– Но я надеялась, что ты тоже пойдешь со мной.
– Разумеется, пойду, после того, что ты выбрала, оставшись без присмотра. Я даже подумываю, не пойти ли нам к другой портнихе.
– Нам так нельзя, – качнула я головой. – Бабушка Витерс и Мод Винтерслоу никогда не простят нам, если мы закажем новое платье не у их племянницы.
– Их племянницы? – удивился Лео.
– Да, мадам де Хайвер зовет их обеих тетушками, – объяснила я. – Кроме того, I'hiver означает «зима». По-моему, она – дочь какого-то из их братьев.
– Но оба брата Винтерслоу... – он запнулся, выглядя очень заинтригованным. – Эми, сколько лет этой женщине? – я не решалась ответить, зная, что его задевает упоминание о возрасте, но он сказал сам: – Примерно моих лет или чуть старше?
– Да, похоже. Она начала седеть, но в основном ее волосы еще черные.
Он вдруг вскочил:
– Нам пора идти, она ждет нас.
– Я написала ей, что мы зайдем в любое время после обеда.
Но Лео уже был на полпути к двери. Я даже не успела допить кофе. Однако я не придала этому значения, мне было приятно, что он так заинтересован выбором моего платья.
Правда, когда мы прибыли туда, он гораздо больше интересовался самой мадам де Хайвер, а не моим платьем. И я заметила, что она тоже обращала внимание на Лео, хоть и была занята делом, как обычно. В конце примерки я, определенно, заметила, что они украдкой посматривают друг на друга. В довершение ко всему, когда мы уходили, Лео спросил ее, не бывала ли она в Уилтшире. Она ответила, что бывала только в Пеннингсе – однажды, из любопытства.
– А вы никогда не посещали своих... хм... тетушек в Истоне? – нажал на нее Лео.
– Нет, лорд Ворминстер, они предпочитают приезжать ко мне в город.
– Вам просто необходимо в ближайшее время побывать в Истоне, – приветливо сказал ей Лео. – А когда приедете туда, обязательно заходите к нам. Мы будем очень рады вас видеть, правда, Эми?
Мадам де Хайвер залилась краской – в ее-то возрасте!
– Да, – нехотя пробормотала я.
Лео, не сказал ни слова, пока кэб вез нас в Кью. Когда мы прошли полпути к Палмхаузу, он удосужился спросить:
– Ты довольна своим новым платьем, Эми? Кажется, цвет тебе идет.
– Вряд ли ты заметил его цвет, – сварливо ответила я, – потому что все время был слишком занят тем, что делал глазки мадам де Хайвер!
Он так резко остановился, что чуть не вывернул мне руку.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, было совершенно очевидно, что ты имел прихоть увлечься ей, – я сознавала, что говорю в сердцах, но не могла сдержаться.
– Уж не ревнуешь ли ты меня, Эми? – Лео, казалось, не верил своим ушам.
– Почему бы и нет? Ты мой муж, не ее.
– Ты ревнуешь! – Лео выглядел таким довольным, что я чуть не ударила его. Затем он засмеялся: – Но, Эми, как раз к ней-то тебе незачем ревновать – я подозреваю, что она моя сестра! – я изумленно уставилась на него. – Когда я после смерти отца начал просматривать его личные счета, – объяснил Лео, – то обнаружил, что он постоянно посылал деньги одной молодой женщине, и догадался, что у них были интимные отношения... – он прервался и с сожалением добавил: – Но я не догадывался, что у них был ребенок. Жаль, что я не знал.
– Де Хайвер... Винтерслоу... Мод! – воскликнула я.
– Боже сохрани! – покачал он головой. – Нет, не Мод – Марта. Разве ты не знала, что она некоторое время была горничной в Пеннингсе, лет за пять до смерти моей матери?
Я остолбенела. Ничего удивительного, что лицо мадам де Хайвер показалось мне знакомым, когда я увидела ее впервые!
Тут я заметила, что Лео развернул меня и повел совершенно в другом направлении.
– Я думала, мы идем в Палмхауз.
– Нет, Эми, сначала мы сходим в рододендроновую долину. Пусть сейчас рододендроны и не цветут, но там достаточно уединенное место, чтобы пожилой мужчина, мог без помехи поцеловать свою молодую красавицу-жену, которая по-настоящему приревновала его!
– Но...
– Не беспокойся, Эми. Уверяю тебя, к тому времени, когда я закончу целоваться, у тебя не останется никаких сомнений в постоянстве и пылкости, моих чувств к тебе.
Мы так и не дошли до Палмхауза.
Однако ночью, удобно свернувшись в объятиях Лео, я вспомнила, о чем он рассказал мне, и стала подсчитывать в уме. За пять лет до смерти матери Лео его отцу было уже шестьдесят четыре – а Марте сейчас исполнилось семьдесят четыре. Значит, тогда ей было всего семнадцать! Бедная Марта! Быть соблазненной своим нанимателем – ведь она не посмела бы сказать ему «нет». А, может быть, он даже изнасиловал ее! И оказаться с ребенком! Я знала, что она не выходила замуж до двадцати трех лет – как, наверное, ей было ужасно до этого, какой позор! И, что хуже всего, ей пришлось оставить девочку в Лондоне – ничего удивительного, что порой, она бывает резка на язык.
Лео, видимо, тоже думал об этом, потому что во время бритья предложил мне пойти в село и самой расспросить Марту.
– Вдруг я строю беспочвенные догадки, Эми, поэтому не будешь ли ты любезна, добыть побольше сведений? – сказал он. – Может быть, ты осторожно намекнешь ей...
В тот же день после обеда я пошла в село к бабушке Витерс.
– Миссис Витерс, – сказала я сразу же, как только убедилась, что дверь плотно прикрыта. – Вчера мы заезжали к Молли, а потом его светлость рассказал мне о вас и своем отце.
– Ха! Таковы все мужчины – не могут держать язык за зубами. Я не знала ни одного мужчины, способного хранить тайны, – однако она не выглядела очень озабоченной. – Непонятно, почему ему понадобилось рассказывать это вам. Я думала, что вы уже заметили сходство и догадались обо всем сами. Чашечку чаю, моя леди? – я уселась в кресло. Рыжий кот миссис Витерс с протестующим воплем был вынужден слезть оттуда. – Добавим мяты...
Когда чайник оказался на плите, бабушка Витерс уселась передо мной в свое кресло-качалку.
– Да, давненько это было, – вздохнула она.
– Ох, миссис Витерс, как, наверное, было ужасно для вас, когда отец Лео принудил вас к этому! – воскликнула я.
– Он не принуждал меня! – возмутилась бабушка Витерс. – Все было совсем не так. – Я изумленно уставилась на нее, а она стала набивать трубку. Сделав затяжку, она продолжила: – Когда я впервые увидела его в Пеннингсе, во дворе конюшни верхом на лошади, то подумала – Марта, этот мужчина для тебя – вот что я подумала. У него была чудесная фигура – спина стройная как шомпол, а бедра... Таких, сейчас не встретишь! Когда он слез с лошади, я забежала во двор, как бы случайно. Затем я притворилась, будто только что заметила его, и сделала реверанс. Он остановился, спросил, как меня зовут, заговорил со мной ласково – и я заметила, что ему нравится смотреть на меня. Я снова улыбнулась ему и сделала еще один реверанс – так, чтобы он мог увидеть мои лодыжки и представить себе остальное. Затем он ушел, а я стояла, смотрела ему вслед и мои ноги подкашивались! Я подумала – Марта, теперь тебе надо действовать.
Видите ли, моя леди, – наклонилась она ко мне, – от других девушек я знала, что он не из тех, кто прижимает служанок за дверью и раздает им поцелуи и ласки – он слишком сознавал себя джентльменом, чтобы позволять себе такие штучки – поэтому понимала, что дело мне предстоит нелегкое. Тем не менее, я всегда была боевой, так-то. Поэтому я раскрыла пошире, глаза и уши, чтобы прикинуть, как мне этого добиться.
Она пыхнула трубкой:
– Он очень рано вставал – армейская привычка, наверное – и иногда спускался в свой кабинет, пока там еще шла утренняя уборка. Поэтому я поменялась с Сарой Картер, которая тогда была третьей горничной – у нее была своя рыбка на жаркое, у этой Сары. Так вот, на следующее утро я уже прибиралась в кабинете его светлости, когда он вошел. Он заметил меня и спросил: «Что ты здесь делаешь, юная Марта?» Я ответила ему, нисколько не смущаясь: «Я поменялась с Сарой, мой лорд». «А почему?» – спросил он. «Я подумала, что, может быть, вам будет приятно провести утро в обществе молодой девушки».
Ну, он нахмурился и сказал: «А ты – предприимчивая шлюха, и уж конечно, не девушка!» «Может быть, и предприимчивая, мой лорд, но не шлюха, – ответила я, а затем выразительно взглянула на него и сказала: По крайней мере, пока». И тогда он сказал, глядя на меня исподлобья: «Значит, есть молодой человек, которому удастся уговорить тебя лишиться девственности, а, Марта?» «Он не молодой человек, мой лорд – и ему не придется меня уговаривать!» – ответила я. Он рассмеялся и сказал: «Вижу, ты из тех девушек, которые знают, чего хотят».
Затем он подошел к календарю и сказал: «Марта, ты слишком молода, поэтому я дам тебе возможность подумать». Он указал мне на дату: «Сегодня второе число. Я даю тебе три недели на то, чтобы ты вернулась к прежним обязанностям. Но если двадцать третьего утром ты еще будешь здесь, то, предупреждаю тебя, ты кое-что потеряешь. Поняла?»
Я взглянула на него и сказала: «Да, мой лорд, поняла». И он поставил крестик на календаре, четко, чтобы я видела, а затем сел за стол и начал работать, что-то напевая про себя.
– Миссис Витерс, как вы осмелились? – раскрыла я рот.
– Ему нравились девушки, которые могут постоять за себя, он был такой, – она подмигнула мне. – Само собой, я устроила ему нелегкие три недели.
– Нет, не может быть, вы же были всего лишь молодой горничной.
– Да. Каждое утро я вертелась перед ним так и сяк, пока чистила камин и вытирала пыль с верхних полок – ручаюсь, они никогда еще не были такими чистыми. Я дразнила его каждое утро! Я видела, что скоро он пожалел, что поставил этот крестик! Но он держал свое слово, он был настоящим джентльменом, он был такой.
Когда наступило двадцать третье, я пришла в его кабинет с зарей – но он пришел еще раньше! – она вздохнула, отдаваясь воспоминаниям. – Ах, он был пылким мужчиной, он был такой, – она улыбнулась. – Первый раз никогда не забудешь, правда, моя леди?
Я перевела дыхание.
– Надо же, вы увидели его на лошади и влюбились в него!
Бабушка Витерс искоса взглянула на меня.
– Я бы не назвала это любовью, моя леди. Помните, что в Священной Книге говорится о жажде плоти? По-моему, моя плоть жаждала его плоти, а его плоть – моей. Мы понимали друг друга, понимали, – я изумилась еще больше. – Вода кипит, – она с кряхтением встала на ноги и занялась чайником.
Когда она снова уселась, я напомнила:
– А Молли?
– Да, припоминаю, что я чувствовала в то утро, когда впервые взяла в руки Молли. Кажется, что ничего не может быть лучше, правда? А мужчинам, им все равно, – фыркнула она.
– А ее светлость узнала об этом? Бабушка Витерс была шокирована.
– Конечно, нет – он не позволил бы ничего, что задело бы ее. Он о ней заботился. Она была такой нежной леди – слишком нежной для его светлости, должна заметить. Ему нужна была женщина, которая умела бы прикрикнуть на него. Все мужчины веду себя как быки, только дай им возможность.
– Лео, не такой.
– Вы же еще не давали ему возможность, так? И совершенно правильно. Так о чем я? Ах да, о Лондоне.
– О Лондоне?
– Он нашел там для меня милый домик. Два-три дня в неделю он всегда проводил в нем со мной. Ко мне приехала Мод, чтобы создать видимость приличий. Она взяла на себя заботу о Молли. Я еще не была готова подрезать себе крылышки, но Мод, она всегда была выдержанной. Его светлость заплатил за ее обучение швейному делу, и она сумела сделать карьеру.
Да, пять лет мы с ним славно проводили времечко. Затем родился его светлость, его леди умерла – и он сломался. В одночасье стал стариком. Он назначил мне хорошее содержание, я вернулась сюда и вышла замуж за Дэна Витерса. Я всегда нравилась Дэну. Мод осталась в городе, пока Молли не выросла. А я была брошена, поэтому мне хотелось как-то устроиться. Чай заварился, моя леди, давайте, я налью вам чашечку.
Я смотрела, как бабушка Витерс пьет чай, и думала об ее рассказе. Мне не терпелось вернуться домой и рассказать всю историю Лео. Я знала, что он, конечно, как и я, будет шокирован, когда узнает, что она соблазнила его отца, но все равно не могла не чувствовать тайного восхищения бабушкой Витерс. Да, она была отчаянной женщиной!
Перед званым ужином я нервничала, но все прошло прекрасно. Я видела, что сэру Джорджу нравится разговаривать с Аннабел. Лео усиленно сводил их, но я сказала ему, что в этом не будет пользы, помня историю, которую услышала от Аннабел в ее последнее посещение. Перед вечером она начала рассказывать мне, как лазила по горам в Швейцарии, но вдруг ее лицо омрачилось:
– Я пытаюсь очиститься, Эми, но не могу.
– Очиститься?
– После Парижа. Не знаю, что нашло на меня тогда. «Соус к гусаку пойдет и к гусыне!» – искривила она губы. – Все, чего я добилась – опустилась до уровня Фрэнсиса и подвела его.
– Но... он вел себя так же.
– Знаю, но он не представлял себе ничего лучшего, теперь я это поняла, – она взглянула на меня. – Я пошла, посетить его «дядю» Жан-Поля – ты о нем слышала. Я думала... ох, даже не знаю, что и думала. Но после встречи с ним я наконец поняла Фрэнсиса. Как он мог стать другим, если такой мужчина разыгрывал перед ним отца? Ты знаешь, что он отец Фрэнсиса? Фрэнсис сказал мне об этом. Я помню, как он сказал мне: «Знаешь, я всегда иду к дяде Жан-Полю, когда попадаю в переделку. Он никогда не поучает и не стыдит. Он всегда говорит одно: «В таких случаях есть единственное правило, Фрэнсис – никогда ни о чем не жалей!» Затем он смеялся и выводил меня из любых затруднений, в какие бы я ни попадал».
Аннабел наклонилась ко мне, ее серые глаза потемнели от гнева.
– Знаешь, Эми, Фрэнсис сказал мне, что когда ему исполнилось шестнадцать лет, Жан-Поль повел его в свой любимый бордель! «Чтобы научить быть мужчиной». Какая мерзость! Только теперь я поняла, как это повлияло на Фрэнсиса. Он вел себя так только потому, что не знал ничего другого, а я не нашла ничего лучшего, как изобразить из себя проститутку! – она содрогнулась. – Теперь, когда я вижу фигуру в форме RFG, просто не представляю, что делать, если вдруг встречу того мужчину, – она на мгновение зажмурилась.
Я не знала, как утешить Аннабел, но она уже сменила тему:
– Вижу, ты поладила с Лео.
– Да, теперь он все понял... насчет Фрэнка.
– А я собиралась попытаться помирить вас, если он все еще упрямится. Я хотела объяснить Леонидасу, как великодушно с твоей стороны было сделать то, что следовало сделать мне, – она взглянула на меня в упор. – А теперь я могу только поблагодарить тебя за то, что ты утешила Фрэнсиса. Знаешь, я ездила на его могилу. Подумала – хоть это я для него сделаю. Я стояла перед простым деревянным крестом, и чувствовала гордость за Фрэнсиса, – ее глаза заблестели от непролитых слез. Я знала, что они так и останутся непролитыми – Аннабел всегда была стойкой.
Перед отъездом она сказала нам:
– Знаете, Флоре пора рассказать правду, пока она еще помнит Фрэнсиса. Она – его ребенок, а он умер геройски. Он имеет право на ее память.
Я взглянула на Лео.
– Да, Аннабел, ты права, – тихо сказал он. – Мы обязаны, сделать это для него.
Мы вместе рассказали об этом Флоре. Ее голубые глаза широко раскрылись от удивления, она неуверенно потянулась к Лео.
– Папа? – в ее голосе звучал тревожный вопрос. Лео привлек ее к себе, а я нежно сказала:
– Папа был отцом дяди Фрэнка, значит, теперь он – твой дедушка, а это не хуже, чем папа.
Прижавшись головой к его груди, она удовлетворенно кивнула. Другой секрет, секрет рождения Фрэнка, она не узнает никогда.
Всю эту осень Фрэнк занимал наши мысли, потому что в Истоне, как в каждом городе и селе, собирались поставить памятник погибшим. Место для нашего памятника, было выбрано на лужайке в начале сельской улицы, где его можно будет видеть каждый день.
Было горе, но была и надежда. Другие женщины, как и я, вынашивали младенцев, а в ноябре и Клара сказала мне, что ее подозрения превратились в уверенность. Ее лицо сияло, и я обняла ее:
– Ох, как я за тебя рада, Клара!
– Это так долго не получалось, что мы начали сомневаться, все ли делаем правильно! – Клара засмеялась, но затем посерьезнела. – Может быть, и к лучшему, что я не понесла раньше. Поначалу вся моя любовь была нужна Джиму. А теперь он так же доволен, как и я.
Наступило Рождество. Утром мы взяли с собой детей в церковь. Лео теперь иногда ходил со мной по воскресеньям в церковь, а в январе был на воскресной службе две недели подряд. После службы мистер Бистон шепнул мне об облагораживающем женском влиянии. Лео бессовестно подслушал нас, и я заметила, что он сдерживает смех. Затем мистер Бистон обратился к Лео и попросил его в следующее воскресенье сказать речь. Улыбка Лео исчезла, он резко сказал «нет» и ушел, даже не дождавшись меня. Бедный мистер Бистон выглядел так, словно вот-вот заплачет.
Я положила руку ему на локоть:
– Не огорчайтесь, мистер Бистон. Он не хотел нагрубить – просто он заикается. Когда он разговаривает в обычной обстановке, это почти незаметно, но он не может выступать публично, с речью.
Памятник воинам был поставлен в конце февраля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44