Утренние дымчатые облака поднимались из пропастей. Горы на горизонте казались голубыми и невысокими. Раб стряхнул с себя сонное оцепенение и направился к холодному ручейку. Ослы пережевывали жвачку. Солдат еще спал, здесь никто не будил его звуком медной трубы. Аута взглянул вверх на горы, где между голыми скалами терялась тропинка. За тучами нельзя было разглядеть вершину горы. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он посмотрел вниз. В нескольких шагах от него остановился ребенок какого-то пастуха и смотрел на чужого человека большими от любопытства и страха глазами. Аута шагнул к нему и улыбнулся, присев на корточки.— Почему ты не играешь? — мягко спросил раб,Тогда улыбнулся и ребенок. Он вытащил из кустов гладкий каменный шар.— Кто его тебе сделал? — спросил Аута. — Может, ты сам…Ребенок протянул тяжеловатый для его маленьких ручонок шар. Размером больше мужского кулака.— Так это не ты сделал? — снова спросил раб и взял шар.Ребенок с опасением посмотрел на него, не решаясь заговорить.— Давай поиграем! — крикнул Аута весело.В нескольких шагах от них остановился пастух и стал наблюдать за происходящим. Увидев его, ребенок сразу перестал бояться Ауту и тут же объяснил, показывая рукой на пастуха:— Это мой брат сделал!Аута покатил шар по траве и крикнул:— Лови!Ребенок бросился за шаром и, схватив его, принес обратно. Теперь он не боялся черного человека, но разглядывал его с еще большим вниманием.— А почему ты такой черный?Аута рассмеялся:— Когда я был таким, как ты, то жил в стране, где очень сильно жгло солнце… Вот я и почернел!Ребенок не понял. Он посмотрел на восток, на солнце, поднимавшееся над горами, потом опять на Ауту. Раб снова засмеялся. Ребенку показалось странным и неестественным не только его черное тело, но и его низкий голос. У пастухов голоса были сильные, но, даже когда они пели, голоса их не звучали так, как у этого человека.— Ты умеешь петь? — спросил ребенок.— Умею.— Спой что-нибудь!— Спою.Аута спел ему коротенькую песню о солнце. Песня прозвучала для ребенка еще более странно, чем все, что он слышал до сих пор. Много раз голос черного человека обрывался, переходил к более низким тонам и снова медленно поднимался вверх. Бросив свои дела, к ним вышли пастухи и стали молча слушать. Вдруг песня оборвалась как раз в тот момент, когда, казалось, она Должна была только начинаться.— А дальше не будешь петь? — спросил ребенок.— Песня кончилась.Ребенок начал катать шар по траве, потом подошел к Ауте, который продолжал сидеть на корточках.— Все равно ты мне не сказал, почему же ты черный.— Я сказал. Может быть, ты не понял… Ты видел, каким делается белое дерево в огне?— Красным, — ответил мальчик радостно, довольный тем, что может ответить.— Да, красным… Ну, а если вытащить его горящим, а потом затушить?Ребенок испуганно посмотрел на него.— Ты был в костре… и тебя затушили?Аута засмеялся:— Понял, но не все. И солнце горит, как огонь, но по-иному. Солнце меня сделало черным.Ребенок взял шар, сел на траву и положил его на колени.— Давай играть по-другому! — сказал ребенок.Аута знал, что пора трогаться в путь, но ему не хотелось покидать своего маленького приятеля.— Как же ты хочешь играть по-другому?— А вот так: я сзади камня подниму палец… или два пальца, а ты будешь угадывать, сколько я поднял.— Давай поиграем, как ты хочешь.Ребенок зажал каменный шар в коленях и спрятал за ними руку.— Сколько пальцев я поднял?— Два!— Нет, не угадал! Я поднял только один!Улыбаясь от удовольствия, ребенок слегка поднял палец, скользя им по гладкой сфере шара. Сначала показался ноготь, за ним сустав, потом весь палец и наконец вся рука. Мальчик приготовился повторить игру, но вдруг испуганно остановился. Черный человек больше не смеялся. Он смотрел вытаращенными глазами на ручонку, высунутую из-под каменного шара. Мальчик замолчал. Потом быстро схватил двумя руками шар и, путаясь в траве, побежал к пастухам.Но Аута более не видел его: он повернулся к востоку и посмотрел на солнце и горы.Пастухи были заняты своими делами. Солдат взял доспехи, взвалил мешки на осла и крикнул рабу, что пора трогаться в путь. Раб встал, словно во сне, и пошел готовить осла.По дороге Аута не смотрел на кусты и скалы, как это было до сих пор, не нагибался за цветами. Теперь его интересовал только горизонт. Солдат же, не обращая ни на что никакого внимания, ехал, как и накануне, дремля под мерное укачивание осла.Так они продвигались вперед, не перекинувшись между собой ни единым словом. Ауту это не удивляло, в армии атлантов таких солдат было большинство. Ничто не могло вывести их из молчаливого состояния. Они во всех отношениях были хорошими солдатами — делали то, что им приказывали, умирали, если требовалось умирать, убивали других, когда приказывали убивать, — и ничто из окружающего их мира не могло хоть сколько-нибудь возбудить в них желание узнать что-нибудь новое. Аута перестал обращать внимание на солдата, который сидел прямо, как деревянный столб, на низком ослике, задевая своими длинными ногами за траву и камни. Этот солдат был не Яхубеном, и рабу не с кем было поделиться своими мыслями.Постепенно горы изменились. Показалась залитая солнцем вершина горы. Стало прохладно. Солнце катилось на запад, смешивая свои последние лучи с горным легким ветерком. Многочисленные ручейки, бившие из-под камней, журчали свою бесконечную серебряную песенку. Из гнезд на скалах вылетали орлы. Дорога кончалась на плато, расположенном в седловине перед вершиной между двумя скалами, где блестел орькалком и переливался золотой дворец. Над вершиной Священной Горы, как всегда, курился легкий дымок, постепенно таявший в небе.При виде дворца глаза Ауты заблестели. В них можно было прочесть нетерпеливую радость. Любому из рабов Атлантиды его душевное состояние показалось бы странным, ибо никто не чувствовал себя таким несчастным, как раб, возвращающийся в дом хозяина. По радость Ауты была вызвана иными причинами.Дорога стала широкой, и для того, чтобы подъем был более приятным, ее окаймляли вечнозеленый кустарники Деревья. Слева от дороги сильным потоком, разбрасывая по сторонам брызги и радугу, текла речка с холодной водой. Справа на каменных ступеньках виднелась пена и подымались клубы пара от горячей реки. Обе речки огибали огромную гору и, становясь все более полноводными, удалялись друг от друга, с тем чтобы вновь встретиться перед самым Великим Городом, а потом влиться в большое море. По ту сторону рек на склонах гор раскинулись сады с самыми разнообразными цветами и деревьями, которые только могли прижиться на земле Атлантиды.В сотне шагов от плато Аута спешился. Отсюда начиналась дорога из гладких гранитных ступенек, обрамленных по ту и другую сторону лестницы розовым мрамором. Теперь раб пошел один.Дворцовый двор окружала стена из черного мрамора, верхняя часть которой была отделана серебряными пластинками. Дворец, если смотреть на него сверху, был похож на полукруг. Его поддерживали огромные, выходившие из-под земли на пять локтей гранитные основы, покрытые листами кованой меди. На каждом листе был изображен знак солнца, инкрустированного серебром и орькалком. Стены дворца были сделаны из белого мрамора. Гладкая поверхность белого мрамора без украшений была чиста, и лишь навес поддерживался статуями размером с человеческий рост, отлитыми из золота и серебра. Плоская круглая крыша дворца, покрытая пластинками из слоновой кости, сверкала в лучах солнца в любой час дня. Аута знал, какой чарующей она была в лунные ночи.В стороне, довольно далеко от дворца, скрытые зарослями, расположились небольшие, высеченные из гранита строения, покрытые ровными крышами из бронзовых плиток. Среди деревьев справа виднелось множество солдат. Налево же никого не было. Туда только поздно ночью возвращались с тяжелой работы худые, слабые, сгорбившиеся люди с черной, желтой и красной кожей. Там, в доме рабов Великого Жреца, жил Аута несколько месяцев, до тех пор пока редчайший случай не привел его в дом Великого Жреца. Однажды этому настоящему властелину Атлантиды, которого боялся даже правитель, утомленному своим одиночеством, захотелось развлечься. Он зашел в дом рабов, остолбеневших при его появлении. Великий Жрец сказал им, что того, кто ответит хотя бы на половину его вопросов, он сделает слугой во дворце, а если кто-нибудь сможет ответить на все вопросы, того усыновит. Вопросы Великого Жреца были не трудными, они скорее сбивали с толку. Многие отваживались отвечать, но ни чьи ответы его не удовлетворяли. Один только раб Аута дал ответы, которые поправились всесильному господину. Когда его спросили, каков мир, раб ответил: “Как хотим, так и видим”.Взяв Ауту сначала к себе в шутку, Великий Жрец в конце концов полюбил его и оставил при себе. Все в Великом Городе и во всей стране говорили об этом поступке как о совершенной Великим Жрецом глупости, но говорили об этом шепотом; даже правитель не смел произнести свои мысли вслух, так как сила Великого Жреца была неизмерима; она крылась в его мудрости, знаниях обычаев и людских характеров. Подобными достоинствами на Атлантиде никто не мог похвастать. Аута миновал мраморную арку дворцовых ворот и вошел в круглый зал, вымощенный квадратными белыми и черными плитами и окруженный черными и белыми столбами. За ними в глубине виднелись ступеньки лестницы из зеленого камня.Аута поднялся по этой лестнице и вошел в продолговатый зал, по стенам которого на четверть высоты тянулись в три ряда полки, заставленные круглыми высокими серебряными сосудами, в которых хранились свитки книг из папируса. Около окна, освещенного заходящим солнцем, в широком кресле из черного дерева сидел высокий старик с бритой головой и красным лицом. Его ноги, обутые в сотканные из золотых нитей сандалии с шелковыми завязками, покоились на подушке, на которой золотыми бусинами было вышито лучистое солнце. Рядом стоял столик с письменными принадлежностями и листочками чистого папируса. Великий Жрец Атлантиды, знаток всего того, что люди видят и не видят, читал.Аута стал на колени и, коснувшись лбом холодного мраморного пола, молча, не двигаясь, застыл в этой позе.Великий Жрец читал с большим вниманием, но ему показалось, что раздался легкий шорох. Подняв глаза, он обвел взглядом комнату и только тогда заметил раба. Жрец отложил свиток и сделал знак рукой.— Встань, Аута! — сказал он мягко. — Расскажи мне о своем путешествии.Аута сначала поцеловал шелковую завязку сандалий Великого Жреца, застегнутых бриллиантовой пряжкой, затем поднялся и подошел ближе к креслу. По знаку старца он сел на леопардовую шкуру рядом со столиком. Великий Жрец внимательно следил за глазами Ауты. В их глубине играл странный огонек, которого ранее не было.— Скажи, что с тобой? — спросил старец.Аута обрадовался, что наконец сможет рассказать обо всем, что накопилось у него на душе.— Я долго ждал этой встречи. Только ты, мой светлейший господин, можешь понять мое беспокойство, которое не могу понять даже я сам.Великий Жрец ударил по серебряному шару, висевшему на шелковом шнуре, который держала в руке статуя. Серебряный шар протяжно зазвенел, и в двери тут же появился слуга. Опустившись на колени, он ожидал приказа жреца.Старец произнес:— До тех пор, пока вновь не зазвучит шар, никому сюда не входить, кто бы он ни был.Слуга прикоснулся лбом к мраморному полу, встал и вышел, тихо закрыв за собой дверь.Великий Жрец уселся поудобнее в кресле и положил руку на плечо раба:— Говори, Аута. Слушаю тебя. ГЛАВА XI Пуарему все больше и больше нравился Яхубен, который показал себя хорошим солдатом, исполняющим любой, каким бы тяжелым он ни был, военный приказ. Поэтому он сделал его помощником сотника во время ухода из Та Кемета. Но заслуги Яхубена во время похода и плавания еще больше выросли в глазах командования, и его назначили сотником.Теперь он не жил в казарме, так как Пуарем поставил его во главе сотни солдат охраны дворца правителя Атлантиды. Яхубен получил домик на окраине Великого Города, в квартале сотников и налогосборщиков. Туда он перевел всю свою семью. Домик был построен кем-то из его предшественников, скончавшимся за несколько месяцев до боев в Та Кемете. Яхубен не знал, что жену и детей умершего, ставших сиротами, выгнали.У новоиспеченного сотника прибавилось забот, но ему была приятна оказанная честь. Все его мысли теперь были об Ауте, по которому он сильно скучал.Аута, по расчетам Яхубена, должен был уже дойти до Святой Вершины. Надежда увидеть его была слабая, так как Аута спускался в город редко, а Яхубену не приходилось бывать в Горах Орлов.Вот уже три дня, как он жил рядом с дворцом, которого до сих пор никогда не видел. Первые два дня он любовался его поразительной, ни с чем не сравненной красотой.Когда несколько дней назад корабли атлантов вошли в гавань Великого Города, Яхубен почувствовал, как его ноздри наполняются знакомыми запахами. Он вместе с другими спустился с корабля на берег, в привычную сутолоку порта. Тысячи рабов тащили мешки с пшеницей, ячменем, круглыми плодами медно-красного цвета с сочной, освежающей ароматной сердцевиной, мешки с мохнатыми, похожими на бутылки тыквами, собранными на юге Атлантиды. Стоило их только расколоть, как от них начинал исходить приятный аромат, а несравненный вкус делал их поистине божественными. Согнувшись в три погибели, рабы несли и несли на спинах стволы деревьев, шлифованные плиты из серого, желтого камня или из мрамора, огромные корзины, полные бивней, рыбы, и столько всяких грузов, что их трудно было запомнить и перечислить. Каждый день с кораблей надсмотрщики и солдаты сгоняли стада быков, коров, толпы привезенных из далеких стран рабов. Им навстречу другие надсмотрщики и рабы гнали к кораблям стада овец. В толпе бродили женщины-атлантки, расхваливая пирожки и лепешки с медом, которыми они торговали. В этой многоголосой сутолоке и тесноте шныряли низкорослые чернобородые люди. Они бегали от корабля к кораблю, что-то кричали, расхваливали и причитали до тех пор, пока не достигали своей цели. Добившись своего, они загружали свои небольшие, но глубокие корабли рабами, тут же расплачивались за них маленькими блестящими камушками, столь высоко ценимыми у богатых господ Атлантиды, или бурдюками золотого крепкого вина, выдавленного из винограда, привезенного из самого восточного края Моря Среди Земель.Яхубен радостно ступил на берег своей страны. Он прошел сквозь пеструю толпу, встал в строй и вместе с остальными тронулся к казармам.Вечером один из начальников вызвал его к себе и объявил о решении высочайшего и светлейшего Пуарема — назначить Яхубена сотником. На следующий день новый сотник уже стоял на стене дворца.Огромный дворец с несколькими сотнями комнат расположился на круглом холме посреди равнины, на которой раскинулся город, самый первый из десяти подчинившихся правителю атлантов и вошедших в состав Атлантиды. С широкой, шагов в десять, стены, где помещалась стража, Яхубен два дня подряд с жадностью разглядывал разбегающееся в разные стороны, сверкающее в солнечных лучах многоцветье улиц. Одни дома на них были белые, маленькие, другие — высокие, построенные из хорошо обтесанных черных и белых или белых и красных камней. Некоторые из них были покрыты толстыми брусьями и сверху залиты смолой, другие застелены оловянными пластинками или плитами из кованой меди. Вокруг города тянулся из моря канал шириной в пятьсот шагов. Таким образом, любой корабль мог обогнуть Великий Город и, выйдя из моря, вернуться снова туда же. На внутренней берегу канала возвышалась стена в два человеческих роста. С внешней стороны ее покрывали огромные медные плиты, а внутри — плитки из олова. Стена дворца правителя, отделяющая его от всего остального города, была построена на склоне круглого холма. На ее медных листах, отражавших свет солнца или луны, были инкрустации из переливающегося живыми огнями орькалка. Из прозрачного голубого, похожего на спокойную морскую воду камня с огромным мастерством был вырезан знак Бога Вод: амфора, из которой волнами вытекает вода.Яхубен с восхищением смотрел на раскинувшийся под ним вид. До сих пор ему приходилось видеть все это снизу, по частям и никогда в целом. Затем он бросил взгляд на внутренний сад, окружавший дворец за поясом стек. Сотник с наслаждением любовался деталями этого удивительного дворца, красоты которого обыкновенные граждане, видевшие его только издали, не могли себе представить. Вокруг необычайно высокого здания под окнами меж круглых столбов из черного мрамора (снизу казалось, что они уходят в небо) стояли в огромных нишах, отделанных костяными пластинками, золотые статуи богов, высотой в сорок локтей каждая. Они изображали всех правителей и великих жрецов, которых когда-либо с самого начала своего возникновения имела Атлантида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37