А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вдруг его глаза загорелись гневом. Пронзенный сарбаз, падая, вырвал из рук ностевца пику.– Чанчур! – рявкнул Автандил, подражая отцу. – Тебе что, на каждого сарбаза по копью нужно?!В лесу на разостланной бурке лежал Нодар. Отстегнутый пояс с кинжалом висел на кусте. Рядом, раскинув рукава, валялся бешмет. Сквозь разодранную рубашку лилась кровь.Старуха морщинистыми руками ловко накладывала на рану травы.Папуна, приподняв голову Нодара, силился напоить раненого вином из глиняной чаши.Вокруг Нодара в молчании стояли амкары-оружейники, сторожившие лес.Прискакал Квливидзе, извещенный Даутбеком. Соскочив с коня, Квливидзе острием кинжала разжал зубы Нодара и влил чашу вина.Нодар приоткрыл глаза и улыбнулся отцу.Старуха посмотрела на Квливидзе:– Молись богу! Молодой азнаур будет еще сто лет сражаться с нашими врагами.– Мать, вылечи мне сына, золотые браслеты надену на твои руки!..– За лечение грузинского воина я платы не беру, – сурово ответила старуха.Нодар тихо застонал:– Отец, враг побежден?– Еще не совсем, но уж бегут, а еще больше осталось изрубленных на марткобской земле.– И это хорошо! – силился улыбнуться Нодар.– Люди, отнесите молодого азнаура в монастырь! – Квливидзе колебался, но вдруг нагнулся и осторожно поцеловал сына в лоб.Он подошел к коню Нодара, привязанному к дереву.– Какой ты конь, если такого воина не мог сберечь! Тебе не сражаться, а арбузы возить! Пинач. – И Квливидзе, погладив челку своего коня, вскочил и помчался к Норио.В грохот врезался шум воды.«Старцы ущелья» Алуда, Умита и Хомезура первые бросились с крутого ската. За ними хевсуры галопом промчались через реку Марткоби, взлетели на скат и, ломая плетни и виноградники, ворвались в Норио. Короткими ударами широких мечей они рассекали врага, кроша людей вместе с латами.Курды кинулись навстречу хевсурам, столкнулись грудь с грудью. Каждый убитый хевсур вызывал восторженный вой. Но хевсуры, расклинив курдов, уже овладели Норио.Вердибег, сжатый с трех сторон, бросил главные силы к центру. Вся равнина потемнела от нахлынувшего войска.Залпы персидских пушек багровым огнем осветили лес. Шипели ядра, носясь по полю. Клубился пороховой дым. Но грузинская ночь мешала прицелу.Вердибег воодушевлял мазандеранцев, исфаханцев и курдов. Точно стадо разъяренных быков, наваливались сарбазы на грузин.Но Саакадзе не допустил опрокинуть центр. Он на ходу перестроил дружины глубокими колоннами. Круто повернув, Саакадзе внезапно развернул колонну, бурей пронесся с тремя линиями конных дружин и опрокинул правый край Вердибега.Спасая положение, Вердибег опрометчиво растянул линию войск. Сплоченная стена сарбазов разорвалась, обнажив центр.Георгий Саакадзе с «барсами» стремительно кинулся в брешь, не давая Вердибегу сомкнуть ряды.Грузинская конница смертельным крылом развернулась в середине сарбазов. Рокотали боевые роги, гремели трубы, били в барабаны.Над равниной поднялось знамя Иверии: неистовый серебряный конь.Саакадзе, не переставая рубить мечом, направлял битву.Автандил и Матарс на лету ловили приказания Саакадзе, все глубже вклиниваясь с ностевцами и ничбисцами в ряды сарбазов.Мухран-батони с мухранцами преградил дорогу к бегству в Кахети. Сарбазская масса то наваливалась на него, то под всплеском шашек и кинжалов отскакивала.– Слава богу, грузины! Мы добрались до врага!Это был голос Трифилия, ворвавшегося на коне с обнаженной шашкой впереди монастырского войска. Рядом молодой монах высоко вздымал знамя: на черном бархате угрожающе сверкал серебряный крест.Кайхосро Мухран-батони восторженно встретил святого отца, и они наперегонки кинулись к сарбазам. Трифилий вспомнил свою буйную молодость. Что ему Кватахевский монастырь?! Что ему лисьи разговоры с царями?! Он молод, он чувствует горячую кровь в жилах! Ветер срывается с шашек… «Есть где прославить имя Христа», – оправдывал себя Трифилий, страшный в своем неистовстве:– Э-э! Святое воинство, что у вас в руках – шашки или свечи?!– Нашими свечами, святой отец, ведьма подавится! – взревели монахи, черным пламенем врываясь в гущу врагов.Упоенные долгожданной битвой, Димитрий и Дато кружились на конях, увлекая Трифилия с монастырским войском. Они выворачивали колонну сарбазов, как шкуру медведя.Димитрий облизывал губы, точно после крепкого вина. Матарс, сбросив повязку, кричал, что он видит обоими глазами. Дато обвязал рукоятку шашки платком Хорешани.Даутбек бился рядом с Саакадзе.Элизбар, Гиви и Пануш, словно одержимые, носились по полю, выкрикивая приказания Саакадзе и рубя.Где-то рядом слышались охрипший голос Ростома и дикий рев дабахчи.Упорно пробивался Автандил к Вердибегу. Вот уже близко развевается синее абу, вот он различает на кривой сабле бирюзу.Глаза Автандила и Вердибега встретились.Вердибег вздыбил коня, вскинул саблю и закричал:– За отца!– За отца! – выкрикнул Автандил и, привстав на стременах, нанес мечом резкий удар.Вердибег, выронив саблю, откинулся на круп коня. Автандил спокойно вытер меч о чепрак ханского коня.Рев взметнулся и словно повис в воздухе. Качнулась желтая масса. Упало иранское знамя. Первые опрокинутые сарбазы бежали через промежутки собственных колонн, внося хаос и увлекая за собой потерявшее управление войско. Сарбазы падали с коней, другие спешивались и отчаянно дрались.За далекими виноградниками слышалось хевсурское «Лашари! Лашари!»Оглашая равнину победными криками, грузины преследовали панически бегущего врага.На востоке заалела заря. Чашечки полевых цветов раскрылись и тянулись к небу, словно пробуждаясь от тяжелого сна. Утренняя свежесть легла на окровавленную равнину.Грудами лежали рассеченные воины, кони, перевернутые повозки.Отрубленная рука еще сжимала клинок. Тупое жерло пушки зарылось в землю. Хевсурский щит придавил кизилбашскую шапку.Ястребы кружились над изрытой равниной.В Марткобском монастыре гулко ударил колокол.Монахи с заступами спускались на равнину, издали казалось, черные крылья склоняются над павшими.Саакадзе галопом въехал на бугор и оглядел равнину: несметными толпами бежали сарбазы.Грузинская конница, размахивая клинками, гнала врага, не давая расползтись по лесам.Тяжелый гул топота коней потрясал равнину. Знамя Иверии сверкало в лучах. На кольчугах и клинках брызгами разлеталось солнце.Георгий Саакадзе, высоко подняв меч, рванулся вперед на своем Джамбазе. ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ Пеикар-хан нетерпеливо бросался навстречу гонцам. Но вести были все мрачнее. Тушины перерезали дороги Кахети. Путь к границе Ирана закрыт Зурабом Эристави. Стотысячное войско разбито в Картли и ринулось в Кахети, сметая пограничные заслоны. Карчи-хан и Вердибег убиты. Ага-хан неизвестно где. Об этом торопливо рассказывали прорвавшиеся вперед сарбазы. Они прибывали толпами, ободранные, голодные. Они сидели и лежали у стен ханского дома, молчаливые и покорные. Рядом валялись брошенные пики, ханжалы. Опрокинутый алебастровый лев с облупленной позолотой валялся под лестницей. В бассейне мокло деревянное колесо. Чей-то верблюд, поджав ноги, лежал на клумбе и равнодушно жевал розы. По Телави скакали курды. Они спешили к Гомборским вершинам.Пеикар-хан метался. Но вот наконец подходит запоздалая помощь: ширванский и ганджинский ханы с войском. Статные, бритоголовые, с сильными затылками, они вселили уверенность в Пеикар-хана. Он даже решил воспользоваться гибелью Карчи-хана и Вердибега и прослыть победителем Непобедимого.Ханы поспешили укрепить берега Турдо и Алазани. Переселенцы из Ирана, собранные со всей Кахети, вооружались и размещались на подступах к городам и деревням.Кахетинцы с ненавистью следили за ханами и переселенцами, отнявшими у них лучшие виноградники и скот.Ночью шуршали камыши, пропуская плоскодонные лодки. Грузины подвозили оружие и зерно.Прятались в горных лесах и пещерах, ожидая Саакадзе.Шептались:– Георгий Саакадзе зовет, победу обещает, всегда слово держал! Идите, люди, под знамя Иверии!Быстрые переходы, стычки на высотах, сторожевые башни в огне – это продвигается на север Кахети к Икалто Мухран-батони, уничтожая иранцев и расставляя свои посты.На юг по Иори Георгий Саакадзе шел на соединение с Зурабом Эристави. Бои не прекращались. Дороги были усеяны трупами людей, коней и верблюдов, разлагавшимися под ярким солнцем. Тревожное ржание, лязг копыт и свист нагаек нарушали спокойствие прозрачной синевы, согретой золотыми лучами. Над головами воинов черными тучами кружились огромные жирные мухи. Жужжание звенело в ушах надоедливым напоминанием о смерти. Дружинники завязывали башлыками рот и, не переводя дыхания, проскакивали зловещее место. Долина Иори была очищена от сарбазов. Саакадзе, боясь заразы, переправил войско на левый берег.Ночью, вблизи Гомборских вершин, Георгий Саакадзе встретился с Зурабом Эристави.Вспыхнули костры. Чистилось оружие, песком стиралась вражеская кровь. Громко пелись веселые песни.Зураб рассказывал Саакадзе о битвах арагвинцев о курдами.«Барсы» окружили мествире. В честь Марткобской победы он нашил на свою короткую бурку три серебряных галуна. Он следовал всюду за войском Саакадзе и в походах и на привалах вдохновлял дружинников, сравнивая боевые подвиги Георгия Саакадзе с подвигами древних грузинских витязей.И сейчас мествире раздул гуда, и дружинники подхватили: Над горой орел летает,Друг, спустись-ка к нам!Как грузин вино глотает,Расскажи врагам Хорошо поет мествире:Есть не хочет шах,Вырос на бараньем жире,В бой полез, ишак. От добычи был в восторгеКизилбашский стан,Барсом налетел Георгий,Дрогнул Карчи-хан. Карчи-кан чихал от пыли.Смерти не хотел.Шадиман БараташвилиС горя пожелтел. Не жалел персидских копийСкользкий Вердибег,Только зайцем от МарткобиХан пустился в бег. От врага остались кости,Славу бой несет.Меч Георгия из НостеГрузию спасет. Папуна вновь наполнил кожаную чашу, навощенную внутри. Вино блестело красноватой пеной. Мествире выпил, крякнул и стал настраивать гуда.«Барсы» развеселились. Гиви раскраснелся от спора, клялся, он только мечтает уничтожить персов, потом вернется в родное Носте и займется стрижкой овец. Прибыльное и спокойное дело.Папуна поддерживал Гиви – и он, Папуна, о стрижке всю жизнь думал:– Ненавижу врагов, но по живому человеку не могу ударить шашкой. Поэтому никогда не воюю. А раз шашка не затупела, можно ею брить овец.Квливидзе, подтрунивая над шашкой Папуна, советовал лучше давить виноград, тоже спокойное дело, а главное, веселое.Веселый спор разгорался. Димитрий предложил выпить уже раздавленный виноград. Он хотел переубедить Папуна: разве живой враг не лучшее угощение для шашки азнаура?Вдруг глаза Димитрия расширились, чаша выпала из рук, он вскочил.Мерно покачиваясь на верблюде, приближался дед Димитрия. Деда сопровождали три вооруженных ностевца.На встревоженный вопрос Димитрия, как деду удалось добраться живым, если сарбазы змеями расползлись по всем тропам, дед вздохнул: кому нужна старая борода, даже шакалы отбегают. Он, дед, совсем был бы спокоен, если бы ехал один. Но Русудан приказала взять с собой парней, и вот из-за них он всю дорогу не сомкнул глаз. Дед важно вынул послание Русудан и передал Георгию. Но содержание, очевидно, деду было хорошо известно.Пока Георгий, отойдя, читал, дед рассказывал:– В Носте старая Кето гадала на воде, собранной из семи источников. Косточки, изображающие сарбазов, пошли на дно, и на поверхность всплыла черная слива. Старая Кето обрадовала Носте: Георгий одержит полную победу. Русудан вынула лучшие одежды и спешно готовится в дорогу. Хорешани тоже едет. За ними родные «барсов» вывернули сундуки. Большой караван движется на Алазани. Пока доедете, убеждала Кето, война кончится.– Старая Кето молодец! – смеялся Даутбек. – Хотя и ребенку сейчас видно, кто победит.Ростом встревожился. Но, узнав, что и Миранда едет, повеселел.– И детей везут, – продолжал ликовать дед, – твоя Дареджан с Бежаном тоже собирается, – покосился он на волнующегося Эрасти. – Все едут на верблюдах и арбах, только наша Русудан и Хорешани белых жеребцов седлают. Носте радуется хорошим приметам: накануне Марткобской битвы Фиалка, кобыла прадеда Матарса, ожеребилась. Золотистый жеребенок сразу стал сосать молоко. Потом на ветке панты, у изгиба Ностури, сели две птицы. Кузнец видел. А у бабо Саломэ белая курица двойное яйцо снесла, – говорил дед, развязывая хурджини.Вокруг столпились «барсы» и азнауры. Дед, скрывая удовольствие, бурчал: он не привык в тесноте раздавать подарки. Георгию дед протянул от Русудан войлочную шапочку под мессир, предохраняющую голову от трения стали. Димитрию – щит, обитый желтой кожей. Автандилу надел на шею талисман: засушенную лапку удода в серебряной оправе. Все «барсы» получили от близких маленькие подарки.– Большие сами привезут, – успокаивал дед.Сладости, приготовленные Русудан и ностевскими девушками, Георгий приказал раздать дружинникам.Деда усадили и предались веселой трапезе, точно не было позади кровавой сечи и впереди не ожидалась еще большая.Вдруг Зураб вспомнил о подозрительных пленниках. Он бросил кожаную чашу на персидский барабан и выругался: несмотря на палки и раскаленное железо, черти упорствуют, – они, мол, только бедные пастухи.Георгий велел привести «чертей». Пристально оглядев их, Георгий опустился на камень и, опершись на золотую саблю, спросил, уверены ли они, что когда-нибудь пасли скот. Упав на колени, они клялись: Христос свидетель – их уста изрекают истину, пусть милостивый эмир-низам отпустит бедных пастухов в Картли к стадам.– А что пасете вы? – спросил Георгий.– Коров, – проговорил первый.– А какой породы у тебя коровы?– Разные, батоно. Есть с молоком, есть пустые, бык тоже есть…– А какая особенность у картлийской породы? Молчишь? Тогда я тебе скажу: крепкие ноги, – Георгий прищурился, – а голова какая у твоих коров?«Пастух», побледнев, молчал. Георгий добродушно проговорил:– Корова в Картли низкорослая, имеет небольшую голову, шею средней длины, малые копыта. Цвет шерсти чаще беловатый или красноватый. На гору взбирается легко.Зураб засмеялся, дружинники подхватили, и хохот повис над долиной.– А ты что пасешь? – спросил Георгий другого.– Овец, батоно.– Овец? Очень хорошо! А какие в твоем стаде овцы?– Разные, батоно. Есть беловатые, есть красноватые. Есть с большой головой, есть с маленькой. Шеи средней длины. На гору взбираются…– Я тебя не про коров спрашиваю, а про овец, – под хохот проговорил Георгий.– Есть с курдюками, батоно, есть жирные… Есть молодые, есть старые.– А какая шерсть бывает у жирных?– Батоно, разная… Есть красноватая, есть беловатая…– Ты, наверно, на князя смотрел, когда овец пас. Большие овцы с курдюками имеют шерсть мягкую. Овцы малой породы шерсть имеют гладкую, но не совсем тонкую. Согласен?Димитрий вдруг побагровел.– Дай мне их, Георгий, на полтора часа, я из их лиц красноватые курдюки сделаю.– Успеешь, Димитрий… Кто вас сюда подослал? – грозно крикнул Георгий, стукнув саблей.– Подожди, Димитрий, пусть Георгий сам им головы поправит, – успокаивал внука дед.«Пастухи» с ужасом смотрели на Саакадзе и снова повалились в ноги. Они подневольные мсахури, всегда с князем в замке жили. Скот только сверху видели и на подносах. Что князь Андукапар прикажет, то должны делать.– А вы что здесь делали? – повысил голос Георгий. – Можете не говорить, я знаю: передавали сведения Пеикар-хану о войске своего народа. Вы под нагайкой Андукапара сами превратились в скот.Мсахури валялись в ногах, умоляя о пощаде.– Идите, таких я не боюсь. Скажите князю Андукапару, что Саакадзе скоро с ним увидится.Мсахури, потрясенные, стояли не двигаясь. Внезапно первый разрыдался:– Прими, великодушный батоно, в азнаурское войско, в бою докажем благодарность.– Прими, батоно, к князю больше не вернемся.– Не вернетесь? Ваше дело. Мне вы тоже не нужны. Разве честный дружинник захочет сражаться рядом с вами?– Батоно! Батоно! – стонали мсахури.Георгий задумался.– Хорошо, сегодня каждый грузин может принести пользу своей земле. Если честно хотите искупить свою вину, отправляйтесь в Телави, передайте Пеикар-хану от князя Андукапара, что Георгий Саакадзе повернул на север. А ночью, когда мы подойдем, проберитесь к погребу у западной башки и подожгите персидский порох. Тогда прощу.Дружинники и ополченцы одобрительно перешептывались. Андукапаровские мсахури клялись отдать за Саакадзе жизнь.Наутро Саакадзе и Зураб выступили в глубь Кахети.Пока Саакадзе освобождал западную Кахети, Мухран-батони выбил иранцев из северной Кахети и расположил войско Самухрано у Икалто.Анта Девдрис, получив указания Саакадзе у Баубан-билик, двинул горных тушин к Алаванскому полю.Хевис-бери кахетинских тушин повел конницу вдоль тушинских гор на Лихи и Лопоти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57