Внизу винтовой лестницы стоял Льювеллин. Заметив их, он отдал честь сиру Хьюго. От Филиппа не укрылось то, что Льювеллин будто нарочно поджидал их, и это привело его в еще большее изумление.
– Встань здесь на страже, Льювеллин, – сказал сир Хьюго, открывая тяжелую дверь, ведущую в подземелье замка.
Дверь отворилась со скрипом, видно, ее давно не открывали и петли проржавели. Огонек лампы задрожал от волн затхлого воздуха, поднимавшегося снизу. Не говоря ни слова, сир Хьюго взял лампу из рук сына, нагнул голову, чтобы не удариться о косяк, и исчез в темном проеме двери.
Филипп последовал за ним, совершенно сбитый с толку. Может быть, гадал он, отец хочет найти в подвале какое-нибудь особенно ценное вино многолетней выдержки, чтобы отметить начало кампании против сарацин, – он знал, что в погребах замка хранились бочки с вином. В подземелье было влажно и веяло прохладой: теперь они находились глубоко под землей. Филиппу все это не нравилось. Он почти ничего не видел в темноте, а высокая фигура отца заслоняла от него тусклый свет лампы. Один раз Филипп споткнулся о бочонок с вином и чуть не упал и поэтому дальше ступал как слепой, вытянув вперед руку, чтобы не наткнуться на что-либо еще.
Он невольно вздрогнул, услышав, как впереди со скрипом открылась еще одна дверь, и, пригнув голову, вошел в такое же темное помещение подвала с очень низкими потолками. Помещение, как он его разглядел, оказалось совсем маленьким и, насколько он мог судить, выдолбленным в самой толще горной породы; потолок поддерживали толстые деревянные столбы; а стены оказались покрыты толстым слоем плесени. Со стен на пол сочились ручейки воды.
В этом склепе – Филипп никогда в нем не бывал и даже не подозревал о его существовании – царила невообразимая духота, и вместе с тем он содрогнулся от охватившего его мертвенного холода. В ноздри Филиппу ударил резкий запах, который вряд ли можно было назвать приятным. Жуткое место. Ему захотелось со всех ног бежать из этого подземелья.
– Сюда, Филипп, – услышал он голос барона.
Филипп прошел вперед, туда, где стоял отец. Сир Хьюго что-то разгребал руками, наклонившись к самой земле.
– Что это за подземелье, отец? – спросил Филипп. –
Винный погреб?
– Да. – Сир Хьюго вытянул вперед лампу на всю длину руки. В углу стояло несколько бочек. – Отодвинь-ка вот эту первую бочку.
Филипп потянул на себя тяжелую емкость. Помещение оказалось настолько мало, что ему было нелегко справиться с огромным дубовым сооружением. Филипп навалился на бочку со всей силы, крутанул ее на себя, и она, наконец, сдвинулась с места. С облегчением выполненной задачи Филипп откатил ее в сторону.
Сир Хьюго, довольно улыбнувшись, поблагодарил его и принялся снова разрывать плотно утрамбованную землю.
Глаза Филиппа к этому времени уже успели привыкнуть к полумраку, и он, молча, следил за необъяснимыми действиями отца. Вдруг под слоем земли показались очертания квадратной каменной плиты. Сир Хьюго, буркнув что-то себе под нос, наклонился над ней.
– Где-то здесь должно быть кольцо, – обратился он к Филиппу. – Нужно найти его.
Крайне заинтригованный, Филипп нагнулся и сунул пальцы в рыхлую землю.
– Вот кольцо, отец, – сказал он спустя несколько мгновений.
– Отлично! Тяни его вверх. Осторожнее!
Филипп изо всех сил потянул кольцо на себя. Ничего. Филипп напряг силы и дернул еще раз. Что-то скрипнуло, и вдруг Филипп ощутил, как вся плита начала подниматься вверх, причем с такой легкостью, что Филипп едва не упал на спину.
Сир Хьюго быстро нагнулся, держа перед собой лампу, а Филипп, охваченный сильнейшим любопытством, старался заглянуть ему через плечо.
– Ради бога, что это такое, отец? – спросил он.
Сир Хьюго тихонько рассмеялся.
– Мой тайник, – сказал он.
Теперь Филипп мог видеть крышку большого квадратного сундука, окованного тяжелыми полосами железа. Сир Хьюго попытался приподнять крышку сундука – она не поддавалась. Тогда он опустился на колени и внимательно осмотрел крышку, после чего приказал Филиппу поставить каменную плиту с кольцом на место. Опустив плиту, они закидали ее землей и хорошенько утоптали, поставив бочку на место.
– Полагаю, тебе не терпится узнать, почему я предпринял такие предосторожности, – сказал сир Хьюго, когда они вышли из погреба и начали подниматься вверх по винтовой лестнице. – Я скажу тебе. У меня всегда было предчувствие, что королевство однажды может оказаться в большой опасности. Если бы мы потеряли Бланш-Гарде, мы бы потеряли все. Поэтому я годами откладывал собранные в качестве налогов деньги. Там в сундуке обращенное в золото и драгоценности наше с тобой состояние. А вернее, твое, Филипп. Если даже турки захватят Бланш-Гарде и разрушат его, ты или я всегда сможем найти этот тайник.
– Но может статься, у нас не будет возможности проникнуть тогда в Бланш-Гарде, – возразил Филипп.
– Может быть, ты и прав. Но любой из нас может вполне сойти за араба, если только принять необходимые меры предосторожности. В любом случае со всеми трудностями рано или поздно можно справиться. Препятствия существуют, чтобы их преодолевать, – запомни это, Филипп.
После промозглого сумрака подземелья Филипп был почти счастлив снова оказаться в главном зале замка, наслаждаясь теплом и светом солнечных лучей.
– Ничего не говори о тайнике Жильберу, – предупредил сир Хьюго. – О нем никто не знает, кроме меня и Льювеллина, а теперь и тебя. Льювеллин помог мне выкопать яму и завалить ее камнем.
Спустя два дня гарнизон вышел из Бланш-Гарде. Сир Хьюго, за которым неотступно следовали Филипп и Жильбер, съехал с главного пути в сторону и, прикрыв от солнца глаза, смотрел, как вьется по дороге вереница людей: пеших, всадников и нагруженных подвод.
Во главе гарнизона ехал Льювеллин, держа развевающееся на древке знамя с черным ястребом на белом фоне. Сзади него верхом двигались опытные конные воины с копьями и мечами, в стальных кольчугах – барон не поскупился на вооружение своего войска. За этой небольшой группой отлично тренированной и хорошо вооруженной тяжелой конницы маршировали длинные колонны пехотинцев и лучников – почти все они были по происхождению сирийцы, но все до одного опытные солдаты и надежные люди, преданные сиру Хьюго. Замыкали процессию подводы, нагруженные всем необходимым: кормом для лошадей, водой, пищей, запасным оружием для стрелков, а позади вели запасных лошадей для рыцарей.
Сир Хьюго, подавшись вперед, впивался взглядом в каждого проезжающего перед ним всадника или проходящего пехотинца и непрерывно поглаживал рукой волнистую бородку клинышком; его темные, спокойные глаза замечали каждую мелочь.
– Вы, двое, поработали на славу, – наконец похвалил он юношей, когда мимо проехали последние подводы. – Я никогда еще не видел столь хорошо подготовленного к сражению отряда.
Вонзив шпоры в бока своего коня, он поскакал догонять всадников, чтобы занять место во главе их. Выехав из городка, они начали подниматься вверх по склону холма, оставляя позади родную долину. Когда голова колонны поднялась на вершину холма, Филипп развернул лошадь и оглянулся назад.
Освещая серые стены Бланш-Гарде, высоко в небе замерло солнце. Отсюда, с холма Филипп долго смотрел на высокий донжон, в котором прошла почти вся его жизнь, на знамя, развевающееся у ворот, на оставшихся в замке слуг, суетящихся во дворе. Потом он резко развернулся и поскакал догонять отца, и где-то в глубине души у него было такое чувство, будто закончилась, безвозвратно канула в прошлое часть его жизни. Филипп понимал, что пройдет много времени, прежде чем он снова сможет вернуться домой, в Бланш-Гарде. Ему еще предстояло участвовать в первом в его жизни сражении против иноверцев. Может быть, он даже будет ранен. Но сейчас ему не хотелось об этом думать. Его будущее обязательно должно быть прекрасным и полным приключений. К тому же он был еще слишком молод, чтобы его долго могли терзать дурные предчувствия.
Глава 6
КОЛОДЦЫ САФФАРИИ
Однажды Филипп палкой разорил муравейник. В несколько секунд груда мертвой земли ожила, открыв глазам Филиппа бесчисленное множество ходов и туннелей муравьиного городка, по которым во всех направлениях спешили потревоженные насекомые.
За последнюю неделю он не раз вспоминал этот случай. Вторжение Саладина на территорию крестоносцев превратило Латинское королевство в такой же растревоженный муравейник. По холмам и равнинам, направляясь к северу, двигались длинные вереницы вооруженных людей, вздымая в воздух тучи желтоватой пыли, тяжело висящей над иссушенной беспощадными лучами солнца землей.
По призыву короля из всех крепостей, городов и деревушек выступали отряды рыцарей. Как только каждый маленький отряд достигал главной дороги, он вливался в огромный поток бесконечных колонн, шумной рекой текущий к пограничному порту Сен-Жан д'Акр.
Отряд барона вскоре присоединился к войску, вышедшему из Монгиссарда. Во главе войска, страдая от невыносимой жары, следовал сам сир Фульк. Однако куда делась его одышка и брюзжащий пессимистичный тон. Почтенный сеньор представлял собой сплошной сгусток энергии, постоянно отпуская град шуточек по поводу зноя, надоедливой мошкары и пыли.
Вместе с ним ехал Джосселин, и почти невозможно было узнать в этом серьезном рыцаре в кольчуге и плаще, с длинным мечом, бьющимся о бок лошади, с копьем с маленьким флажком на конце – молодого аристократа, известного всему Иерусалиму щеголя.
Но едва он раскрывал рот, как сразу же появлялся прежний Джосселин: ему было что сказать и обо всех неудобствах кампании в самый разгар лета, и о жестком матраце, и о невозможности ежедневно принимать ванну.
Впрочем, насчет жары все придерживались одного мнения. Даже опытные воины, участвовавшие не в одной кампании против сельджуков, единогласно признавали: такой жары, как в это лето, они еще не видывали. Филипп тоже так считал. Все его тело горело и нестерпимо зудело под толстым стеганым гамбизоном; он почти в кровь расчесал шею, отгоняя бесчисленных насекомых, проклиная зной и боясь даже подумать о том, что же будет, когда придется надеть на себя шлем. Но, к счастью, пока до этого дело не доходило, и шлем висел сзади, притороченный к седлу.
В нескольких днях пути южнее Акры они присоединились к главному отряду из графства Яффы, в котором сир Хьюго был одним из главных командиров.
Командовал войсками графства сир Вальян де Ибелин; он часто гостил в Бланш-Гарде и приходился крестным отцом Филиппу.
Сир Вальян происходил из сицилийских норманнов, которые участвовали под предводительством Боэмунда Сицилийского в Первом крестовом походе, и в гладком, смуглом его лице, быстрых, резких движениях рук и плеч проскальзывало что-то итальянское.
Блеснув при встрече рядом белоснежных зубов, он осыпал сира Хьюго и двух молодых рыцарей градом комплиментов.
– А, Хьюго! – вскричал он, предлагая им сесть на стулья, расставленные вокруг его большой палатки. – Филипп, как дела, мой дорогой мальчик?
Приказав слугам принести вина, он гостеприимно усадил сира Фулька вместе с Джосселином на скамью.
Филипп сделал глоток прохладного вина и начал прислушиваться к разговору опытных солдат. Воины, входившие в отряд сира Хьюго, расспрашивали о сире Бальяне де Ибелине. Это был один из самых влиятельных баронов королевства, и ни одно важное событие в жизни Иерусалимского королевства не происходило без его вмешательства. Честолюбивый по натуре, он обожал интриги ради самих интриг. Со своим мягким, убаюкивающим голосом и чарующими манерами, он мог обвести вокруг пальца даже самого заклятого врага и уже получал удовольствие, едва успев вмешаться в изрядно запутанные политические дела государства крестоносцев.
– Ну, Бальян, – сказал сир Хьюго, опустошая свой стакан, – какие новости?
– И хорошие и плохие, Хьюго. На этот раз нам, кажется, удалось собрать большую армию. В замках почти не осталось людей, и даже торговые города прислали нам подкрепление. Нам сейчас дорога любая помощь, – добавил он, вытирая губы тыльной стороной загорелой, волосатой руки.
– А что слышно о турках? – спросил сир Фульк.
– Они все еще у Тивериады, – сказал сир Бальян. – Похоже, город держится хорошо.
– А король? – спросил сир Хьюго, пристально смотря в лицо сиру Бальяну. – Что ты имел в виду, говоря о плохих новостях?
Сир Бальян слегка покосился на сира Хьюго.
– Король ушел из Акры, – сказал он, – и направляется в глубь страны.
– Что?! – сир Хьюго резко вскочил, опрокидывая свой стул.
– Я так и знал, что ты будешь недоволен, Хьюго, – заметил сир Бальян с выражением какого-то счастливого злорадства на лице. – Но чего еще можно было ожидать от такого нерешительного, тупоголового болвана, как Ги Лузиньян!
Вокруг палатки наступило неловкое молчание. Король не пользовался особой популярностью в среде баронов – им не нравилась его нерешительность и бесхарактерность. Но думать так – это одно, а открыто критиковать короля, да еще в такое смутное время – совсем другое дело.
– И как далеко он намерен зайти? – спросил сир Хьюго, которого, казалось, совсем не задело последнее замечание сира Бальяна.
– Он стягивает силы у колодцев Саффарии, – сказал сир Бальян. – Раймонд Триполийский отговаривал его от этого похода, но король настоял на своем, не без вмешательства некоторых лиц, конечно.
– Саффария, – тихо повторил сир Хьюго. – Что ж, могло быть и хуже. По крайней мере, там много воды.
– И совсем не будет воды после Саффарии, – с мрачноватой радостью откликнулся сир Бальян. – Все источники на дороге к Тивериаде пересохнут в такую жару.
– Но Лузиньян не может быть настолько глуп, чтобы избрать именно этот путь! – воскликнул сир Фульк.
– Все зависит от того, кто последний поговорит с ним, – мрачно заметил сир Бальян.
Прозвучал отбой, и всё отправились спать. Продолжать поход было решено на рассвете.
Уже задолго после полудня вдали показались белые стены Акры – заветная цель, к которой в пыли, по невыносимой жаре упорно двигались с юга войска. Посланные вперед гонцы вернулись из Акры с известием, которое можно было предугадать:
– Торопитесь! Торопитесь! Сарацины осаждают Тивериаду!
Под белыми стенами города на ночь был разбит палаточный лагерь, и уже до рассвета армия отправилась дальше, в глубь страны – к колодцам Саффарии.
Хотя по обочинам дороги раскинулись ветвистые, все в зелени деревья, создающие тень, солдаты все равно страдали от жары. Вдоль всего пути поднимались серые, коричневые, желтые клубы пыли, застилающие глаза.
Покачиваясь в седле, Филипп плыл в этой пыли, как в тумане корабль, и видел впереди, сзади, по бокам лишь поблескивающие на солнце шлемы и кольчуги воинов. Казалось, будто целое королевство идет походом на Саффарию.
К вечеру они добрались до колодцев.
Прекрасный оазис всегда приветливо встречал усталых путников зеленью холмов и белыми домиками. Эта же идиллическая картина открылась и сейчас глазам Филиппа, с той только разницей, что теперь рядом с домиками стояли походные палатки, возле которых суетились солдаты христианской армии. В центре лагеря располагалась большая красная палатка короля, где в этот вечерний час рокового дня второго июля 1187 года собрались наиболее влиятельные бароны-землевладельцы и рыцари Святой земли.
Вместе с сиром Хьюго на собрание пошел и Филипп. Недавно он стал владельцем маленького феодального поместья недалеко от Бланш-Гарде, подаренного ему сиром Хьюго, и получил право присутствовать на собраниях и выступать наравне с прочими знатными сеньорами и землевладельцами.
Стулья были приготовлены только для самых влиятельных баронов, все остальные остались стоять, опираясь на увешанные коврами стены.
Во главе стола сидел Ги Лузиньянский; на его красивом лице одновременно отражались усталость и серьезная сосредоточенность. Что творилось в его голове, на самом деле не знал никто. Увы! Но на плечах именно этого человека лежал тяжелый груз ответственности за судьбу целой страны. Слева от него сидел его брат, Амальрик де Лузиньян, коннетабль королевства и командующий всей феодальной армией королевства.
Филипп знал коннетабля в лицо, как почти всех придворных Иерусалимского двора, но, ни разу в жизни ему не случалось видеть человека, занимающего почетное место справа от короля. Нагнувшись к отцу, он прошептал ему на ухо свой вопрос.
– Кто?
– А, это граф Раймонд Триполийский.
Филипп подвинулся влево, чтобы получше разглядеть графа. Он увидел высокого человека с тонкими чертами лица, гармонию которого нарушал только мясистый нос. Раймонд сидел, уткнув глаза в полированную столешницу, и длинными пальцами выбивал быструю дробь, что говорило о его сильном волнении и тревоге. Филипп смотрел на него с интересом, поскольку граф слыл одним из самых могущественных сеньоров в Святой земле, честолюбивым, нещепетильным и хитрым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34