ведется- все происходит в таком месте, к уда если и черт, не зная, зайдет, то непременно сломит себе ноги.
- А если тебе понадобится, как же ты туда ходишь? - спросил я.
- Я-то знаю, как туда идти. Надобно держаться крепче за веревку, протянутую сверху, и не надеяться на лестницы, наставленные кое-как. Когда там мой товарищ работает, он не дремлет и ухо держит востро. Притом я всегда на страже внизу. В случае чего стоит только дернуть за протянутую веревку, и дело кончено: все полетит в котел и формы изломаются.
- Да скажи мне, Бога ради, откровенно: неужели он не боится, что об этом узнают полицейские и будут следит за ними?
- Пожалуйста, следи. А что возьмут? Одно только и есть средство его поймать: если во время его отсутствия забраться днем на мельницу и заглянуть за пустые кули и мешки с толченым мышьяком, который он употребляет в растопленный свинец для дроби. Так, может и поймают, а иначе нельзя. В этом он уверен. Да что об этом толковать, волка бояться, так и в лес не ходить.
- Позволь еще у тебя спросить: могу ли я эти деньги пускать здесь в ход, не выйдет ли из этого чего худого?
- Нет, своим близким соседям не пускай, а сбывай их деревенским мужикам, приезжающим с овсом, мукою и крупой.
- Да как же я это буду делать? Ведь мужики-то будут знать мою лавку?
- А вот как: у тебя есть короткие приятели и задушевные знакомые кулаки?
- Есть.
- Так вот, ты попроси их для себя купить. Пускай они и отдадут за тебя выданные тобою им деньги, и дело с концом. А лучше всего, по-моему, с этими деньгами отправиться на своих лошадях в дальние губернии по ярмаркам и там их сбывать.
- Да разве вы их еще не сбывали? - спросил я.
- Как не сбывать. Сбывал через калашников около застав проезжим пьяным мужикам. Правда, только четвертаки да трехгривенные, целковых-то еще вышло мало, а делать их удобнее, да и пользы больше.
Не зная, о чем еще говорить, я сказал, что пора домой.
- Пожалуй, - отвечал он, - пора. 11 часов, а мне идти далеко.
На дороге я сказал ему, что по его совету, пожалуй, отправлюсь на Украину или куда-нибудь в другое место.
- Только, - добавил я, - с безделицей ехать не годится. Хорошо бы иметь при себе по крайней мере тысяч пять рублей.
- Дело за этим не станет, лишь бы был материал.
- А сколько нужно материала? - спросил я.
- Рублей на 50 серебром. Если у тебя есть лишние деньги, так давай, с завтрашнего же дня работа и начнется, пойдет как по маслу.
- Пожалуй, - сказал я, - только не сегодня, а завтра.
- Ну, завтра так завтра. - Простившись со мной, он пошел совершенно пьяный, сказав, что будет ждать меня утром с деньгами.
Вот что сообщил мне лавочник.
Выдать денег я не согласился, потому что это будет против закона. Я велел ему узнать, когда они будут работать со своим материалом, а потом объяснить, что денег обещал дать им по пьяни. На самом деле из-за стесненных обстоятельств он этого исполнить не может.
Кроме того, я попросил его войти к ним в доверие и побывать на мельнице, чтобы разузнать, есть ли какая опасность и как можно ее избежать.
Через день лавочник пришел ко мне рано утром и объявил, что на мельницу попасть не трудно, что он может провести туда и меня, ибо видел, что только одна лестница снизу отнимается, а другие укреплены.
- К тому же я полагаю, - сказал он, - что у них в нынешнюю ночь будет работа, потому что П. обещал сегодня в 12 часов принести мелкой фальшивой монеты, а вечером ему будет некогда.
Итак, не теряя времени, мы принялись готовиться и принимать всякие меры для их взятия. Решили, что лавочник уведет П. с караула, а мы тем временем войдем.
Все было удачно исполнено. Мастера взяли пря мо во время работы, и оба эти лица были преданы суду. У П. при обыске за голенищами сапог нашли много мелкой фальшивой монеты. Дальнейшее следствие мне не известно.
По окончании дела я решил поблагодарить моего знакомого незнакомца за его содействие и отправился отыскивать его в ту самую харчевню, где мы с ним встретились в первый раз.
Придя туда, я подозвал служителя и спросил его, не знает ли он такого-то. При этом я описал его приметы и напомнил, что я с этим человеком пил у них чай с неделю назад.
- Знаю, - отвечал мне служитель. - Это ямщик Яков.
- Нельзя ли позвать его ко мне пить чай? - спросил я.
Служитель подозвал мальчика и послал его за Яковом. Спустя некоторое время посланный вернулся и объявил мне, что Яков не придет, потому что ему некогда.
- А далеко ли он живет отсюда? - поинтересовался я.
- Недалече.
- С кем он живет?
- С братом и женой.
Не входя в дальнейшие расспросы, я отправился домой, обдумывая дорогой причину его отказа. Тут я, к удивлению, заметил его на углу улицы. Он, вероятно, поджидал меня, потому что, не дожидаясь моего приближения, пошел вперед, как будто указывая, куда мне следует идти. Я постепенно нагнал его, и он, не поклонившись, сказал мне на ходу: идите в такой-то трактир, я к вам приду. Не зная, что подумать о его таинственности и предосторожностях, я последовал в указанный им трактир. Там я расположился в отдельной комнате, полагая, что это ему понравится. И я не ошибся, ибо, войдя ко мне, он сказал: "Вот это хорошо. Мы одни и можем свободно поговорить".
В первую очередь я его поблагодарил и предложил 75 рублей серебром за его содействие. Но он от них решительно отказался, хотя был очень рад тому, что дело окончилось удачно.
- Стало быть, я был прав, - сказал он.- А знаете ли, что я ежедневно наблюдал за ходом этого дела и смотрел, как вы с ним управляетесь. Ведь народ этот хоть и дурак, да трудно было к ним добраться и застать врасплох.
Тут между делом он сказал мне еще об одном преступнике, бежавшем с поселения и проживающем в одной из отдаленных частей города под именем торговца коровами. Потом стал уверять меня, что может быть полезен мне во многих случаях, но убедительно просил никому не рассказывать о нашем с ним знакомстве, а особенно не посылать за ним из той харчевни, где мы впервые встретились.
Мы еще долго разговаривали о всяких удачных проделках разных мошенников, и вдруг он схватил мою руку и, крепко пожав ее, сказал:
- Мошенники они, это правда; а все-таки они жалкие люди! Что ждет их впереди? Известно, какая их доля! Но хотите ли узнать, как они подразделяются по своим промыслам и действиям? Вам этого никто не объяснит, да и объяснять не захочет из опасения за самого себя. Кто поручится, что вы, до сей минуты в глазах моих хороший человек, вдруг, Бог знает с чего, и обо мне подумаете что-нибудь недоброе? Простите мне мою откровенность, а я, ей-Богу, полюбил вас, и если бы не так, то ни за какие деньги не решился бы рассказывать вам о том, что даже для ваших начальников составляет тайну. Извольте слушать внимательно. Вам это пригодится в будущем в вашей службе, чтобы безошибочно узнать подозрительных людей, как бы хитро они ни действовали.
И он начал свое повествование.
- Карманники, жулики и ерши - это все одно и то же. Их так называют по роду их промысла. Они таскают из карманов вещи, деньги и платки на удачу. Видя вас порядочно одетым, они тотчас окружают вас компанией и жмутся к вам, что делается большей частью в тесноте, но редко в безлюдном месте, разве только заметят кого-нибудь пьяного или невнимательного прохожего. У барыни какой-нибудь они отрежут ридикюль или карман - при них всегда есть маленькие английские ножницы. Ими же они нередко перекусывают у часов цепочки, снимают с руки браслет и больше уже ни на какие проделки не решаются. В этом классе много женщин, девок, девочек и мальчиков. Одни из них бродят по улицам, рынкам, гуляньям, бывают в церквах во время похорон, свадеб и церковных праздников; другие таскаются по кабакам, пивным, харчевням и вообще везде, где только есть какая-нибудь возможность поживиться. В прежнее время у них были свои условные знаки и слова; но теперь это почти вывелось. Так, например, притыривай на их языке значит сжимай, подсобляй; стрема - смотрят, наблюдают; трекнулся - сорвался, спохватился или почувствовал.
Другой разряд - домушники и подполники. Они также делятся на партии и ходят по лавкам, по домам, торгуют вещами, нанимают квартиры, при этом спрашивают о каком-нибудь небывалом жильце и воруют все, что только глаз завидит: шубы, пальто, салопы и прочее. Часто приходят вдвоем: один торгуется в цене, а другой проберется между тем в кабинет или в другую комнату и утащит часы и какую-нибудь ценную вещь. В театрах и маскарадах будто бы по ошибке надевают на себя чужие шубы, а свои оставляют. Или входят в переднюю - видят, лакей спит или вовсе никого, они хватают тогда на скорую руку что попало. Кучер зазевался - вытащат из экипажа что-нибудь. Придут в лавку в обеденное время или в самый разгар торговли и начнут требовать разный товар, рассматривают его, бракуют, торгуются за такую цену, за которую нельзя отдать его, а между тем другие, стоящие позади этих покупателей, работают ловко и проворно: прячут товар себе под полу и уходят из лавки. Этого мало: являются с женами, будто приезжие из разных губерний, торгуют товар партиями и до того прельщают купца значительной покупкой, что тот и не приметит, как у него утащат с прилавка или дорогой воротник, или кусок материи. А то, пожалуй, явится госпожа с многочисленным семейством, в сопровождении ливрейного лакея и начнет копаться в выложенном товаре. Тут работают все, от лакея до самой барыни, и купец должен смотреть в оба. В этот класс мошенников входят люди разного звания, большей частью промотавшие свое состояние распутной жизнью.
Теперь рассмотрим действия конокрадов, или скамеечников*, и лошаводов. Они почти всегда дей ствуют поодиночке, поэтому кражи их или угон лошадей редко раскрываются розыском. У каждого из них есть под рукой знакомый барышник и живодер. Хорошая лошадь поступает к барышнику, а плохая - к живодеру. И тот и другой лошадь держать у себя не станут. Барышник отправляет ее тотчас в какой-нибудь ближний город*, а живодер, если она совершенно плоха, тотчас убивает ее, а если еще годится, уводит до времени в какую-нибудь ближайшую деревню к знакомому мужику. Народ этот самый жалкий. Бродит он, иногда по целым дням не евши, в торговые дни по рынкам, близ застав и по дорогам, а не в торговые - около трактиров, кабаков и других торговых заведений, высматривая пьяного мужика или извозчика, кучера-ротозея, забившегося куда-нибудь погреться или попить чайку. У некоторых из них имеется дурман, настоянный в вине, которым они опаивают оплошавшего. Это делается так. Под видом идущего в какую-нибудь деревню или город, скамеечник просит мужика или извозчика подвезти его за гривенник, садится и, по дороге заехав в кабак, угощает его пивом с примесью дурмана. В городе же нанимает извозчика довезти его до любого трактира, приглашает с собой для компании, заказывает там чаю, а потом едет с ним дальше и сбрасывает его, опьяневшего от дурмана, где-нибудь за городом или в глухом переулке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Меня удивило и заинтересовало это неожиданное объяснение, а потому я, пользуясь его предложением, тотчас подсел к нему и спросил, откуда он меня знает и от кого получил сведения о моих розысках.
- То дело уже не секрет, когда о нем знают двое, - отвечал он. - А знаешь ли ты, барин, и можешь ли поручиться, что все, тебе сказанное, истина, а не ложь, придуманная только для отвода и к большой запутанности дела? Да что об этом говорить! Поговорим-ка лучше о другом, что поближе к твоим интересам, только с уговором, чтоб меня к тому, о чем тебе буду говорить, не припутывать, иначе я от всего отопрусь и ты можешь потерять хорошее дело, за которое тебе, пожалуй, и крест дадут.
Помолчав немного, он продолжал:
- Есть один химик, который занимается литьем дроби, а вместе с тем отливает и фальшивую монету разного сорта из свинца. У него в подручных мужик-дурак, который сбывает эту монету известным ему мелочным торговцам, отдавая им каждый рубль за половинную цену.
Я стал убедительно просить незнакомца рассказать мне все подробно.
- Здесь нельзя, - отвечал он. - Ступайте отсюда в Карелов трактир и там дожидайтесь меня, я тотчас к вам буду.
Простившись с ним, я отправился в назначенное место, куда он вскоре явился. Сев за стол и вынув из кармана небольшой бумажный сверток, он сказал мне:
- Посмотрите-ка, хороша ли работа?
Развернув бумагу, я увидал несколько фальшивых четвертаков старой чеканки, только что отлитых.
- Хороша, - отвечал я, - и довольно отчетлива.
Он улыбнулся и сказал:
- Если бы вы видели этого мастера и его подручного, то никак бы не поверили, чтоб эти люди могли заниматься такой работой. Оба выеденного яйца не стоят! Один совершенный дурак, и по уму и по виду, а другой похож на огородное пугало. Ну, да Бог с ними! Всякому свое счастье. Видно, каждому злонамеренному делу есть свой конец, пускай себе как знают, так и отвечают. Слушайте же. Работа эта производится мещанином N за заставой на мельнице, почти всегда в полночь, в самом верху, где когда-то была крыловая шестерня. Теперь ее там нет, потому что мельница эта не действует, и взбираться туда по лестнице надо очень осторожно. Это их уловка на всякий случай. Формы, в которые отливается фальшивая монета, у них глиняные, а не резные на меди, и потому их можно изломать в одну минуту; да к тому же и сами они каждый день делают новые формы для отливки, выдавливая их настоящими деньгами. Это все я могу объяснить вам, потому что мне рассказывал об этом товарищ его, мой короткий приятель, он просил меня сбыть эти монеты, заверяя клятвою, что он скорее согласится принять наказание, нежели меня выдать. А вот это, что видите, он дал мне на пробу. Я же на такое дело человек совершенно неспособный, к тому же знаю, что рано или поздно эти дураки попадутся, тогда с ними пропадешь. Так что я очень рад был вас встретить. Во всяком случае, я намерен был сам к вам явиться и сказать об этом.
Дело это можно начать только через какого-нибудь хорошо вам знакомого торговца, которого я тотчас с ними сведу: тогда пойдет все как по маслу. Только смотрите, чтобы парень был не трус и не дурак, иначе все дело будет испорчено. Ведь он должен будет эту монету у них брать, выдавая им наличные деньги, и быть с ними иногда в компании, показывая свое расположение, и при случае быть готовым на всякое отчаянное предприятие. Не мне вас учить, но я говорю это для того, чтобы вы не ошиблись в выборе человека, которому решитесь это поручить. Да притом и я не хочу остаться в дураках.
На другой день мы назначили свидание на бульваре. Я привел с собой хорошо мне знакомого лавочника, человека весьма умного, честного и находчивого, который дал мне слово исполнить все с определенной аккуратностью.
При свидании нашем говорили мы мало. Я их познакомил, и они отправились к известным лицам.
Два дня я не видел лавочника и не ходил к нему, чтобы не повредить делу. На третий день он сам ко мне явился с несколькими фальшивыми целковыми старой чеканки и рассказал, что он познакомился почти коротко со всеми. Вот как это было.
- В тот самый день, - сказал он, - когда мы с вами расстались на бульваре, Яков (так звали незнакомца) повел меня в ту самую харчевню, где вы с ним встретились случайно в первый раз. Он тотчас послал за своим знакомым П., который не замедлил скоро явиться. Поздоровавшись с Яковом, он уселся, и между ними за чаем начался разговор. Прежде всего Яков сказал ему о моем желании с ним познакомиться и заверил, что я человек "мертвый"- ткни ножом, кровь не пойдет, а притом и из воды сухим вылезет. Не знаю, как принял он этот отзыв обо мне, но спросил, где я торгую и с кем живу. Я рассказал все откровенно, прибавив еще о трудностях торговли человеку без состояния. На что он заметил, что сам рассмотрит меня хорошенько, а где, как и когда, того не объяснил. Поэтому я, по совету Якова, к вам и не приходил. Вчера же часов в 9 вечера он четыре раза прошел мимо моей лавки взад и вперед, прежде чем войти внутрь. Увидав, что в лавке только мальчик и я, он сказал мне: "Пойдем-ка куда-нибудь выпьем чаю". Мы отправились в одну из отдаленных харчевен, где сидели два неизвестных мне человека, по-видимому, извозчики. После того как мы спросили чаю, он вынул вот этот самый сверток бумаги и подал его мне со словами: "Вот тебе пока, на пробу, а если что окажется сомнительным, приноси назад, я обменяю".
- А сколько нужно денег? - спросил я.
- Да дай красненькую, если есть, после сочтемся. Друг друга обижать не будем, мы один другому пригодимся.
Я положил сверток в карман и предложил ему что-нибудь выпить.
- Хорошо бы пуншику или пивца, - сказал он; что я тотчас и потребовал.
Выпив порядком, мы начали между собою говорить уже откровенно. Я заметил, что он меня уже совершенно не боится. Между прочими разговорами он сказал мне, чтобы я ходил к нему без опаски в любое время, потому что у него в квартире никаких работ не ведется- все происходит в таком месте, к уда если и черт, не зная, зайдет, то непременно сломит себе ноги.
- А если тебе понадобится, как же ты туда ходишь? - спросил я.
- Я-то знаю, как туда идти. Надобно держаться крепче за веревку, протянутую сверху, и не надеяться на лестницы, наставленные кое-как. Когда там мой товарищ работает, он не дремлет и ухо держит востро. Притом я всегда на страже внизу. В случае чего стоит только дернуть за протянутую веревку, и дело кончено: все полетит в котел и формы изломаются.
- Да скажи мне, Бога ради, откровенно: неужели он не боится, что об этом узнают полицейские и будут следит за ними?
- Пожалуйста, следи. А что возьмут? Одно только и есть средство его поймать: если во время его отсутствия забраться днем на мельницу и заглянуть за пустые кули и мешки с толченым мышьяком, который он употребляет в растопленный свинец для дроби. Так, может и поймают, а иначе нельзя. В этом он уверен. Да что об этом толковать, волка бояться, так и в лес не ходить.
- Позволь еще у тебя спросить: могу ли я эти деньги пускать здесь в ход, не выйдет ли из этого чего худого?
- Нет, своим близким соседям не пускай, а сбывай их деревенским мужикам, приезжающим с овсом, мукою и крупой.
- Да как же я это буду делать? Ведь мужики-то будут знать мою лавку?
- А вот как: у тебя есть короткие приятели и задушевные знакомые кулаки?
- Есть.
- Так вот, ты попроси их для себя купить. Пускай они и отдадут за тебя выданные тобою им деньги, и дело с концом. А лучше всего, по-моему, с этими деньгами отправиться на своих лошадях в дальние губернии по ярмаркам и там их сбывать.
- Да разве вы их еще не сбывали? - спросил я.
- Как не сбывать. Сбывал через калашников около застав проезжим пьяным мужикам. Правда, только четвертаки да трехгривенные, целковых-то еще вышло мало, а делать их удобнее, да и пользы больше.
Не зная, о чем еще говорить, я сказал, что пора домой.
- Пожалуй, - отвечал он, - пора. 11 часов, а мне идти далеко.
На дороге я сказал ему, что по его совету, пожалуй, отправлюсь на Украину или куда-нибудь в другое место.
- Только, - добавил я, - с безделицей ехать не годится. Хорошо бы иметь при себе по крайней мере тысяч пять рублей.
- Дело за этим не станет, лишь бы был материал.
- А сколько нужно материала? - спросил я.
- Рублей на 50 серебром. Если у тебя есть лишние деньги, так давай, с завтрашнего же дня работа и начнется, пойдет как по маслу.
- Пожалуй, - сказал я, - только не сегодня, а завтра.
- Ну, завтра так завтра. - Простившись со мной, он пошел совершенно пьяный, сказав, что будет ждать меня утром с деньгами.
Вот что сообщил мне лавочник.
Выдать денег я не согласился, потому что это будет против закона. Я велел ему узнать, когда они будут работать со своим материалом, а потом объяснить, что денег обещал дать им по пьяни. На самом деле из-за стесненных обстоятельств он этого исполнить не может.
Кроме того, я попросил его войти к ним в доверие и побывать на мельнице, чтобы разузнать, есть ли какая опасность и как можно ее избежать.
Через день лавочник пришел ко мне рано утром и объявил, что на мельницу попасть не трудно, что он может провести туда и меня, ибо видел, что только одна лестница снизу отнимается, а другие укреплены.
- К тому же я полагаю, - сказал он, - что у них в нынешнюю ночь будет работа, потому что П. обещал сегодня в 12 часов принести мелкой фальшивой монеты, а вечером ему будет некогда.
Итак, не теряя времени, мы принялись готовиться и принимать всякие меры для их взятия. Решили, что лавочник уведет П. с караула, а мы тем временем войдем.
Все было удачно исполнено. Мастера взяли пря мо во время работы, и оба эти лица были преданы суду. У П. при обыске за голенищами сапог нашли много мелкой фальшивой монеты. Дальнейшее следствие мне не известно.
По окончании дела я решил поблагодарить моего знакомого незнакомца за его содействие и отправился отыскивать его в ту самую харчевню, где мы с ним встретились в первый раз.
Придя туда, я подозвал служителя и спросил его, не знает ли он такого-то. При этом я описал его приметы и напомнил, что я с этим человеком пил у них чай с неделю назад.
- Знаю, - отвечал мне служитель. - Это ямщик Яков.
- Нельзя ли позвать его ко мне пить чай? - спросил я.
Служитель подозвал мальчика и послал его за Яковом. Спустя некоторое время посланный вернулся и объявил мне, что Яков не придет, потому что ему некогда.
- А далеко ли он живет отсюда? - поинтересовался я.
- Недалече.
- С кем он живет?
- С братом и женой.
Не входя в дальнейшие расспросы, я отправился домой, обдумывая дорогой причину его отказа. Тут я, к удивлению, заметил его на углу улицы. Он, вероятно, поджидал меня, потому что, не дожидаясь моего приближения, пошел вперед, как будто указывая, куда мне следует идти. Я постепенно нагнал его, и он, не поклонившись, сказал мне на ходу: идите в такой-то трактир, я к вам приду. Не зная, что подумать о его таинственности и предосторожностях, я последовал в указанный им трактир. Там я расположился в отдельной комнате, полагая, что это ему понравится. И я не ошибся, ибо, войдя ко мне, он сказал: "Вот это хорошо. Мы одни и можем свободно поговорить".
В первую очередь я его поблагодарил и предложил 75 рублей серебром за его содействие. Но он от них решительно отказался, хотя был очень рад тому, что дело окончилось удачно.
- Стало быть, я был прав, - сказал он.- А знаете ли, что я ежедневно наблюдал за ходом этого дела и смотрел, как вы с ним управляетесь. Ведь народ этот хоть и дурак, да трудно было к ним добраться и застать врасплох.
Тут между делом он сказал мне еще об одном преступнике, бежавшем с поселения и проживающем в одной из отдаленных частей города под именем торговца коровами. Потом стал уверять меня, что может быть полезен мне во многих случаях, но убедительно просил никому не рассказывать о нашем с ним знакомстве, а особенно не посылать за ним из той харчевни, где мы впервые встретились.
Мы еще долго разговаривали о всяких удачных проделках разных мошенников, и вдруг он схватил мою руку и, крепко пожав ее, сказал:
- Мошенники они, это правда; а все-таки они жалкие люди! Что ждет их впереди? Известно, какая их доля! Но хотите ли узнать, как они подразделяются по своим промыслам и действиям? Вам этого никто не объяснит, да и объяснять не захочет из опасения за самого себя. Кто поручится, что вы, до сей минуты в глазах моих хороший человек, вдруг, Бог знает с чего, и обо мне подумаете что-нибудь недоброе? Простите мне мою откровенность, а я, ей-Богу, полюбил вас, и если бы не так, то ни за какие деньги не решился бы рассказывать вам о том, что даже для ваших начальников составляет тайну. Извольте слушать внимательно. Вам это пригодится в будущем в вашей службе, чтобы безошибочно узнать подозрительных людей, как бы хитро они ни действовали.
И он начал свое повествование.
- Карманники, жулики и ерши - это все одно и то же. Их так называют по роду их промысла. Они таскают из карманов вещи, деньги и платки на удачу. Видя вас порядочно одетым, они тотчас окружают вас компанией и жмутся к вам, что делается большей частью в тесноте, но редко в безлюдном месте, разве только заметят кого-нибудь пьяного или невнимательного прохожего. У барыни какой-нибудь они отрежут ридикюль или карман - при них всегда есть маленькие английские ножницы. Ими же они нередко перекусывают у часов цепочки, снимают с руки браслет и больше уже ни на какие проделки не решаются. В этом классе много женщин, девок, девочек и мальчиков. Одни из них бродят по улицам, рынкам, гуляньям, бывают в церквах во время похорон, свадеб и церковных праздников; другие таскаются по кабакам, пивным, харчевням и вообще везде, где только есть какая-нибудь возможность поживиться. В прежнее время у них были свои условные знаки и слова; но теперь это почти вывелось. Так, например, притыривай на их языке значит сжимай, подсобляй; стрема - смотрят, наблюдают; трекнулся - сорвался, спохватился или почувствовал.
Другой разряд - домушники и подполники. Они также делятся на партии и ходят по лавкам, по домам, торгуют вещами, нанимают квартиры, при этом спрашивают о каком-нибудь небывалом жильце и воруют все, что только глаз завидит: шубы, пальто, салопы и прочее. Часто приходят вдвоем: один торгуется в цене, а другой проберется между тем в кабинет или в другую комнату и утащит часы и какую-нибудь ценную вещь. В театрах и маскарадах будто бы по ошибке надевают на себя чужие шубы, а свои оставляют. Или входят в переднюю - видят, лакей спит или вовсе никого, они хватают тогда на скорую руку что попало. Кучер зазевался - вытащат из экипажа что-нибудь. Придут в лавку в обеденное время или в самый разгар торговли и начнут требовать разный товар, рассматривают его, бракуют, торгуются за такую цену, за которую нельзя отдать его, а между тем другие, стоящие позади этих покупателей, работают ловко и проворно: прячут товар себе под полу и уходят из лавки. Этого мало: являются с женами, будто приезжие из разных губерний, торгуют товар партиями и до того прельщают купца значительной покупкой, что тот и не приметит, как у него утащат с прилавка или дорогой воротник, или кусок материи. А то, пожалуй, явится госпожа с многочисленным семейством, в сопровождении ливрейного лакея и начнет копаться в выложенном товаре. Тут работают все, от лакея до самой барыни, и купец должен смотреть в оба. В этот класс мошенников входят люди разного звания, большей частью промотавшие свое состояние распутной жизнью.
Теперь рассмотрим действия конокрадов, или скамеечников*, и лошаводов. Они почти всегда дей ствуют поодиночке, поэтому кражи их или угон лошадей редко раскрываются розыском. У каждого из них есть под рукой знакомый барышник и живодер. Хорошая лошадь поступает к барышнику, а плохая - к живодеру. И тот и другой лошадь держать у себя не станут. Барышник отправляет ее тотчас в какой-нибудь ближний город*, а живодер, если она совершенно плоха, тотчас убивает ее, а если еще годится, уводит до времени в какую-нибудь ближайшую деревню к знакомому мужику. Народ этот самый жалкий. Бродит он, иногда по целым дням не евши, в торговые дни по рынкам, близ застав и по дорогам, а не в торговые - около трактиров, кабаков и других торговых заведений, высматривая пьяного мужика или извозчика, кучера-ротозея, забившегося куда-нибудь погреться или попить чайку. У некоторых из них имеется дурман, настоянный в вине, которым они опаивают оплошавшего. Это делается так. Под видом идущего в какую-нибудь деревню или город, скамеечник просит мужика или извозчика подвезти его за гривенник, садится и, по дороге заехав в кабак, угощает его пивом с примесью дурмана. В городе же нанимает извозчика довезти его до любого трактира, приглашает с собой для компании, заказывает там чаю, а потом едет с ним дальше и сбрасывает его, опьяневшего от дурмана, где-нибудь за городом или в глухом переулке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20