Потом неохотно отстранилась:
– Нет. В любой момент может вернуться Мэй.
– Это единственное, что тебя сдерживает? – осведомился Рейф.
– Господи, конечно, нет. Просто эта причина самая очевидная. – Фелисити повернулась и указала рукой на письма, которые Мэй положила на письменный стол. – Брату?
– Да, когда я уезжал из Лондона, мы малость повздорили, но вот теперь напомнил ему, какой я очаровательный и любящий брат. Даст Бог, он пришлет мне то, о чем я прошу/
Исполненный веселой страсти взгляд Фелисити посерьезнел; она отвела глаза и, повернувшись к окну, с наигранным безразличием поинтересовалась:
– Могу я узнать, сколько ты у него просишь?
– Разумеется. Ты же у меня ведешь всю бухгалтерию. Две тысячи соверенов. Надеюсь, не такие уж это и деньги, чтобы он из-за них стал хорохориться. Фортон-Холл же получит скромную новенькую конюшню и, по крайней мере, подновит фасад порушенного крыла.
– Ты прикидывал, сколько времени все это может занять?
Рейф залюбовался ее стройной фигуркой; лучи утреннего солнца просвечивали сквозь края ее платья, и от этого Фелисити казалась ему ангелом, сошедшим с небес. Хотя девушка спокойно стояла на месте, ему вдруг почудилось, что она неожиданно отдалилась на многие сотни миль. Почему? Как? Она должна вернуться!
– Месяц или два. Если он вышлет деньги сразу. А ведь может и не выслать. – Рейф подошел к ней, с нежностью обнял за талию и осторожно прижался к ее спине. – В чем я провинился с утра?
Она приняла объятие, не пытаясь высвободиться, даже немного расслабилась.
– Ни в чем. Просто этим утром я… я была сбита с толку.
– Прекрасно.
– Прекрасно? – Она обернулась и удивленно заглянула ему в лицо.
– Мне в голову приходят несколько слов, которые я не надеялся услышать из твоих уст. «Сбита с толку» более чем приемлемо. Я себя чувствую точно так же.
– Прекрасно, – рассмеялась в ответ Фелисити.
Рейф мог понять ее смятение. Он, черт возьми, понятия не имел, что ему делать дальше, но хотя бы переживать по этому поводу ему приходилось только за себя.
– Знаешь, – прошептал он в копну ее волос, – если тебе предложат хорошее место, ты вовсе не обязана оставаться здесь и присматривать за усадьбой.
– Если ты подыщешь себе покупателя, то вовсе не обязан ждать до тех пор, пока я не найду себе хорошее место!
Рейф прикрыл глаза, потому что в душе снова поднялась волна неясных надежд и желаний при одной лишь мысли о том, что, в конце концов, она уедет.
– Лис, я…
Она мягко высвободилась из его рук и посмотрела прямо в глаза:
– Пойми, Рейф, я ни о чем не жалею. Я хочу остаться с тобой. Но при всем при этом я не дурочка.
Он смотрел, как она скрылась в дверях, чтобы отыскать куда-то запропастившуюся Мэй.
– Да, ты не дурочка, – негромко проговорил он. – Только вот отчего-то я с каждым днем выгляжу все большим дураком.
– Господи, какая же я дура!
Фелисити машинальными движениями взбивала масло, стараясь при этом разглядеть через открытую кухонную дверь, что делается во дворе.
– Теперь уже поздно, – заметила сидевшая за столом позади нее Мэй. – Рейф уехал в Пелфорд без меня.
– Ты слишком к нему привязалась, Мэй. Ведь прекрасно знаешь, что он не будет жить здесь вечно!
Этими словами ей впору было урезонивать и саму себя, но было уже поздно. Рейфу она сказала неправду, потому что тоже провела бессонную ночь в сумасшедшей надежде, что либо он решится подняться к ней, либо она наберется смелости спуститься. Не случилось ни того, ни другого. Она еще ни в кого ни разу не влюблялась хотя и не переставала себе твердить, что если и полюбит, то человека надежного и заслуживающего доверия, на которого без всяких сомнений сможет во всем положиться. Хотя Рейфел Бэнкрофт и обладал гораздо большим, здравым смыслом, чем ее отец или брат, и был очень обаятелен, но надежность и доверие не были бы первыми словами, которые она произнесла бы, попроси ее кто-нибудь описать этого человека.
– Когда я вырасту, то отправлюсь путешествовать, – угрюмо сообщила Мэй, разрисовывая карандашом лист бумаги. – Рейф говорит, в лондонском зоопарке нет и четверти зверей, которых он видел в Африке, а я и в зоопарке ни разу не была! Фелисити посмотрела на младшую сестру:
– Если в лондонском зоопарке восемьдесят два зверя и они составляют четверть всех зверей, которых Рейф видел в Африке, сколько зверей видел Рейф?
Мэй в притворном отчаянии уронила голову на стол:
– Фелисити! Это нечестно!
– Так сколько? – рассмеялась Фелисити.
– Простите, мисс Харрингтон. Фелисити вздрогнула от неожиданности.
Лакей графа Дирхерста – во всяком случае, на нем была ливрея знакомых ей с детства цветов – стоял прямо на пороге кухни, и как он тут оказался, было совершенно непонятно, потому что Фелисити не слышала никаких шагов. Высокий мужчина, крепко сбитый, с торжественным выражением на лице – кажется, она раньше не встречала его у графа.
– Да? Да? – только и смогла она выдавить, ставя миску на стол и во все глаза разглядывая громадный букет из алых и белых роз, которые держал в руках слуга.
– Граф Дирхерст попросил меня доставить эти цветы вам, сударыня, – вежливо проговорил он низким голосом. – Вместе с наилучшими пожеланиями.
С этими словами он протянул букет Фелисити, и та не слишком уверенно приняла роскошное подношение.
– Пожалуйста, поблагодарите графа от моего имени, – попросила она слугу, машинально поднося цветы к лицу и вдыхая их аромат. – Они замечательные.
Слуга церемонно поклонился:
– Всего доброго, мисс Харрингтон… Мисс Мэй.
– Всего доброго.
Мэй встала из-за стола и подошла к сестре, чтобы рассмотреть букет поближе.
– Граф Резвунчик прислал тебе цветы? С чего бы это?
– Мэй, помолчи! Называть так графа Дирхерста недостойно.
– Его так Рейф называет, – надулась Мэй, сердито складывая на груди руки.
– Рейф может позволить себе дерзить, а мы этого себе позволить не можем!
– Ну ладно. Почему он прислал тебе цветы?
– Сейчас узнаем. – Фелисити вытащила из букета вложенную туда записку. – «Милейшая Фелисити, вы подобны розе среди шипов. С чувством искренней и величайшей любви, Дирхерст».
– Это он о чем? – сморщила носик Мэй. Фелисити взяла одну из их немногих уцелевших ваз.
– Он хочет на мне жениться.
Сколько бы Мэй ни фыркала, как бы Фелисити ни влекло к Рейфу, в любом случае благосклонность графа Дирхерста напрочь отметать не стоило. Джеймс Барлоу, несомненно, был умным и красивым, и даже если и бывал скучен, тем не менее являл собой прекрасный пример постоянства и надежности. И самое главное – кроме свадебного подарка в виде поместья Фортон-Холл, он мог обеспечить им с Мэй безопасное и уверенное будущее.
– Что она сказала? – Рейф выпрямился так стремительно, что с размаху стукнулся затылком о низко нависавшую балку перекрытия крыши конюшни. – Чертова задн… Проклятие! – поправился он.
Мэй рассмеялась.
– Я знала, что вам это не понравится. А потом она поставила букет в вазу прямо посредине стола в гостиной!
– А еще что она сказала? – Рейф проверил, крепко ли затянут узел на веревке, которой он обвязал опорную стойку, и, взяв Мэй за руку, повел ее прочь от горы мусора, что совсем недавно была конюшней. Когда они отошли на безопасное расстояние, Рейф коротко и пронзительно свистнул. Деннис Грэм стегнул своих тягловых лошадей, те тронулись с места и начали растаскивать груду из досок и бревен.
– Она сказала, что я не должна над ним смеяться, а потом добавила, что букет цветов – это подарок со значением.
Чем дальше, тем меньше все это нравилось Рейфу, но не мог же он признаться Мэй, что готов собственными руками удавить Дирхерста за одно то, что он осмелился посылать жалкие букетики его Фелисити! Впрочем, прав на нее у него не было никаких, за исключением того, что они один раз были близки и что он в состоянии был не думать о ней не более пары секунд за день. Тем не менее Бэнкрофт по-прежнему не намеревался позволить Дирхерсту переиграть его в чем бы то ни было, особенно в том, что касалось завоевания любви Фелисити.
– Да, цветы всегда были хорошим подарком, – согласился Рейф, шагая к телеге, чтобы помочь загрузить доски и бревна. – Нам нужно сделать ей что-нибудь очень приятное, как ты считаешь?
– Само собой! Чтоб было лучше цветов!
– Например?
Пока Мэй решала эту задачу, Рейф со своими помощниками продолжали закидывать доски в телегу. Остатки конюшни пойдут в дело: этими досками Билл Дженкинз должен был починить изгородь вокруг своего участка.
– Есть! Придумала!
– Просвети меня скорее, радость моя.
– Ее любимый цвет – голубой, и ей нужно новое шелковое платье. Все шелковые платья, которые у нее были, от дождя так испортились, что их пришлось выкинуть.
– Мэй, я не могу покупать Фелисити платья. Все сразу уверятся, что мы с ней… – Рейф замялся, не зная, как лучше объяснить все маленькой девочке.
– Что вы любовники, да? – договорила Мэй. Вот это да! Рейф присел перед ней на корточки.
– И от кого же ты услыхала это слово?
– От миссис Денуорт. Я слышала, как она рассказывала миссис Вордсворт про то, что вы с Фелисити какие-то распутанные любовники!
– Гм… – Рейф аж закашлялся, но потом собрался с духом: – Э-э-э… Может, быть, распутные?
– Точно! Распутные!
Ну что ж, если миссис Денуорт позволила себе посплетничать в присутствии малолетней сестры одной из ее жертв, то его отношения с лавочницей пора перевести в состояние открытой войны.
– Вот как… А что это слово означает, ты знаешь?
– Ну… – пожала плечами Мэй, – вы любите друг друга и целуетесь. Впрочем, я про это и так знала!
Его мать умерла бы со смеху, если бы узнала, что он пытается с кем-то говорить о благопристойном поведении, тем более с маленькой девочкой. Но Рейф решил попробовать, выхода-то не было.
– Мы с твоей сестрой иногда и правда целуем друг друга, и она мне очень нравится. Я надеюсь, что и ко мне Фелисити испытывает такие же чувства. Но это очень… странная ситуация, понимаешь? Мы все вместе живем здесь, в Фортон-Холле, и самым приличным и правильным будет не говорить про это.
Мэй скорчила гримаску:
– Да знаю я про все это. Я не совсем уж дубина стоеросовая, Рейф.
Ну что ж, по заслугам, мистер Бэнкрофт. Из дальнейшей беседы Рейф узнал, что день рождения у Фелисити через три недели, и они решили, что платье будет покупать Мэй, а уж дарить они его собирались вместе.
Тем временем обещания и посулы, которые он беспечно швырял направо и налево ради получения помощи в восстановлении усадьбы, как-то сразу все оказались востребованы, и несколько дней подряд Рейф был так занят с утра до ночи, что едва обменялся с Фелисити парой слов, не говоря уж о том, чтобы уговорить ее снова провести с ним ночь. Дирхерст каждый день оказывал ей знаки внимания – присылал то букеты роз, то роскошные коробки конфет, и с этим Рейф ничего не мог поделать, разве что снова и снова воображать, какой из семидесяти трех способов отправки на тот свет лучше всего подошел бы проклятому графу.
Фелисити знала, что Рейф места себе не находит, и было нетрудно догадаться, в чем тут дело. Прошло больше недели с того дня, как он отправил письмо в Лондон, а ответ маркиза до сих пор так и не пришел. Он намеревался освободиться от Фортон-Холла к осени – сезон заканчивался, приближался август, время уходило.
В ее душе теплилась надежда, что ответ придет достаточно поздно, чтобы Рейф задержался в Чешире до зимы. Возможно, лишние два-три месяца в поместье убедят его остаться. Она уже получила вежливый отказ из Бата на свое предложение давать уроки в школе для девочек, остальные же ее письма остались без ответа. С решимостью отчаяния, снедаемая беспокойством, она разослала новую дюжину запросов. Если в ближайшее время она не подыщет себе места, единственным выбором для нее станет предложение Дирхерста.
Всю прошлую неделю Рейф каждое утро на рассвете седлал своего коня, отправлялся объезжать земли поместья и возвращался лишь после заката. Что у него было на уме, Фелисити понять не могла. Уж конечно, не Фортон-Холл – заросшие сады и груда бревен и досок конюшни не привлекали его внимания. Оказавшись в усадьбе, он всегда был настолько уставшим, что пару раз заснул прямо в кресле, когда они с Мэй сидели в гостиной и читали. Еще хуже было то, что с утра следующего дня после разрушения конюшни он ее больше не поцеловал ни разу. И, коря себя за это, она отчаянно желала близости с ним. Ей больше всего на свете хотелось снова оказаться в его объятиях, чтобы Рейф ласкал ее, любил так же беззаветно, как она любит его.
Услышав его шаги, Фелисити в удивлении посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке между трех ваз с цветами и роскошной коробкой шоколадных конфет. Даже не полдень. Сердце у нее учащенно забилось. Она машинально поправила волосы и вернулась к лежавшим перед ней на столе гроссбухам, которые внимательно изучала в поисках свободных средств.
– Можно я понесу? – послышался из прихожей свистящий шепот Мэй. Рейф что-то неразборчиво пробормотал в ответ. Фелисити улыбнулась и продолжила перелистывать страницы.
Появившийся в дверном пролете Рейф пару раз кашлянул, и Фелисити, приняв удивленный вид, подняла голову:
– Бог ты мой, это ты так рано вернулся! Что-то случилось?
– Все отлично. Не уделишь мне пару минут?
– Ну хорошо, только…
– Вы все неправильно делаете! – сердито воскликнула Мэй, решительно проталкиваясь мимо Рейфа в комнату. Прямо махонькая темненькая мышка, смело отстраняющая грозного рыжевато-коричневого льва, весело подумала Фелисити. В руках сестра держала большую коробку, перевязанную шикарной голубой лентой.
– С днем рождения!
– Господи! Мэй, ты что? До моего дня рождения еще две недели!
– Ну вот, – ухмыльнулся Рейф, опускаясь в соседнее кресло. – Это ты, Мэй, все сделала неправильно. Нужно было сначала объяснить…
Мэй взгромоздила коробку на колени Фелисити:
– Это просто маленький подарок заранее. От Рейфа и от меня. Фелисити посмотрела на заговорщиков. Мэй явно была в восторге, а Рейф, хотя и усталый, улыбался ей.
– Ну, спасибо. Но честное слово, в этом не было нужды…
– Открывай, – сказал Рейф и призывно побарабанил по коробке пальцами.
Фелисити улыбнулась, развязала голубую ленту и протянула Мэй, которая тут же сложила ее в несколько раз и обернула вокруг головы Рейфа на пиратский манер.
– Вот таким я тебя и представила на мостике пиратского галеона, когда мы с Мэй впервые тебя увидели, – рассмеялась Фелисити и шутливо растрепала ему волосы. – Лихой рубака, что скажешь, Мэй?
– Клянусь задницей Люцифера, Лис! – фыркнула девочка. – Ты собираешься открывать этот чертов подарок или нет?
– Ну вот что, помолчи, глупая девчонка, – с подчеркнутой медлительностью гнусаво выговорил Рейф. – Еще чуть-чуть, и ты мне устроишь большие неприятности!
– Слишком поздно, – с трудом совладав с приступом хохота, выговорила Фелисити.
Мысленно приготовившись к любой диковинке, которую ее сестра и Рейф избрали для подарка, она медленно сняла с коробки крышку. Содержимое было укрыто бумагой, Фелисити смахнула ее в сторону…
– Боже мой! – ахнула она.
– Это платье, – сообщила в наступившей тишине Мэй, потому что ее сестра потеряла дар речи.
– Да… да… Я вижу.
Дрожащими руками Фелисити вытащила из коробки платье темно-голубого шелка. На глаза у нее навернулись слезы.
– Мерку мы сняли с одного из твоих муслиновых платьев, – негромко объяснил Рейф. – Надеюсь, это будет тебе впору.
Кружевами цвета слоновой кости были отделаны воротник, короткие пышные рукава и ниспадающая юбка. Крохотные белые цветы, рассыпанные по лифу платья, казались мерцающими звездочками на предзакатном безоблачном вечернем небе, тогда как корсаж и юбка своим цветом напоминали уже сумеречное небо.
– Нравится? – не выдержала Мэй.
– Оно замечательное, – сквозь слезы улыбнулась Фелисити.
– Знаешь, сколько мы с Рейфом пересмотрели всяких каталогов и выкроек? Миссис Денуорт сказала, что оно слишком темное и тебе не понравится, а Рейф мне сказал, чтобы я ей сказала, что у нее удивительно прекрасный вкус, но от выбранного материала я не откажусь! – Рассмеявшись, Мэй продолжила: – Миссис Денуорт на меня, наверное, целую минуту смотрела молча, а потом покраснела, как свекла, и говорит: «Юная мисс, этот неотесанный Бэнкрофт очень плохо на вас влияет».
– Ну что, Лис?
Фелисити подняла глаза на Рейфа.
– Оно роскошное, – призналась она. – Такой красоты я никогда не видела.
– Но Мэй мне сказала, что у тебя были шелковые платья, – озадаченно посмотрел на нее Рейф.
– Были, но не такие… – Фелисити запнулась. Она подумала, что Рейфел Бэнкрофт всю свою жизнь прожил среди самых богатых и самых благородных семейств и его представления о том, что такое настоящее шелковое платье, весьма сильно отличались оттого, что она выбрала бы для себя. – Рейф, я не могу принять такой подарок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Нет. В любой момент может вернуться Мэй.
– Это единственное, что тебя сдерживает? – осведомился Рейф.
– Господи, конечно, нет. Просто эта причина самая очевидная. – Фелисити повернулась и указала рукой на письма, которые Мэй положила на письменный стол. – Брату?
– Да, когда я уезжал из Лондона, мы малость повздорили, но вот теперь напомнил ему, какой я очаровательный и любящий брат. Даст Бог, он пришлет мне то, о чем я прошу/
Исполненный веселой страсти взгляд Фелисити посерьезнел; она отвела глаза и, повернувшись к окну, с наигранным безразличием поинтересовалась:
– Могу я узнать, сколько ты у него просишь?
– Разумеется. Ты же у меня ведешь всю бухгалтерию. Две тысячи соверенов. Надеюсь, не такие уж это и деньги, чтобы он из-за них стал хорохориться. Фортон-Холл же получит скромную новенькую конюшню и, по крайней мере, подновит фасад порушенного крыла.
– Ты прикидывал, сколько времени все это может занять?
Рейф залюбовался ее стройной фигуркой; лучи утреннего солнца просвечивали сквозь края ее платья, и от этого Фелисити казалась ему ангелом, сошедшим с небес. Хотя девушка спокойно стояла на месте, ему вдруг почудилось, что она неожиданно отдалилась на многие сотни миль. Почему? Как? Она должна вернуться!
– Месяц или два. Если он вышлет деньги сразу. А ведь может и не выслать. – Рейф подошел к ней, с нежностью обнял за талию и осторожно прижался к ее спине. – В чем я провинился с утра?
Она приняла объятие, не пытаясь высвободиться, даже немного расслабилась.
– Ни в чем. Просто этим утром я… я была сбита с толку.
– Прекрасно.
– Прекрасно? – Она обернулась и удивленно заглянула ему в лицо.
– Мне в голову приходят несколько слов, которые я не надеялся услышать из твоих уст. «Сбита с толку» более чем приемлемо. Я себя чувствую точно так же.
– Прекрасно, – рассмеялась в ответ Фелисити.
Рейф мог понять ее смятение. Он, черт возьми, понятия не имел, что ему делать дальше, но хотя бы переживать по этому поводу ему приходилось только за себя.
– Знаешь, – прошептал он в копну ее волос, – если тебе предложат хорошее место, ты вовсе не обязана оставаться здесь и присматривать за усадьбой.
– Если ты подыщешь себе покупателя, то вовсе не обязан ждать до тех пор, пока я не найду себе хорошее место!
Рейф прикрыл глаза, потому что в душе снова поднялась волна неясных надежд и желаний при одной лишь мысли о том, что, в конце концов, она уедет.
– Лис, я…
Она мягко высвободилась из его рук и посмотрела прямо в глаза:
– Пойми, Рейф, я ни о чем не жалею. Я хочу остаться с тобой. Но при всем при этом я не дурочка.
Он смотрел, как она скрылась в дверях, чтобы отыскать куда-то запропастившуюся Мэй.
– Да, ты не дурочка, – негромко проговорил он. – Только вот отчего-то я с каждым днем выгляжу все большим дураком.
– Господи, какая же я дура!
Фелисити машинальными движениями взбивала масло, стараясь при этом разглядеть через открытую кухонную дверь, что делается во дворе.
– Теперь уже поздно, – заметила сидевшая за столом позади нее Мэй. – Рейф уехал в Пелфорд без меня.
– Ты слишком к нему привязалась, Мэй. Ведь прекрасно знаешь, что он не будет жить здесь вечно!
Этими словами ей впору было урезонивать и саму себя, но было уже поздно. Рейфу она сказала неправду, потому что тоже провела бессонную ночь в сумасшедшей надежде, что либо он решится подняться к ней, либо она наберется смелости спуститься. Не случилось ни того, ни другого. Она еще ни в кого ни разу не влюблялась хотя и не переставала себе твердить, что если и полюбит, то человека надежного и заслуживающего доверия, на которого без всяких сомнений сможет во всем положиться. Хотя Рейфел Бэнкрофт и обладал гораздо большим, здравым смыслом, чем ее отец или брат, и был очень обаятелен, но надежность и доверие не были бы первыми словами, которые она произнесла бы, попроси ее кто-нибудь описать этого человека.
– Когда я вырасту, то отправлюсь путешествовать, – угрюмо сообщила Мэй, разрисовывая карандашом лист бумаги. – Рейф говорит, в лондонском зоопарке нет и четверти зверей, которых он видел в Африке, а я и в зоопарке ни разу не была! Фелисити посмотрела на младшую сестру:
– Если в лондонском зоопарке восемьдесят два зверя и они составляют четверть всех зверей, которых Рейф видел в Африке, сколько зверей видел Рейф?
Мэй в притворном отчаянии уронила голову на стол:
– Фелисити! Это нечестно!
– Так сколько? – рассмеялась Фелисити.
– Простите, мисс Харрингтон. Фелисити вздрогнула от неожиданности.
Лакей графа Дирхерста – во всяком случае, на нем была ливрея знакомых ей с детства цветов – стоял прямо на пороге кухни, и как он тут оказался, было совершенно непонятно, потому что Фелисити не слышала никаких шагов. Высокий мужчина, крепко сбитый, с торжественным выражением на лице – кажется, она раньше не встречала его у графа.
– Да? Да? – только и смогла она выдавить, ставя миску на стол и во все глаза разглядывая громадный букет из алых и белых роз, которые держал в руках слуга.
– Граф Дирхерст попросил меня доставить эти цветы вам, сударыня, – вежливо проговорил он низким голосом. – Вместе с наилучшими пожеланиями.
С этими словами он протянул букет Фелисити, и та не слишком уверенно приняла роскошное подношение.
– Пожалуйста, поблагодарите графа от моего имени, – попросила она слугу, машинально поднося цветы к лицу и вдыхая их аромат. – Они замечательные.
Слуга церемонно поклонился:
– Всего доброго, мисс Харрингтон… Мисс Мэй.
– Всего доброго.
Мэй встала из-за стола и подошла к сестре, чтобы рассмотреть букет поближе.
– Граф Резвунчик прислал тебе цветы? С чего бы это?
– Мэй, помолчи! Называть так графа Дирхерста недостойно.
– Его так Рейф называет, – надулась Мэй, сердито складывая на груди руки.
– Рейф может позволить себе дерзить, а мы этого себе позволить не можем!
– Ну ладно. Почему он прислал тебе цветы?
– Сейчас узнаем. – Фелисити вытащила из букета вложенную туда записку. – «Милейшая Фелисити, вы подобны розе среди шипов. С чувством искренней и величайшей любви, Дирхерст».
– Это он о чем? – сморщила носик Мэй. Фелисити взяла одну из их немногих уцелевших ваз.
– Он хочет на мне жениться.
Сколько бы Мэй ни фыркала, как бы Фелисити ни влекло к Рейфу, в любом случае благосклонность графа Дирхерста напрочь отметать не стоило. Джеймс Барлоу, несомненно, был умным и красивым, и даже если и бывал скучен, тем не менее являл собой прекрасный пример постоянства и надежности. И самое главное – кроме свадебного подарка в виде поместья Фортон-Холл, он мог обеспечить им с Мэй безопасное и уверенное будущее.
– Что она сказала? – Рейф выпрямился так стремительно, что с размаху стукнулся затылком о низко нависавшую балку перекрытия крыши конюшни. – Чертова задн… Проклятие! – поправился он.
Мэй рассмеялась.
– Я знала, что вам это не понравится. А потом она поставила букет в вазу прямо посредине стола в гостиной!
– А еще что она сказала? – Рейф проверил, крепко ли затянут узел на веревке, которой он обвязал опорную стойку, и, взяв Мэй за руку, повел ее прочь от горы мусора, что совсем недавно была конюшней. Когда они отошли на безопасное расстояние, Рейф коротко и пронзительно свистнул. Деннис Грэм стегнул своих тягловых лошадей, те тронулись с места и начали растаскивать груду из досок и бревен.
– Она сказала, что я не должна над ним смеяться, а потом добавила, что букет цветов – это подарок со значением.
Чем дальше, тем меньше все это нравилось Рейфу, но не мог же он признаться Мэй, что готов собственными руками удавить Дирхерста за одно то, что он осмелился посылать жалкие букетики его Фелисити! Впрочем, прав на нее у него не было никаких, за исключением того, что они один раз были близки и что он в состоянии был не думать о ней не более пары секунд за день. Тем не менее Бэнкрофт по-прежнему не намеревался позволить Дирхерсту переиграть его в чем бы то ни было, особенно в том, что касалось завоевания любви Фелисити.
– Да, цветы всегда были хорошим подарком, – согласился Рейф, шагая к телеге, чтобы помочь загрузить доски и бревна. – Нам нужно сделать ей что-нибудь очень приятное, как ты считаешь?
– Само собой! Чтоб было лучше цветов!
– Например?
Пока Мэй решала эту задачу, Рейф со своими помощниками продолжали закидывать доски в телегу. Остатки конюшни пойдут в дело: этими досками Билл Дженкинз должен был починить изгородь вокруг своего участка.
– Есть! Придумала!
– Просвети меня скорее, радость моя.
– Ее любимый цвет – голубой, и ей нужно новое шелковое платье. Все шелковые платья, которые у нее были, от дождя так испортились, что их пришлось выкинуть.
– Мэй, я не могу покупать Фелисити платья. Все сразу уверятся, что мы с ней… – Рейф замялся, не зная, как лучше объяснить все маленькой девочке.
– Что вы любовники, да? – договорила Мэй. Вот это да! Рейф присел перед ней на корточки.
– И от кого же ты услыхала это слово?
– От миссис Денуорт. Я слышала, как она рассказывала миссис Вордсворт про то, что вы с Фелисити какие-то распутанные любовники!
– Гм… – Рейф аж закашлялся, но потом собрался с духом: – Э-э-э… Может, быть, распутные?
– Точно! Распутные!
Ну что ж, если миссис Денуорт позволила себе посплетничать в присутствии малолетней сестры одной из ее жертв, то его отношения с лавочницей пора перевести в состояние открытой войны.
– Вот как… А что это слово означает, ты знаешь?
– Ну… – пожала плечами Мэй, – вы любите друг друга и целуетесь. Впрочем, я про это и так знала!
Его мать умерла бы со смеху, если бы узнала, что он пытается с кем-то говорить о благопристойном поведении, тем более с маленькой девочкой. Но Рейф решил попробовать, выхода-то не было.
– Мы с твоей сестрой иногда и правда целуем друг друга, и она мне очень нравится. Я надеюсь, что и ко мне Фелисити испытывает такие же чувства. Но это очень… странная ситуация, понимаешь? Мы все вместе живем здесь, в Фортон-Холле, и самым приличным и правильным будет не говорить про это.
Мэй скорчила гримаску:
– Да знаю я про все это. Я не совсем уж дубина стоеросовая, Рейф.
Ну что ж, по заслугам, мистер Бэнкрофт. Из дальнейшей беседы Рейф узнал, что день рождения у Фелисити через три недели, и они решили, что платье будет покупать Мэй, а уж дарить они его собирались вместе.
Тем временем обещания и посулы, которые он беспечно швырял направо и налево ради получения помощи в восстановлении усадьбы, как-то сразу все оказались востребованы, и несколько дней подряд Рейф был так занят с утра до ночи, что едва обменялся с Фелисити парой слов, не говоря уж о том, чтобы уговорить ее снова провести с ним ночь. Дирхерст каждый день оказывал ей знаки внимания – присылал то букеты роз, то роскошные коробки конфет, и с этим Рейф ничего не мог поделать, разве что снова и снова воображать, какой из семидесяти трех способов отправки на тот свет лучше всего подошел бы проклятому графу.
Фелисити знала, что Рейф места себе не находит, и было нетрудно догадаться, в чем тут дело. Прошло больше недели с того дня, как он отправил письмо в Лондон, а ответ маркиза до сих пор так и не пришел. Он намеревался освободиться от Фортон-Холла к осени – сезон заканчивался, приближался август, время уходило.
В ее душе теплилась надежда, что ответ придет достаточно поздно, чтобы Рейф задержался в Чешире до зимы. Возможно, лишние два-три месяца в поместье убедят его остаться. Она уже получила вежливый отказ из Бата на свое предложение давать уроки в школе для девочек, остальные же ее письма остались без ответа. С решимостью отчаяния, снедаемая беспокойством, она разослала новую дюжину запросов. Если в ближайшее время она не подыщет себе места, единственным выбором для нее станет предложение Дирхерста.
Всю прошлую неделю Рейф каждое утро на рассвете седлал своего коня, отправлялся объезжать земли поместья и возвращался лишь после заката. Что у него было на уме, Фелисити понять не могла. Уж конечно, не Фортон-Холл – заросшие сады и груда бревен и досок конюшни не привлекали его внимания. Оказавшись в усадьбе, он всегда был настолько уставшим, что пару раз заснул прямо в кресле, когда они с Мэй сидели в гостиной и читали. Еще хуже было то, что с утра следующего дня после разрушения конюшни он ее больше не поцеловал ни разу. И, коря себя за это, она отчаянно желала близости с ним. Ей больше всего на свете хотелось снова оказаться в его объятиях, чтобы Рейф ласкал ее, любил так же беззаветно, как она любит его.
Услышав его шаги, Фелисити в удивлении посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке между трех ваз с цветами и роскошной коробкой шоколадных конфет. Даже не полдень. Сердце у нее учащенно забилось. Она машинально поправила волосы и вернулась к лежавшим перед ней на столе гроссбухам, которые внимательно изучала в поисках свободных средств.
– Можно я понесу? – послышался из прихожей свистящий шепот Мэй. Рейф что-то неразборчиво пробормотал в ответ. Фелисити улыбнулась и продолжила перелистывать страницы.
Появившийся в дверном пролете Рейф пару раз кашлянул, и Фелисити, приняв удивленный вид, подняла голову:
– Бог ты мой, это ты так рано вернулся! Что-то случилось?
– Все отлично. Не уделишь мне пару минут?
– Ну хорошо, только…
– Вы все неправильно делаете! – сердито воскликнула Мэй, решительно проталкиваясь мимо Рейфа в комнату. Прямо махонькая темненькая мышка, смело отстраняющая грозного рыжевато-коричневого льва, весело подумала Фелисити. В руках сестра держала большую коробку, перевязанную шикарной голубой лентой.
– С днем рождения!
– Господи! Мэй, ты что? До моего дня рождения еще две недели!
– Ну вот, – ухмыльнулся Рейф, опускаясь в соседнее кресло. – Это ты, Мэй, все сделала неправильно. Нужно было сначала объяснить…
Мэй взгромоздила коробку на колени Фелисити:
– Это просто маленький подарок заранее. От Рейфа и от меня. Фелисити посмотрела на заговорщиков. Мэй явно была в восторге, а Рейф, хотя и усталый, улыбался ей.
– Ну, спасибо. Но честное слово, в этом не было нужды…
– Открывай, – сказал Рейф и призывно побарабанил по коробке пальцами.
Фелисити улыбнулась, развязала голубую ленту и протянула Мэй, которая тут же сложила ее в несколько раз и обернула вокруг головы Рейфа на пиратский манер.
– Вот таким я тебя и представила на мостике пиратского галеона, когда мы с Мэй впервые тебя увидели, – рассмеялась Фелисити и шутливо растрепала ему волосы. – Лихой рубака, что скажешь, Мэй?
– Клянусь задницей Люцифера, Лис! – фыркнула девочка. – Ты собираешься открывать этот чертов подарок или нет?
– Ну вот что, помолчи, глупая девчонка, – с подчеркнутой медлительностью гнусаво выговорил Рейф. – Еще чуть-чуть, и ты мне устроишь большие неприятности!
– Слишком поздно, – с трудом совладав с приступом хохота, выговорила Фелисити.
Мысленно приготовившись к любой диковинке, которую ее сестра и Рейф избрали для подарка, она медленно сняла с коробки крышку. Содержимое было укрыто бумагой, Фелисити смахнула ее в сторону…
– Боже мой! – ахнула она.
– Это платье, – сообщила в наступившей тишине Мэй, потому что ее сестра потеряла дар речи.
– Да… да… Я вижу.
Дрожащими руками Фелисити вытащила из коробки платье темно-голубого шелка. На глаза у нее навернулись слезы.
– Мерку мы сняли с одного из твоих муслиновых платьев, – негромко объяснил Рейф. – Надеюсь, это будет тебе впору.
Кружевами цвета слоновой кости были отделаны воротник, короткие пышные рукава и ниспадающая юбка. Крохотные белые цветы, рассыпанные по лифу платья, казались мерцающими звездочками на предзакатном безоблачном вечернем небе, тогда как корсаж и юбка своим цветом напоминали уже сумеречное небо.
– Нравится? – не выдержала Мэй.
– Оно замечательное, – сквозь слезы улыбнулась Фелисити.
– Знаешь, сколько мы с Рейфом пересмотрели всяких каталогов и выкроек? Миссис Денуорт сказала, что оно слишком темное и тебе не понравится, а Рейф мне сказал, чтобы я ей сказала, что у нее удивительно прекрасный вкус, но от выбранного материала я не откажусь! – Рассмеявшись, Мэй продолжила: – Миссис Денуорт на меня, наверное, целую минуту смотрела молча, а потом покраснела, как свекла, и говорит: «Юная мисс, этот неотесанный Бэнкрофт очень плохо на вас влияет».
– Ну что, Лис?
Фелисити подняла глаза на Рейфа.
– Оно роскошное, – призналась она. – Такой красоты я никогда не видела.
– Но Мэй мне сказала, что у тебя были шелковые платья, – озадаченно посмотрел на нее Рейф.
– Были, но не такие… – Фелисити запнулась. Она подумала, что Рейфел Бэнкрофт всю свою жизнь прожил среди самых богатых и самых благородных семейств и его представления о том, что такое настоящее шелковое платье, весьма сильно отличались оттого, что она выбрала бы для себя. – Рейф, я не могу принять такой подарок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40