Но напарника со мной больше не было.
На несколько секунд я застыл, уставившись в пустоту. Затем начал
водить вокруг лучом фонаря.
Нет. Нет. Ничего...
Чувствуя, как нарастает во мне панический страх, я двинулся к краю
бездны и нагнулся над ней с фонарем в руке. По счастью Пол двигался не
слишком быстро. Но он действительно направлялся ко дну. Я ринулся за ним
со всей скоростью, на какую только был способен.
Азотное опьянение, гроза водолазов или "восторг пустоты" обычно
поражает на глубинах до двухсот футов. Мы спустились где-то на сто
семьдесят, не более, но Пол определенно демонстрировал симптомы азотного
опьянения.
Позаботившись о собственном самочувствии, я догнал его, схватил за
плечо и повернул назад. Через стекло его шлема я разглядел то блаженное
выражение, которое было написано на лице Пола.
Взяв его за руку и плечо, я потащил его назад, буксируя за собой.
Несколько секунд он следовал за мной, не сопротивляясь.
Затем он стал бороться со мной. Я предвидел эту возможность и принял
позицию из дзю-до "квансецу-вазе", но очень быстро обнаружил, что дзю-до
не особенно годится под водой, особенно когда клапаны баллона слишком
близки к вашей маске или загубнику. Я отворачивал голову подальше,
откидывал ее назад. На некоторое время я утратил возможность тащить его
назад таким способом. Но я не отказался от своих приемчиков. Если бы мне
только удалось поддержать его чуть дольше и не допустить, чтобы азотное
опьянение поразило самого меня, то я получил бы преимущество - я в этом
уверен. Кроме всего прочего, у него пострадала не только координация
движений, но и способность к мышлению.
В конце концов я дотащил его до агрегата - бурная лавина пузырей
рванулась из воздушного шланга, когда он выплюнул загубник и не было
способа вернуть его обратно без того, чтобы не отпустить самого водолаза.
Впрочем, может быть, именно из-за того, что он стал задыхаться, мне стало
чуть легче справляться с ним. Впрочем, не знаю.
Я втолкнул его в камеру, последовал за ним и запечатал дверь. Он
почти смирился и начал поддаваться. Я сумел сунуть ему в рот загубник, а
затем рванул сигнал подъема.
Мы начали подниматься почти сразу же, и хотел бы я знать, о чем
думали в этот момент Бартелми и Дэвис.
Они достали нас очень быстро. Я почувствовал легкое дребезжание,
когда мы наконец-то попали на палубу. Вскоре после этого вода схлынула. Я
не знал, сравнялось ли к тому времени давление в камере с наружным, но
переговорное устройство ожило, и послышался голос Бартелми - я как раз
вылезал из своей амуниции.
- Через несколько минут двинемся, - сказал он. - Что стряслось?
Насколько все серьезно?
- Азотное опьянение, - доложил я. - И Пол начал погружаться, и начал
бороться со мной, когда я попытался вытащить его.
- Пострадали оба?
- Нет, не думаю. Он ненадолго потерял загубник. Но теперь дышит
нормально.
- В таком случае, в каком он состоянии?
- По-прежнему "под мухой", я полагаю. И упадок жизнедеятельности,
выглядит как... пьяный.
- Порядок. Можете уже освобождаться от вашего снаряжения...
- Уже освободился.
- ...и раздеть его.
- Уже начал.
- Мы радировали на остров. Медик прилетел и ждет в лаборатории.
Впрочем, предупреждали, что ему необходима, главным образом,
декомпрессионная камера. Так что мы медленно и осторожно доведем в ней
давление до нормального на поверхности. Я займусь этим прямо сейчас... А у
себя самого вы чувствуете какие-либо симптомы опьянения?
- Нет.
- Ладно. Вы покинете камеру через некоторое время... Вы что еще
хотите мне сказать?
- Да нет, пожалуй.
- Тогда все в порядке. Теперь я свяжусь по радио с доктором. Если я
вам понадоблюсь, свистните в микрофон. Он это выдержит.
- Ладно.
Я освободил Пола от снаряжения, надеясь, что он вскоре начнет
приходить в себя. Но он не очнулся.
Он сидел, сутулясь, бормоча что-то с открытыми, но остекленевшими
глазами, и то и дело улыбался.
Хотел бы я знать, что с ним стряслось. Если давление и в самом деле
было снижено, он должен был прийти в себя почти мгновенно. Возможно, надо
снизить давление еще чуть-чуть, решил я.
Но...
А не погружался ли он раньше, еще до начала рабочего дня?
Продолжительность декомпрессии зависит от общего количества времени,
проведенного под водой в течение двадцатичасового периода, от общего
количества азота, усвоенного тканями, частично - головным и спинным
мозгами. Мог ли он погружаться, чтобы поискать что-нибудь, скажем, в иле,
у основания сломанной мачты, среди обломков старого затонувшего корабля?
Возможно, погружаться надолго, тщательно обыскивая все в тревоге? Зная,
что сегодня предстоит работать на берегу, зная, что в течение всего
рабочего дня в ткани тела не попадет ни молекулы азота? И вот неожиданная
авария, и он должен рисковать. Он делает вид, что все в порядке, возможно,
даже поощряет новичка продолжить и закончить работу. Отдыхает, пытается
справиться с собой...
Очень может быть. В этом случае ценность декомпрессии, проводимой
Бартелми, исчезает. У него данные о времени и глубине погружения - но
только последнего погружения Пола. Черт побери, насколько я понимаю, он
мог побывать в нескольких точках, разбросанных в различных местах на дне
океана.
Я нагнулся над ним, изучая зрачки его глаз, чтобы привлечь внимание к
себе.
- Как долго ты был утром под водой? - спросил я.
Он улыбнулся.
- Я не нырял, - ответил он затем.
- Мне нет дела до того, зачем ты нырял. Меня куда больше заботит твое
здоровье... Как долго ты был внизу? И на какой глубине?
Он покачал головой и повторил:
- Я не нырял.
- Черт бы тебя побрал! Я знаю, что ты нырял. Это было у старого
затонувшего корабля, да? Там где-то около двадцати фатомов. Но сколько ты
там пробыл? Час? Или еще дольше?
- Я не нырял, - настаивал он. - Это правда, Майк! Я не нырял.
Я вздохнул, откинувшись назад. Быть может, он говорил правду. Люди
устроены по-разному. Возможно, что его особенности физиологии сыграли
такую шутку, и это был другой вариант - не тот, что предполагал я. Однако,
все это было так близко к истине... На мгновение я примерил его на место
поставщика камней, а Фрэнка - на место укрывателя краденого. Итак, я
пришел к Фрэнку со своей находкой, Фрэнк сообщил Полу о таком обороте
дела, и тот, забеспокоившись, отправился, пока все на станции спали,
убедиться, что его добро по-прежнему там, где он и предполагал. Во время
неистовых поисков его ткани накопили много азота, а затем произошло все
остальное. И эта стройная гипотеза поразила меня своей логичностью. Но
коснись это меня, я нашел бы способ прервать погружение. Я всегда мог
соврать что-нибудь для того, чтобы подняться наверх раньше срока.
- Ты не можешь вспомнить? - попытался я еще раз.
Он начал без особого воодушевления клясть все на свете, но потерял
последний энтузиазм после дюжины-другой слов. А затем он протянул:
- Почему ты не веришь мне, Майк? Я не нырял...
- Ладно, я верю тебе, - сказал я. - Все в порядке. Так что, отдыхай.
Он потянулся и вцепился в мою руку.
- Значит, все прекрасно, - решил он.
- Ага.
- Все это так - как никогда не было прежде.
- С чего ты взял? - поинтересовался я.
- ...прекрасное.
- О чем ты? - настаивал я.
- Ты знаешь, я никогда не притронусь ни к одному из них, - сказал он
в конце концов.
- Тогда в чем же дело? Ты знаешь?
- Проклятая красота... - сказал он.
- Что-то стряслось на дне? Что это было?
- Я не знаю. Уходи! Не зови это обратно. Все так, как должно было
быть. Всегда. Не та дрянь, что ты взял... Начало всех неприятностей...
- Прости, - сказал я.
- ...это началось...
- Я знаю. Прости, - рискнул я. - Добытые вещи... не иметь...
- ...говорено, - говорил он. - Растранжирь их...
- Я знаю. Прости. Но мы дали ему, - продолжал я.
- Ага, - отреагировал он: - Затем... О, господи!
- Алмазы... Алмазы в безопасности, - предположил я быстро.
- Дали ему... О, господи! Прости.
- Забудь. Скажи мне, что ты видел, - попросил я, пробуя вернуть его к
тому, о чем мне хотелось услышать.
- Алмазы... - сказал он.
Затем он разразился длинным и бессвязным монологом. Я слушал. Снова и
снова я говорил что-нибудь, чтобы возвращать его к теме алмазов, все
готовился бросить ему имя Руди Майерса. Ответы его оставались
фрагментарными, но в целом картина начала проясняться.
Я спешил, стараясь узнать как можно больше, пока не вернулся
Бартелми, чтобы продолжить декомпрессию. Я боялся, что Пол неожиданно
протрезвеет - именно таким образом и срабатывает декомпрессия, если вы не
ошиблись в диагнозе. Он и Майк, насколько я понял, принесли алмазы - но
откуда они, установить не удавалось. Сколько бы я ни пытался выяснить о
роли Фрэнка, Пол лишь только бормотал какие-то нежности по поводу Линды.
Но кое-что я все-таки сумел из него вытянуть.
Видимо, Майк о чем-то проболтался однажды, приняв в заднем помещении
"Чикчарни" наркотики. Руди это настолько заинтересовало, что он составил
снадобье, несколько иное, чем "Розовый рай" - и, наверное, не один раз.
Это могло быть одной из тех коварных ловушек, о которых я слыхал. И после
этого Руди обслуживал Майка и выведал у него всю историю, и почувствовал,
что запахло долларами. Только Пол оказался куда умнее, чем он думал. Когда
Руди затребовал плату за молчание и Майк сказал об этом Полу, Пол выдал
идею о "помешательстве" дельфинов в парке и предложил Майку поучаствовать
в этом - чтобы он предложил Руди встретиться с ним в парке для получения
платы. Остальное было окутано какой-то дымкой, потому что упоминание о
дельфинах сдерживало его. Но он, очевидно, поджидал в условленном месте, и
они с Майком занялись Руди, когда тот добрался до места засады; один
держал жертву, а другой обрабатывал шантажиста дельфиньей челюстью. Но
было не совсем ясно: или Майк был ранен в схватке с Руди и Пол решил
прикончить его и придать и ему вид дельфиньей жертвы, или же он
спланировал эту часть заранее и после первого убийства напал на Майка,
застав его врасплох. В любом случае дружба между ними со временем
ослабела, и дело с шантажом окончательно рассорило их.
Примерно такой рассказ я выслушал, перемежая его бормотание своими
наводящими вопросами. Очевидно, убийство Майка потрясло его больше, чем он
предполагал. И он по-прежнему называл меня Майком, говорил, что сожалеет о
случившемся, и я поддерживал его бред.
Прежде, чем я сумел вытянуть из него что-либо еще, вернулся Бартелми
и спросил меня, как идут дела.
- Пол бредит, - ответил я, - и больше ничего.
- Я чуть подольше проведу декомпрессию. Может быть, это приведет его
в чувство... Нам осталось немного, и нас уже ждут.
- Хорошо.
Но декомпрессия не привела его в чувство. Он оставался все таким же.
Я пытался его перехитрить, вытянуть из него что-нибудь еще, особенно
насчет источника алмазов - но что-то вышло наперекосяк. Он начал
реагировать по-другому.
Он бросился на меня, схватил за глотку, но я отбил атаку, удерживая
его на месте. Он уступил, заплакал, забормотал в ужасе, что признался во
всем. Я разговаривал с ним медленно, тихо, пытаясь утешить его, вернуть к
прежнему, доброжелательному восприятию действительности. Но ничего не
помогало, и я замолчал, оставаясь начеку.
Потом он задремал, и Бартелми продолжил декомпрессию. Я следил за
дыханием Пола и время от времени проверял пульс, но, казалось, ухудшения
не наступало.
К тому времени, когда мы добрались до станции, декомпрессия была
закончена полностью, и я открыл люк и вышвырнул наше снаряжение. Пол
вздрогнул, открыл глаза, уставился на меня и сказал:
- Это была судьба.
- А как вы себя теперь чувствуете?
- Нормально, мне кажется. Только устал: на ногах не удержусь.
- Позвольте подать вам руку.
- Спасибо.
Я помог ему выбраться из камеры и опуститься на сидение
приготовленного кресла на колесиках. Там были и молодой врач, и Кашел, и
Димс, и Картер. Я не мог помочь желающим узнать, что происходит в этот
момент в голове у Пола. Доктор проверил сердцебиение, пульс, давление,
посветил ему в глаза и уши и заставил кончиком пальца дотронуться до
кончика носа. Затем он кивнул, махнул рукой, и Бартелми покатил кресло к
амбулатории. Доктор прошел часть пути, разговаривая с ним. Затем он
вернулся с полдороги и попросил меня рассказать обо всем, что произошло.
Я так и сделал, опустив только ту часть истории, о которой узнал из
бреда. Затем доктор поблагодарил меня и снова повернул к амбулатории.
Я быстро догнал его.
- На что это похоже? - спросил я.
- На азотное опьянение, - ответил врач.
- А не похоже на какую-то особую его форму? - уточнил я. - Я имею в
виду то, как он реагировал на декомпрессию и вообще?
Он пожал плечами.
- Люди по-разному устроены и не похожи друг на друга не только
внешне, но и внутренне, - пояснил он. - Сколько бы вы ни изучали
физиологию человека, вы все равно не сможете сказать, как он станет вести
себя, выпив - будет веселым, печальным, буйным, сонным. То же и здесь.
Думается, он только теперь приходит в норму.
- Без осложнений?
- Ну, я хочу сделать электрокардиограмму сразу же, как только мы
доставим его в амбулаторию. Но, думаю, с ним все в порядке. Слушайте, а
там, в амбулатории, есть декомпрессионная камера?
- Весьма вероятно. Но я здесь новичок. Я не уверен.
- Ну, а почему бы вам не пойти с нами и не выяснить? Если ее там и
нет, то я хотел бы затащить туда подводный ее вариант.
- О?
- Только из предосторожности. Я же хочу оставить парня в амбулатории
на всю ночь с кем-нибудь, кто станет приглядывать за ним. Если будет
рецидив, то неплохо будет иметь эту штуку под рукой, чтобы еще раз
провести декомпрессию.
- Понятно.
Мы поймали Бартелми у дверей. Другие же тоже были там.
- Да, в амбулатории есть камера, - сказал Бартелми в ответ на вопрос
врача. - Я посижу с ним.
Сидеть вызвались все, и ночь в конце концов была разделена на три
вахты: Бартелми, Фрэнк и Энди соответственно. Каждый из них, конечно, был
хорошо знаком с оборудованием для декомпрессии.
Фрэнк подошел и тронул меня за руку.
- Раз уж мы сейчас не можем ему помочь, - сказал он, - то, может
быть, все-таки пообедаем?
- О? - сказал я, автоматически поглядев на часы.
- Сядем за стол около семи вместо шести тридцати, - сказал он с
улыбкой.
- Прекрасно. Только мне нужно время, чтобы принять душ и переодеться.
- Ладно. Приходите сразу же, как только будете готовы. У нас еще
останется время, чтобы выпить.
- Порядок. А выпить хочется. До скорого.
Я пошел в свой коттедж и принял душ. Новых любовных записочек не
поступало. Ну, а камешки по-прежнему покоились в мусоросборнике. Я
причесался и пошел обратно через остров.
Когда я был около лаборатории, показался доктор, разговаривающий
через плечо с кем-то в дверях. Вероятно, его собеседником был Бартелми.
Подойдя, я увидел в руках врача чемоданчик.
Он пошел прочь. Увидел меня, кивнул и улыбнулся.
- Думаю, с вашим другом все в порядке, - сказал он.
- Хорошо. Как раз об этом я и хотел спросить.
- А как вы сами себя чувствуете?
- Нормально. Нет, действительно хорошо.
- У вас вообще не было никаких симптомов. Верно?
- Конечно.
- Прекрасно. Если будут, вы знаете, куда обратиться. Так?
- Да.
- Ладно, тогда я пошел.
- До свидания.
Он направился к вертолету, стоявшему у главного здания. Я же двинулся
дальше, к дому Фрэнка.
Фрэнк вышел встретить меня.
- Что сказал доктор? - спросил он.
- Что все, вроде бы, в порядке, - ответил я.
- Угу. Заходи и выкладывай, что будешь пить. - Он открыл дверь.
- Лучше всего бурбон, - ответил я.
- С чем-то?
- Только лед.
- Ладно. Сейчас вернется Линда, она накрывает на стол.
Он отправился готовить выпивку. Хотел бы я знать, скажет ли он хоть
что-нибудь насчет алмазов, пока мы одни. Но он ничего не сказал.
Он повернулся, подал мне пойло, поднял свой стакан в коротком салюте
и сделал глоток.
- Ну, рассказывай, - предложил он.
- Ладно.
Рассказывал я весь обед и еще после. Я был очень голоден. Линда
готовила вкусно, а Фрэнк задавал и задавал вопросы, вытягивая мельчайшие
подробности расстройства Пола, а это утомляло. Я задумался о Линде и
Фрэнке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24