Увидав недоумевающую физиономию эскудейро, дон Антонио рассмеялся; он знал, что тот недолюбливает индейца, но в этот день ему захотелось помирить Пери со всеми.— Подойди сюда, мой старый Айрес, ты прослужил мне тридцать лет. Ты сама верность и, конечно, будешь рад пожать руку преданному другу нашей семьи.Айрес Гомес не только обомлел, он, можно сказать, оцепенел. Мог ли он ослушаться дона Антонио де Мариса, который так дружески с ним говорит? Но как пожать руку, которая только что его оскорбила?Если бы он успел уже объявить, что уходит, он был бы свободен от всех обязательств. Но приказание дона Антонио застало его врасплох: поступить по-своему он не решался.— Ну что же ты, Айрес?Эскудейро протянул похолодевшую руку; индеец пожал ее и улыбнулся.— Ты друг, и Пери больше тебя не будет привязывать.После этих слов присутствующие догадались о том, что произошло, и не могли удержаться от смеха.— Дикарь проклятый! — сквозь зубы пробурчал эскудейро. — Вечно ты что-нибудь выкинешь.Удар колокола позвал всех на ужин. XI. ПРОДЕЛКА СЕСИЛИИ Вечером того же воскресенья, столь богатого событиями, Сесилия и Изабелл, обнявшись, вышли из сада.Обе были в белом; обе — очень хороши собой, но каждая — по-своему. Сесилия была воплощенная нежность, Изабелл — страсть. Голубые глаза лукаво смеялись, черные — горели огнем.Улыбка Сесилии была похожа на капельку душистого меда, проступившего на ее тонко очерченных губах. Улыбка Изабелл походила на слетающий с уст поцелуй.Стоило только взглянуть на белокурую девушку, такую стройную и нежную, как мысли сами собой устремлялись к небесам, прочь от всего земного, и казалось, что перед вами ангел.Когда же взгляд падал на смуглянку, томную и чувственную, вы сразу спускались на землю; вы забывали об ангеле ради женщины: воображению вашему рисовались не райские кущи, а тихий, полный очарования уголок земли, где жизнь подобна мимолетному сновидению.Когда они выходили из сада, Сесилия лукаво посматривала на свою спутницу, и можно было догадаться, что девушка, по обыкновению, задумала подшутить над сестрой.Изабелл, до сих пор еще находившаяся под впечатлением утренней сцены, шла опустив глаза; после того, что произошло, ей стало казаться, что все, и прежде всего сам Алваро, узнают ее тайну, которую она так долго от всех скрывала.Но при этом она чувствовала себя счастливой; смутная и неясная надежда наполнила ей сердце, запечатлев на ее лице тот восторг и единение со всем миром, какие бывают у человека, верящего, что он любим.На что она надеялась? Она и сама не знала. Но воздух казался ей благоуханнее, солнце ярче, взгляд ее видел все в розовом свете, и даже легкое прикосновение кружев к ее бархатистой шее было для нее радостью.Непостижимым женским чутьем Сесилия угадывала, что в душе сестры происходит нечто необычайное, И она дивилась этой новой, сияющей красоте ее смуглого лица.— Какая ты красивая! — вырвалось у нее.Обняв Изабелл, она нежно поцеловала ее в щеку, и та ответила ей горячей лаской.— А браслет свой ты не надела? — воскликнула она, поглядев на руку Сесилии.— И верно ведь! — ответила девушка не без досады.Изабелл решила, что досада эта вызвана обыкновенной забывчивостью; но в действительности Сесилия боялась выдать себя.— Давай сходим за ним.— Нет, что ты! Скоро начнет темнеть, и тогда прощай наша прогулка.— Ну так и я сниму свой, а то мы с тобою уже не сестры.— Не надо. Обещаю тебе: когда мы вернемся, мы опять будем сестрами.Сесилия сказала эти слова с лукавой улыбкой.Они подошли к дому. Дона Лауриана разговаривала с сыном, а дон Антонио де Марис и Алваро прогуливались у ограды.Сесилия направилась к отцу, ведя за собой Изабелл, у которой потемнело в глазах, как только она приблизилась к кавальейро.— Отец, — сказала девушка, — нам хочется погулять. Такой чудный вечер! Что, если я попрошу вас и сеньора Алваро пойти с нами?— Мы поступим так, как всегда, — улыбаясь, ответил фидалго, — исполним твой приказ.— Ну какой же это приказ, отец! Просто желание.— А разве желание нашего ангела не приказ?— Значит, вы пойдете с нами?— Разумеется.— А вы, сеньор Алваро?— Я… я повинуюсь.Заговорив с молодым человеком, Сесилия зарделась, но овладела собой и вместе о Изабелл стала спускаться по лестнице.Алваро был печален. После разговора с Сесилией он виделся с нею еще раз за ужином и заметил, что девушка избегает его взглядов; за все время она не сказала ему ни слова. Кавальейро решил, что это результат его вчерашнего безрассудства, однако Сесилия выглядела веселой и довольной — трудно было предположить, что она все еще сердится.В ее обращении с ним чувствовалось скорее равнодушие, чем неприязнь. Можно было подумать, что девушка успела позабыть все, что между ними произошло. Поэтому Алваро пал духом и даже слова дона Антонио, назвавшего его своим сыном, не развеяли его грустных мыслей: счастье это порою казалось ему лишь сладким сном, который вот-вот развеется.Девушки спустились в долину и пошли среди зарослей кустарника, которые прихотливым лабиринтом окаймляли лесную поляну.По временам Сесилия отпускала руку сестры и, забежав вперед по извилистой тропинке, пряталась от нее за деревьями. Когда Изабелл ее все-таки находила, обе хохотали и, обнявшись, шли дальше. —Потом вдруг Сесилия замедлила шаги, чтобы дон Антонио и Алваро могли их догнать; при этом у нее был такой лукавый вид, на лице появилась такая плутовская улыбка, что Изабелл встревожилась.— Забыла совсем, мне надо кое-что вам сказать, отец.— Да? А что такое?— Это тайна.— Ну, так скажи сейчас.Сесилия, оставив Изабелл, взяла отца под руку.— Извините меня, сеньор Алваро, — сказала она, оборачиваясь к кавальейро, — поговорите пока с Изабелл. Скажите ей, нравится ли вам этот хорошенький браслет. Вы его еще не видали?И, продолжая улыбаться, она пошла вперед, уводя с собой отца. Вся ее тайна заключалась в этой шаловливой проделке: ей надо было непременно оставить Алваро и Изабелл наедине, бросив слова, которые не могли им быть безразличны.Слова эти взволновали обоих. Изабелл все поняла: Сесилия обманула ее, чтобы заставить принять подарок Алваро; взгляд Сесилии, когда она уходила с отцом, открыл ей все.Что же касается Алваро, то он увидел только, что Сесилия как нельзя лучше доказала свое презрение и полное равнодушие к нему. Но он никак не мог понять, почему она не сберегла их тайны, почему она посвятила в нее Изабелл.Оставшись наедине, молодые люди не смели поднять глаз. Взгляд Алваро был прикован к браслету. Изабелл, вся дрожа, чувствовала этот взгляд и страдала так, как будто руку ей сдавили железным кольцом.Они долго шли молча. Наконец Алваро, чтобы вызвать девушку на объяснение, первый решился нарушить молчание.— Что же все это значит, дона Изабелл? — спросил он с мольбою.— Не знаю! Надо мной посмеялись! — пробормотала Изабелл.— Как так?— Сесилия убедила меня, что этот браслет подарил ей отец, и заставила меня принять его. Если бы я только знала…— Что это мой подарок? Вы бы не приняли его? —— Никогда! — воскликнула Изабелл.Алваро удивил тон, каким девушка произнесла последнее слово: оно прозвучало как клятва.— А почему? — спросил он минуту спустя.Изабелл посмотрела на него своими большими черными глазами. В этом глубоком взгляде было столько любви и горечи, что, если бы Алваро его разгадал, он получил бы ответ на свой вопрос. Но кавальейро не понял ни взгляда, ни молчания Изабелл; он видел только, что здесь скрывается какая-то тайна, и ему захотелось узнать правду.Он подошел совсем близко и сказал печально и кротко:— Простите меня, дона Изабелл. Я знаю, что позволяю себе нескромность, но нам необходимо объясниться. Вы говорите, над вами посмеялись. Посмеялись и надо мной. Не находите ли вы, что лучшим способом окончить эту игру было бы откровенно все рассказать друг другу.Изабелл задрожала.— Говорите, я слушаю вас, сеньор Алваро.— Я не стану повторять то, о чем вы уже догадались. Вы знаете историю с браслетом, не правда ли?— Да, — прошептала девушка.— Скажите мне только, как он очутился у вас на руке. Не подумайте, что я вас в чем-то упрекаю. Нет. Я просто хочу узнать, как далеко зашла эта шутка!— Я сказала вам все, что знаю. Сесилия меня обманула.— Но зачем она это сделала?— Догадываюсь!.. — воскликнула Изабелл, стараясь успокоить стучавшее сердце.— Тогда скажите мне. Прошу вас, умоляю!Алваро встал на одно колено и, взяв руку девушки, заклинал ее объяснить поступок Сесилии и сказать, почему та отвергла его просьбу.Может быть, узнав эту причину, он еще сумеет оправдаться, сумеет заслужить се прощение?Видя Алваро у своих ног и слыша слова мольбы, Изабелл побледнела как полотно. Сердце ее так колотилось, что видно было, как под платьем вздрагивает грудь. Она смотрела на Алваро горящими глазами, и взгляд ее околдовывал.— Говорите! — повторил Алваро. — Говорите! Вы добрая, вы не допустите, чтобы я страдал, когда одно ваше слово может вернуть моей душе мир и покой.— А что, если после этого слова вы меня возненавидите? — прошептала девушка.— Не бойтесь этого. Какое бы несчастье вы мне ни возвестили, я с благодарностью выслушаю все. Когда весть о постигшем нас горе приносит друг, вместе с горем приходит и утешение.Изабелл начала было говорить, но вдруг умолкла. Ее всю трясло как в лихорадке.— Нет, не могу! Пришлось бы признаться во всем…— А почему вы не хотите признаться? Неужели я не заслужил вашего доверия? Ведь я вам друг.— Если бы это было так…Глаза Изабелл заблестели.— Говорите же!— Если вы бы были мне другом, вы бы меня простили.— Простил вас, дона Изабелл?! Но что же вы сделали такого, что я вас должен прощать? — с удивлением спросил Алваро.Девушка испугалась того, что сказала. Она закрыла лицо руками.Весь этот стремительный, бурный диалог, нерешительность Изабелл, ее недомолвки озадачили кавальейро. Он терялся в лабиринте неясностей и сомнений.Чем дальше, тем все становилось туманнее. Изабелл говорила, что над ней подшутили, потом вдруг дала понять, что в чем-то перед ним виновата. Кавальейро решил во что бы то ни стало разгадать эту тайну.— Дона Изабелл!Девушка подняла голову. По щекам ее катились слезы.— Вы плачете? — спросил пораженный Алваро.— Не спрашивайте меня ни о чем!..— Вы что-то скрываете! Неужели вы хотите лишить меня покоя? Что же вы мне сделали плохого? Скажите!— Вы хотите знать? — спросила девушка, вся горя от волнения.— Сколько времени я вас об этом прошу!Алваро взял ее за обе руки и, глядя ей в глаза, ждал ответа.Изабелл стала белее, чем ее платье. Она ощущала пожатие его рук, теплое дыхание, касавшееся ее лица.— Вы простите меня?— Да, но за что?— За то, что…Слова эти были похожи на бред. За одно мгновение в душе ее совершился перелом. Теперь она была готова на все.Глубокая, пылкая любовь, дремавшая в тайниках души, страсть, которую она столько времени в себе подавляла, вдруг проснулась и, порвав все цепи, вырвалась вон, стремительная, неодолимая.Перелом этот произошел за один миг, когда рука ее коснулась руки Алваро. Робкая девушка превратилась в страстную женщину: чувство ее вышло из берегов, как бурный и многоводный поток.Ее лицо горело; грудь вздымалась; глаза изливали на коленопреклоненного кавальейро какое-то колдовское сияние; губы были приоткрыты, и казалось, вот-вот с них сорвется роковое слово.Алваро глядел на нее зачарованный; он никогда не видел ее такой красивой. На ее смуглом лице, на шее играли мягкие отблески света. Движения были так пленительны, что глаза помимо воли начинали следовать за изгибами ее тела, словно впитывая в себя его трепетное томление.Все это произошло мгновенно, пока Изабелл все еще не решалась произнести роковое слово.Наконец она сдалась: склонившись на плечо Алваро, как надломленный стебелек, она прошептала:— За то, что… я вас люблю. XII. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ ПЕРИ Алваро вскочил на ноги, как будто из уст девушки в жилы его проник тот яд индейцев, одной капли которого достаточно, чтобы умертвить человека.Бледный, потрясенный, он посмотрел на нее холодным и строгим взглядом. Он был так предан Сесилии, так боготворил ее, что чувство Изабелл оскорбляло его: оно казалось ему едва ли не святотатством.Девушка горько улыбнулась; глаза ее были полны слез. Стремительный порыв, заставивший Алваро вскочить с колен, неожиданно изменил их позы. Теперь она стояла на коленях у ног кавальейро.Изабелл жестоко страдала. Но любовь подчинила себе все. Она столько времени сдерживала себя, заставляла себя молчать, что теперь невысказанные слова жгли ей губы. Любви ее необходимо было дышать, шириться, пусть даже презрение и неприязнь кавальейро оттолкнут ее, обрекут на то, чтобы снова все таить в сердце.— Вы обещали меня простить!.. — умоляюще сказала она.— Мне не за что вас прощать, дона Изабелл, — сказал кавальейро, поднимая ее. — Я прошу вас только об одном: не будем больше об этом говорить.— Хорошо! Только выслушайте меня сейчас, уделите мне всего одну минуту, и, клянусь вам памятью моей матери, вы никогда больше не услышите от меня ни слова. Если вам угодно, я даже никогда на вас не взгляну. Да мне и не надо смотреть на вас, чтобы вас видеть.Она только махнула рукой, и какое-то великое самоотречение было в этом покорном жесте.— Чего вы от меня хотите? — спросил кавальейро.— Хочу, чтобы вы были моим судьей. Чтобы вы мне вынесли приговор. Мука, которую я приму от вас, будет мне утешением. Вы не откажете?Алваро растрогали эти слова, в которых слышалось глухое отчаяние, сдавленный стон.— Никакого преступления вы не совершили, и судья вам не нужен. Но если вам нужен брат, который бы мог вас утешить, знайте, что вы найдете его во мне и что я искренне продан вам.— Брат! — воскликнула девушка. — Это ведь тоже привязанность.— Это привязанность тихая и спокойная, она стоит всякой другой, дона Изабелл.Девушка ничего не ответила. Слова эти звучали кротким упреком. Но жгучая страсть переполняла, душила ее.Алваро вспомнил слова дона Антонио де Мариса, и то, что вначале было сочувствием, превратилось в глубокую нежность. Изабелл была с детства несчастна. Утешая ее, он выполнял волю фидалго, которого любил и уважал, как отца.— Не отказывайте мне в том, о чем я прошу вас, — сказал он ласково, — считайте меня вашим братом.— Так оно и должно быть, — печально сказала Изабелл. — Сесилия зовет меня сестрой, значит, вы станете мне братом. Я согласна. А вы будете добры ко мне?— Да, дона Изабелл.— А разве брат не должен называть сестру просто по имени? — робко спросила девушка.Алваро на минуту заколебался.— Да, Изабелл.Как радостно ей было услышать от него «Изабелл»! Ей казалось, что губы кавальейро, произнося это имя, ласкают ее.— Спасибо! Вы не можете себе представить, какое это счастье, когда вы зовете меня так. Много надо выстрадать, чтобы счастье было в такой безделице.— Расскажите мне все.— Нет, пусть это остается при мне. Может быть, когда-нибудь потом; а сейчас я только хочу, чтобы вы увидали, что я не так уже виновата перед вами, как кажется.— Виновата? В чем же вы виноваты?— В том, что люблю вас, — сказала Изабелл, покраснев.Алваро снова стал холоден и сдержан.— Я знаю, вам это неприятно. Но это первый и последний раз. Выслушайте меня, а потом можете побранить меня, как брат сестру.Голос Изабелл был так кроток, глаза ее так молили, что Алваро не стал противиться.— Говорите, сестра.— Вы знаете, кто я: бедная сирота, которая рано осталась без матери и не знала отца. Меня пожалели чужие люди. Я не жалуюсь, но мне это больно. Я происхожу от двух враждебных друг другу рас и, казалось бы, должна любить и ту и другую. Но несчастья моей матери научили меня ненавидеть одну, а унижения, которые выпали мне на долю, заставляют меня презирать другую.— Бедняжка, — прошептал Алваро, вспоминая слова Антонио де Мариса.— Так вот я и жила, всем чужая, росла с горечью в сердце, которую заронила моя мать. И я так томилась по любви. Нельзя ведь жить одной ненавистью, одним презрением.— Верно, Изабелл.— Хорошо, что вы так говорите. Я должна была полюбить. Мне нужна была любовь, которая бы меня привязала к жизни. Не знаю, с чего и когда это началось, но я полюбила вас. Полюбила втайне и похоронила свою любовь на дне души.Девушка посмотрела Алваро в глаза.— Мне этого было довольно. Когда я могла незамеченной смотреть на вас часами, я считала себя счастливой. Я уединялась с моей мечтой, с нею я говорила, с нею засыпала и видела чудесные сны.Кавальейро был взволнован до глубины пуши, но прервать ее он не решался.— Вы не знаете, сколько тайн у любви, которая живет одними мечтами, не питаясь ни взглядом, ни словом. Какой-нибудь пустяк становится источником упоения, счастья. Сколько раз я следила за лунным лучом, который заглядывал в окно и понемногу приближался ко мне. В его тихом сиянии мне мерещилось ваше лицо, и я была сама не своя от радости, будто ждала к себе вас. Когда луч этот приближался, когда меня озарял мягкий шелковистый свет, какое это было наслаждение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37