А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

При виде Металлы, в доспехах из белой кожи и стали, и Ашаики, черной с головы до пят, со страусовыми перьями на каске, при виде самых красивых лошадей черной и белой мастей, каких только можно было найти и купить в империи за золото, и при виде трепещущих лошадиных ноздрей и блестящих лезвий все трибуны, разгоряченные резней, которая уже была им показана с начала дня, охватило почти священное безумие.Когда упряжки, каждая из которых была достойна вести колесницу Феба Феб — одно из прозвищ Аполлона.

, проезжали мимо трибун, плебс поднимался с каменных скамеек, как морская зыбь, крича обеим возницам, чтобы они убивали. Многие миллионы сестерциев, поставленные на каждую уже несколько месяцев назад, подогревали азарт ожидания зрелища, во время которого они наконец увидят или то, или другое великолепное тело окровавленным или даже растерзанным.Пока соперницы сохраняли между собой дистанцию, равную длине амфитеатра, которую упряжки прошли галопом, чтобы возницы спокойно могли определиться. Миллионы глаз пытались по каким-то признакам догадаться, кто из двух женщин-убийц атакует первой. Обычно это была Металла, и постоянно следившие за ее сражениями знали это. Но на сей раз та, кто была любовницей патриция Менезия, казалось, хотела, чтобы карфагенянка первой раскрыла свои планы. Усмотрели хитрость и в том, что Металла, сблизившись с противницей, даже не протянула руку к колчану с дротиками, висевшему на боку, а с резким криком припустила коней, чтобы избежать столкновения с карфагенянкой, которая, похоже, собиралась прижать ее к стене. На всех скамейках раздался смех: ее уловку оценили по достоинству.Ашаика собиралась сделать еще один простой объезд арены, но скоро она должна была снова возобновить атаку. Зрители знали, что возницы не могут слишком долго галопировать на своих упряжках не нанося ударов, так как этим можно истощить силы лошадей раньше времени.Чувствуя за своей спиной приближающихся черных лошадей, Металла тоже подстегнула свою упряжку. Африканская колесница старалась набрать скорость и настичь свою противницу. В полной тишине карфагенянка, одной рукой придерживая вожжи, обмотанные вокруг талии, другой вытащила один из дротиков, и все, кто, затаив дыхание, следили за обеими, ждали, что Металла сделает то же самое. Но она продолжала держать вожжи обеими руками, как бы не замечая грозившей опасности. Глухой шум изумления пронесся по скамейкам. Карфагенянка метнула дротик, но Металла, подавшись назад, резко остановила своих лошадей — подобного маневра можно было ожидать только от идеально выдрессированной упряжки, — и стрела, пролетев у самого ее лица, вонзилась в песок. Из миллиона глоток вырвался смех удивления, за ними последовали аплодисменты вместе со смехом, но те, что поставили на Металлу, уже начинали волноваться. Они припомнили оживленные сплетни у контор по приему ставок и слухи о том, что со дня своего освобождения возница больше не похожа сама на себя, из чего некоторые заключили, что она уже не будет с прежним рвением стремиться к победе. Это мнение стало распространяться в толпе, громко охнувшей, когда британка спустя некоторое время направила свою упряжку к центру, чтобы выехать к противнице с противоположной стороны. Если карфагенянка продолжит свой путь по арене, две чемпионки, вместо того чтобы догонять друг друга, сойдутся лицом к лицу. Это был удивительный маневр, который еще больше озадачил тех, кто сделал свои ставки...Две квадриги летели галопом навстречу друг другу. Белая только вышла на поворот со своей стороны, тогда как черная уже заканчивала вираж. Тишина решающих минут воцарилась над цирком, трибуны замерли, увидев, что карфагенянка взяла в руку второй дротик, тогда как Металла даже не прикоснулась. Неужели романская чемпионка появилась в этом единственном в мире амфитеатре, перед лицом открывающего его Тита Цезаря, лишь для того, чтобы отказаться от сражения? И тут в тишине, в которой навстречу друг другу неслись колесницы из-за колючей ограды, куда зрители, забывшие обо всем, кроме двух возниц, и не смотрели, послышалось пение. Механизм поднял на поверхность клетку; в центре круга, заполненного хищниками и наполовину растерзанными трупами, решетки были опущены, и теперь последователи Христоса, которые должны были принять смерть, так же как недавно их братья, в пении возносили молитвы своему Богу.Если зрители скамеек следили только за скачками двух упряжек, которые вот-вот должны были столкнуться, то Металла, услышав лязг падавших решеток, искала взглядом среди них Алию и, наконец увидев ее, не доезжая до колесницы Ашаики, резко развернула свою упряжку. Возгласы разочарования всех, почувствовавших себя обманутыми, смешались с радостными восклицаниями и грубыми шутками тех, кто надеялся, что карфагенянка оправдает их надежды и ставки. Вдруг шум перерос в недоуменный ропот, и все увидели, как белая упряжка со всей скоростью бросилась прямо на колючую ограду, за которой находились хищники и христиане, брошенные им на съедение.Под крики вставшего, разъяренного амфитеатра четыре лошади, управляемые Металлой и месяцами дрессированные, чтобы повиноваться всему, что приказывал им голос и хлыст возницы, ринулись на колючую стену. Они с силой начали прорываться сквозь нее, хотя из ран на их груди тут же хлынула кровь, и ограда не выдержала. Упряжка с колесницей и зацепившимися за лезвия колючими плетями оказалась посреди хищных зверей.Последние лошади, ничего не видя, приблизились к львам, которые тут же, рыча и разевая пасти, набросились на них, а Металла, держа колчан с дротиками в руке, скатилась на землю, усеянную колючками. Под завывания беснующихся зрителей, махавших кулаками, возница поднялась и побежала к горстке христиан, которые прервали пение. Она обхватила руками Алию, бросившуюся ей навстречу, а потом повернулась лицом к зверям. * * * Охранники бестиария, одетые в туники, отделанные леопардовыми шкурами, с крюками в руках бежали к образовавшейся в ограде бреши.Под велумом ревела толпа. Возница-убийца, приходящая на помощь приверженцам Христоса, на глазах Тита Цезаря! Это было настолько же преступным, насколько и абсурдным поступком, потому что теперь, метнув пять или шесть дротиков, она могла только погибнуть. Никто на трибунах не мог поверить в то, что именно к такой смерти она и стремилась. Ашаика остановила свою упряжку, ее кони храпели и били копытами. Конюхи карфагенянки спешили к ней навстречу, чтобы помочь удержать лошадей, которым передалось бешенство амфитеатра.На императорской трибуне, так же как и на мраморных скамейках для сенаторов и всадников и в ложе владельцев колесниц и гладиаторов, бурно спорили. Любовница Менезия, видимо, сошла с ума... А как же контракт, который она собственноручно подписала со школой Лацертия — возобновлявший прежний, между его школой и доверенными лицами Менезия, — и по которому она должна была биться до смерти? Налицо нарушение контракта!Тем, что она покрыла себя позором перед лицом Рима и вызвала гнев Цезаря, она погубила саму себя. «Желтые в зеленую полоску» должны будут выплатить огромную неустойку.С верхних галерей, над тем местом, где остановилась черная упряжка, десятки зрителей кричали карфагенянке:— Убей ее! Убей ее ради Юпитера, ради всех богов, чего ты ждешь?Ашаика смотрела на ту ложу, в которой сидел Лацертий. Она не разделяла удивление амфитеатра. Ее рабы и помощники все время сообщали ей о том, что происходило в окружении Металлы, и Ашаика знала, что та безумно влюблена в молодую еврейку, которую подозревали в том, что она была еще и христианкой. А разве предсказание отшельника, живущего в лесу, не говорило о том, что она убьет возницу, которая будет выступать против нее в цирке Рима?Лацертий поднял обе руки, призывая ее к своей ложе. Она приказала конюхам повести лошадей за поводья и подъехала на колеснице к четырехметровой стене, обрамлявшей арену, к ложе конкурента покойного Менезия.За колючим барьером львы заканчивали терзать белых лошадей. Металла копьем держала на расстоянии огромного медведя, который, встав на задние лапы, пытался дотянуться до нее когтями.— Убей ее там, где она находится! — приказал Лацертий. — Если ты этого не сделаешь, то нарушишь контракт, который подписала! До тех пор, пока она добровольно не покинула арену, она не подлежит неустойке. И ты не получишь ни сестерция. Посмотри! — сказал он, указывая рукой на беснующиеся скамейки. — Их более сорока тысяч, и по крайней мере десять тысяч поставили на нас, если ты ее не убьешь, мы не выйдем отсюда живыми...Ашаика ничего не ответила, но, подозвав слуг, взяла у них поводья и пустила лошадей галопом; колесница начала полный объезд арены.Публика заметила, что между возницей и ее нанимателем произошел тайный разговор. По мере того как черная упряжка мчалась вдоль стены, устанавливалась напряженная тишина.Карфагенянка взяла в руку копье и стала потрясать им. Зрители поняли, что сейчас она пустится на поиски Металлы, и толпа разразилась криками. Возница с черными волосами, в каске, украшенной султаном, некоторое время ехала на черной колеснице под восклицания зрителей, потом она, так же как ранее Металла, пустила свою упряжку в брешь, пробитую в колючей ограде белыми лошадьми!Зрители безумствовали. Какой спектакль! Две возницы убьют друг друга на песке, посреди агонизирующих христиан, в то время как хищники будут раздирать лошадей, стоивших сотни тысяч сестерциев...Служители бестиария отскочили, и колесница проехала через брешь, потащив за собой колючие ветки, только что уложенные на место рабами. Ворвавшись внутрь, черная упряжка заставила отступить львов и пантер, дожиравших белых лошадей, колесница опрокинулась, вывернув и сломав лезвия, и Ашаика поднялась с земли, держа в руках копья и повторяя движения Металлы.Люди в леопардовых шкурах тоже вошли за ограду, чтобы крюками и хлыстами отогнать зверей и освободить пространство для двух возниц. Нужно было, чтобы сражение завершилось...Ашаика встала перед Металлой, которая одну руку положила на плечи Алии, а второй держала копье.— Защищайся, — бросила карфагенянка.— Я не буду защищаться. Я не буду сражаться ни с тобой, ни с кем другим. Разве ты не поняла, почему я здесь?На скамейках опять стало нарастать нетерпение, до них донеслась брань. Две возницы, вместо того чтобы сражаться, обменивались любезностями.— Так это из-за нее ты здесь? — спросила карфагенянка, переводя свой взгляд на молодую еврейку.— Из-за нее и из-за себя тоже. Делай то, что должна делать.Ашаика покачала головой:— Я не смогу тебя так убить!— Отомсти мне! Я оскорбила тебя и даже однажды ударила. Чего ты ждешь?— Я уже не помню этого, — ответила негритянка. — К тому же ты за это заплатила Сулле, который приказал тебя высечь.— Если ты меня не убьешь, — продолжила Металла, — то потеряешь целое состояние... — И она добавила, посмотрев на зрителей: — Или отдашь больше, если рассердишь благородный народ Рима...Металла искала аргументы, чтобы убедить ту, что была ее противницей, ей казалось, что той недостает мужества, чтобы начать поединок.— Ты когда-нибудь любила девушку? — спросила она.— Несколько раз... — ответила карфагенянка.— Разве тебе будет приятно видеть ее разорванной и пожираемой зверями?Ашаика нахмурила брови:— Может быть, ты хочешь, чтобы я ее тоже убила?— Я не просто хочу этого, я умоляю тебя это сделать, чтобы мне не пришлось ее убивать самой...Несколько мгновений они молча стояли посреди резни, происходившей вокруг, и шума, наполнившего арену, прикрытую велумом.— Ее сначала, — продолжила Металла, — чтобы я была уверена, что звери не тронут ее живой. Вколи свое копье ей прямо в сердце, чтобы она умерла мгновенно. Ты умеешь это делать, правда ведь?Между ними опять повисло молчание. Ашаика все еще колебалась.— Я прошу тебя, — взмолилась Металла. * * * Император Рима, опершись на подлокотник трона и поддерживая рукой голову, глубоко задумался. Люди Мезия вынесли с арены тело британской возницы, отгоняя хищников насажанными на рукоятки крюками и ударами хлыста. Карфагенянка, как понял Цезарь, просила их унести и останки христианки, которую она убила своим дротиком за несколько секунд до того, как вонзила то же оружие в грудь Металлы; та, пока была жива, поддерживала тело молодой девушки, отброшенной назад ударом железной стрелы... Та же рана, тот же точный удар и для одной, и для другой. Непобедимая проиграла свою последнюю битву, даже не вступив в сражение. По шуму трибун было ясно, что плебс, так же как и Цезарь, не понимал того, что только что произошло на глазах у всех.Тит повернулся к Домитилле, сидевшей слева, немного ниже уровня, на котором располагался он сам, — так было положено по этикету.— А вот это, моя дорогая сестра, ты способна объяснить? Если да, тогда действительно тебе известно все, что происходит в кроватях Рима...Она улыбнулась:— "Все" — это слишком громко сказано. Там столько событий, что мне недостает дня и ночи, чтобы разузнать про все... Что же касается этого случая, который тебя интересует, то могу тебе сказать, что возница была безумно влюблена в эту девушку, ее рабыню, и не могла вынести мысль о том, что та будет отдана на растерзание зверям.— А откуда ты узнала об этой интимной связи?— О, мой дорогой брат, это было очень просто. Я поставила триста тысяч сестерциев на Металлу, а когда я вкладываю деньги в дело, я слежу за развитием событий... Это как раз то, чему нас учил наш отец, ведь так?— Действительно, — улыбнулся Цезарь.Домитилла была неповторима. Ни у кого в Риме не было подобного ума.— И тут пробежал слух, что Металла безнадежно влюбилась в молодую еврейку, которую она перекупила у Сертия, модного парикмахера, тогда-то я и испугалась за свои вложения. Все знали, что у Металлы было каменное сердце. Поэтому ей и удавалось всех побеждать. Так что же станет с моими тремястами тысячами сестерциев, если она поддастся чувствам? Я решила изучить вопрос поподробнее...— И как ты поступила? — спросил Цезарь, на этот раз уже смеясь.— Я послала одну из моих девушек поговорить с парикмахершами, которые работают у этого Сертия. Она вернулась и рассказала, что любовница Металлы не просто еврейка, но, что очень возможно, еще и христианка, ведь когда она работала у Сертия, то не имела любовной связи и всегда и всем была довольна.Цезарь вновь рассмеялся:— Так это что, по-твоему, определение христиан? Они всегда всем довольны и не занимаются любовью?— Похоже на то!— А как ты считаешь, они на самом деле приносят в жертву маленьких детей, как об этом говорят?Она пожала плечами:— Все это вздор! Если бы это было правдой, то дядя Сабин не стал бы в конце жизни тем, кем он стал...— Что ты хочешь сказать? Кем он стал, наш дядя Сабин?— Ну конечно же христианином! Он был префектом Города, когда этот безумный Нерон после своего знаменитого пожара приказал распять их на крестах и сжечь; дядя никогда не смог оправиться после этого зрелища. Он вспоминал об этом даже на смертном ложе.— Да ты не знаешь, что говоришь!— Я очень хорошо знаю, что говорю. После его смерти один из его рабов, которого подозревали в том, что он был христианином, пришел ко мне, и я вытянула из него все. Конечно, дядя Сабин этим не хвалился и никогда ни слова не сказал папе, как ты можешь догадаться... Раб рассказал мне, что когда его хозяин увидел, как умирали христиане, улыбаясь в тот момент, когда в них вколачивали гвозди, как молодые девушки держались на арене, заполненной зверями, то в нем все перевернулось... Тебе тогда было двадцать лет, и ты находился в армии. Но я не служила и знала все, что происходило вокруг, как ты можешь себе представить...— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Тит. — В любом случае ты удивила меня тем, что рассказала. А чем же закончилась история с твоими тремястами тысячами сестерциев...— Тогда я испугалась за вложенные деньги. Если Металла стала уступчивой, как христианка, то она будет плохо сражаться или совсем откажется от поединка. У меня появилось предчувствие, что я поставила не на того. Я забрала свои деньги и поставила их на карфагенянку...— Это очень удачный ход с твоей стороны, и он меня не удивил...— Подожди! Это еще не конец... Затем я случайно узнала, возвращаясь прошлой ночью от Мерцилия Антио, что только что были арестованы христиане, которые тайно собирались в катакомбах, расположенных недалеко от места, где начался пожар, и что эти христиане завтра — то есть сегодня, в тот день, когда выступает Металла, — будут отданы на растерзание зверям. Вернувшись к себе, я послала одного из своих рабов, того, что хитер, как обезьяна, во дворец Менезия, где живет возница, то есть жила, — поправилась она, — с поручением узнать, дома ли маленькая еврейка. Он разбудил меня в семь часов, чтобы сказать, что она не вернулась ночевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62