И никто не мог подумать, что большую часть сегодняшней ночи Керим провел в комнате Саакадзе, угощался тонкой едой и, как всегда перед отъездом в Тбилиси, внимательно выслушал указания Саакадзе о тайных встречах с мествире, с Вардиси, сестрой Эрасти, старшей прислужницей царицы Тэкле. Запоминал, в какие княжеские замки завозить персидский товар и у каких монастырей скупать ореховое масло и черные четки. Запрятывал в халат кисеты с золотыми туманами, в ковровые мешки – богатые подарки от ханум Русудан настоятелю Трифилию и семьям «Дружины барсов».И тем более никто не мог подумать, что благодаря уму и ловкости Керима надменный сардар Георгий Саакадзе получает ценные сведения из Картли, добытые в княжеских замках, монастырях и греческой лавочке Папандопуло от лазутчиков Али-Баиндура. По возвращении в Исфахан Керим сообщал Али-Баиндуру только дозволенное Георгием.Пропустив вперед Паата и телохранителей, Эрасти, соскочив с коня, радостно приветствовал Керима. Они обнялись. Такая встреча не удивила погонщиков и слуг, ибо все они знали о духовном братстве Керима с любимым оруженосцем сардара.– Керим, будь осторожен в пути и в Тбилиси, – едва слышно шептал Эрасти, – лазутчик князя Шадимана, Вардан Мудрый, едет за тобой следом. Утром об этом на майдане узнал азнаур Папуна. Нарочно выехали тебя встретить, – и громко продолжал: – Непременно купи белую бурку, давно хочу. В Тбилиси не найдешь, может, в Гори поищешь.Керим обещал просимое братом поискать даже в горных теснинах, и пусть все верблюды падут на безводный песок, если он вернется без белой бурки…Саакадзе повернул к Чахар-Багху. Наперерез скакал Абу-Селим-эфенди в сопровождении пожилого турка.Георгий догадался – эта встреча не случайная, но, не подавая вида, вежливо пожелал Абу-Селиму-эфенди приятной прогулки и хотел проехать дальше.Абу-Селим-эфенди остановился и, ответив Саакадзе изысканной благодарностью, спросил: не пожелает ли сардар уделить ему внимание?– Здесь? – удивился Георгий.– Конечно, нет, но…– Я завтра буду в Давлет-ханэ, – простодушно сказал Саакадзе.Абу-Селим-эфенди сощурил узкие глаза. Он рассчитывал на большую догадливость и неожиданно заинтересовался – сколько лет Паата? Он похвалил его посадку и попросил проехать вперед, дабы полюбоваться ездой стройного всадника. Но лишь Паата отъехал, Абу-Селим-эфенди проговорил:– На свете четыре дороги, и все они ведут в средоточие счастья – в Стамбул. Ханы заблудились в пустыне, грузинские князья задохнулись в замках. Только у порога Стамбула дует свежий ветер. Много золота, много славы сулит полумесяц, восходя над Босфором. Ночью буду ожидать тебя в индусской курильне. Не удивляйся, если Абу-Селим-эфенди превратится в йога. Советую и тебе накинуть индусский плащ, и если ты любопытный и обладаешь смелостью…– Я пришлю своего друга, – перебил Саакадзе и, приложив руку ко лбу и сердцу, поскакал догонять Паата. ГЛАВА ПЯТАЯ В узорчатые ворота дома Дато и Хорешани торопливо входили «барсы». Азнауры все утро состязались на шахской площади в меткости огненного боя, но сейчас шумно бросались друг другу навстречу точно после долгой разлуки.Положение в Исфахане обязывало их как минбаши шаха Аббаса жить в предоставленных мехмандаром отдельных домах, обставленных с персидской роскошью.Вначале «барсы» шумели, настаивая на совместной жизни. Но векиль Фергат-хан решительно заявил: он не позволит картлийцам ютиться в одном доме, ибо на майдане это могут истолковать как недостаточную щедрость шах-ин-шаха к своим минбашам.После долгого торга Гиви, по просьбе Хорешани, поселился у Дато, Даутбек и Димитрий вместе – напротив дворца Саакадзе, Элизбар, Пануш и Матарс как помощники минбашей поселились вместе подле дворца «Сорока колонн» – Чехель-Сотун.Только Ростом не сопротивлялся векилю и, по-видимому, с удовольствием зажил один в уютном домике, утопающем в причудливых пальмах и цветниках.«Барсы» собрались в прохладной курильне – кушке, уставленной разноцветными кальянами и полукруглыми низкими тахтами. Дато накануне обставил стены зеркалами, подаренными ему векилем. И сейчас друзья, разглядывая свои отражения, невольно загрустили.Эти богатые одежды, расшитые золотом и украшенные камнями, это дорогое оружие из дамасской стали в мозаичных и золототканных ножнах, эти шелковые тюрбаны с развевающимися султанами прислал им шах Аббас за отвагу при взятии Багдада.Они вспомнили свой первый пир в Метехском замке, на который пришли юными азнаурами в одеждах, подаренных царем Георгием за воинскую храбрость у Триалетских вершин. В те времена скромные азнаурские одежды казались им ослепительной роскошью.Тогда они были неизвестными азнаурами, охваченными буйным желанием одерживать победы над врагами родной Картли.Там, за далекими кряжами гор, оставлено близкое сердцу Носте, шумная Ностури, где они купались детьми, крутые улочки, где их поджидали красивые девушки, мост, где их кони оставляли твердые следы копыт, аспарези, где на веселых базарах они восхищали приезжих молодой удалью, вершины ностевских гор, где они оставили свою юность.А сейчас над ними бирюзовый купол исфаханского неба, они знатные начальники, богато одаренные грозным шахом, их дома наполнены керманшахскими коврами и арабской мебелью, но у Матарса вместо левого глаза черная повязка, у Элизбара отсечено ухо, багровый шрам перерезал лоб Ростома, Даутбек уже угрюмо смотрит из-под нависших бровей, у жизнерадостного Дато появилась настороженность, а у Димитрия над крутым лбом свисает белая прядь.Томительная тоска по родине сурово легла на лица ностевцев. И сознание, что там, в Картли, кони феодалов топчут земли, добытые кровью азнауров, и звон цепей рабов заглушил песни Грузии, наполняет сердца «барсов» бессильной яростью.Вот почему сегодня, отправляясь в Давлет-ханэ на шахский пир, они с особенным нетерпением ждут Саакадзе, удостоенного утром беседы шаха.Что скажет Георгий, друг и полководец? Скоро ли затрубят призывные рога? Скоро ли соскучившиеся кони повернут на картлийскую дорогу? Скоро ли грузинское солнце сгонит тоску с лиц ностевцев?Папуна с любовью обвел взглядом взволнованные лица друзей. Скромная грузинская чоха, неизменно сопутствующая Папуна в изгнании, несмотря на упреки Саакадзе и на увещевания «барсов», резко выделялась среди блестящих персидских одеяний. Но проницательный шах Аббас, умеющий разгадывать людей, многое прощал Папуна, как прощал и Хорешани…
Десять базарных дней Папуна вместе с Ростомом пропадали на шахском майдане. Предлог был подходящий – прибыл караван тбилисских купцов с амкарскими изделиями. Конечно, грузинам тоже было интересно закупить любимые вещи из своей страны. Они целыми днями торговались, выбирали, взвешивали, спорили. Купленное грузили на осликов и отсылали с многочисленными слугами по домам «барсов». Потом в каве-ханэ запивали сделки черным кофе и шумно бросали игральные кости.Папуна и Ростом не только громко торговались с тбилисцами, но и тихо шептались…Несмотря на восемнадцатидневный караванный путь, разделяющий Тбилиси и Исфахан, эта прочная связь с амкарами давала возможность Саакадзе держать в своих руках нити интриг Метехи и княжеских замков.Сегодня Папуна и Ростом свободны. Утром караван ушел обратно в Тбилиси. У азнауров распухли головы от торгового разговора, мелькания аршина и стука весов. Нелегкое дело десять дней грузить на себя, как на ишаков, батманы вестей из Тбилиси и разгружать их ночью в грузинской комнате Георгия.Но Папуна на этот раз выиграл. Он, ссылаясь на усталость, наотрез отказался от вечернего шахского пира и решил, растянувшись на тахте, предаться излюбленным рассуждениям: почему человеку так много надо?Папуна оглядел мрачных «барсов» и стал было рассказывать, как Иван Хохлов и Накрачеев беспокойными глазами следили за ссыпкой в мешки зерна для Астрахани, но, видя полное равнодушие «барсов» к этому событию, решил развеселить друзей испытанным средством.– Э, «барсы», все же придется вам оказать дружескую услугу Ревазу.Ростом равнодушно задымил кальяном:– Похитить Астан из Картли?– Почему Астан? Он мечтает похитить из Индии алмаз кровожадной богини Кали.Элизбар махнул рукой:– На что ему еще алмаз?Папуна притворно взволновался:– Как на что? Тюрбан придавить к голове, а то все на ухо съезжает.– Для его башки и в Исфахане полтора кирпича найдется, – обрадовался предлогу излить свой никогда не угасающий гнев Димитрий.Папуна притворно вздохнул:– Реваз не согласился, придется за алмазом в Индию прыгать.– Уже раз прыгали, зачем там не напомнил? – удивился простодушный Гиви.«Барсы» рассмеялись.– Я напомнил, дорогой Гиви, только Реваз заупрямился, он тогда свои тридцать пять лет вином запивал… Э, друзья, напрасно жизнью недовольны, человек сам виноват в непоправимой глупости, за жадность наказан: когда бог распределял долготу жизни, то дал человеку только тридцать лет, ишаку сорок, а свинье шестьдесят. Человек не подумал и уговорил бога отнять для него у ишака двадцать лет, еще больше не подумал и стал надоедать богу, пока бог не отдал ему сорок лет свиньи, от которых умная свинья сама отказалась. И знайте, – пусть человек живет хоть сто лет, по-человечески он живет только тридцать, остальные двадцать, как ишак, и сорок, как свинья. У Реваза сейчас как раз ишачий возраст.Георгий изумленно остановился, казалось, он переступил порог своего ностевского замка, – так безудержно хохотали «барсы».Димитрий оборвал смех:– Что сказал шах? Долго еще будем здесь поганить шашки?Георгий небрежно бросил на тахту папаху.– Шах-ин-шах будет ждать известий от Нугзара и Зураба. И еще… вместе с грамотой о милостивом расположении Нугзар передаст Луарсабу желание шаха женить Теймураза на Натии.Димитрий вскочил:– Натиа – двоюродная сестра Теймураза! Полторы обезьяны им на закуску! Что, этот перс шутит?– Не перс, а великий шах Аббас, запомни это, Димитрий.Димитрий нервно откинул со лба белую прядь.– А разрешение церкви?!– Церковь не разрешит, – хмуро бросил Даутбек.Саакадзе рассмеялся: шах рассчитывает на быстрый отказ Луарсаба. В этом случае оскорбленный шах пойдет войной на картлийского царя.Саакадзе не сказал «барсам», что мысль о сватовстве он сам подсказал шаху. Не сражаться же ему с турками еще пять лет за Иран.«Барсы» угрюмо молчали. В углу сердито бурлил кальян Ростома.Дато сел рядом с Саакадзе.– Георгий, какими словами ответил Теймураз шаху?– И словами и слезами молил не принуждать идти против закона церкви, – усмехнулся Саакадзе. – Шах напомнил царю о более снисходительном законе Магомета.– Лишь бы церковь отказала, – взволновался Элизбар. Только надежда на скорое возвращение сдерживала его тоску и желание тайно перейти грузинскую границу и хоть на один час увидеть Носте.Саакадзе подбадривал «барсов», обещая скорое возвращение на родину.Даутбек с сомнением покачал головой: шах не доверял кизилбашам и, конечно, не доверяет и картлийским азнаурам.Саакадзе улыбнулся: недоверие к кизилбашам и рождает надежду на скорый отъезд азнауров в Картли.– Если шах Аббас не доверяет своей родовой знати, то будет ли доверять грузинским аристократам? Шах Аббас знает враждебное отношение Шадимана к Ирану. Знает тесную связь Шадимана с турецким везиром и тяготение к Стамбулу влиятельных князей, приверженцев князя Шадимана. Другие князья тяготеют к Русии и ведут переговоры с послами русийского царя. Но мы не стремились к Турции и не кланялись русийскому царю.Правда, мы не тяготели и к Ирану, но это нам удалось скрыть от шаха. Шах Аббас, желая привести Кахети и Картли к вассальной зависимости, конечно, будет поддерживать азнауров, за которым пойдет народ. Другой силы у шаха в Картли нет. Мы бесконечными победами доказали преданность «льву Ирана», и кого спустить на непокорных картлийских князей, как не «диких барсов»? Знайте, друзья, истребив князей с помощью шаха, мы объединим Картли и Кахети под скипетром одного царя. Настанет время, возродится союз азнауров, тогда создадим единое войско и избавимся от ненужной опеки.«Барсы» повеселели. Как умеет Георгий распутать самый сложный клубок! Да, скоро они увидят картлийские горы.Но Саакадзе скрыл от «барсов», что сам не очень доверяет шаху Аббасу и рассчитывает в этой опаской игре перехитрить хитрейшего из хитрейших.Солнце кровавыми лапами налегло на окна, преломляя изменчивые лучи на бурлящих кальянах.Саакадзе напомнил о вечернем пире у шаха Аббаса.
В Диван-ханэ на золотом возвышении под пурпурным балдахином восседал шах Аббас. На бирюзовом тюрбане горела алмазная звезда и развевались страусовые перья.Черные невольники белыми опахалами навевали на властелина прохладу. Послы, ханы, иноземные купцы, муллы, путешественники, сардары, поэты, астрологи, отличившиеся начальники войск – все толпились вокруг золотого возвышения, стараясь попасть в пределы зрения шаха.Шах проницательным взором скользил по лицам, и довольная усмешка шевелила его тонкие губы.Слева у золотого возвышения Сефи-мирза, наследник иранского престола, изящный, приветливый, с гордой осанкой и мечтательными глазами Тинатин, оживленно беседовал с Паата.Через боковой вход в Диван-ханэ скромно вошел царевич Хосро и в нерешительности остановился у стены. Пробегавший прислужник серебряным подносом слегка задел Хосро.Никто бы не обратил внимания на человека с упрямыми скулами, если бы Саакадзе поспешно не бросился к нему и не провел бы на почетное место.Ханы посмотрели на Саакадзе и с опасением перевели взгляд на золотое возвышение. Но, шах Аббас с легкой иронией бросил Караджугай-хану:– Астрологи собираются известить мир о появлении на восьмом небе еще одной туманной звезды.Ханы поняли: шах Аббас одобрил поступок Саакадзе.Дверь в Табак-ханэ широко распахнулась. Заиграли невидимые флейты. Шах Аббас величественно поднялся. У входа образовалась давка. Каждый стремился первым пройти за шахом.Ага-хан насмешливо скосил глаза. Саакадзе с подчеркнутым уважением уступил дорогу непризнанному грузинскому царевичу Хосро и не сел, пока смутившийся Хосро не опустился на ковровую подушку.Целое полчище прислужников вносило блюда, украшенные цветами.Караджугай-хан вдруг оборвал беседу с Саакадзе и изумленно уставился на жирного, до коричневого отлива зажаренного каплуна, мысленно сравнивая судьбу царевича Хосро с судьбой глупого петуха. Наверно, еще вчера бегал по птичьему двору, никому не известный, а сейчас нагло разлегся на золотом блюде, прищурив вставной изумрудный глаз и держа в лапах ароматные розы.«Пхе! – подумал Караджугай-хан. – Этот Хосро тоже до появления Саакадзе жил в Исфахане в тени неизвестности. Почему властолюбивый Саакадзе оказывает царские почести этому петуху Хосро?»Караджугай-хан погладил сизый шрам на левой щеке, вспомнив, что еще совсем недавно Саакадзе просил разрешения привести к нему на пир в честь шахской охоты грузинского царевича.На пиру шах неожиданно заинтересовался, кому Саакадзе с таким почетом преподнес наполненный кубок. Раз шах заинтересовался, все ханы поспешили пригласить к себе неизвестного царевича.И вот сегодня этот петух Хосро удостоен приглашения шах-ин-шаха на прием иноземных послов.Но не только Караджугай-хана осаждали беспокойные мысли.Капитан дон Педро Бобадилла, ощетинив черные усы, свирепо покосился на коренастого соседа и успокоился только тогда, когда ему сказали, что его коренастый сосед – грузинский царевич Хосро. Бравый Педро закрутил усы и любезно придвинул Хосро золотое блюдо.«О, грузин в этой стране может пригодиться!» – И капитан сразу вспомнил другого Педро, короля Кастильского Педро Первого, который еще в XIV веке, борясь с доном Фадриком, главой ордена Сант-Яго, доверил командование арбалетчиками своей стражи грузину.Хосро учтиво придвинул капитану золотой кувшин и пожелал, чтобы в саду его судьбы всегда цвели розы счастья.Педро Бобадилла побагровел. В звучании непонятных слов ему почудилась знакомая брань испанских матросов. Он нервно стал искать на кожаной привязи кортик и успокоился только тогда, когда ему перевели изысканное пожелание.Украдкой Хосро рассматривал высокие ботфорты, кружевные манжеты дона Педро и остановил взгляд на сапфировом кольце беспокойного соседа. Уныло вспомнил о своем неповторимом кольце, принадлежавшем, по преданию, царю Георгию Блистательному. Эту драгоценность он вынужден был сегодня преподнести шаху Аббасу. Благосклонно приняв подарок, шах и не подозревал, какую борьбу выдержал с собою Хосро, решившись, по настойчивому совету Саакадзе, расстаться с единственной фамильной драгоценностью.Саакадзе уверял – в кольце замкнется судьба царевича, а сабля, подаренная Сефи-мирзе, родит тысячи сабель, и тогда он, Хосро, сумеет занять в Грузии подобающее Багратиду место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Десять базарных дней Папуна вместе с Ростомом пропадали на шахском майдане. Предлог был подходящий – прибыл караван тбилисских купцов с амкарскими изделиями. Конечно, грузинам тоже было интересно закупить любимые вещи из своей страны. Они целыми днями торговались, выбирали, взвешивали, спорили. Купленное грузили на осликов и отсылали с многочисленными слугами по домам «барсов». Потом в каве-ханэ запивали сделки черным кофе и шумно бросали игральные кости.Папуна и Ростом не только громко торговались с тбилисцами, но и тихо шептались…Несмотря на восемнадцатидневный караванный путь, разделяющий Тбилиси и Исфахан, эта прочная связь с амкарами давала возможность Саакадзе держать в своих руках нити интриг Метехи и княжеских замков.Сегодня Папуна и Ростом свободны. Утром караван ушел обратно в Тбилиси. У азнауров распухли головы от торгового разговора, мелькания аршина и стука весов. Нелегкое дело десять дней грузить на себя, как на ишаков, батманы вестей из Тбилиси и разгружать их ночью в грузинской комнате Георгия.Но Папуна на этот раз выиграл. Он, ссылаясь на усталость, наотрез отказался от вечернего шахского пира и решил, растянувшись на тахте, предаться излюбленным рассуждениям: почему человеку так много надо?Папуна оглядел мрачных «барсов» и стал было рассказывать, как Иван Хохлов и Накрачеев беспокойными глазами следили за ссыпкой в мешки зерна для Астрахани, но, видя полное равнодушие «барсов» к этому событию, решил развеселить друзей испытанным средством.– Э, «барсы», все же придется вам оказать дружескую услугу Ревазу.Ростом равнодушно задымил кальяном:– Похитить Астан из Картли?– Почему Астан? Он мечтает похитить из Индии алмаз кровожадной богини Кали.Элизбар махнул рукой:– На что ему еще алмаз?Папуна притворно взволновался:– Как на что? Тюрбан придавить к голове, а то все на ухо съезжает.– Для его башки и в Исфахане полтора кирпича найдется, – обрадовался предлогу излить свой никогда не угасающий гнев Димитрий.Папуна притворно вздохнул:– Реваз не согласился, придется за алмазом в Индию прыгать.– Уже раз прыгали, зачем там не напомнил? – удивился простодушный Гиви.«Барсы» рассмеялись.– Я напомнил, дорогой Гиви, только Реваз заупрямился, он тогда свои тридцать пять лет вином запивал… Э, друзья, напрасно жизнью недовольны, человек сам виноват в непоправимой глупости, за жадность наказан: когда бог распределял долготу жизни, то дал человеку только тридцать лет, ишаку сорок, а свинье шестьдесят. Человек не подумал и уговорил бога отнять для него у ишака двадцать лет, еще больше не подумал и стал надоедать богу, пока бог не отдал ему сорок лет свиньи, от которых умная свинья сама отказалась. И знайте, – пусть человек живет хоть сто лет, по-человечески он живет только тридцать, остальные двадцать, как ишак, и сорок, как свинья. У Реваза сейчас как раз ишачий возраст.Георгий изумленно остановился, казалось, он переступил порог своего ностевского замка, – так безудержно хохотали «барсы».Димитрий оборвал смех:– Что сказал шах? Долго еще будем здесь поганить шашки?Георгий небрежно бросил на тахту папаху.– Шах-ин-шах будет ждать известий от Нугзара и Зураба. И еще… вместе с грамотой о милостивом расположении Нугзар передаст Луарсабу желание шаха женить Теймураза на Натии.Димитрий вскочил:– Натиа – двоюродная сестра Теймураза! Полторы обезьяны им на закуску! Что, этот перс шутит?– Не перс, а великий шах Аббас, запомни это, Димитрий.Димитрий нервно откинул со лба белую прядь.– А разрешение церкви?!– Церковь не разрешит, – хмуро бросил Даутбек.Саакадзе рассмеялся: шах рассчитывает на быстрый отказ Луарсаба. В этом случае оскорбленный шах пойдет войной на картлийского царя.Саакадзе не сказал «барсам», что мысль о сватовстве он сам подсказал шаху. Не сражаться же ему с турками еще пять лет за Иран.«Барсы» угрюмо молчали. В углу сердито бурлил кальян Ростома.Дато сел рядом с Саакадзе.– Георгий, какими словами ответил Теймураз шаху?– И словами и слезами молил не принуждать идти против закона церкви, – усмехнулся Саакадзе. – Шах напомнил царю о более снисходительном законе Магомета.– Лишь бы церковь отказала, – взволновался Элизбар. Только надежда на скорое возвращение сдерживала его тоску и желание тайно перейти грузинскую границу и хоть на один час увидеть Носте.Саакадзе подбадривал «барсов», обещая скорое возвращение на родину.Даутбек с сомнением покачал головой: шах не доверял кизилбашам и, конечно, не доверяет и картлийским азнаурам.Саакадзе улыбнулся: недоверие к кизилбашам и рождает надежду на скорый отъезд азнауров в Картли.– Если шах Аббас не доверяет своей родовой знати, то будет ли доверять грузинским аристократам? Шах Аббас знает враждебное отношение Шадимана к Ирану. Знает тесную связь Шадимана с турецким везиром и тяготение к Стамбулу влиятельных князей, приверженцев князя Шадимана. Другие князья тяготеют к Русии и ведут переговоры с послами русийского царя. Но мы не стремились к Турции и не кланялись русийскому царю.Правда, мы не тяготели и к Ирану, но это нам удалось скрыть от шаха. Шах Аббас, желая привести Кахети и Картли к вассальной зависимости, конечно, будет поддерживать азнауров, за которым пойдет народ. Другой силы у шаха в Картли нет. Мы бесконечными победами доказали преданность «льву Ирана», и кого спустить на непокорных картлийских князей, как не «диких барсов»? Знайте, друзья, истребив князей с помощью шаха, мы объединим Картли и Кахети под скипетром одного царя. Настанет время, возродится союз азнауров, тогда создадим единое войско и избавимся от ненужной опеки.«Барсы» повеселели. Как умеет Георгий распутать самый сложный клубок! Да, скоро они увидят картлийские горы.Но Саакадзе скрыл от «барсов», что сам не очень доверяет шаху Аббасу и рассчитывает в этой опаской игре перехитрить хитрейшего из хитрейших.Солнце кровавыми лапами налегло на окна, преломляя изменчивые лучи на бурлящих кальянах.Саакадзе напомнил о вечернем пире у шаха Аббаса.
В Диван-ханэ на золотом возвышении под пурпурным балдахином восседал шах Аббас. На бирюзовом тюрбане горела алмазная звезда и развевались страусовые перья.Черные невольники белыми опахалами навевали на властелина прохладу. Послы, ханы, иноземные купцы, муллы, путешественники, сардары, поэты, астрологи, отличившиеся начальники войск – все толпились вокруг золотого возвышения, стараясь попасть в пределы зрения шаха.Шах проницательным взором скользил по лицам, и довольная усмешка шевелила его тонкие губы.Слева у золотого возвышения Сефи-мирза, наследник иранского престола, изящный, приветливый, с гордой осанкой и мечтательными глазами Тинатин, оживленно беседовал с Паата.Через боковой вход в Диван-ханэ скромно вошел царевич Хосро и в нерешительности остановился у стены. Пробегавший прислужник серебряным подносом слегка задел Хосро.Никто бы не обратил внимания на человека с упрямыми скулами, если бы Саакадзе поспешно не бросился к нему и не провел бы на почетное место.Ханы посмотрели на Саакадзе и с опасением перевели взгляд на золотое возвышение. Но, шах Аббас с легкой иронией бросил Караджугай-хану:– Астрологи собираются известить мир о появлении на восьмом небе еще одной туманной звезды.Ханы поняли: шах Аббас одобрил поступок Саакадзе.Дверь в Табак-ханэ широко распахнулась. Заиграли невидимые флейты. Шах Аббас величественно поднялся. У входа образовалась давка. Каждый стремился первым пройти за шахом.Ага-хан насмешливо скосил глаза. Саакадзе с подчеркнутым уважением уступил дорогу непризнанному грузинскому царевичу Хосро и не сел, пока смутившийся Хосро не опустился на ковровую подушку.Целое полчище прислужников вносило блюда, украшенные цветами.Караджугай-хан вдруг оборвал беседу с Саакадзе и изумленно уставился на жирного, до коричневого отлива зажаренного каплуна, мысленно сравнивая судьбу царевича Хосро с судьбой глупого петуха. Наверно, еще вчера бегал по птичьему двору, никому не известный, а сейчас нагло разлегся на золотом блюде, прищурив вставной изумрудный глаз и держа в лапах ароматные розы.«Пхе! – подумал Караджугай-хан. – Этот Хосро тоже до появления Саакадзе жил в Исфахане в тени неизвестности. Почему властолюбивый Саакадзе оказывает царские почести этому петуху Хосро?»Караджугай-хан погладил сизый шрам на левой щеке, вспомнив, что еще совсем недавно Саакадзе просил разрешения привести к нему на пир в честь шахской охоты грузинского царевича.На пиру шах неожиданно заинтересовался, кому Саакадзе с таким почетом преподнес наполненный кубок. Раз шах заинтересовался, все ханы поспешили пригласить к себе неизвестного царевича.И вот сегодня этот петух Хосро удостоен приглашения шах-ин-шаха на прием иноземных послов.Но не только Караджугай-хана осаждали беспокойные мысли.Капитан дон Педро Бобадилла, ощетинив черные усы, свирепо покосился на коренастого соседа и успокоился только тогда, когда ему сказали, что его коренастый сосед – грузинский царевич Хосро. Бравый Педро закрутил усы и любезно придвинул Хосро золотое блюдо.«О, грузин в этой стране может пригодиться!» – И капитан сразу вспомнил другого Педро, короля Кастильского Педро Первого, который еще в XIV веке, борясь с доном Фадриком, главой ордена Сант-Яго, доверил командование арбалетчиками своей стражи грузину.Хосро учтиво придвинул капитану золотой кувшин и пожелал, чтобы в саду его судьбы всегда цвели розы счастья.Педро Бобадилла побагровел. В звучании непонятных слов ему почудилась знакомая брань испанских матросов. Он нервно стал искать на кожаной привязи кортик и успокоился только тогда, когда ему перевели изысканное пожелание.Украдкой Хосро рассматривал высокие ботфорты, кружевные манжеты дона Педро и остановил взгляд на сапфировом кольце беспокойного соседа. Уныло вспомнил о своем неповторимом кольце, принадлежавшем, по преданию, царю Георгию Блистательному. Эту драгоценность он вынужден был сегодня преподнести шаху Аббасу. Благосклонно приняв подарок, шах и не подозревал, какую борьбу выдержал с собою Хосро, решившись, по настойчивому совету Саакадзе, расстаться с единственной фамильной драгоценностью.Саакадзе уверял – в кольце замкнется судьба царевича, а сабля, подаренная Сефи-мирзе, родит тысячи сабель, и тогда он, Хосро, сумеет занять в Грузии подобающее Багратиду место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57