У Джека остался еще один, последний вопрос.— Я никак не могу поверить в то, что генерал, даже при всей своей занятости после капитуляции, ни словом не обмолвился относительно личности графа фон Шлабена и той опасности, которую представляет собой этот господин. Неужели он не писал об этом в депешах, доставленных мною для генерала Хоу?— А, это.Трубка погасла. Поднявшись, Андре выбил остатки табака о каблук начищенного до зеркального блеска сапога.— Да, он, конечно, написал об этом. Но я, составляя для командующего краткое изложение полученных депеш, решил не заострять его внимание на этом несущественном пункте. Порой, знаете ли, удобно иметь командующего, чьи интересы почти полностью сводятся к особенностям телосложения очаровательной миссис Лоринг.Ну вот! Последняя часть головоломки встала на место, прояснив события, приведшие его к эшафоту. Однако, как ни странно, Джек не ощутил гнева. Он вообще ничего не почувствовал. Жить ему оставалось полчаса, и тратить это время на ярость не имело никакого смысла.Джек Абсолют встал с койки, протянул руку.— Прощайте, Джон.Андре пожал ее.— Прощайте, Джек. Был рад знакомству с вами. Если не считать... ну да ладно. Честно скажу, вы ошиблись с призванием. Из вас вышел бы превосходный актер. Знаете, какую роль я бы вам дал? Артиллерист, исполняющий роль Марлоу в «Снизошедшей до покорения», — не артист, а сущее бревно.Майор уже направился к выходу, но оглянулся.— И вот еще что... Боюсь, вам будет неприятно это услышать, но... — Он закусил губу. — Командовать расстрельным взводом будет Тарлтон.Надо же, опять ирония судьбы! Джеку оставалось лишь улыбнуться.— Ну конечно, кто же еще?Андре печально покачал головой, двинулся к двери и уже собрался было постучать, как рука его замерла.— Надо же! — воскликнул он. — Чуть не забыл.Подойдя к стене напротив койки, майор наклонился и принялся шарить по ней.— Что вы делаете, сэр?Теперь, в преддверии близкого конца, Джек хотел лишь одного — побыть в одиночестве.— Когда-то, — сказал Андре, — один малый провел некоторое время в этой камере и коротал его в мыслях о побеге... Ага!Он прекратил ощупывать кладку, запустил ногти в щель между кирпичами, расшатал один из них и, к удивлению Джека, вынул.— А вот и подарок, который я обещал, Джек. Прощайте.Положив кирпич на пол, Андре покинул камеру. Джек выждал, пока опустятся все три засова, после чего встал, подошел к отверстию, заглянул в него... И ничего не увидел. Отверстие оказалось не сквозным. Просто выемка в стене глубиной в толщину кирпича. Но в это мгновение кирпич с противоположной стороны тоже зашевелился и был вынут. Теперь отверстие открывалось в соседнее, слабо освещенное помещение. Потом донесся голос:— Спасибо, Джон.Голос Луизы Риардон.Дверь второй камеры захлопнулась, клацнули засовы.— Луиза? — тихонько позвал Джек, всматриваясь в сумрак.Он плохо видел ее лицо, но разглядел лоб, окаймленный золотисто-рыжими волосами. И глаза. Этого было достаточно.— Джек, ты?— Да.Он уставился на нее, почти не веря тому, что видит. Шум снаружи, возгласы старающихся перекричать друг друга разносчиков, скрипка и дудка уличных музыкантов, нетерпеливый гомон зевак, собравшихся поглазеть на казнь, — все эти сливающиеся воедино звуки унеслись куда-то вдаль, в другой мир. Любовники остались наедине.— У тебя там есть табурет, Луиза?— Да. Я сейчас его переставлю.Джек последовал ее примеру. Они сели напротив друг друга, и тут выяснилось, что придвигаться к отверстию слишком близко нельзя: свет заслоняется и они не могут друг друга видеть. А видеть ее, пока она жива, ему требовалось сейчас больше всего на свете.Некоторое время они сидели в молчании, просто глядя друг на друга. А потом заговорили одновременно:— Ты...— Я...Остановившись, они начали снова:— Я...— Ты...Они рассмеялись. Когда он смеялся в последний раз? Лежа рядом с ней в ногах ее постели, завернувшись в одеяло и вдыхая аромат ее истомленного любовью тела? Как же давно это было!— Джек, я хотела... осталось так мало времени...— Что?— Я хотела попросить прощения.— За что?— За что? Да ведь ты скоро умрешь, и все из-за меня! Из-за того, что сделала я!— И из-за того, что сделал я сам. Или чего не сделал.Она помедлила, ища глазами его взгляд.— Джон Андре сказал мне, что на суде ты хранил молчание. Не пытался защитить себя. Почему?Джек вздохнул.— Любая попытка оправдания с моей стороны лишь отяготила бы твою вину, а на это я пойти не мог. Да и смысла все равно не было: то, что они нашли у меня трафарет, обличало меня в их глазах окончательно и бесповоротно. Как бы я ни пытался объяснить случившееся, это звучало бы всего лишь как неуклюжая попытка уйти от ответственности.Луиза покачала головой.— О, Джек. Это ведь я сказала фон Шлабену, что ты взял трафарет. А он мог передать Андре.— Я так и подумал, — промолвил Джек и, поскольку этот вопрос не давал ему покоя даже здесь, в камере, спросил: — Он ведь руководил твоими действиями с самого начала, да? Еще до Квебека?— Нет. Он открыл мне, что является «Катоном», в последний вечер на «Ариадне». После обеда у генерала, когда ты увидел, как он взял меня за руку.— Помню. Ты засуетилась, но потом придумала историю о том, что он был твоим воздыхателем в Лондоне, а заодно не преминула указать мне на мои былые любовные похождения.— Да, так оно и было.Джек помедлил, но не смог не задать следующего вопроса.— Ты рассказывала ему про нас?— Нет, Джек. Об этом я ему ничего не говорила. Я думала, — она вздохнула, — я думала, что кое-что могу удержать и при себе. К тому же по прибытии мы не так уж много общались: он отбыл к Сент-Легеру, а затем сюда. Но потом, — она прикусила нижнюю губу и на миг отвела глаза, — после того, как мы с тобой... Я рассказала ему все. Прости. Прости, но я не знала, каков будет твой выбор. Не предашь ли ты меня.— Ты не знала?! Да как ты могла не знать?— Я была сбита с толку. Всем: своими чувствами, тем, что мы... стали близки.Неожиданно ее глаза блеснули.— Прошу не забывать, сэр, что в отличие от некоторых я имела мало опыта в подобных вопросах. В то время как ты... О твоих любовных похождениях сочиняли пьесы!Он улыбнулся: сейчас она говорила как наивная провинциалка.— А ты, выходит, приняла сценический образ за настоящего Джека Абсолюта? Я все понял, мадам. Понял и простил.Он посмотрел на Луизу и, убедившись, что она встретила его взгляд, кивнул.— Да, да, Луиза. Фон Шлабен и все прочее. Все прощено.— Но ты умрешь из-за этого!Наивная провинциалка исчезла.— Ну, — улыбнулся Джек, — смерть из-за любви — не самая страшная участь. Я подумывал и о худшем конце. Я староват для роли Ромео, хотя Спрэнджер Барри, который исполняет эту роль в «Ковент-Гарден», старше меня на двадцать лет. И все-таки жаль, что у нас нет фиала с ядом или кинжала. Мы могли бы испортить им сегодняшнее представление.— Не я, — отозвалась она с легкой дрожью в голосе, вскинув подбородок. — Я должна показать им, как умирают настоящие патриоты.И снова в их камеры вошла смерть: снаружи, словно отозвавшись на ее слова, забил барабан. До их слуха донесся топот солдат, маршировавших к площади. Куранты отбили четверть часа.Она снова склонила голову и настойчивым тоном спросила:— Ты веришь в рай на небесах, Джек?Он помедлил, не зная, что сейчас больше к месту: признание в собственном неверии или слова утешения. Не дождавшись ответа, она продолжила:— Дело в том, что я — верю. Я много размышляла об этом, особенно в последние дни. Небеса представляются мне совсем не такими, какими их обычно описывают: без облаков, ангелов и сонмищ праведников, восседающих одесную Господа. Нет, я вижу их как усадьбу в Вишневой долине, вроде той, где я родилась. Цветущие сады, заливные луга с густой, сочной травой, стада...Голос ее дрогнул, на глазах выступили первые слезы. Замолчав, она уставилась вперед, в видимое только ей пространство, и Джеку отчаянно захотелось присоединиться к ней.— А лес там есть? — спросил он и сам же ответил: — О да, я прямо-таки вижу его! Клены, дубы, березы и гикори, дающие по осени так много орехов. Ате будет жить поблизости. Он научит наших сыновей охотиться, и те будут приносить тебе и нашим дочерям добычу, оленей и куропаток.— Нашим дочерям? — Джек разглядел на ее лице улыбку, полную шутливого возмущения. — Наши дочери, мистер Абсолют, станут ходить на охоту, научившись этому так же, как и я. На фронтире женщина должна уметь делать то же, что мужчина!— Да, ты права, — согласился он. — И они будут такими же неуемными и красивыми, как их мать.— Сколько у нас будет детей?— Никак не меньше дюжины. По шесть каждого пола.— Вот как! Я вижу, ты решил надолго занять меня делом.— Навсегда, — откликнулся Джек, и с этим словом снова упала тишина.Барабан неожиданно смолк, зато гомон толпы сделался слышнее. А потом снаружи, за ее дверью, послышались приближающиеся шаги. Один засов отодвинулся.Они заберут ее первой! Боже, почему они заберут ее первой?— Джек, — промолвила она.— Да.Он просунул руку в отверстие. Она протиснула пальцы ему навстречу. Дыра была очень узкой, но они старались изо всех сил. И вот, когда они уже почти отчаялись, когда уже звякнул отодвигаемый засов, чудо свершилось. В последний момент кончики их пальцев соприкоснулись.— Пора! — безжалостно прозвучал громкий, настоятельный голос тюремщика.Пальцы разъединились, заскрипел отодвигаемый стул. Блеснули подбираемые зеленые юбки (опять зеленое! разве он не остерегал ее?), и Луиза вышла.Тюремщики оставили дверь открытой, и Джек, сев, отрешенно уставился в пустое пространство, в тот самый воздух, который должен был вскоре принять ее. Луиза Риардон пропала из виду, и мир для Джека опять свелся к звукам.Вновь зазвучал барабан. Он отбил сигнал, и толпа смолкла. Тишина висела над площадью до того момента, пока не распахнулась дверь тюрьмы. Площадь взорвалась ревом, который тут же стих, сменившись приглушенным гулом. Перед взорами собравшихся в простом, но безупречно элегантном, вызывающе зеленом платье появилась Луиза Риардон. Ворота тюрьмы выходили прямо на эшафот.Не в силах сидеть на месте, Джек вскочил и заметался от стены к стене. Он поклялся Бургойну увидеть смерть «Диомеда», но нарушил эту клятву.И все же он мог слышать, как она умирает, и это оказалось гораздо хуже. Джек хотел было заткнуть уши и оградить себя от звуков, разносившихся эхом по всей темнице, но, едва подняв руки, тотчас опустил их снова. Ибо Луиза еще была жива, она находилась всего несколькими футами ниже его, и единственной связью между ними теперь оставался звук. Звук ее шагов, легких и уверенных, точно такой же, какой слышал он на палубе корабля, когда она шла, чтобы позвать его к ужину. Потом он услышал ее голос, столь же твердый, как и походка.— Боже, благослови Революцию!Толпа загудела. Новые звуки были негромкими — шелест и трение: натянутый на голову мешок, путы, стянувшие запястья, веревка, переброшенная через перекладину. На миг все снова стихло, а потом начали звонить куранты. Их бой поверг Джека в неистовство, заставив снова и снова кружить по камере, в отчаянии бросаясь на стены.Куранты умолкли. Джек замер. Донесся звук падения, общий вздох толпы, щелчок натянувшейся веревки и скрип перекладины, принявшей на себя вес человеческого тела. Стон Джека потонул в сотне других, как будто он стоял в толпе на площади или эта толпа находилась с ним рядом, в темнице. Он упал на койку, скатился с нее на пол. Тьма застила ему глаза, руки его молотили воздух, ударяли в стены, хотя сам он этого не чувствовал.Из всех чувств с ним остался лишь слух, но слух искаженный, усиленный, избирательный, воспринимавший лишь скрип веревки, потрескивание деревянных брусьев да шелест шелка на ветру. * * * Ее оставили висеть еще на четверть часа, пока снова не пробили куранты. Затем тело упало. Донеслись новый взрыв возгласов и аплодисментов в толпе, скрип дерева, из которого клещами выдирали крепкие гвозди, стук укладываемых деревянных брусьев. Внутри у Джека все онемело. Он лежал на полу, отупевший и безразличный ко всему. И все же он знал, что сейчас на сцене происходит смена декораций. Приближалось время кульминации пьесы, ее финального акта. Ухватившись за край койки, он встал на ноги и принялся отряхивать красный мундир и брюки перед своим выходом.Когда его вывели на тот же эшафот, Джек, оглядевшись на сером дневном свету, понял, что не ошибся. Квадратный силуэт виселицы более не украшал помост. Орудие казни разобрали, три бревенчатых бруса уложили один на другой рядом с аккуратно свернутой в кольцо веревкой. Тело Луизы убрали, от него не осталось никаких следов. Андре обещал, что по отношению к отцу казненной будет проявлено сострадание и тело дочери выдадут ему для предания земле в долине ее детства.Барабан забил снова, и Джека поставили спиной к покрытой выбоинами от пуль кирпичной стене тюрьмы. Эту стену явно использовали для тех же целей и раньше. Он огляделся вокруг, вбирая в себя все увиденное, но ничего не чувствуя.Прямо впереди, под набухшими снежными тучами площадь открывалась на реку Делавэр. Ступенчатый спуск вел прямо к причалу, тому самому, откуда товары поступали в лавки и пакгаузы, обступавшие площадь с двух сторон. Эти здания тянулись сплошной стеной: проулков между ними не было, но зато каждое прорезал арочный проход, выводивший к задним улицам. Такой же проход пронизывал и цоколь тюрьмы.Джек поднял глаза. Балконы и галереи по обе стороны площади были заполнены самой фешенебельной публикой. Точь-в-точь как ложи «Друри-Лейн». И действительно, разве то был не самый лучший театр, какой только можно себе представить? Площадь служила партером, балконы — ложами. Лестницы по обе стороны помоста вели прямо на эшафот, являвшийся превосходной сценой. Как раз сейчас по правой из них под ритмичный бой барабана на помост поднимался расстрельный взвод. Во главе с Банастром Тарлтоном.Прозвучал приказ, и взвод остановился. Прозвучал второй, и солдаты выстроились в одну шеренгу лицом к Джеку.— Заряжай! — выкрикнул Тарлтон.Пока десять солдат выполняли команду, их офицер повернулся и направился к приговоренному. По его кивку двое караульных, которые подвели Джека к стене, отпустили его руки и покинули эшафот, спустившись по ступеням.Барабан умолк, и толпа вновь загомонила. Тарлтону пришлось повысить голос, чтобы Джек услышал его:— Последняя кровь, не так ли, Абсолют?Джек, до сих пор не желавший встречаться с ним взглядом, сделал это сейчас. Ах, сколько превосходных фраз, полных бравады и обличительного сарказма, он мог бы произнести и какая великолепная могла бы получиться из всего этого сцена для пьесы! Шеридан, надо думать, справился бы с этим превосходно, хотя он больше тяготеет к комедии. Но сложившаяся ситуация была скорее исполнена иронии: Джеку предстояло быть расстрелянным солдатами своей же армии.Тогда, под Саратогой, когда он размышлял обо всех случаях, когда он мог быть убит, и о способах, какими это могло бы осуществиться, подобный исход даже не приходил ему в голову. В лесу, когда они с Луизой присваивали ему различные, в том числе и весьма нелестные, титулы, ни он, ни она даже и не думали, что ему будет суждено закончить жизнь с клеймом предателя. Стоило бы улыбнуться над подобной иронией, но Луиза оставила этот мир, и все улыбки покинули Джека вместе с ней.Тарлтон ожидал от него каких-то слов, был готов к обвинениям и оскорблениям, а когда ничего подобного не последовало, даже он ощутил некоторую неловкость. Достав из кармана шарф, он потянулся, чтобы завязать Джеку глаза.— Нет!То было единственное слово, которым удостоил его Джек. Некоторое время Тарлтон молча смотрел на него, но потом стряхнул недолгое замешательство, убрал шарф и язвительно промолвил:— Ну что ж, так оно и лучше. По крайней мере, вы имеете возможность лицезреть перед смертью всех своих «друзей».Он указал на галерею, расположенную справа от эшафота. Там, сразу позади генерала Хоу, сидел Джон Андре. А рядом с ним — граф фон Шлабен.Джек отвел глаза, но все же увидел, как немец слегка наклонил голову, обозначая свое торжество. Но это уже не имело никакого значения. Абсолют просто не мог передать взглядом, как мало заботит его подобная суета.Тарлтон вернулся к своим солдатам, остановился, повернувшись лицом к толпе, снял шляпу и возгласил:— Такая судьба постигнет всех изменников! Боже, храни короля!Под одобрительные возгласы он повернулся к взводу, и по его знаку зазвучала барабанная дробь.— Готовьсь! — выкрикнул Тарлтон.Джек поднял взгляд к небу над рекой.— Взвести курки!Джек увидел летящую птицу, одинокую, неуклюжую цаплю. Это пробудило в нем воспоминания: такую же он видел в лесу, когда путешествовал с Луизой. И в другой раз, на поле боя, перед тем как убили Саймона Фрейзера.— Целься!Произошло нечто странное. Цапля неожиданно устремилась к дальнему берегу. Потом Джек понял и причину: там, в тростниковых зарослях, находилась вторая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40