Вокруг неподвижно, радуясь возможности отдохнуть, сидели солдаты, а женщины суетились над котлами. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: рацион бойцов весьма скуден, а боевой дух невысок. Похоже, никому не хотелось разговаривать. Во всем воинском стане царило угрюмое молчание.В конце прохода сквозь сумрак виднелось большое строение.— Дом Меча, — сказал Пеллью. — Генеральский штаб.Джек не дошел до двери ярдов пятьдесят, когда из палатки справа раздался крик, который был бы отчетливо слышен даже в театре, во время увертюры. Здесь, в тишине лагеря, он показался оглушительным.— Джек Абсолют. Боже... О боже... Джек!Он обернулся — и успел раскрыть объятья навстречу метнувшейся к нему фигуре.— Они сказали мне... он сказал мне... что ты умер. Что нет никакой надежды, и остается лишь молиться за твою душу.Хотя этот наскок и сбил Джеку дыхание, он сумел набрать воздуха и откликнуться:— Как вы можете видеть и чувствовать, мисс Риардон, я отнюдь не умер.Руки Луизы пробегали вверх и вниз по его рукам, словно она хотела удостовериться в том, что перед ней не призрак, а человек из плоти и крови. Ее глаза были полны восторженного неверия.Что касается Джека, то он наслаждался видом этих очей, которые так часто вспоминались ему бессонными ночами. Интересно, что, пытаясь воспроизвести в памяти их изумрудный оттенок, он оказался недалек от действительности, однако не мог и представить себе, что в этом зеленом озере может бушевать такая буря чувств.В Лондоне и на борту корабля она все время уравновешивала кокетство невозмутимостью, способной довести до бешенства. Луиза всегда отменно владела собой. Джек догадывался: как только схлынет изумление и Луиза осознает, что на нее обращено множество взоров (и прежде всего, взор пожилого джентльмена, стоявшего у входа в палатку), она станет прежней.Впрочем, это ничуть не помешало ему наклониться и коснуться губами ее губ. Джек был бы не против того, чтобы этот поцелуй продолжался вечно. В конце концов, он немало претерпел, честно заслужил награду и вполне мог послать к черту всех зевак на свете.Увы, Луиза уже начинала приходить в себя: она отступила назад, смерила его с ног до головы оценивающим взглядом и не без колкости промолвила:— Что ж это вы, сэр, так огорчаете своих друзей? Право же, это бессердечно.Джек рассмеялся.— Я глубоко сожалею, мисс, о том, что невольно стал для кого-то причиной огорчения. Заверяю вас, все это произошло по совершенно не зависящим от меня обстоятельствам.— Ну что ж, тогда вам следует поправить дело как можно быстрее, — заявила она.Джек подивился тому, как быстро вспышка страсти сменилась привычной невозмутимостью. О недавнем всплеске эмоций напоминал лишь легкий румянец.— Не выпьете ли с нами бокал вина, сэр, и не расскажете нам свою историю? — промолвила Луиза, указывая жестом на вход в палатку, где по-прежнему стоял пожилой человек. — Мне кажется, вы еще не знакомы с моим отцом?Джек слегка склонил голову:— Капитан Джек Абсолют, сэр, к вашим услугам.Немолодой человек сдержанно поклонился.— Полковник Тадеуш Риардон, сэр. К вашим. Я много о вас наслышан и провел немало времени, пытаясь утешить дочь в связи с потерей... друга.Последнее слово прозвучало лишь с легким нажимом и без малейшего оттенка неуважения.— Рад видеть, что Господь Христос воскресил вас, как Лазаря. Не присоединитесь ли вы к нам, чтобы выпить мадеры? Кажется, это моя последняя бутылка, и я не могу представить себе более подходящего случая.Он отступил в сторону и сделал широкий жест, приглашая гостя в палатку.— Благодарю вас, сэр, но я полагаю, что прежде всего должен явиться с докладом к генералу Бургойну. Вы позволите вернуться попозже?— Разумеется.Полковник посмотрел на дочь, которая по-прежнему не сводила глаз с Джека. В ее очах невозмутимость мешалась с восторгом. Риардон улыбнулся:— Более того, я настаиваю.— Обещаю, что непременно буду, — заверил его Джек с низким поклоном и, подстроившись под шаг Пеллью, удалился с достоинством, которое было несколько смазано отсутствием одного сапога и сопряженной с этим не слишком величавой походкой.Все это не имело никакого значения по сравнению со встречей, которую устроила ему Луиза. Во время разлуки у Джека имелись некоторые мысли насчет того, что пятинедельный флирт на борту корабля не оставил глубокого следа в ее сердце. Но эта встреча в лагере мигом развеяла все сомнения. К штабу Бургойна Джек приближался в превосходном настроении.— Если тебе интересно знать, Джек, она рыдала не переставая — с того момента, как немец рассказал о твоей смерти, и до вашей нынешней встречи, — заметил Пеллью.Джек встрепенулся.— Немец? Фон Шлабен?— Он самый. Сказал, что у форта Стэнвикс тебя укусила гремучая змея и ты умер в страшных мучениях. Дoлжен сказать, мне это показалось странным: чтобы такой знаток леса, как ты, наступил на змею...Часовой уже распахнул перед ними дверь.— Он там, Тед? — спросил Джек, но ответа получить не успел.Изнутри прозвучал знакомый голос:— Капитан Абсолют. Ну-ну. Я так и думал, что слухи о вашей безвременной кончине сильно преувеличены. Заходите, заходите, сэр, вы, как всегда, появились как нельзя вовремя. Мы нуждаемся в вашей сообразительности и ваших познаниях.Пеллью сжал его руку и шепнул:— На бивуаке морской пехоты для тебя всегда найдется местечко.Генерал Бургойн стоял лицом к двери, опершись о стол. Он был в жилете. Мундир висел позади него на вешалке, расправленный так, что на фалдах отчетливо виднелись три пулевых отверстия. Джек приметил, что кто-то заботливо поместил лампу прямо за вешалкой, из-за чего дырки выделялись, как звезды на вечернем небе. Впрочем, это наверняка сделал сам Бургойн, известный пристрастием к театральным эффектам. Своей композицией он как бы сообщал следующее: «Они понапрасну тратят пули, я неуязвим, а следовательно, непобедим».Поприветствовав таким образом Джека, Бургойн снова повернулся к столу. Вокруг него собрались члены военного совета. Многих Джек знал. Александр — Сэнди — Линдси, граф Балкаррас, который выглядел еще более тонким и более хрупким, чем обычно, при виде Абсолюта встрепенулся и радостно подался вперед, но сдержал свой порыв и ограничился приветливой улыбкой. Генерал Фрейзер встряхнул головой и заморгал. Барон фон Ридезель и его переводчик ограничились сдержанными, как это характерно для немцев, кивками и продолжили рассматривать что-то на столе, поверх генеральского плеча.Кое-кого из находившихся в комнате — например, артиллерийского генерала Филлипса — Джек знал плохо; а кое с кем — прежде всего это относилось к командирам лоялистов — не был знаком вовсе. В углу комнаты Джек приметил человека в грязном цивильном платье. Этот явно чувствовал себя не в своей тарелке (возможно, потому, что он, единственный из всех, сидел). Он, кстати, был единственным, кто рассматривал Джека с чем-то похожим на интерес. Остальные восприняли беззаботный тон генерала как намек и удостоили блудного сына лишь беглым взглядом.Подполковник Томас Карлтон, адъютант Бургойна, в чьих волосах со времени их последней встречи появились серебряные нити, подошел к Джеку с бокалом шерри и словами «Добро пожаловать», после чего сунул бокал ему в руку и подвел новоприбывшего к столу. Джек взглянул вниз. Перед ним лежали листок бумаги, исписанный от руки, странной формы картонные карточки и клочки ткани с отверстиями.Еще один офицер, капитан Мани, суетливо и бестолково накладывал одну за другой эти карточки поверх по-детски нацарапанных слов.— Капитан Мани, — сказал Бургойн, — объясните мистеру Абсолюту, в чем у нас затруднение.Его голос, обычно легкий и непринужденный, на сей раз звучал напряженно.— Впрочем, попытайтесь заодно растолковать это и всем нам. Только доходчиво, в понятных словах.Похоже, бедняга капитан Мани допустил какую-то серьезную оплошность. Бургойн, даже когда бывал в скверном расположении духа, редко допускал резкость в отношении подчиненных. Впрочем, именно из-за необычности любое проявление его гнева могло лишить присутствия духа любого, на кого оно было направлено. Именно так обстояло дело с несчастным капитаном, от волнения начавшим заикаться.— П-п-проблема проста, капитан Абсолют, только вот решить ее не так п-просто. Мы потеряли трафарет, необходимый для расшифровки этого письма.— Вы потеряли его, Мани!— При... при... при всем моем почтении, сэр, он был надежно спрятан в вашей палатке, а потом...— Да, да. Ваши отговорки мы уже слышали. Продолжайте!Мани пожевал нижнюю губу. Ему вовсе не хотелось повторять и так известные вещи, однако Бургойн заставлял бедолагу это делать — в наказание, чтобы сорвать на нем свое раздражение.— Как вы... как вам известно, трафареты — это самое простое и эффективное средство расшифровки. О-о-отправитель и получатель имеют идентичный кусочек картона или ткани с прорезями определенной формы. Он накладывается на кусочек бумаги и необходимое послание пишется... то есть в прорези вписывается само послание. А потом, когда трафарет убирается, остальная часть листка заполняется невинными новостями. Повседневные дела, здоровье... все, что обычно пишут в письмах. Получатель достает свой трафарет, накладывает на письмо и...— Да, хорошо, Мани, этого достаточно, — ворчливо бросил Бургойн несчастному офицеру и повернулся к Джеку. — Видите, что делается? Это письмо прибыло сегодня из Нью-Йорка от генерала Клинтона, его доставил наш доблестный сержант Уилли.Он кивнул на перепачканного малого в углу, который все порывался вскочить. Тому жестом велели сидеть.— На рассвете ему следует вернуться с ответом — но с ответом на что?Генерал сердито отмахнулся от попытки Мани подставить поверх письма еще одну из шелковых форм — что-то вроде зигзага молнии.— Среди этого словесного мусора скрыты сведения, заполучить которые нам не удавалось в течение восьми недель. Закончил ли генерал Хоу свою кампанию в Пенсильвании и двинулся ли наконец к месту нашей встречи в Олбани? Или, на самый худой случай, собирается ли Клинтон атаковать горные форты на Гудзоне, а потом двинуться маршем нам на подмогу? Любое из этих действий вынудит американцев разделить армию, действующую здесь против нас. Сейчас американцы располагают самое меньшее четырехкратным численным превосходством, но если с Божьей помощью нам удастся свести его до двукратного, я поколочу их и прорвусь к Олбани. Тогда, несмотря на наши напасти, кампания будет выиграна, и мы сохраним Америку для Короны.Он вздохнул и стал массировать себе лоб ребром ладони.— Как вы слышали, Джек, трафарет, с помощью которого мы могли прочитать послание... пропал. Пропал!Джек постарался скрыть тревогу. Просто так трафареты не пропадают, и скорее всего он был похищен шпионом, пробравшимся в штаб британской армии. В первую очередь Абсолют подумал о фон Шлабене, но граф едва ли мог так быстро вернуться из форта Стэнвикс. Да и Бургойн едва ли оставил бы немца в своей палатке без присмотра. О причастности к такому гнусному преступлению одного из офицеров в красных мундирах не хотелось и думать. Но доступ в генеральский шатер могли иметь и командиры лоялистов, и немцы. Впрочем, о том, куда делся трафарет и почему это случилось, можно поразмыслить и попозже. Главное, что он исчез, и это грозило обернуться чуть ли не катастрофой.Генерал заговорил снова.— Итак, все, что мы имеем, — это письмо, где сообщается, что «Мистер Родс получил партию мундирного сукна». Может, попросить его залатать мой мундир, а?Послышался нервный смех.Бургойн бросил взгляд на Джека, который, стоя очень близко, сумел заметить в серых глазах генерала выражение, какого никогда прежде не видел. Это было отчаяние.— Ну как, капитан, сможете вы разрубить этот гордиев узел? — с надеждой спросил командующий.Джек, в отличие от него, особых надежд на успех не питал, но должен был хотя бы попытаться, а потому прочитал письмо. Оно было нарочито безграмотным — видимо, для того, чтобы вернее запутать и сбить с толку возможного постороннего читателя."Дорогой Куз.Видел ли ты в последнее время этого падлица Уилла Пайпера? Он задолжал мне 5 фунтов, и его гнусные попытки скрыться от меня дастойны призрения. Намерен я тапереча, с тваего пазваления, двигаться вперед, потому как получил в мануфактуре Гудзона партию мундирного сукна. Пошью камзолы, и в форты, на продажу. Передай наилушие пажилания маей нивесте Мардж. Я увижусь с ней недели через две-три, но мине кажитца, что это будет две или три тысящи.Ваш любящий кузен,Т. Родс".Джек сделал изрядный глоток шерри и поставил бокал рядом с графином. Он никогда не видел трафарета, на который ссылался генерал, и, очевидно, никто не смог бы отличить его от нескольких других, хранившихся для других корреспондентов. Все они — зигзаг молнии, звезда Давида, крест Лоррейн — были выложены рядом с листком. Мани, очевидно, испробовал их все. Кроме того, бедняга штабист нарезал из картона множество шаблонов произвольной формы, с которыми и экспериментировал, когда появился Джек. Помимо этого, капитан сделал и несколько точных копий письма.Джек поднял одно, скользнул по нему взглядом, выискивая повторяемость слов, сочетаний букв или еще что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Какие-нибудь слова или фразы, которые могли бы иметь двойной смысл — и военный, и относящийся к коммерции. Он чувствовал на себе внимание присутствовавших, давление их ожиданий, их отчаянную надежду. Если Джек и испытал на себе все тяготы этой кампании, то ведь они испытали их тоже. И подтверждением тому — столь же красноречивым, как и пулевые отверстия в мундире Бургойна, — были тела, лежавшие в жнивье возле фермы Фримена.Во рту у Джека вдруг сделалось сухо, и он, сглотнув, принялся перемещать по листу бумаги картонные карточки, как при игре в «крестики-нолики», с которой когда-то отменно справлялся. Это ничего не давало, но Джек, увлекшись, настолько забылся, что задел графин. Вино расплескалось — к счастью, не все.— Ради бога, Абсолют, будьте поосторожней! Это моя последняя бутылка «Санта-Виктории»! — воскликнул Бургойн.— Простите, сэр.Джек поставил сосуд из тонкого свинцового хрусталя на место, глядя на стекающую по столешнице струйку жидкости. Она напомнила ему об ужине на борту «Ариадны» и пролитом портвейне, полоска которого, словно знаменуя собой кровь, побежала между бокалами, когда в каюту неожиданно вошел фон Шлабен. Пальцы Джека коснулись графина, своей формой несколько напоминавшего женскую фигуру. Легкое касание изгибов хрусталя пробудило воспоминания — пока еще очень неясные.Шерри, конечно, был из той страны, где они с Бургойном впервые воевали вместе — в 1762 году. Та испанская кампания утвердила репутацию генерала как стратега и положила начало репутации Джека как безумца, каковым он проявил себя на передовой, при штурме крепости в Валенсии де Алькантара. Как раз в той стране ему впервые довелось увидеть трафареты, ибо испанцы были более всего привержены именно такому способу шифрования. Когда англичанам в результате внезапной атаки удалось захватить вражеский штаб, там среди прочих материалов нашлось несколько трафаретов. Бургойн, уже отметивший, что молодой офицер отличается не только отвагой, но и умом, приказал Джеку изучить эти приспособления. Очень скоро Абсолют выяснил, что образцами для многих из них послужили столь горячо любимые противником испанские вина.Он снова очертил пальцами контуры графина и обратился к присутствующим:— Найдется у кого-нибудь более-менее чистый носовой платок? И есть ли у вас ножницы, капитан Мани?Было предложено несколько носовых платков разной степени чистоты. Выбрав три наименее грязных, Джек сделал на каждом разной величины, но одинаковой формы прорези, соответствующие контурам графина, напоминающего женскую фигуру. Наложив на письмо самый маленький из полученных трафаретов, Джек поводил им туда-сюда, ничего не добился, повозился со вторым — тот же никчемный результат. Джек чуть было не отказался от третьей попытки, когда в глаза ему бросилась некая странность. Например, совершенно ненужный пропуск перед словом «форты» находящимся почти под словом «Гудзона». Джек снова приложил трафарет, повернул его на сорок пять градусов... и улыбнулся.Бургойн, не сводивший с него глаз, нетерпеливо протянул руку и уронил ее.— Получилось?— Я... думаю, да, сэр. Трафарет не идеален, так что, возможно, мы прочтем не все... но, надеюсь, этого будет достаточно.Взяв карандаш, Джек обвел контуры трафарета и подчеркнул выделенные слова. Присмотрелся, убедился, все ли как надо, и кивнул."Дорогой Куз.Видел ли ты в последнее время этого падлица Уилла Пайпера? Он задолжал мне 5 фунтов, и его гнусные попытки скрыться от меня дастойны призрения. Намерен я тапереча, с тваего пазваления двигаться вперед, потому как получил в мануфактуре Гудзона партию мундирного сукна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40