Величайший из
всех, кого я когда-либо знала, Песнопевец, - и она произнесла слоги очень
музыкальным тоном, - носил имя или титул, звучащий как "кива'лл'кие
ккоотаиллл'кке'к". Я не могу выразить словами его снопеснопение так же,
как не смогла бы рассказать о гении Моцарта тому, кто никогда не слышал
музыки. Но когда ему стала угрожать опасность, я сделала то, что должно
было быть сделано.
- Вы видите, что я пока еще не все понимаю, - заметил я, поставив
чашку.
- "Чикчарни" построен так, что пол его возвышается над рекой, - и
картина бара внезапно вспыхнула в моей памяти ясно и с потрясающей
реальностью. - Вот так, - добавила она.
- Я не пью крепких напитков, не курю и очень редко пользуюсь
медикаментами, - продолжала она, - и не потому, что у меня нет другого
выбора. Просто таково мое правило, обусловленное здоровьем. Но это не
значит, что я не способна наслаждаться подобными вещами так же, как я
сейчас наслаждаюсь сигаретой, которую курите вы.
- Я начинаю понимать...
- Плавая под полом этого притона в ночи, я переживала наркотические
галлюцинации тех, кто грезил наверху, вселяясь в них и пользуясь сама их
покоем, счастьем и радостью, и отгоняя видения, если они вдруг становятся
кошмарными.
- Майк, - сказал я.
- Да, именно он привел меня к Песнопевцу, ранее неизвестному. Я
прочла в его разуме о месте, где они нашли алмазы. Вижу, вы считаете, что
это где-то около Мартиники, поскольку я только что оттуда. Не отвечу ни
да, ни нет. Кроме того, я прочла у него мысль о причинении вреда
дельфинам.
- Оказалось, что Майка и Пола прогнали от месторождения - хотя и не
причиняя им особого вреда. Это было несколько раз. Я сочла это настолько
необычным, что стала изучать дальше и обнаружила, что это правда.
Месторождение, открытое этими людьми было в районе обитания Песнопевца. Он
жил в тех водах, а другие дельфины приплывали туда, чтобы его послушать. В
некотором же смысле это и есть место паломничества из-за его присутствия
там. Люди искали способ обеспечить свою безопасность в следующий раз,
когда они снова нагрянут туда за камнями. Именно для этого они и вспомнили
об эффекте, производимом записями голоса касатки. Но не надеялись только
на это и припасли еще и взрывчатку.
Пока меня не было, произошло это двойное убийство, - продолжала она.
- Вы, по-существу, правы насчет того, как и что было сделано. Я не знаю,
как это можно доказать, и признали ли бы доказательством мою способность
прочесть их мысли. Пол пускал в ход все, что попадало ему когда-либо в
руки или приходило на ум и, тем не менее, в схватке со мной он проиграл
бы. Он прибрал познания Фрэнка так же, как и его жену, узнал от него
достаточно для того, чтобы найти месторождение при небольшой удаче. А
удача долго не покидала его. Он достаточно узнал и о дельфинах -
достаточно для того, чтобы догадаться о действии голоса касатки, но все же
недостаточно, чтобы узнать, каким образом дельфины сражаются и убивают. И
даже тогда ему повезло. Рассказ его о случившемся восприняли благосклонно.
Но не все. Тем не менее, ему доверяли в достаточной степени. Он был в
безопасности и планировал снова вернуться к месторождению. Я искала способ
остановить его. И я хотела, чтобы дельфинов оправдали - но это было делом
второстепенным. Затем появились вы, и я поняла, что способ найден. Я
отправилась ночью к станции, вскарабкивалась на берег и оставила вам
записку.
- И испортили ультразвуковой генератор?
- Да.
- Вы сделали это именно в это время, так как знали, что под воду
заменять генератор пойдем мы с Полом?
- Да.
- И другое?
- Да, и это тоже. Я наполнила разум Пола тем, что я чувствовала и
видела, плавая под полом "Чикчарни".
- И еще вы смогли заглянуть в разум Фрэнка. Вы знали, как он
прореагирует. И вы подготовили убийство?
- Я никого ни к чему не принуждала. Или воля его не должна была быть
так же свободна, как наша?
Я смотрел в чашку, взволнованный ее мыслями. Я выпил чай одним
глотком. Затем поглядел на нее.
- Но разве вы не управляли им, пусть даже и немного, под самый конец,
когда он напал на меня? Или - куда более важно - руководили его
периферийной нервной системой? Или еще более простым существом?.. Можете
ли вы управлять действиями акулы?
Она налила мне еще чаю.
- Конечно, нет, - ответила она.
Мы еще немного посидели в безмолвии.
- Что вы решили сделать со мной, когда я решил продолжать
расследование? - спросил я. - Вы пытались расстроить мои ощущения и
подтолкнуть меня к гибели?
- Нет, - ответила она быстро. - Я наблюдала за вами, чтобы понять,
что вы решите. Вы испугали меня своим решением. Но то, что я предприняла
вначале, не было нападением. Я попыталась показать вам кое-что из
снопеснопения, успокоить ваши чувства, принести в них мир и покой. Я
надеялась, что это произведет некую алхимическую реакцию в вашем разуме,
смягчит ваше решение.
- Вы сопровождали эту картину внушением нужного вам результата.
- Да, я делала это. Но вы тогда обожгли руку, и боль привела вас в
чувство, и тогда я напала на вас.
Она произнесла это неожиданно усталым голосом. Впрочем, день этот был
для нее нелегким, ведь о стольких вещах ей пришлось позаботиться.
- И это была моя ошибка, - согласилась она. Позволь я вам просто
продолжить следствие - и вы не нашли бы ничего. Но вы почувствовали
неестественную природу нападения. Вы соотнесли это с поведением Пола и
подумали обо мне - мутанте - и о дельфинах, и об алмазах, и о моем
недавнем путешествии. Все это слилось в ваших мыслях, и я увидела, что вы
можете причинить непоправимый ущерб: внести информацию об аллювиальном
месторождении алмазов и Мартинике в Центральный банк данных. И тогда я
позвала вас сюда - поговорить.
- Что же дальше? - спросил я. - Суд никогда не признает вас виновной
в чем-либо из этого. Вы в безопасности. Даже и мне трудно осудить вас. Мои
руки тоже в крови, как вам известно. Вы единственный живой человек,
который знает, кто я, и это причиняет мне неудобство. И все же у меня
бродят кое-какие догадки относительно того, о чем вы не хотели
информировать весь белый свет. Вы не станете пытаться уничтожить меня, ибо
вы знаете, что я сделаю с этими догадками в случае нарушения соглашения.
- И я вижу, что вы не воспользуетесь вашим кольцом до тех пор, пока я
не спровоцирую вас на это. Спасибо. Я боялась этого.
- Кажется, мы достигли какого-то равновесия.
- Тогда почему бы нам не забыть обо всем этом?
- Вы имеете в виду - почему бы не доверять друг другу?
- А это очень необычно?
- Вы же понимаете, что будете обладать известным преимуществом.
- Верно. Но долго ли будет иметь значение это преимущество? Люди
меняются. Телепатия не поможет мне определить, что вы станете думать
завтра - или где-нибудь в другом месте. Вам об этом проще судить, потому
что вы знаете себя лучше, чем я.
- Полагаю, вы правы.
- Конечно, говоря по правде, я ничего не выигрываю, разрушив ваш
образ существования. Вы же, с другой стороны, вполне можете захотеть
отыскать незарегистрированный источник дохода.
- Не буду этого отрицать, - согласился с девушкой я. - Но если я дам
вам слово, то сдержу его.
- Я знаю, что вы имеете в виду. И я знаю также, что вы верите многому
из того, что я сказала - с некоторыми оговорками.
Я кивнул.
- Вы в самом деле не понимаете значение Песнопевца?
- А как я могу понять, не будучи ни дельфином, ни телепатом?
- Может, вам показать, помочь представить то, что я хочу сохранить и
оградить от бед?
Я поразмыслил об этом, вспоминая происшедшее на станции, когда она
напомнила мне кое-что из Вильяма Джеймса. У меня не было способа узнать,
как можно при этом управлять своим состоянием, какими силами она может
навалиться на меня, если я соглашусь на подобный эксперимент. Тем не
менее, если все это выйдет из-под контроля и если помимо того, что было
обещано, будет какое-то минимальное вмешательство в мой мозг, я знал
способ мгновенно положить конец этому. Сложив руки перед собой, я положил
на кольцо два пальца.
- Очень хорошо, - согласился я.

И затем это родилось снова - нечто вроде музыки, и все же не музыка,
нечто такое, что не выразить словами, ибо сущность этого была такой, какую
не ощущал и какой не владел ни один человек: оно лежало вне круга
человеческого восприятия. Я решил потом, что та часть меня, которая
впитывала все это, временно переместилась в разум творца снопеснопения -
того дельфина, и я стал свидетелем-соучастником временного рассуждения,
которое он импровизировал, придавал аранжировку, сливая все ее части в
заранее сконструированные видения и выражая их словами, законченными и
чистыми, и облекая в воспоминания и в нечто отличное от сиюминутных
действий, и все это смешивалось и гармонично, и в радостном ритме, которые
я постигал только косвенно через одновременное ощущение его собственного
удовольствия от процесса их формулирования.

Я чувствовал наслаждение от этого танца мыслей, разумных, хотя и
нелогичных; процесс, как и всякое искусство, был ответом на что-то, однако
на что именно - я не знал, да и не хотел знать, если честно, ибо это было
само по себе достаточностью бытия - и, может, когда-нибудь это обеспечит
меня эмоциональным оружием на тот момент, когда мне придется стоять
одиноким и беспомощным перед бедой - ибо это было чем-то таким, что
невозможно оценить верно, разве что только тогда, когда в памяти всплывут
фрагменты его - нечто вроде бешеного веселья.

Я забыл свое собственное бытие, покинул свой ограниченный круг
чувств, когда окунулся в море, что не было ни светлым, ни темным, ни
имеющим форму, ни бесформенным и все же осознавал свой путь, возможно,
подсознательно, в нескончаемом действии того, что мы решили назвать
"людус" - это было сотворение, разрушение и средство к существованию,
бесконечное копирование, соединение и разъединение, вздымание и опускание,
оторванное от самого понятия времени и все равно содержавшее сущность
времени. Казалось, что я был душой времени, бесконечные возможности
наполняли этот момент, окружая меня и вливая тонкий поток ощущения
существования и радости... радости... радости...
Крутясь, этот момент и поток вытек из моего разума, и я сидел, все
еще держась за смертоносное кольцо, напротив маленькой девочки, сбежавшей
от жутких цветов; она сидела, одетая во влажную зелень, весьма и весьма
бледная.
- О-ча доу десу-ка? - произнесла она.
- Итадакимасу.
Она наполнила чашку. Я хотел протянуть руку и коснуться ее руки, но
вместо этого поднял чашку и отпил из нее.
Конечно, она приняла мою ответную реакцию. Она знала.
Но заговорила она немного погодя.
- Когда придет мой час - кто знает, как скоро? - я уйду к нему, -
сказала она. - И я буду там, с Песнопевцем. Не знаю, но я продолжу это,
возможно, как память, в том безвременном месте, и будет это частью
снопеснопения. Но и теперь я чувствую часть ее.
- Я...
Она подняла руку. Мы допили чай молча.
На самом деле мне не хотелось уходить, но я знал, что должен идти.

Как много осталось такого, что я должен был сказать, думал я, когда
вел "Изабеллу" назад, к Станции-Один, к мешку алмазов и всему остальному,
что там еще было.
Ну и ладно, подумал я. Самые лучшие слова чаще всего именно те, что
остаются несказанными.

3. ВОЗВРАЩЕНИЕ ПАЛАЧА
Большие пушистые хлопья падали в ночи, безмолвной и безветренной.
Похоже, на свете не существовало ни бурь, ни ветров - ни дуновения, ни
вздоха. Только холодная равномерная белизна, плывущая за окном, и
безмолвие, подчеркнутое выстрелами, удалявшимися перед тем, как затихнуть.
В центральной комнате сторожки единственными звуками были случайные шорохи
и шипение обуглившихся дров на каминной решетке.
Я сидел в кресле, повернутом в сторону от стола, лицом к двери.
Снаряжение лежало на полу, слева от меня. На столе был шлем -
неравномерное сплетение металла, кварца, фарфора и стекла. Если я услышу
щелчок микропереключателя, последующий после бормочущего звука изнутри
шлема, а затем слабое свечение появится под сеткой у его переднего края и
начнет быстро мерцать... Если все это произойдет, это будет означать,
скорее всего, вероятность того, что приближается моя гибель.
Я вынул из кармана черный шар, когда Ларри и Берт вышли наружу,
вооруженные огнеметом и чем-то, что выглядело ружьем для охоты на слонов.
Берт прихватил еще парочку гранат.
Я развернул черный шар, вынул из него бесшовную перчатку, нечто,
похожее на большой кусок мокрой замазки, приклеенной к ее ладони. Затем я
натянул перчатку на левую руку и уселся, подняв ее, а локоть поставив на
подлокотник кресла. Маленький лазерный пистолет, на который я практически
не надеялся, лежал у моей правой руки на крышке стола, прямо за шлемом.
Если я шлепну по металлической поверхности левой рукой, вещество
приклеится, освободив перчатку. Через пару секунд оно взорвется, и сила
взрыва будет направлена вглубь поверхности. Ньютон объяснил бы это
своеобразным распределением реакции, в результате которой на поверхности
контакта распахивается ад. Эта штука называлась ударным зарядом и служила
тайным оружием и инструментом для ночных взломщиков - инструментом,
узаконенным во многих местах. И все же это оружие оставляло желать
лучшего.
Рядом со шлемом, сразу за оружием стояла рация. Она нужна была, чтобы
предупредить Берта и Ларри, если я услышу щелчок переключателя следом за
бормотанием, увижу свечение, замечу мерцание его. Затем они узнали бы, что
Том и Клей, с которыми мы потеряли контакт, когда началась стрельба, не
смогли уничтожить противника и, несомненно, лежали мертвыми теперь на
своих постах немногим более километра южнее. Затем они узнали бы, что,
весьма возможно, они тоже вскоре погибнут.
Я вызвал их, когда услышал щелчок. Я поднял шлем и вскочил на ноги,
когда свечение в нем замерцало.
Но было слишком поздно.

Четвертым местом, указанным в рождественской открытке, которую я
послал Дону в прошлом году, были книжная лавка Пибоди и пивная в
Балтиморе, штат Мериленд. Соответственно, в последнюю октябрьскую ночь я
сидел в ее задней комнате у последнего стола, перед альковом с дверью,
ведущей в аллею. В сумрачном помещении женщина, одетая в черное, играла на
древнем пианино, и музыка все вздымалась и вздымалась. Справа от меня в
узком камине задыхался и дымил огонь, а над каминной полкой дрожала тень
древних оленьих рогов. Я потягивал пиво и прислушивался к звукам.
Я хотел надеяться на то, что как раз в этот вечер Дон не появится. У
меня оставалось достаточно денег, чтобы дотянуть до весны, и потому я не
слишком нуждался в работе. К тому же я сейчас находился слишком далеко на
севере, стоя на якоре в Чезапике, и мне хотелось поскорее отплыть к
Карибам. Похолодание и появление опасных ветров говорили мне, что я
слишком долго задерживаюсь в этих широтах. Словом, дольше, чем до середины
ночи я в этом баре не просижу. Еще часа два.
Я съел сэндвич и заказал еще пива. Его еще не принесли, когда я
заметил Дона, приближавшегося к входу: пальто у него было переброшено
через руку, и он повернулся лицом ко мне. Я изобразил соответствующее
удивление, когда он очутился рядом с моим столом со словами: "Рон! Неужели
это ты?".
Я встал и пожал руку.
- Алан! Тесен мир - или что-то вроде этого. - Садись! Садись!
Он сел в кресло напротив меня, бросив пальто на другое, слева.
- А что ты делаешь в этом городе? - спросил он.
- Заглянул просто так, - ответил я. - Сказать привет паре приятелей,
- я поглаживал грубые шрамы, запятнавшие поверхность стола передо мной. -
И это моя последняя стоянка. Я отправляюсь через несколько часов.
Он кивнул.
- А чего это ты стучишь по дереву?
Я усмехнулся.
- Это я просто прикидываюсь тайной пивной Генри Меккена.
- Это давно-давно?
Я кивнул.
- Представляю, - кивнул он. - Это все из-за прошлого - или из-за
сегодняшнего? Я никак не могу сообразить.
- Может, немного того и немного другого, - сказал я. - Хотел бы я
снова заглянуть к Меккену. Я послушал бы, что он думает о теперешнем
появлении. А вас каким ветром?
- То есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24