– Мне необходимо идти, Клаудия. Не думаю, что до завтрашнего дня у нас будет возможность поговорить наедине. – Он легко коснулся поцелуем ее губ – так быстро, что она даже не успела отстраниться. – Не целуйте никого до завтра. Оставьте все поцелуи для меня.
Возмущенная Клаудия хотела было запротестовать, высказать ему, что он никогда больше не поцелует ее, но Гай быстро повернулся и направился к воротам.
2.
– Вы должны объяснить мне, что происходит. Барон Лонсдейл был вне себя от ярости, когда вернулся с празднества. – Меряя шагами спальню Гая, Эвард тер пальцами висок – верный признак того, что он очень встревожен.
– Я должен?
– Я сказал «должен»? Прошу меня простить, это была всего-навсего просьба. Ваш брат поручил мне охранять вас и в случае необходимости прикрывать со спины, но как я могу выполнить приказ, если не знаю, какая опасность вам угрожает?
Гай кивнул, признавая правоту Эварда. Хотя они были ровесники, порой Эвард обращался с ним, как с младшим братом, которого надо оберегать от необдуманных поступков, несмотря на то что Гай всегда точно рассчитывал каждый свой шаг. Эвард был вассалом Кенрика Реммингтонского – единокровного брата Монтегю, и к указаниям, исходящим от сюзерена, относился как к велениям самого Господа Бога. Если бы Гай был менее религиозен, то задумался бы, видит ли вообще Эвард разницу между своим земным и небесным хозяином.
Кенрик, опасаясь, как бы из-за странной склонности брата к торговле его меч не затупился, послал в Монтегю Эварда де Кордрея, чтобы тот не давал ослабнуть боевым навыкам Гая и руководил его войском. За три года службы в Монтегю Эварду редко приходилось бывать на поле битвы: сражения Гая происходили за столом переговоров, а противниками были купцы из далеких стран. Правда, у себя на родине эти купцы были могущественными и безжалостными властителями, и любой из них, не задумываясь, перерезал бы горло человеку, вставшему у него на пути, если бы дело того стоило. А поскольку безвременная кончина Гая де Монтегю сослужила бы добрую службу торговцам со всех краев света, Эварду неоднократно представлялась возможность доказать свою преданность – правда, совсем не так, как это изначально представлялось Кенрику.
Вместо того чтобы ответить своему рыцарю, Гай, сидевший на сундуке, откинулся назад и прислонился к каменной стене.
– Можешь успокоиться, Эвард, тебе не придется прикрывать меня со спины – позади нее стена.
– Но эта стена Лонсдейла, – горячо возразил Эвард.
– Мне она кажется достаточно надежной. – Гай наполнил кубок вином и высоко поднял его, показывая, что пьет за здоровье Эварда. – К тому же готов поспорить, что наш соглядатай рассказал тебе об этой крепости достаточно, чтобы ты знал здесь каждую щелку. Кстати, ты разработал с его помощью план?
– Да, но уже то, что мы вообще нуждаемся в таком плане, – чистое безумие. Если бы вы… – Не договорив, Эвард замер, устремив взгляд на руку Гая, сжимающую кубок с вином. – Стивен пробовал это вино перед тем, как принести вам?
– Ты сам знаешь, что пробовал, – слегка раздраженно сказал Гай, – он же оруженосец, и это входит в его обязанности.
Эвард пересек комнату и распахнул дверь, ведущую в прихожую. На расстеленном перед дверью соломенном тюфяке дремал светловолосый подросток лет четырнадцати. При виде Эварда сонливость мигом слетела с него, и он вскочил на ноги.
– Ты пробовал вино лорда Гая? – сурово спросил Эвард.
– Да, сэр Эвард, – усердно закивал головой мальчик, – оно не отравлено. Я не ощутил ни запаха миндаля, ни горького привкуса – никаких подозрительных примесей, которые вы научили меня различать.
– Очень хорошо, Стивен. Ты хороший слуга. – Эвард торжественным наклоном головы поблагодарил оруженосца, прежде чем закрыть дверь и вернуться в комнату.
– Ты зря беспокоишься, Эвард, – Гай сделал большой глоток из кубка. – Я нужен Лонсдейлу живым – иначе ему не получить мое золото.
– Мы в его замке, – заметил рыцарь, – а яды бывают разные, и не все из них убивают. Вы рассуждаете разумно, но разум может и подвести – когда Лонсдейл возьмет вас в заложники и потребует выкуп, вам будет не до рассуждений.
– Это не даст ему ничего, кроме новой войны, – возразил Гай. – Вот увидишь, скоро он поймет, что меня не так-то просто заставить свернуть с пути и что, договорившись со мной, он получит все, о чем мечтает.
– Свернуть с какого пути, милорд? Что вы сказали барону Лонсдейлу во время пира, после чего он ушел столь взбешенный? – Не успел Гай ответить, как Эвард сам нашел ответ. – Я догадываюсь – вы потребовали от него вернуть те припасы, которые мы посылали в Холфорд все последние годы. Вы действительно хотите получить от него что-либо, кроме крепости?
– Да, – медленно произнес Гай, – от барона Лонсдейла мне нужно значительно больше. – Он прикрыл глаза, и перед ним во всей своей красе предстало лицо Клаудии, в тот самый миг, когда он поцеловал ее. – У нее глаза изумрудного цвета.
– Это что, женщина? – растерянно спросил Эвард. Затем глаза его расширились: – О нет, только не это! Ради Бога, милорд, только не говорите мне, что хотите взять в любовницы племянницу Лонсдейла!
– Договорились, не скажу, – рассмеялся Гай. Позабавившись выражением ужаса, которое появилось на лице Эварда, Гай смягчился: – На самом деле ей больше подходит роль жены.
Эвард, казалось, лишился дара речи. Глубоко потрясенный, он несколько раз открывал и закрывал рот, тщетно пытаясь произнести что-либо осмысленное.
– Рано или поздно мне все равно придется жениться, – не дождавшись ответа, продолжил Гай. – Я всегда представлял свою будущую жену неким подобием моей золовки леди Тэсс – золотоволосой и голубоглазой, но никогда не задумывался, как полезно было бы иметь такую жену, как леди Клаудия. Ты же знаешь, что итальянские купцы – наши основные торговые партнеры. Насколько же больше они будут мне доверять, когда узнают, что я взял в жены их соотечественницу! С ее помощью в Монтегю они будут чувствовать себя как дома, а в Венеции нас двоих примут с распростертыми объятиями.
Эвард наконец пришел в себя.
– Милорд, вы сошли с ума! Лонсдейл разорит вас, прежде чем дать разрешение на свадьбу!
– Сомневаюсь, что Лонсдейлу известен истинный размер моего состояния. Вряд ли он представляет себе, что это значит – разорить меня, – усмехнувшись, ответил Гай. – Как бы то ни было, я готов заплатить любую сумму, которую он потребует. Клаудия стоит того. Ты только подумай, Эвард – раз ее отец родом из Италии, в глазах закона она тоже итальянка. Венецианцы не позволяют чужестранцам участвовать в их торговле с Востоком, а теперь я смогу приобретать суда от имени Клаудии – это позволит вдесятеро увеличить наш торговый оборот. – Мысль о женитьбе на Клаудии вызывала в воображении Гая множество разнообразных соблазнительных картин, но ни в одной из них не было и намека на итальянских купцов и торговые суда. Гай сдержал улыбку. – Пока что Лонсдейл знает только то, что наши переговоры затянутся – по какой причине, ему неизвестно. Завтра, во время оленьей охоты, я сообщу ему, что в качестве компенсации за все мучения, которые пришлось вынести обитателям Холфорда, он должен отдать мне руку Клаудии. Он в ответ наверняка потребует от меня очередную неимоверную сумму, и в конце концов мы сойдемся на цене, которая его более чем удовлетворит. Завтра в полдень состоится помолвка.
– Я едва могу поверить, что передо мной тот самый человек, который не далее чем две недели назад во всеуслышание заявлял, что не намерен торопиться с женитьбой. А теперь вы намерены связать себя на всю жизнь с женщиной, чей дядя – обыкновенный вымогатель? – Эвард покачал головой. – Три года я состою у вас на службе, и за это время я слышал от вас немало безумных идей, но такого еще слышать не приходилось.
– Разве хоть одна из этих безумных идей не сработала? – лукаво спросил Гай.
– Нет, но порой нам лишь чудом удавалось избежать смерти.
Оставив попытки убедить Эварда в достоинствах своего плана, Гай поднялся, давая понять, что разговор закончен.
– Постарайся этой ночью еще раз встретиться с нашим шпионом и рассказать ему все, что я сообщил тебе. Надо, чтобы он тоже был в курсе событий.
– Хорошо, милорд, – Эвард направился к двери, однако Гай окликнул его.
– И еще, Эвард, – Гай расстегнул ремень и положил меч рядом с кроватью, а кинжал засунул под подушку. – Лучше позаботься о собственной безопасности, друг мой. Я нужен Лонсдейлу живым, но к тебе это не относится. Твоя внезапная смерть его только обрадует.
Несколько часов спустя звук тяжелого удара разбудил Гая, и он потянулся к кинжалу, не успев даже открыть глаз. Комнату окутывал кромешный мрак. Гай прислушался, но его окружала ничем более не нарушаемая тишина. Странное оцепенение сковывало члены Гая, и, не в силах сопротивляться внезапно навалившейся небывалой усталости, он вновь погрузился в забытье.
Гаю снился удивительный сон: его несли два человека, держа за руки и за ноги, как выносят раненых с поля битвы. Но он не был ранен; кроме того, находились они вовсе не на открытом воздухе. Мимо него проплывали покрытые плесенью стелы узкого коридора. Впереди можно было различить силуэт третьего человека, факелом освещавшего их путь. Почему-то Гай не мог сосредоточить взгляд на пламени – оно танцевало перед его глазами неясным расплывчатым пятном. Гай перевел взгляд наверх, на сводчатый потолок, и им овладело чудесное ощущение необыкновенной легкости. Казалось, он может полететь, если захочет. Внезапно несущие его люди ускорили шаг, голова у него закружилась, и он вновь вынужден был закрыть глаза.
– Снимите с них одежду, – донесся откуда-то издалека незнакомый голос, после чего воцарилась долгая тишина. Блаженное чувство невесомости покинуло Гая, теперь его тело, казалось, налито свинцом. Он не смог бы пошевелиться, даже если бы захотел. Что за глупый сон!
Щеки Гая коснулось что-то теплое и нежное, источающее цветочный аромат, и рядом с ним кто-то заворочался и тихо вздохнул. Этот сон не так уж плох.
Женщина!
Он так долго обходился без женщин, что теперь видит их во сне. Что ж, скоро все изменится – ему помогут зеленые глаза и длинные, длинные каштановые волосы. Гай вновь потерся щекой о мягкую кожу, надеясь вызвать еще один тихий вздох. Услышав его, он улыбнулся.
Его веки были налиты невыносимой тяжестью, он едва мог разлепить их. С трудом открыв глаза, он удивился, различив серый утренний свет, струящийся в окно. Еще удивительнее было то, что вечером окно было расположено иначе. Впрочем, все это не имело никакого значения, пока его голова покоилась на женской груди. На груди Клаудии. Какая еще женщина могла появиться в его сновидении?
Сердце Гая забилось чаще. В его жизни не было места случайным, незапланированным событиям, а если порой они и происходили, то со временем становился очевиден их потаенный смысл. Гай всегда верил посылаемым свыше тайным знакам судьбы, а этот сон был явным предзнаменованием. Теперь он понял, что истинной, неведомой ему ранее причиной приезда в Лонсдейл была Клаудия. Она предназначена ему в жены.
И, судя по присутствию в его сне, Клаудия знала свою судьбу и приветствовала ее. Она скрепила их союз вчера днем, во время встречи в саду, вернув ему поцелуи с такой страстью, что в нем проснулся яростный огонь желания. Он готов был овладеть ею прямо там, на садовой скамейке. Теперь же, когда Гай знал, что Клаудия скоро станет его на всю жизнь, ему вполне достаточно было прикасаться к ней. Заключив девушку в объятия, он крепко прижался к ней, и его рука скользнула по ее спине. Она была обнажена – так же, как и он. Когда Гай понял это, у него вырвался негромкий стон наслаждения.
Чтобы увидеть Клаудию, Гай приподнялся на одном локте, мимоходом удивившись, почему для этого ему понадобилось такое усилие и почему комната ходит ходуном, как палуба корабля в сильный шторм. Клаудия спала, и ее длинные ресницы слегка подрагивали, как крылья бабочки. Гай коснулся ее лица, но рука почему-то плохо слушалась его. Кожа у нее была нежна, как лепестки роз. Гай провел рукой по ее шее, но движения давались ему с трудом, и он с недоумением остановился. Проклятие, его собственное тело не хочет ему повиноваться, а ведь он мечтал поразить воображение Клаудии своим любовным искусством, своим опытом, приобретенным за долгие годы. Она все еще спала.
– Клаудия! – тихо позвал ее Гай.
Ее ресницы дрогнули, как будто ей, как и Гаю немного раньше, тяжело было открывать глаза. Прижавшись к нему теснее, она опять легко вздохнула.
Это движение, полное бессознательной нежности, оказало на Гая потрясающий эффект: кровь запульсировала в венах, и волна желания накрыла его с головой.
– Проснись, Клаудия, – произнес он. Членораздельная речь давалась ему с трудом. Вообще в этом сне явно было что-то не то.
Клаудия повернулась к нему, и он забыл о своем внезапно возникшем беспокойстве. Ее зеленые глаза, напоминающие драгоценные камни, светились изумрудным блеском. Они были так чисты, что Гаю показалось, будто он заглядывает ей в самую душу. Здесь, в Лонсдейле, подумал Гай, Клаудия всегда старалась укрыться в собственном одиночестве, спрятаться от толпы, слиться с тенью. Она предпочитала сумрак, который помогал ей избегнуть чужих взглядов. Гаю захотелось вывести ее из мрака! к солнечному свету. Он вернет Клаудию к жизни. Он вновь научит ее улыбаться.
Он коснулся ее губ, затем скользнул вверх по щеке, и Гай опять поразился, насколько нежна ее кожа. Однако губы Клаудии оставались неподвижны, и безмятежное выражение лица не изменилось. Она не выглядела счастливой. Гай торжественно пообещал себе, что наполнит жизнь Клаудии смехом и радостью.
Чтобы скрепить клятву, он поцеловал ее в лоб. Продолжая пристально смотреть на него, Клаудия подняла руку, коснулась его рта и медленно и осторожно провела пальцами по губам, как будто хотела на всю жизнь запечатлеть в памяти их очертания. Затем боязливо дотронулась до щеки и погладила жесткую, отросшую за ночь щетину. Гай напрягся, затем судорожно вздохнул. Тонкие брови Клаудии сошлись у переносицы – она была озадачена такой реакцией на ее прикосновения. Быстро повернув голову, Гай обхватил кончик ее пальца губами и ласково поцеловал его. Ее глаза расширились от удивления, и она в свой черед невольно глубоко вздохнула.
Поймав руку Клаудии, пока она не успела убрать ее, он принялся покрывать легкими поцелуями ее ладонь, в его тяжелой руке казавшуюся такой маленькой и слабой. Поцеловав место на запястье, где сквозь тонкую кожу пробивался пульс, он обнаружил, что сердца их бьются в унисон, и приложил руку Клаудии к собственной груди, чтобы показать ей это. Затем Гай наклонился вперед, и губы их соединились в долгом, проникновенном поцелуе.
Поцелуй был хорош, но что-то в нем было не так. Губы Клаудии не отвечали ему с той же страстью, как днем, в саду. Теперь они были безжизненны и безвольны. Гай поднял голову и обнаружил, что ее глаза вновь закрыты. Черт возьми, она заснула! Но ведь это его сон – почему она так себя ведет?
Внезапная мысль заставила его застыть. Сможет ли он заниматься любовью с образом, созданным его воображением? Кровь пульсировала в его ушах так громко, что он никак не мог сосредоточиться. Закрыв глаза, Гай попытался собрать воедино разбегающиеся мысли, но приступ головокружения едва не лишил его сознания. Он открыл глаза и постарался успокоиться. Сердце его вновь отчаянно колотилось, на этот раз не от желания, а от ощущения опасности. Что-то было не так. Совсем не так. Откуда у него этот шум в ушах?
– Что вы… О, моя голова!
Клаудия сжимала обеими руками виски и тяжело дышала. Ее глубокое дыхание взъерошило волосы Гая и, казалось, рассеяло наконец туман, окутывавший его мысли.
Это был не сон.
Отбросив одеяло, Гай сделал попытку резко выскочить из постели, но вынужден был остановиться и схватиться обеими руками за голову, которую пронзила острая боль – настолько сильная, что перед глазами заплясали черные пятна. Шум в ушах превратился в оглушительный рев. Вино! Господи, вино все-таки было отравлено!
Он вспомнил о Стивене, который тоже отпил из его кубка, затем об Эварде и остальных, моля Бога, чтобы они были живы и невредимы. Если он умрет…
Едва эта мысль пришла ему в голову, как боль в голове начала утихать. Хотя он по-прежнему ощущал слабость во всем теле, призрак смерти отступил. Или он слишком мало выпил этого вина, или же яд, подмешанный в него, должен был не убить его, а одурманить. Гай взглянул на Клаудию, и его глаза сурово прищурились.
Она сидела на кровати, закутавшись в простыню и сжав голову руками. Действительно ли она опоена ядом или просто притворяется? Гай заскрежетал зубами.
– Вылезай из моей кровати!
– Вашей кровати? – Клаудия попыталась взглянуть на него, но ее голова непослушно склонилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39