Первым признаком охлаждения обычно бывает отзыв посла — по инициативе своего правительства, или по инициативе правительства государства пребывания как «persona non grata». Отзыв посла еще не означает разрыв дипломатических отношений. Обычно разрыв дипломатических отношений является результатом объявления войны. В тайком случае, по международным соглашениям каждая из воюющих сторон обязана оказать иностранным дипломатам и членам их семей содействие в выезде из своей страны. Однако в реальной жизни дипломаты, обычно прекрасно информированные, стремятся заранее отправить своих жен и детей на родину, а иногда и сами пытаются улепетнуть под любым предлогом — «в отпуск», или «на консультацию с врачом».
Так, буквально с первых дней июня 1941 г. иностранные дипломаты стали покидать Москву. Сотрудники германского и итальянского посольств первыми начали отправлять на родину жен, детей и собак, мотивируя это «началом отпусков». К 10 июня 1941 г. поток отъезжающих заметно усилился, причем ответственные сотрудники германского посольства умудрялись отправлять в Берлин не только семьи, но и все имущество, нажитое за время пребывания в России, включая музейную мебель, ковры, картины и легковые автомашины. Советская контрразведка, естественно, не могла не заметить такого важного «признака» приближающегося «внезапного» нападения.
И сегодня, 18 июня 1941 г., в Кремль была направлена особая записка, содержащая подробный календарь поспешных отъездов дипломатов, с указанием фамилий, должностей и статуса отъезжающих.
ИЗ ЗАПИСКИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР
№ 2294/м, 18 июня 1941
Совершенно секретно
По имеющимся в НКГБ СССР данным, за последние дни среди сотрудников германского посольства в Москве наблюдается большая нервозность и беспокойство в связи с тем, что, по общему убеждению этих сотрудников, взаимоотношения между Германией и СССР настолько обострились, что в ближайшие дни должна начаться война между ними. Наблюдается массовый отъезд в Германию сотрудников посольства, их жен и детей, с вещами.
Так с 10 по 17 июня в Германию выехало 34 человека: 10 июня с. г. — Шлиффен — жена пом. авиационного атташе; Хобуд — секретарь авиационного атташе; Госстах — сотрудник германского консульства в Ленинграде. 12 июня с. г. — Рейхенау — секретарь военного атташе; Заамфельд — сотрудница посольства с дочерью… 17июня с. г. — Бретшнейдер — жена сотрудника посольства; Пача — дочь сотрудника посольства; Аурих — жена секретаря консульского отдела; Хар-рен — жена сотрудника посольства…
Среди низшего персонала посольства из числа германских подданных проявилось открытое недовольство тем обстоятельством, что ответственные сотрудники посольства отправляют свои семьи и имущество в Германию, но не дают указаний низшим служащим, как должны поступить последние… 14 июня с. г. в Германию выехал германский авиационный атташе Ашенбреннер, забрав с собой все имущество, в том числе легковой автомобиль.
16 июня с. г. всем сотрудникам военного, авиационного и военно-морского атташатов было объявлено распоряжение быть на своих квартирах не позднее 2 часов ночи.
Народный комиссар госбезопасности Союза ССР МЕРКУЛОВ
Весьма примечательный приказ сотрудникам германского посольства быть дома не позднее 2 часов ночи, указывающий на примерный «час внезапного нападения», был, к сожалению, не единственным признаком приближающейся войны.
Так, например все последние дни сотрудники германского посольства были заняты уничтожением служебных документов.
ИЗ ЗАПИСКИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР
Наряду со сборами к отъезду сотрудников посольства, производится спешная отправка в Германию служебных бумаг и сжигание части их на месте. 15 июня с.г. германский военный атташе Кёстринг и его помощник Шубут в течение всего дня разбирали свои дела и сжигали документы. Сжиганием документов уже в течение нескольких дней заняты инспектор авиационного атташата Тадтке и секретарь этого атташата Радазевская.
Но самой важной частью записки госбезопасности была ее последняя часть, содержащая запись подслушанных контрразведкой разговоров сотрудников посольства. Эти записи обычно были настолько секретны, что даже в материалах, поступавших в Кремль, текст во многих местах содержит пропуски, особенно это касается имен и упоминания слова «подслушаны».
ИЗ ЗАПИСКИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР
10 июня с. г. НКГБ СССР… следующие разговоры между … и…
…Эти дела подлежат уничтожению? … Нет, в них говорится только о погоде. Они могут спокойно оставаться здесь.
Шеф сказал, что эти дела известны русским. Их мы оставили лежать в этой папке.
13 июня с.г… следующие разговоры между … и его помощником. …А вообще-то вы сожгли все вещи?… Конечно. … Значит, у вас больше ничего нет?… Да.
Запись подслушанных разговоров сотрудников посольства является еще одним доказательством того, что германское посольство было абсолютно «прозрачно» для советской контрразведки. Вот и сегодня, уникальный материал, представленный в Кремль, не оставляет никаких сомнений — «внезапное» нападение Германии совершится в самые ближайшие дни, после 2 часов ночи!
И хотя сложившаяся ситуация уже вполне ясна, руководитель контрразведки комиссар Петр Федотов, принимает решение проникнуть в помещение германского посольства и посмотреть «своими глазами», что там происходит. «Своими глазами» Федотова стала Зоя Рыбкина.
Младший лейтенант Рыбкина была, как известно, сотрудником внешней разведки, подчинялась полковнику Журавлеву и не обязана была выполнять задания Федотова. Но положение было слишком серьезным, а Рыбкина идеально подходила для задуманной операции по ряду причин — она обладала острым умом, прекрасно владела немецким и к тому же была на редкость привлекательной женщиной. Внешняя разведка в те годы славилась целой плеядой талантливых красавиц, среди которых была и жена Судоплатова Эмма Каганова, и Лиза Зарубина, и Зоя Рыбкина. Федотов вызвал Рыбкину, благо они работали в том же здании на Лубянке только на разных этажах.
Вспоминает Рыбкина: «Петр Васильевич сразу перешел к делу. Контрразведке нужна моя помощь. Гитлеровская Германия, желая опровергнуть распространяемые слухи о якобы готовящемся нападении на СССР, решила продемонстрировать верность заключенному в 1939 г. советско-германскому договору и прислала в Москву, что весьма знаменательно, делегацию, но не экономическую или политическую, а группу солистов балета Берлинской оперы.
Германский посол Шуленбург дает обед в их честь; и на обед приглашены звезды нашего балета».
Вместе с балеринами Большого театра, Рыбкина, разодетая в вечернее панбархатное платье со шлейфом, прошла в германское посольство. Официально она являлась представителем Всесоюзного общества культурных связей с заграницей — и в этой роли принимала участие в парадном обеде и даже танцевала вальс с престарелым послом фон дер Шуленбургом. Разведчице не удалось осмотреть помещения посольства — при ней неотлучно находился матерый шпион полковник Креббс, который, видимо, что-то все-таки заподозрил.
Но и того, что увидела Рыбкина, было вполне достаточно. А увидела она светлые квадраты на стенах от недавно снятых картин и в конце анфилады комнат, напротив открытой двери, груду чемоданов… Все это были явные признаки поспешных сборов и приготовлений к отъезду.
Рыбкина: «Мои наблюдения в германском посольстве и всякие подмеченные детали вполне удовлетворили специалистов нашей контрразведки. Из моего доклада было ясно, что германское посольство готовится к отъезду и вся эта „культурная“ акция с Берлинским балетом сфабрикована для отвода глаз. Шуленбург и его аппарат готовились покинуть Москву».
Война на пороге! Германское посольство «сматывает удочки»! Естественно было бы, чтобы и советское посольство в Берлине получило указание подготовиться к отъезду. Но…
Советские дипломаты не только не готовятся к отъезду, а даже «совсем наоборот» — посольство почти ежедневно пополняется новыми сотрудниками, прибывающими из Москвы.
Вспоминает секретарь посольства Валентин Бережков: «Ми, сотрудники советского посольства в Берлине, находились в состоянии какой-то раздвоенности. С одной стороны, мы располагали недвусмысленной информацией, свидетельствующей о том, что война вот-вот разразится. С другой стороны, ничего особенного как будто не происходило. Жен и детей работников советских учреждений на Родину не отправляли. Более того, из Советского Союза почти каждый день прибывали новые сотрудники с многочисленными семьями и даже с женами, находящимися на последних месяцах беременности».
Эта сюрреалистическая картина — русские, прибывающие в Берлин, с чемоданами, детьми, беременными женами, накануне готовой разразиться войны — удивляла и самих берлинцев, и иностранных корреспондентов.
И, вместе с тем, эта сюрреалистическая картина служила еще одним доказательством того, что Москва «слухам о войне не верит, войну не ожидает и к войне не готовится!»
А до «внезапного» нападения Германии оставалось всего трое суток…
До начала операции «Барбаросса» осталось всего трое суток. 18 июня 1941, среда. Берлин
Молотов хотел встретиться с фюрером
Остаются последние дни до начала Русского похода. Сегодня на рассвете в Румынию вылетел генерал-лейтенант Гальдер, чтобы лично ознакомиться с положением дел на границе и убедиться в готовности армии Антонеску к войне.
А между тем в Берлине Геббельс все еще продолжает начатую им в начале июня 1941 г. игру в «Мирные переговоры». Каждый день он подбрасывает прессе новую «утку». То слухи о заключении нового военного пакта Берлин—Москва, то подготовка встречи Гитлера со Сталиным, а то и блестяще срежиссированная комедия с конфискацией газеты «Фёлькишер Беобахтер».
Сегодня мир захлестнула волна новых слухов — Германия планирует созыв мирной конференции, в которой примет участие и Россия.
ИЗ ДНЕВНИКА ГЕББЕЛЬСА
18 июня 1941, среда. …Маскировка от России достигла своей наивысшей точки. Мы настолько захлестнули мир потоком слухов, что уже и сам с трудом ориентируешься. От мира до войны — это такая шкала, из которой каждый может выбирать то, что ему хочется.
Наш новейший трюк: мы планируем созыв большой мирной конференции с участием также и России. Желанная жратва для мировой общественности!
Но некоторые газеты почуяли, что пахнет жареным, и подходят весьма близко к истине… Можно ли еще долго сохранять маскировку против России ? Я в этом сомневаюсь. Во всяком случае, с каждым днем маскировка эта все больше раскрывается.
Мы живем в лихорадочно высоком напряжении. Гроза должна разразиться со дня на день. Хоть бы скорее прошла эта неделя!
Геббельс понимает, что «маскировка раскрывается», вернее раскрыта уже давно. И никакие «утки» уже не имеют значения — реальная обстановка на советско-германской границе доказывает это. И все же…
Есть человек, для которого жизненно важно показать всем, что он верит в эти небылицы, что он не сомневается в «добрых намерениях» Гитлера. И этот человек — вождь Советской России Иосиф Сталин. Он четко ведет свою линию.
Сегодня, 18 июня 1941 г., за трое суток до «внезапного» нападения, Москва предлагает Гитлеру встретиться с Молотовым.
Событие это настолько невероятно, что можно было бы ему не поверить. Если бы…
Если бы этот факт не отметил в своем «Военном дневнике» Гальдер — человек, которого никак нельзя заподозрить в преднамеренном искажении фактов.
Гальдер сделает эту запись только через два дня, 20 июня 1941 г., когда он вернется из своей последней инспекционной поездки. А пока он объезжает северо-восточную границу Румынии и проводит совещание с военным министром Румынии Кристя Пантази и командующим 11-й германской армией Риттером фон Шобертом, принявшим уже, фактически, командование над румынскими войсками.
Гальдер спешит. Закончив свои дела в Румынии, он летит в Венгрию. В Будапеште за три часа, проведенные на военном аэродроме Матьяшфель, генерал успел позавтракать с начальником венгерского генштаба Генрихом Вертом и во время завтрака поразил его своим высказыванием о будущей войне с Россией: «Советская Россия все равно, что оконное стекло; нужно только раз ударить кулаком и все разлетится в куски».
Из Будапешта Гальдер вылетел в Братиславу и в тот же день, 20 июня 1941 г., вернулся в Берлин. Вечером он принял участие в обычном «ситуационном совещании» фюрера, и, по окончании совещания, сделал эту короткую, но такую знаковую, запись в своем дневнике:
«20 июня 1941. Молотов хотел встретиться с фюрером 18 июня».
Эта короткая запись Гальдера красноречиво свидетельствует о том, что в преддверии неотвратимо надвигающейся войны, за трое суток до «внезапного» нападения Германии, Сталин делает еще одну отчаянную попытку отсрочить нападение. Отсрочить назначенное на 22 июня 1941 г. нападение — под любым, самым невероятным, предлогом!
Но было уже слишком поздно! Понял ли Гитлер тактику своего хитроумного противника или не понял, но от встречи с Молотовым он отказался. И повторения «дружеских переговоров ноября 1940 г.», на которых Молотов довел Гитлера до истерики, не произошло.
До «внезапного» нападения осталось всего трое суток. 18 июня 1941, среда. Западная граница
Генерал Копец обещал застрелиться
В то же самое время, когда генерал-полковник Франц Гальдер инспектировал гитлеровские войска на границе, проверяя их готовность к нападению, генерал армии Кирилл Мерецков инспектировал советские войска по другую сторону границы, проверяя их готовность к отражению нападения.
Генерал армии Мерецков, снятый Сталиным с поста начальника Генштаба после Большой военной игры в январе 1941 г., сегодня занимает пост заместителя наркома обороны и отвечает за боевую подготовку Красной армии. С весны этого года по личному распоряжению Сталина Мерецков объезжает приграничные округа. В конце мая 1941 г. он принял участие в боевых учениях Ленинградского военного округа, а затем прибыл в Киевский округ.
Вспоминает маршал Кирилл Мерецков: «…начальник оперативного отдела округа генерал-майор Баграмян доложил мне обстановку. Дело приближалось к войне».
Мерецков поехал во Львов, а оттуда в Одессу и на румынскую границу.
И здесь опытного генерала поразил один неприятный и очень значительный факт — по ту сторону границы Мерецков увидел группу высших офицеров!
Вспоминает Мерецков: «…Смотрим мы на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных. Оказалось, что это были немецкие офицеры».
Вернувшись в Москву, Мерецков вместе с Тимошенко был у Сталина и доложил ему обо всем, что видел, слышал и почувствовал на границе. Сталин, по словам Мерецкова, отнесся очень внимательно к его докладу, приказав продолжать инспекцию округов и, в первую очередь, проверить состояние авиации у генерала Павлова.
Мерецков: «Я немедленно вылетел в Западный Особый военный округ. Шло последнее предвоенное воскресенье. Выслушав утром доклады подчиненных, я объявил во второй половине дня тревогу авиации.
Прошел какой-нибудь час, учение было в разгаре, как вдруг на аэродром, где мы находились, приземлился немецкий самолет. Все происходящее на аэродроме стало полем наблюдения для его экипажа.
Не веря своим глазам, я обратился с вопросом к командующему округом Павлову. Тот ответил, что по распоряжению начальника гражданской авиации СССР на этом аэродроме велено принимать немецкие пассажирские самолеты.
Это меня возмутило. Я приказал подготовить телеграмму на имя Сталина о неправильных действиях гражданского начальства и крепко поругал Павлова за то, что он о подобных распоряжениях не информировал наркома обороны.
Затем я обратился к начальнику авиации округа Герою Советского Союза Копецу: «Что же это у вас творится? Если начнется война и авиация округа не сумеет выйти из-под удара противника, что тогда будете делать?» Конец совершенно спокойно ответил: «Тогда буду стреляться!»
Настанет день, и участник войны в Испании, Герой Советского Союза генерал-майор авиации Иван Копец исполнит свое намерение.
22 июня 1941 г., на рассвете, за несколько минут до «внезапного» нападения Германии, генерал Копец отдал самочинный приказ поднять в воздух всю авиацию округа и, одновременно, сообщил о своем приказе в Москву. Москва ответила: «Немедленно дать отбой, иначе это спровоцирует Германию на войну, и вы ответите головой!»
Копец вынужден был подчиниться. Успевшие уже взлететь самолеты приземлились, и… в то же самое время над аэродромом появились черные кресты люфтваффе.
После гибели авиации округа на второй день войны Иван Копец, как и «обещал» Мерецкову, пустил себе пулю в висок. Если бы он этого не сделал, его наверняка постигла бы участь командующего авиацией Киевского округа генерала Птухина, который уже 27 июня 1941 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Так, буквально с первых дней июня 1941 г. иностранные дипломаты стали покидать Москву. Сотрудники германского и итальянского посольств первыми начали отправлять на родину жен, детей и собак, мотивируя это «началом отпусков». К 10 июня 1941 г. поток отъезжающих заметно усилился, причем ответственные сотрудники германского посольства умудрялись отправлять в Берлин не только семьи, но и все имущество, нажитое за время пребывания в России, включая музейную мебель, ковры, картины и легковые автомашины. Советская контрразведка, естественно, не могла не заметить такого важного «признака» приближающегося «внезапного» нападения.
И сегодня, 18 июня 1941 г., в Кремль была направлена особая записка, содержащая подробный календарь поспешных отъездов дипломатов, с указанием фамилий, должностей и статуса отъезжающих.
ИЗ ЗАПИСКИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР
№ 2294/м, 18 июня 1941
Совершенно секретно
По имеющимся в НКГБ СССР данным, за последние дни среди сотрудников германского посольства в Москве наблюдается большая нервозность и беспокойство в связи с тем, что, по общему убеждению этих сотрудников, взаимоотношения между Германией и СССР настолько обострились, что в ближайшие дни должна начаться война между ними. Наблюдается массовый отъезд в Германию сотрудников посольства, их жен и детей, с вещами.
Так с 10 по 17 июня в Германию выехало 34 человека: 10 июня с. г. — Шлиффен — жена пом. авиационного атташе; Хобуд — секретарь авиационного атташе; Госстах — сотрудник германского консульства в Ленинграде. 12 июня с. г. — Рейхенау — секретарь военного атташе; Заамфельд — сотрудница посольства с дочерью… 17июня с. г. — Бретшнейдер — жена сотрудника посольства; Пача — дочь сотрудника посольства; Аурих — жена секретаря консульского отдела; Хар-рен — жена сотрудника посольства…
Среди низшего персонала посольства из числа германских подданных проявилось открытое недовольство тем обстоятельством, что ответственные сотрудники посольства отправляют свои семьи и имущество в Германию, но не дают указаний низшим служащим, как должны поступить последние… 14 июня с. г. в Германию выехал германский авиационный атташе Ашенбреннер, забрав с собой все имущество, в том числе легковой автомобиль.
16 июня с. г. всем сотрудникам военного, авиационного и военно-морского атташатов было объявлено распоряжение быть на своих квартирах не позднее 2 часов ночи.
Народный комиссар госбезопасности Союза ССР МЕРКУЛОВ
Весьма примечательный приказ сотрудникам германского посольства быть дома не позднее 2 часов ночи, указывающий на примерный «час внезапного нападения», был, к сожалению, не единственным признаком приближающейся войны.
Так, например все последние дни сотрудники германского посольства были заняты уничтожением служебных документов.
ИЗ ЗАПИСКИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР
Наряду со сборами к отъезду сотрудников посольства, производится спешная отправка в Германию служебных бумаг и сжигание части их на месте. 15 июня с.г. германский военный атташе Кёстринг и его помощник Шубут в течение всего дня разбирали свои дела и сжигали документы. Сжиганием документов уже в течение нескольких дней заняты инспектор авиационного атташата Тадтке и секретарь этого атташата Радазевская.
Но самой важной частью записки госбезопасности была ее последняя часть, содержащая запись подслушанных контрразведкой разговоров сотрудников посольства. Эти записи обычно были настолько секретны, что даже в материалах, поступавших в Кремль, текст во многих местах содержит пропуски, особенно это касается имен и упоминания слова «подслушаны».
ИЗ ЗАПИСКИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР
10 июня с. г. НКГБ СССР… следующие разговоры между … и…
…Эти дела подлежат уничтожению? … Нет, в них говорится только о погоде. Они могут спокойно оставаться здесь.
Шеф сказал, что эти дела известны русским. Их мы оставили лежать в этой папке.
13 июня с.г… следующие разговоры между … и его помощником. …А вообще-то вы сожгли все вещи?… Конечно. … Значит, у вас больше ничего нет?… Да.
Запись подслушанных разговоров сотрудников посольства является еще одним доказательством того, что германское посольство было абсолютно «прозрачно» для советской контрразведки. Вот и сегодня, уникальный материал, представленный в Кремль, не оставляет никаких сомнений — «внезапное» нападение Германии совершится в самые ближайшие дни, после 2 часов ночи!
И хотя сложившаяся ситуация уже вполне ясна, руководитель контрразведки комиссар Петр Федотов, принимает решение проникнуть в помещение германского посольства и посмотреть «своими глазами», что там происходит. «Своими глазами» Федотова стала Зоя Рыбкина.
Младший лейтенант Рыбкина была, как известно, сотрудником внешней разведки, подчинялась полковнику Журавлеву и не обязана была выполнять задания Федотова. Но положение было слишком серьезным, а Рыбкина идеально подходила для задуманной операции по ряду причин — она обладала острым умом, прекрасно владела немецким и к тому же была на редкость привлекательной женщиной. Внешняя разведка в те годы славилась целой плеядой талантливых красавиц, среди которых была и жена Судоплатова Эмма Каганова, и Лиза Зарубина, и Зоя Рыбкина. Федотов вызвал Рыбкину, благо они работали в том же здании на Лубянке только на разных этажах.
Вспоминает Рыбкина: «Петр Васильевич сразу перешел к делу. Контрразведке нужна моя помощь. Гитлеровская Германия, желая опровергнуть распространяемые слухи о якобы готовящемся нападении на СССР, решила продемонстрировать верность заключенному в 1939 г. советско-германскому договору и прислала в Москву, что весьма знаменательно, делегацию, но не экономическую или политическую, а группу солистов балета Берлинской оперы.
Германский посол Шуленбург дает обед в их честь; и на обед приглашены звезды нашего балета».
Вместе с балеринами Большого театра, Рыбкина, разодетая в вечернее панбархатное платье со шлейфом, прошла в германское посольство. Официально она являлась представителем Всесоюзного общества культурных связей с заграницей — и в этой роли принимала участие в парадном обеде и даже танцевала вальс с престарелым послом фон дер Шуленбургом. Разведчице не удалось осмотреть помещения посольства — при ней неотлучно находился матерый шпион полковник Креббс, который, видимо, что-то все-таки заподозрил.
Но и того, что увидела Рыбкина, было вполне достаточно. А увидела она светлые квадраты на стенах от недавно снятых картин и в конце анфилады комнат, напротив открытой двери, груду чемоданов… Все это были явные признаки поспешных сборов и приготовлений к отъезду.
Рыбкина: «Мои наблюдения в германском посольстве и всякие подмеченные детали вполне удовлетворили специалистов нашей контрразведки. Из моего доклада было ясно, что германское посольство готовится к отъезду и вся эта „культурная“ акция с Берлинским балетом сфабрикована для отвода глаз. Шуленбург и его аппарат готовились покинуть Москву».
Война на пороге! Германское посольство «сматывает удочки»! Естественно было бы, чтобы и советское посольство в Берлине получило указание подготовиться к отъезду. Но…
Советские дипломаты не только не готовятся к отъезду, а даже «совсем наоборот» — посольство почти ежедневно пополняется новыми сотрудниками, прибывающими из Москвы.
Вспоминает секретарь посольства Валентин Бережков: «Ми, сотрудники советского посольства в Берлине, находились в состоянии какой-то раздвоенности. С одной стороны, мы располагали недвусмысленной информацией, свидетельствующей о том, что война вот-вот разразится. С другой стороны, ничего особенного как будто не происходило. Жен и детей работников советских учреждений на Родину не отправляли. Более того, из Советского Союза почти каждый день прибывали новые сотрудники с многочисленными семьями и даже с женами, находящимися на последних месяцах беременности».
Эта сюрреалистическая картина — русские, прибывающие в Берлин, с чемоданами, детьми, беременными женами, накануне готовой разразиться войны — удивляла и самих берлинцев, и иностранных корреспондентов.
И, вместе с тем, эта сюрреалистическая картина служила еще одним доказательством того, что Москва «слухам о войне не верит, войну не ожидает и к войне не готовится!»
А до «внезапного» нападения Германии оставалось всего трое суток…
До начала операции «Барбаросса» осталось всего трое суток. 18 июня 1941, среда. Берлин
Молотов хотел встретиться с фюрером
Остаются последние дни до начала Русского похода. Сегодня на рассвете в Румынию вылетел генерал-лейтенант Гальдер, чтобы лично ознакомиться с положением дел на границе и убедиться в готовности армии Антонеску к войне.
А между тем в Берлине Геббельс все еще продолжает начатую им в начале июня 1941 г. игру в «Мирные переговоры». Каждый день он подбрасывает прессе новую «утку». То слухи о заключении нового военного пакта Берлин—Москва, то подготовка встречи Гитлера со Сталиным, а то и блестяще срежиссированная комедия с конфискацией газеты «Фёлькишер Беобахтер».
Сегодня мир захлестнула волна новых слухов — Германия планирует созыв мирной конференции, в которой примет участие и Россия.
ИЗ ДНЕВНИКА ГЕББЕЛЬСА
18 июня 1941, среда. …Маскировка от России достигла своей наивысшей точки. Мы настолько захлестнули мир потоком слухов, что уже и сам с трудом ориентируешься. От мира до войны — это такая шкала, из которой каждый может выбирать то, что ему хочется.
Наш новейший трюк: мы планируем созыв большой мирной конференции с участием также и России. Желанная жратва для мировой общественности!
Но некоторые газеты почуяли, что пахнет жареным, и подходят весьма близко к истине… Можно ли еще долго сохранять маскировку против России ? Я в этом сомневаюсь. Во всяком случае, с каждым днем маскировка эта все больше раскрывается.
Мы живем в лихорадочно высоком напряжении. Гроза должна разразиться со дня на день. Хоть бы скорее прошла эта неделя!
Геббельс понимает, что «маскировка раскрывается», вернее раскрыта уже давно. И никакие «утки» уже не имеют значения — реальная обстановка на советско-германской границе доказывает это. И все же…
Есть человек, для которого жизненно важно показать всем, что он верит в эти небылицы, что он не сомневается в «добрых намерениях» Гитлера. И этот человек — вождь Советской России Иосиф Сталин. Он четко ведет свою линию.
Сегодня, 18 июня 1941 г., за трое суток до «внезапного» нападения, Москва предлагает Гитлеру встретиться с Молотовым.
Событие это настолько невероятно, что можно было бы ему не поверить. Если бы…
Если бы этот факт не отметил в своем «Военном дневнике» Гальдер — человек, которого никак нельзя заподозрить в преднамеренном искажении фактов.
Гальдер сделает эту запись только через два дня, 20 июня 1941 г., когда он вернется из своей последней инспекционной поездки. А пока он объезжает северо-восточную границу Румынии и проводит совещание с военным министром Румынии Кристя Пантази и командующим 11-й германской армией Риттером фон Шобертом, принявшим уже, фактически, командование над румынскими войсками.
Гальдер спешит. Закончив свои дела в Румынии, он летит в Венгрию. В Будапеште за три часа, проведенные на военном аэродроме Матьяшфель, генерал успел позавтракать с начальником венгерского генштаба Генрихом Вертом и во время завтрака поразил его своим высказыванием о будущей войне с Россией: «Советская Россия все равно, что оконное стекло; нужно только раз ударить кулаком и все разлетится в куски».
Из Будапешта Гальдер вылетел в Братиславу и в тот же день, 20 июня 1941 г., вернулся в Берлин. Вечером он принял участие в обычном «ситуационном совещании» фюрера, и, по окончании совещания, сделал эту короткую, но такую знаковую, запись в своем дневнике:
«20 июня 1941. Молотов хотел встретиться с фюрером 18 июня».
Эта короткая запись Гальдера красноречиво свидетельствует о том, что в преддверии неотвратимо надвигающейся войны, за трое суток до «внезапного» нападения Германии, Сталин делает еще одну отчаянную попытку отсрочить нападение. Отсрочить назначенное на 22 июня 1941 г. нападение — под любым, самым невероятным, предлогом!
Но было уже слишком поздно! Понял ли Гитлер тактику своего хитроумного противника или не понял, но от встречи с Молотовым он отказался. И повторения «дружеских переговоров ноября 1940 г.», на которых Молотов довел Гитлера до истерики, не произошло.
До «внезапного» нападения осталось всего трое суток. 18 июня 1941, среда. Западная граница
Генерал Копец обещал застрелиться
В то же самое время, когда генерал-полковник Франц Гальдер инспектировал гитлеровские войска на границе, проверяя их готовность к нападению, генерал армии Кирилл Мерецков инспектировал советские войска по другую сторону границы, проверяя их готовность к отражению нападения.
Генерал армии Мерецков, снятый Сталиным с поста начальника Генштаба после Большой военной игры в январе 1941 г., сегодня занимает пост заместителя наркома обороны и отвечает за боевую подготовку Красной армии. С весны этого года по личному распоряжению Сталина Мерецков объезжает приграничные округа. В конце мая 1941 г. он принял участие в боевых учениях Ленинградского военного округа, а затем прибыл в Киевский округ.
Вспоминает маршал Кирилл Мерецков: «…начальник оперативного отдела округа генерал-майор Баграмян доложил мне обстановку. Дело приближалось к войне».
Мерецков поехал во Львов, а оттуда в Одессу и на румынскую границу.
И здесь опытного генерала поразил один неприятный и очень значительный факт — по ту сторону границы Мерецков увидел группу высших офицеров!
Вспоминает Мерецков: «…Смотрим мы на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных. Оказалось, что это были немецкие офицеры».
Вернувшись в Москву, Мерецков вместе с Тимошенко был у Сталина и доложил ему обо всем, что видел, слышал и почувствовал на границе. Сталин, по словам Мерецкова, отнесся очень внимательно к его докладу, приказав продолжать инспекцию округов и, в первую очередь, проверить состояние авиации у генерала Павлова.
Мерецков: «Я немедленно вылетел в Западный Особый военный округ. Шло последнее предвоенное воскресенье. Выслушав утром доклады подчиненных, я объявил во второй половине дня тревогу авиации.
Прошел какой-нибудь час, учение было в разгаре, как вдруг на аэродром, где мы находились, приземлился немецкий самолет. Все происходящее на аэродроме стало полем наблюдения для его экипажа.
Не веря своим глазам, я обратился с вопросом к командующему округом Павлову. Тот ответил, что по распоряжению начальника гражданской авиации СССР на этом аэродроме велено принимать немецкие пассажирские самолеты.
Это меня возмутило. Я приказал подготовить телеграмму на имя Сталина о неправильных действиях гражданского начальства и крепко поругал Павлова за то, что он о подобных распоряжениях не информировал наркома обороны.
Затем я обратился к начальнику авиации округа Герою Советского Союза Копецу: «Что же это у вас творится? Если начнется война и авиация округа не сумеет выйти из-под удара противника, что тогда будете делать?» Конец совершенно спокойно ответил: «Тогда буду стреляться!»
Настанет день, и участник войны в Испании, Герой Советского Союза генерал-майор авиации Иван Копец исполнит свое намерение.
22 июня 1941 г., на рассвете, за несколько минут до «внезапного» нападения Германии, генерал Копец отдал самочинный приказ поднять в воздух всю авиацию округа и, одновременно, сообщил о своем приказе в Москву. Москва ответила: «Немедленно дать отбой, иначе это спровоцирует Германию на войну, и вы ответите головой!»
Копец вынужден был подчиниться. Успевшие уже взлететь самолеты приземлились, и… в то же самое время над аэродромом появились черные кресты люфтваффе.
После гибели авиации округа на второй день войны Иван Копец, как и «обещал» Мерецкову, пустил себе пулю в висок. Если бы он этого не сделал, его наверняка постигла бы участь командующего авиацией Киевского округа генерала Птухина, который уже 27 июня 1941 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82