Вдруг ее под этим взглядом пронзило ощущение зыбкости, неустойчивости, полнейшей необоснованности ее сегодняшней вот такой уверенной и приятной позиции… близость непредсказуемых перемен. Лучникова кто-то отвлек, мужа кто-то заслонил, малознакомая персона надела задымленные очки, «латинский любовник» из Бразилии с удивлением обнаружил рядом с собой вместо международной курвы растерянную русскую провинциалочку.Тут как раз началось суетливое движение – прибыли, прибыли! Кто прибыл? Не кто иной, как товарищ Протопопов! Такой чести никто даже и не ждал. Наиболее, пожалуй, энергетическая личность в компании усталых его коллег. Невероятное оживление в зале – что бы это могло означать? Вошли телохранители и быстро смешались с толпой. Борис Теодорович Врангель в партийном рвении, не хуже любого секретаря обкома, ринулся навстречу гостю. У. Протопопова был маленький, гордо поднятый в классовом самосознании подбородочек. Врангелю, как своему по партийной иерархической этике, ткнул, не глядя, руку, зато шефа «Курьера», как представителя временно независимых «прогрессивных кругов планеты», облагодетельствовал улыбкой и значительным рукопожатием.– Вот, удалось вырвать десяток минуточек. – Любовь к уменьшительным жила, оказывается, и на московском олимпе. -…Очень много сейчас работы в связи с надвигающимися… – чем? чем? что надвигается? легкий ступор в толпе -…надвигающимся юбилеем… – отлегло – каким юбилеем? – неважно, дело обычное – юбилейное -…однако решил засвидетельствовать… газету вашу читаю… не все в ней, уж извините, равноценно… однако в последнее время… да-да, читаю не – без интереса… – пауза, улыбка, понимай, как знаешь, -…мы всегда приветствовали развитие прогрессивной мысли в… – да неужели же произнесет слово «Крым», неужели что-то сдвинулось? -…в Восточном Средиземноморье… – нет, ничего не сдвинулось; нет? ничего не сдвинулось? может быть, все-таки чуточку хоть что-то?Подано шампанское – прозрачнейший, драгоценный «Новый Свет», цвета предзакатного неба. Товарищ Протопопов сделал глоток и щелкнул языком – оценил! По слухам, ОНИ ТАМ если уж и пьют что-то, то лишь это. От предложенного калача с икрой отказался с мягким юмористическим ужасом, – слежу, дескать, за фигурой. Нет-нет, что-то все-таки сдвинулось: такая человечность!– Мечтаем о том дне, Тимофей Лукич, когда наша газета будет продаваться в Москве рядом с «Известиями» и «Вечеркой», – громко сказал Лучников.Замерли все. Даже «букетики» застыли в красивых позах. Лишь «волкодавы» из охраны продолжали свое дело – бесшумную зрительную инспекцию. Товарищ Протопопов сделал еще глоток. Чудесная возможность – комплимент «Новому Свету», и дерзость Лучникова отлетает в анналы политических бестактностей. Все ждут. Пощелкивают исторические мгновения.– Это зависит от… – товарищ Протопопов улыбается, – от взаимности, господин Лучников… – поднимается накат сдержанно-возбужденного шепота. – Я ведь сказал, что не все в вашей газете равноценно, не так ли?… – так, так, вот именно так и было сказано, за руку товарища Протопопова не поймаешь. -…Так вот, в дальнейшем все, конечно, будет зависеть от взаимопонимания… – «букетики» просияли, чувствуя всеобщую нарастающую экзальтацию, – планета у нас одна… море у нас одно, товарищи… много у нас общего, друзья… – все тут разом улыбнулись общей, открытой улыбкой, -…но много и разного, господа… – улыбка погасла – не вечно же ей сиять, -…итак, я поднимаю бокал за взаимопонимание!Крепчайшее рукопожатие временно независимым силам планеты, строгий одобряющий взгляд Врангелю, и, не торопясь, понимая и заботы охраны, подготавливающей путь, и сохраняя, естественно, классовую солидность, товарищ Протопопов отбыл.После отбытия за бодрящим завтраком воцарилась мертвая зыбь. Официальные гости быстро перешептывались между собой. Полуофициальные и не-официальные писатели (а среди приглашенных. были и такие, едва ли не подзаборные представители русской творческой мысли) хихикали между собой. Кто из них предполагал, что вблизи увидит один из портретиков? такое возможно только в «Курьере», ребята, нет-нет, в самом деле мы живем во времена чудес. Дипломаты, загадочно улыбаясь, заговорили тут же о балете, о спорте, о русском шампанском, постепенно начали подтягиваться к выходу – такая работа. Журналисты собрались вокруг Лучникова, делая вид, что заняты светской болтовней, а на самом деле поглядывали на него, ждали statement.– Господа! – сказал Лучников. – Формула взаимности, предложенная Тимофеем Лукичом Протопоповым, редакцию газеты «Курьер» вполне устраивает.ЮПИ, АП, Рейтер, РТА, Франс Пресс, АНСА и прочие, включая трех японцев, чиркнули в блокнотах новомодными «монбланами» в стиле «ретро».Завтрак заканчивался.– Что же ты, Андрей, так унижаешься, смотреть на тебя противно, – сказал на прощание Гангут, – причислил-таки себя к прогрессивному человечеству.– Скоро ли на Остров возвращаетесь, Андрей Арсениевич? – спросил на прощание международный обозреватель из «Правды» и хмыкнул, не дожидаясь ответа, дескать, «пора, пора».– Как в целом? – спросил на прощание Лучников Кузенкова.Тот только улыбнулся на прощание; улыбка была ободряющей.– Почему вы никогда не позвоните, Андрюша? – спросил на прощание один из «букетиков». – Позвонили бы, посидели бы, поболтали бы, вспомнили бы былое.Зал очень быстро пустел, а за окном начинался моросящий дождь. Удручающий день тлел в конце Кутузовского проспекта. Неловкость, вздор, полная никчемность и бессмысленность «общего дела», общей идеи, общей судьбы, всякой деятельности, всякой активности, глухая тоска и постыдность терзали Л. Лучникова, в молчании стоящего у окна. Пустые бутылки и ошметки еды, обгрызенный калач со следом губной помады, будто менструальный мазок, – вот результаты бессмысленного «завтрака с шампанским». Бежать в Новую Зеландию.Тут голос Татьяны достиг его слуха:– Пока, Андрей!Он вздрогнул, отвернулся от окна. Впервые мысль о ферме в Новой Зеландии не соединилась у него с Таней, и это его испугало.Зал был почти уже пуст. Лишь в дальнем углу в кресле вызывающе хохотал напившийся все же один «букетик» (кажется, Лора, бывшая танцорка мюзик-холла) да возле нее трое каких-то молодчиков деловито обсуждали вопрос – кто возьмет на себя джентльменские обязанности по доставке «букетика» в более подходящую диспозицию.Таня стояла в дверях. Десятиборец держал ее под руку. Она смотрела на него растерянно, и поза какая-то была неловкая и скованная. Могла бы, конечно, уйти, не прощаясь, но вот – напоминаю о себе. Ничего больше – только лишь напоминание. Конечно, она почувствовала, что он начисто забыл про нее. Чутье у Татьяны Луниной было сверхъестественное.Десятиборец вежливо, полудипломатически-полутоварищески улыбался. Лучников подумал, что из этого красавца-атлета настойчиво уже выпирает кто-то другой – очень немолодой и не очень здоровый человек. Может быть, иллюзия эта возникла из-за излишней его быковатости, быковатости явно преувеличенной нынешней от-вет-ствен-ностью как представителя советских спортивных организаций.«Неужели не знает он о наших отношениях?» – подумалось тут Лучникову.– Хотите, Андрей, поедем к нам чай пить, – сказала Татьяна.Десятиборец с застывшей улыбкой повернул к ней монументальное лицо, явно не сразу до него дошел смысл приглашения. Редактора буржуазной газеты – к чаю?– Чай? К вам? – растерялся слегка и Лучников.– Почему бы нет? У нас отличный есть английский чай. Посидим по-домашнему… – Неожиданный для нее самой дерзостный ход на глазах переменил Татьяну. Лучников увидел ту, которая поразила его десять лет назад – лихую московскую девку, которая может и как шлюха дать где-нибудь в ванной, а может и влюбить в себя на всю жизнь.– Ах, как это мило с вашей стороны, – забормотал он. – Как это кстати. Мне что-то, знаете ли, тошно как-то стало…– Ну вот и поедемте чай пить… – прямо вся светясь, сказала Татьяна.– На меня, знаете ли, всегда растерзанные столы тоску наводят, – проговорил Лучников.– Знаю, знаю, – сказала ему Татьяна беззвуч1шм шевелением губ.– Пожалуйста, пожалуйста. На чай, пожалуйста, – наконец высказался десятиборец.«Ты что, рехнулась?» – взглядом спросил он жену.«Катись!» – ответила она ему тем же путем.У Лучникова в арендованном «жигуленке» всегда лежало на всякий случай несколько «фирменных» бутылок и блоков сигарет. Все это он сейчас свалил на столик в прихожей татьяниной квартиры. Свалил и, услышав из глубины квартиры детские голоса, ужаснулся: о детях-то он забыл – ни жвачки, ни кока-колы, ни автомобильчиков «горджи» с собой нет. Он почему-то никогда не думал о Татьяниных детях, и она сама никогда не говорила с ним ни о двенадцатилетней Милке, ни о десятилетнем Саше.Дети пришли познакомиться с иностранцем. Милка – нимфеточка, другой и не могла быть дочь Татьяны. А вот Саша: Арсюша, Андрюша, Антоша и Саша – вдруг выстроилась в голове Лучникова такая схема. Он испугался. Лобастый стройненький мальчик, кажется, грустный. Как раз десять лет назад мы с Танькой и встретились. Тогда я уволок ее с какой-то пьянки и без всяких церемоний… Да неужели? Глаза серые, и у меня серые, но и у десятиборца серые. Челюсть крепкая, и у меня крепкая, а у десятиборца-то просто утюг… В полной растерянности Лучников подарил Саше свой «монблан» с золотым пером. В проеме кухонной двери появилась Татьяна.– Ну как, уже познакомились? – Звонкая бодрая спортсменочка.Лучников глазами спросил ее о Саше. Она комически развела руками и одновременно пожала плечами и так застыла с обезьяньей греховной мордочкой. Это было очень смешно, и все засмеялись – и Лучников, и дети, а Танька еще попрыгала, подтанцевала на месте: елочка-дешевочка.Десятиборец отошел к так называемому «бару» и вернулся с двумя бутылками французского коньяка, – дескать, мы тоже не лыком шиты.Тут такая уж пошла фальшивка! Десятиборец сел за полированным столом напротив Лучникова и налил хрустальные рюмки – всем располагаем, и коньяк и хрусталь, – вроде он именно к нему пришел, этот любопытный иностранец; мужчина же, значит, к мужчине.– Ну, со свиданьицем, – сказал он. – Татьяна, выпьешь?– Сейчас! – донеслось из кухни.– Л вы где работаете? – спросил Лучников.– Как где? – удивился десятиборец.– Ну, вы работаете вообще-то где-нибудь или… или «фриланс»?– Как вы сказали? – напрягся десятиборец.– Внештатно! – перевела из кухни Татьяна.– Ну, я вообще-то заместитель начальника Главка, – сказал десятиборец. – Главное управление спортивных единоборств.Лучников засмеялся – шутка ему понравилась. Видимо, парень все же не так уж и туп.– А что вы смеетесь, Андрей? – спросила, входя с подносом, Татьяна.– Понравилась шутка вашего мужа. Главное управление спортивных единоборств – это звучит!– Что же тут смешного? – удивился Суп.– Такой Главк и в самом деле есть в нашем комитете, – сказала Таня. – Все нормально. Главк как Главк. Главное управление спортивных единоборств…Лучников чувствовал себя пристыженным всякий раз, когда советская явь поворачивалась к нему еще каким-нибудь своим непознанным боком. Все же как ни сливайся с ней, до конца не постигнешь.– Юмор все-таки существует: он в том… – сказал он, стараясь на Татьяну не глядеть, – что вы работаете в Главке единоборств, а сами-то десятиборец.– Так что? – спросил муж.Татьяна расхохоталась. Она уже успела «махнуть» большую рюмку коньяку.– А мне как-то и в голову раньше не приходило, – сказала она. – В самом деле смешно. Десятиборец в единоборстве.Хохот был несколько тревожащего свойства.– Насчет десятиборья, так у нас прежних заслуг не забывают, – сказал муж. – Вот гляньте! Вот мои этапы. Восемь лет в первой десятке держался…Кубки и бронзовые фигуры венчали югославский сервант. Лучникова немного раздражала заурядность квартирного стиля – все-таки дом Татьяны представлялся ему в воображении (если когда-нибудь представлялся) каким-то иным.Пошла вторая рюмка. Про чай и думать забыли.– Вот поэтому я так отлично сейчас трудоустроен, – пояснил муж. – Вы понимаете?"Лучников посмотрел на Татьяну – как, дескать, себя вести? – но она как будто и не думала ему подсказывать, хохотала, наслаждалась ситуацией.– Понимаете, о чем я говорю? – десятиборец настойчиво пялил на Лучникова глаза над своей четвертой рюмкой.– Понимаю.– Ни черта вы не понимаете. У вас там спортсменов сразу забывают, наглухо, а у нас постоянная забота. Это понятно?– Понятно.– Что-то не замечаю, что вам понятно. По лицу такого не определяется.– Ой, умру. – Татьяна заваливалась за спинку стула. – Андрюша, сделай умное лицо.– Напрасно смеешься, – десятиборец взял жену за плечико. – У них одно, у нас другое. Вон товарищ тебе подтвердит без всякой пропаганды.– У нас, конечно, не то, не так масштабно, – подтверждал Лучников, искоса поглядывая на Сашу, который сидел на тахте, поджав ногу. – У нас там Комитета по спорту вовсе нет. Все пущено на самотек. Многие виды изрядно хромают.– Вот! – вскричал десятиборец, глядя в лицо своей жене, которая в этот момент, надув укоризненно губки, кивала чужеземцу – как, мол, вам не ай-я-яй.– Что и требовалось доказать! – четвертая рюмка ухнулась в бездонные глубины. – А теперь ты еще скажи, что советские спортсмены – профессионалы!– Никогда этого не скажу, – Лучников решительно открестился от такого приглашения.– А ты скажи, скажи, – напирал Суп. – Думаешь, не знаем, что ответить?– Он недавно на семинаре был по контрпропаганде, – любезно пояснила Татьяна.Милочка в куртке и шапке с сумкой через плечо прошла через комнату к выходу и сердито там хлопнула дверью – ей, видимо, не нравилась бурно развивающаяся родительская пьянка.– Фи-гу-рист-ка, – запоздало показал ей вслед слегка уже неверным пальцем десятиборец. – Сколько на вашей белогвардейщине искусственных катков?– Три, – сказал Лучников.– А у нас сто три!Саша вытащил ногу из-под попки и направился в прихожую. «Моя походка, – подумал Лучников, – или его?» Гордо неся гордый лучниковский нос, Саша закрыл за собой дверь плотно и решительно. Явно дети здесь в оппозиции к коньячным беседам родителей.– Хоккей, – кивнул ему вслед папа Суп. – Большое будущее!– Ну, вот мы и одни, – почти бессмысленно захохотала Татьяна.– Так почему же ты не отвечаешь на мой вопрос? – Десятиборец придвинул свой стул ближе к Лучникову и снова налил рюмки. – Ну! Профессионалы мы или любители?– Ни то, ни другое, – сказал Лучников.– То есть?– Спортсмены в СССР – государственные служащие, – сказал Лучников.Шестая рюмка повисла в воздухе. Челюсть у десятиборца отвалилась. Таня зашлась от восторга.– Андрюшка, браво! Суп! Ты готов! Сейчас лягушку проглотишь! К такому повороту их на семинаре не подготовили!Она раскачалась на стуле и влепила Лучникову поцелуй в щеку. Стул из-под нее вылетел, но она не упала (атлетические реакции!), а перелетела на колени к Лучникову и влепила ему еще один поцелуй, уже в губы.– Ты, однако, Татьяна… – пробормотал десятиборец. -…Все же невежливо, между прочим… чужого человека в губы…– Да он же нам не чужой, – смеялась Таня и щекотала Лучникова. – Он нам идеологически чужой, а по крови свой. Русский же.– В самом деле русский? – удивился супруг. Лучников чрезвычайно вдруг удивился, обнаружив себя взеркале стоящим с открытым гневным лицом и с рукой, в собственническом жесте возложенной па плечи Татьяны.– Да я в сто раз более русский, чем вы, товарищ Суп! Мы от Рюриковичей род ведем!…– Рюриковичи… белорусы… – хмыкнул десятиборец. – Дело не в этом. Главное, чтобы внутренне был честный, чтобы ты был нс реакционный! Ходи за мной!Железной лапой он взял Лучникова за плечо. Таня, не переставая смеяться, нажала клавишу музыкальной системы. В квартире зазвучала «Баллада о Джонс и Ёко». Под эти звуки троица проследовала в темную спальню, где словно гигантская надгробная плита светилось, под уличным фонарем супружеское ложе.– Мне хочется домой в огромность квартиры, наводящей грусть, – вдруг нормальным человеческим топом произнес десятиборец.Лучников ушам своим не поверил.– Что? Что? Ушам своим не верю.– Суп у нас любитель поэзии, – сказала Таня. – Суп, это чье ты сейчас прочел?– Борис Мандельштам, – сказал десятиборец.– Видишь! – ликуя, подпрыгивала уже на супружеском ложе Татьяна. – У него даже тетрадка есть с изречениями и стихами, не хала-бала! Интеллигенция!– Смотри сюда! – угрожающе сказал десятиборец. – Вот они и здесь – этапы большого пути. Места не хватает.Вдоль всей стены на полке под уличным фонарем светились статуэтки и кубки.– Почему ты зовешь его Суп? – спросил Андрей. – Почему ты так метко его назвала?– Это сокращение от «супружник», – хихикнула Татьяна.– Л почему ты ее зовешь па ты, а меня на вы? – вдруг взревел десятиборец. – Подчеркиваешь превосходство?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47