Четвертая телеграмма была о Джо Демпстере. Я приехала навестить его мать в разгар осени, когда терновник ломился от ягод, а листья клена у ворот фермы золотились на солнце. Мать Джо вела себя сдержанно и замкнуто – она помнила, я тоже. Но я должна была приехать – его отец был нашим арендатором, кроме того, я знала, что Лео одобрил бы это, потому что Джо умело ухаживал за розами.
Еще двое истонских мужчин были ранены. До нас дошли слухи, что мистер Парри, агент из Пеннингса, потерял правую руку. Мы с тревогой ждали новостей. Вскоре пришло следующее письмо от Лео – он снова был во Франции. Я ожидала этого, потому что списки военных потерь снова стали длиннее, и Лео мог потребоваться там, но все-таки это оказалось для меня потрясением. Однако сейчас было не время для претензий. В заголовке письма Лео написал полностью: «2-й полевой санитарный пункт, 51-я дивизия». Он сдержал обещание, а вскоре и я должна была сдержать свое. Я еще не была уверена, потому что кровила и в сентябре, но очень немного, и написала ему об этом. Теперь я знала, что Лео будет ждать, как и я.
Следующее письмо Лео было короче и формальнее – как я догадывалась, из-за того, что он не любил цензуры. Я ломала голову над его письмом, пытаясь представить, как он живет там. Хотелось бы мне, чтобы Лео писал мне такие же письма, как Альби – Элен. Альби рассказывал ей все, без имен, конечно, но в остальном, он рисовал словесную картину, живую и наглядную, прочитанное словно бы вставало перед глазами. Альби писал и о любви, не обращая внимания на цензуру – мне было известно, что Элен всегда тщательно выбирает страницы прежде, чем показать их. Но Лео писал только о детях, о хозяйстве имения – и о розах.
Я беспокоилась и о нем, и о Фрэнке – я любила двоих мужчин, и оба были в опасности. Однажды мистер Селби пришел ко мне с телеграммой в руке, которую прислал сельскохозяйственный комитет, а я в первое мгновение я подумала, что в ней имя одного из них. Не было никакого спасения от этого кошмара.
Однако этой осенью никого из нас не обошли тревоги. По вечерам я сидела с Элен и разговаривала о ее младшем брате и Альби. К нам забегала Клара и мы говорили о ее братьях и о Джиме. Теперь он был дома, но мало чем напоминал прежнего Джима. Угрюмый и злой, он никак не мог примириться с потерей своей ноги. Он получил протез из Рохэмптона, но не носил, жалуясь, что тот натирает культю и слишком тяжел.
– Он хочет снова скакать верхом и бегать, открывая ворота, – вздыхала Клара. – Он никак не привыкнет, что больше не может этого.
Джим ворчал на Клару и злился на каждую мелочь, но если она не заходила к нему, через день-другой его мать встречала меня на улице:
– Джим спрашивает Клару, моя леди.
– В последний раз он прогнал ее, миссис Арнольд, – говорила я.
– Знаю, – огорчалась она, – но все равно он неравнодушен к ней, даже если ведет себя ужасно. Клара – хорошая девушка, больше никто не стерпел бы такое.
Клара терпела, потому что любила его.
– Иногда он все же бывает похожим на прежнего Джима, поэтому я надеюсь, – говорила она. – Я отдала бы все на свете, чтобы он чувствовал себя лучше – ведь я люблю его, моя леди, – и она снова надевала пальто и шляпку и шла навестить Джима.
Я предполагала, что Джим вернется на прежнюю работу в конюшне. Я сказала ему, что мистер Тайсон уже стареет и становится забывчивым, а его парнишке-помощнику только четырнадцать, поэтому Джим нам понадобится.
Лицо Джима замкнулось.
– Нет, спасибо, моя леди. Я, буду бесполезен в конюшне. Я – калека.
Клара пыталась убедить его, но он не слушал. Домой она вернулась в слезах:
– Джим сказал, что лучше бы этот снаряд убил его. Я не знаю, что делать, моя леди, совсем не знаю.
Я тоже не знала, что делать. Я пошла к доктору Маттеусу, спросить, не нужно ли Джиму вернуться к военным докторам, но тот покачал головой:
– Тело Джима здорово – болен его разум. Человеческая натура не выдерживает того, с чем приходится сталкиваться молодежи на войне, – когда я поднялась, чтобы уйти, он спросил: – А как дела у вас, леди Ворминстер?
– У меня... все прекрасно, – вспыхнула я. – Может быть, на следующей неделе я зайду к вам.
Я выждала целую неделю, но крови в этом месяце у меня так и не пришли. Я собиралась пойти к доктору Маттеусу, но он зашел сам и сказал:
– Я получил письмо от лорда Ворминстера, он хочет, чтобы я осмотрел вас.
– Я не уверена, поэтому не хочу его беспокоить.
– Он уже беспокоится, – доктор Маттеус расспросил меня, а затем я позвонила Кларе и провела его в спальню, чтобы он осмотрел меня. – Думаю, можно не сомневаться, – улыбнулся он, уходя. – Я напишу ему, что вы в добром здравии. Но если я подожду денек-другой, может быть, вы сами сообщите ему хорошие новости?
– Да, спасибо, доктор Маттеус. Я напишу ему сегодня.
Едва он вышел, я поспешила в детскую, чтобы все рассказать Элен, но Клара опередила меня. В кратчайшее время об этом узнали все. Мистер Селби встретил меня улыбкой: «Я был так рад услышать ваши новости, леди Ворминстер». Мистер Арнотт энергично потряс мою руку: «На этот раз пора быть мальчику, а, моя леди? Вот уж обрадуется его светлость!», а когда я поднималась по ступенькам фермы, он поддержал меня под руку: «Теперь вам нужно быть осторожнее». Когда я приходила в село, женщины подходили ко мне, чтобы сказать словечко на эту тему.
– Все так довольны, – сказала мне Клара, – все только и говорят о вашем состоянии. Наконец, кажется, есть чего дожидаться. А теперь, моя леди, давайте я уберу этот коврик. За его бахрому можно запнуться, а мы не хотим, чтобы вы попались на это, – она улыбнулась. – Бабушка Витерс сказала, что, судя по вашему лицу, будет мальчик. Конечно, когда его светлость вернулся, мы все предполагали, что это случится, но так приятно иметь уверенность.
Да, было приятно иметь уверенность. Я надеялась, что Лео, не слишком разволнуется. Я вздохнула – как было бы хорошо, если бы он остался здесь, – не сомневаясь, что ему приходят в голову точно такие же мысли.
Ответ Лео пришел очень быстро. Он был в одном из тех особых, зеленых конвертов. Я с волнением распечатала его.
Моя дражайшая Эми!
Спасибо тебе за письмо , которое я получил сегодня. Хотя твои новости были не совсем неожиданными , услышать под тверждение догадок было просто потрясением. Эми , я нело гичнейший из мужчин. Несмотря на то , что я так сильно сопротивлялся зачатию следующего ребенка , прочитав твое письмо , я почувствовал огромную гордость. Мои опасения были и остаются искренними , а к концу твоего срока они обострятся , но сейчас я наслаждаюсь сознанием того , что исполнил примитивнейшее мужское желание , зачав ребенка от любимой женщины.
В общем , мое радостное настроение основано на самой обычной гордости. Эми , ребенок , которого ты носишь – сим вол нашего будущего. Странный парадокс – после стольких лет безнадежности в мирное время , теперь , в разгар войны , у меня появилась надежда , надежда , которую дала мне ты. После стольких лет беспросветного прозябания я снова ра достно смотрю вперед. Я даже мечтаю , мечтаю о нашем будущем. Это очень простые , домашние мечты. Это – лето , мы с тобой гуляем по парку , а наши дети , словно щенята , копошатся вокруг нас. Ты идешь рядом со мной , нежным голосом рассказывая о своих делах.
Вот и все , Эми , я не требую , от жизни большего. Но даже такая простая мечта пока несбыточна , и я должен довольствоваться воспоминаниями – о твоей улыбке. Когда ты наливала мне кофе за завтраком , о твоем сосредоточен ном выражении лица за шитьем , о мгновенной вспышке по нимания в твоих глазах , когда ты усваивала что-то новое , о твоем лице , когда ты впервые поднесла к груди Розу.
Ты дала мне так много воспоминаний , живых и ярких , что мне их почти достаточно. Почти , но не полностью. Если бы у меня было волшебное зеркало Зверя , чтобы я мог видеть тебя сейчас– но нет , я сам себя обманываю. Мне мало даже смотреть на тебя , я хочу большего. Я хочу снова держать тебя в объятиях , чувствовать , как твои руки обнимают мою шею , как твои губы гладят мою щеку нежнейшей из ласк , как твое теплое , нежное тело рас крывается мне навстречу– я не могу продолжать. Нет гарантий , что даже этот конверт не распечатают , а я не хочу , чтобы чужие глаза читали , как мы занимаемся любовью. Это , слишком драгоценный секрет , чтобы дове рить его словам.
Я люблю тебя , Эми , я люблю тебя. Ты пришла ко мне много лет спустя после того , как я потерял все надежды. Не только надежду быть любимым , но и надежду любить , и я жил во тьме. Я жил калекой , а ты вернула мне целос тность , достаточную , чтобы любить тебя.
Но ранам нужно время , чтобы зарубцеваться , поэтому я отверг твою любовь , когда ты предложила ее мне. Я ужасно сожалею об этом , Эми , ужасно сожалею. Я заявлял , что понимаю , но ничего не понимал. Вернее , я понимал разумом , но не сердцем – и отверг тебя. Как я сожалею об этом сейчас! Теперь моя голова в согласии с сердцем , и я прошу тебя , умоляю , отдай мне свою любовь. Я не отвергну ее во второй раз.
Двумя часами позже.
Когда я писал это письмо , то не знал , пошлю ли его. Но я посылаю его – считай это мерой моего доверия тебе. Я снимаю защиту , Эми , я убираю последний кирпич той сте ны , которую много лет назад выстроил между собой и ми ром. Теперь я перед тобой , открытый и беззащитный , веря щий в твою любовь.
Я люблю тебя , Эми , я люблю тебя.
Лео впервые подписался полностью, всеми тремя именами, которые, как я знала, он ненавидел: «Леонидас Ар тур Гектор , которому Эми принесла свою брачную клятву».
Глава сорок третья
Я снова и снова перечитывала письмо Лео, и каждый раз жажда его присутствия пронзала меня словно нож. Мне хотелось обнять его, поцеловать, укрыть его голову на своей груди. Но это были пустые мечтания – Лео был во Франции, а в моем распоряжении было только перо. Я могла лишь написать письмо, а этого было мало, чтоб подбодрить Лео.
Дорогой Лео!
Спасибо тебе за письмо. Конечно , я снова предлагаю тебе свою любовь. Даже если ты опять скажешь , что не хочешь ее , она не исчезнет , а будет дожидаться тебя. Как бы мне хотелось , чтобы сейчас ты вошел в дверь , и я могла бы уви деться с тобой! Нелегко найти для тебя слова , когда ты так далеко. Я стараюсь меньше волноваться – это лучше всего для вынашивания твоего ребенка. Я тоже немножко мечтаю , представляя твое лицо , когда ты в самый первый раз увидишь своего сына.
Твоя любящая и покорная жена , Эми.
Получилось коротко, но я высказала все, что могла. Ответ Лео пришел в обычном конверте. «Спасибо за письмо, я был счастлив получить его», – и все. Остальное, было как всегда – формальным и сдержанным. Я вздохнула. Как странно, что мужчина может писать такие различные письма, но, по крайней мере, оно было написано чернилами. И было еще одно изменение – вместо обычного «твой преданный муж» Лео подписался: «Твой любящий муж». Значит, кое-что он все же понял.
Наступил ноябрь. Я стояла у ворот в Хай Хэмс, наблюдая за работающими паровыми плугами. Я всегда останавливалась здесь на несколько минут, очарованная видом, звуком и запахом этих огромных работающих машин. Ближайшую машину вела Джудит Хокинс. Она стояла на рабочей площадке плуга, ее колени прикрывал промасленный передник, правая нога в тяжелом ботинке отдыхала на боковом железном бортике. Сияющий стальной трос шипел, скользя по барабану и таща за собой гигантский плуг, выхлопная труба пыхтела быстро и отрывисто, в такт усилиям. Я смотрела на дымок, поднимающийся из вытяжной трубы, на мелкие красные искры, взлетающие над ней и растворяющиеся в бледно-голубом зимнем небе. Когда мотор переставал работать, а последнее «пфф» замирало в воздухе, пахарь вынимал из земли шесть блестящих лемехов, чтобы развернуть их в обратный путь по полю. Тогда я слышала похожий на звук колокола стук приводных колес, а Джудит разворачивала и перемещала на несколько ярдов вдоль кромки поля своего тяжелого монстра.
Затем приходила очередь ее отца. Пока его машина разворачивалась у края поля, сильные руки Джудит подбрасывали уголь в топку и затем брались за канистру с нефтью. Она подняла руку, чтобы поприветствовать меня, а я махнула ей в ответ.
Шесть новых борозд тянулись за каждым плугом, над ними кружили грачи, копаясь в отвалах, словно искатели сокровищ. В последний раз вдохнув смесь запахов свежевспаханной земли и угольного дыма, я села в машину и поехала к Калебу, чьи дорсетхорнские овцы должны были скоро ягниться.
Несколько дней спустя я дремала после обеда в своей гостиной, когда в нее постучался мистер Тимс. За его спиной раздался быстрый голос:
– Незачем меня представлять, я войду так, – все еще полусонная, я подняла голову и увидела, что ко мне обращается мисс Аннабел: – Как поживаешь, Эми? Дремлешь из-за погоды?
– Нет, я... я опять в тягости.
Она замолчала на мгновение, затем пожала плечами:
– Ну, удивляться нечему, ведь Леонидас был здесь все лето. Надеюсь, на этот раз будет сын – Леонидас, конечно, заслуживает этого, – к моему облегчению, мисс Аннабел сменила тему. Она рассказала, что получила отпуск, навещала друзей в Бате, а теперь возвращается в Нетер Курт. – ...и я решила заглянуть сюда на часок. Как себя чувствует Флора? Леонидас писал мне об ее болезни. Ты, наверное, ужасно переживала.
– Да, мы оба... но сейчас она совершенно выздоровела.
– Хорошо, что дети, к счастью, быстро оправляются. Я забегу, взгляну на нее на минутку.
– Он тоже приезжал взглянуть на нее – лорд Квинхэм, – собравшись с духом, сказала я.
– Разве? – ее брови поднялись. – Когда здесь еще был Леонидас? Какая наглость с его стороны, после того, что он устроил здесь в последний раз!
– Нет, Лео уже уехал, – поспешно объяснила я. Ее брови поднялись еще выше. – Он не оставался здесь, Фрэнк, то есть – он уехал в Шотландию... – я запнулась и, покраснев, закончила: – со знакомым.
– Надеюсь, он хорошо заплатил ей. Не смотри на меня так удивленно, Эми. Об этом нетрудно догадаться, если знать Фрэнсиса так хорошо, как знаю его я, и иметь несчастье побывать за ним замужем, – мисс Аннабел загадочно, едва заметно улыбнулась. – Однако мне грех жаловаться. По-моему, соус к гусаку вполне подойдет и к гусыне, – она засмеялась и зажгла сигарету. – Пожалуй, я расскажу тебе эту историю, Эми. Почему бы нет? Меня тянет рассказать ее кому-нибудь, а ты как раз способна понять ее иронию.
Мисс Аннабел, устроилась поудобнее в кресле.
– Весной я выпросилась на три дня в отпуск в Париж. Приехав туда, я стала развлекаться – купила себе полностью новую одежду и шикарнейшее белье. В первый день я была там с подругой, Сильвией Бенсон, и она сказала, что это белье, делает меня похожей на потаскушку! А я ответила ей – все равно его никто не увидит, так стоит ли об этом беспокоиться? – она засмеялась. – Мне так хотелось почувствовать себя другой, ведь я несколько месяцев не носила ничего, кроме формы. Я проводила Сильвию на юг – там у нее была на лечении сестра, член VAD, – а затем решила прогуляться, потому что вечер был просто чудесный. Я бесцельно бродила одна, как обычно гуляют в отпуске, и вдруг почувствовала, что кто-то наблюдает за мной. Оглянувшись, я заметила молодого офицера-летчика, который явно только что приехал в отпуск. Он очень заинтересованно смотрел на меня, и тут до меня дошло, что вокруг прогуливаются женщины вполне определенного рода занятий, – она снова засмеялась, – и он решил, что я – одна из них!
– Ох, как же вам было неловко! Вы взяли кэб?
– Нет, Эми, не взяла. Я развернулась так, что мои юбки зашуршали, опустила ресницы – и улыбнулась ему. Он тут же подошел – я была польщена, потому что среди других девиц были и очень хорошенькие. И тогда, на ужасающем французском, он спросил меня, не занята ли я сегодня вечером. А я, на своем, куда лучшем французском, ответила: «Нет еще». Он обрадованно улыбнулся и предложил мне руку.
Я в ужасе открыла рот, но мисс Аннабел спокойно продолжала:
– Он сказал мне: «Мадемуазель, я был бы рад пригласить вас на ужин, но поймите мужчину, который только что приехал с фронта...» Я взмахнула ресницами, сжала его руку и заверила его, что, конечно, понимаю – а мосье лейтенант уже снял комнату в отеле? И мосье лейтенант изложил на своем отвратительном французском, что пока не снял, но сделает это немедленно и будет в восторге, если я соглашусь разделить ее с ним до ужина.
– И что же вы сделали?
– Я разделила ее с ним до ужина.
– Но... но... – у меня это просто не укладывалось в голове.
– Я вошла в отель с ним под руку и стояла там с непроницаемым лицом, пока он получал ключ. Служащий отеля был очень вежлив – Франция все-таки. Когда мы поднялись наверх, я подумала – как удачно, что на мне новое белье, но даже если бы я оказалась в дерюге, это не имело бы значения в первый раз! Он объяснил мне – с отменной любезностью – что его желание так сильно, что он будет признателен мне, если я извиню его страстность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Еще двое истонских мужчин были ранены. До нас дошли слухи, что мистер Парри, агент из Пеннингса, потерял правую руку. Мы с тревогой ждали новостей. Вскоре пришло следующее письмо от Лео – он снова был во Франции. Я ожидала этого, потому что списки военных потерь снова стали длиннее, и Лео мог потребоваться там, но все-таки это оказалось для меня потрясением. Однако сейчас было не время для претензий. В заголовке письма Лео написал полностью: «2-й полевой санитарный пункт, 51-я дивизия». Он сдержал обещание, а вскоре и я должна была сдержать свое. Я еще не была уверена, потому что кровила и в сентябре, но очень немного, и написала ему об этом. Теперь я знала, что Лео будет ждать, как и я.
Следующее письмо Лео было короче и формальнее – как я догадывалась, из-за того, что он не любил цензуры. Я ломала голову над его письмом, пытаясь представить, как он живет там. Хотелось бы мне, чтобы Лео писал мне такие же письма, как Альби – Элен. Альби рассказывал ей все, без имен, конечно, но в остальном, он рисовал словесную картину, живую и наглядную, прочитанное словно бы вставало перед глазами. Альби писал и о любви, не обращая внимания на цензуру – мне было известно, что Элен всегда тщательно выбирает страницы прежде, чем показать их. Но Лео писал только о детях, о хозяйстве имения – и о розах.
Я беспокоилась и о нем, и о Фрэнке – я любила двоих мужчин, и оба были в опасности. Однажды мистер Селби пришел ко мне с телеграммой в руке, которую прислал сельскохозяйственный комитет, а я в первое мгновение я подумала, что в ней имя одного из них. Не было никакого спасения от этого кошмара.
Однако этой осенью никого из нас не обошли тревоги. По вечерам я сидела с Элен и разговаривала о ее младшем брате и Альби. К нам забегала Клара и мы говорили о ее братьях и о Джиме. Теперь он был дома, но мало чем напоминал прежнего Джима. Угрюмый и злой, он никак не мог примириться с потерей своей ноги. Он получил протез из Рохэмптона, но не носил, жалуясь, что тот натирает культю и слишком тяжел.
– Он хочет снова скакать верхом и бегать, открывая ворота, – вздыхала Клара. – Он никак не привыкнет, что больше не может этого.
Джим ворчал на Клару и злился на каждую мелочь, но если она не заходила к нему, через день-другой его мать встречала меня на улице:
– Джим спрашивает Клару, моя леди.
– В последний раз он прогнал ее, миссис Арнольд, – говорила я.
– Знаю, – огорчалась она, – но все равно он неравнодушен к ней, даже если ведет себя ужасно. Клара – хорошая девушка, больше никто не стерпел бы такое.
Клара терпела, потому что любила его.
– Иногда он все же бывает похожим на прежнего Джима, поэтому я надеюсь, – говорила она. – Я отдала бы все на свете, чтобы он чувствовал себя лучше – ведь я люблю его, моя леди, – и она снова надевала пальто и шляпку и шла навестить Джима.
Я предполагала, что Джим вернется на прежнюю работу в конюшне. Я сказала ему, что мистер Тайсон уже стареет и становится забывчивым, а его парнишке-помощнику только четырнадцать, поэтому Джим нам понадобится.
Лицо Джима замкнулось.
– Нет, спасибо, моя леди. Я, буду бесполезен в конюшне. Я – калека.
Клара пыталась убедить его, но он не слушал. Домой она вернулась в слезах:
– Джим сказал, что лучше бы этот снаряд убил его. Я не знаю, что делать, моя леди, совсем не знаю.
Я тоже не знала, что делать. Я пошла к доктору Маттеусу, спросить, не нужно ли Джиму вернуться к военным докторам, но тот покачал головой:
– Тело Джима здорово – болен его разум. Человеческая натура не выдерживает того, с чем приходится сталкиваться молодежи на войне, – когда я поднялась, чтобы уйти, он спросил: – А как дела у вас, леди Ворминстер?
– У меня... все прекрасно, – вспыхнула я. – Может быть, на следующей неделе я зайду к вам.
Я выждала целую неделю, но крови в этом месяце у меня так и не пришли. Я собиралась пойти к доктору Маттеусу, но он зашел сам и сказал:
– Я получил письмо от лорда Ворминстера, он хочет, чтобы я осмотрел вас.
– Я не уверена, поэтому не хочу его беспокоить.
– Он уже беспокоится, – доктор Маттеус расспросил меня, а затем я позвонила Кларе и провела его в спальню, чтобы он осмотрел меня. – Думаю, можно не сомневаться, – улыбнулся он, уходя. – Я напишу ему, что вы в добром здравии. Но если я подожду денек-другой, может быть, вы сами сообщите ему хорошие новости?
– Да, спасибо, доктор Маттеус. Я напишу ему сегодня.
Едва он вышел, я поспешила в детскую, чтобы все рассказать Элен, но Клара опередила меня. В кратчайшее время об этом узнали все. Мистер Селби встретил меня улыбкой: «Я был так рад услышать ваши новости, леди Ворминстер». Мистер Арнотт энергично потряс мою руку: «На этот раз пора быть мальчику, а, моя леди? Вот уж обрадуется его светлость!», а когда я поднималась по ступенькам фермы, он поддержал меня под руку: «Теперь вам нужно быть осторожнее». Когда я приходила в село, женщины подходили ко мне, чтобы сказать словечко на эту тему.
– Все так довольны, – сказала мне Клара, – все только и говорят о вашем состоянии. Наконец, кажется, есть чего дожидаться. А теперь, моя леди, давайте я уберу этот коврик. За его бахрому можно запнуться, а мы не хотим, чтобы вы попались на это, – она улыбнулась. – Бабушка Витерс сказала, что, судя по вашему лицу, будет мальчик. Конечно, когда его светлость вернулся, мы все предполагали, что это случится, но так приятно иметь уверенность.
Да, было приятно иметь уверенность. Я надеялась, что Лео, не слишком разволнуется. Я вздохнула – как было бы хорошо, если бы он остался здесь, – не сомневаясь, что ему приходят в голову точно такие же мысли.
Ответ Лео пришел очень быстро. Он был в одном из тех особых, зеленых конвертов. Я с волнением распечатала его.
Моя дражайшая Эми!
Спасибо тебе за письмо , которое я получил сегодня. Хотя твои новости были не совсем неожиданными , услышать под тверждение догадок было просто потрясением. Эми , я нело гичнейший из мужчин. Несмотря на то , что я так сильно сопротивлялся зачатию следующего ребенка , прочитав твое письмо , я почувствовал огромную гордость. Мои опасения были и остаются искренними , а к концу твоего срока они обострятся , но сейчас я наслаждаюсь сознанием того , что исполнил примитивнейшее мужское желание , зачав ребенка от любимой женщины.
В общем , мое радостное настроение основано на самой обычной гордости. Эми , ребенок , которого ты носишь – сим вол нашего будущего. Странный парадокс – после стольких лет безнадежности в мирное время , теперь , в разгар войны , у меня появилась надежда , надежда , которую дала мне ты. После стольких лет беспросветного прозябания я снова ра достно смотрю вперед. Я даже мечтаю , мечтаю о нашем будущем. Это очень простые , домашние мечты. Это – лето , мы с тобой гуляем по парку , а наши дети , словно щенята , копошатся вокруг нас. Ты идешь рядом со мной , нежным голосом рассказывая о своих делах.
Вот и все , Эми , я не требую , от жизни большего. Но даже такая простая мечта пока несбыточна , и я должен довольствоваться воспоминаниями – о твоей улыбке. Когда ты наливала мне кофе за завтраком , о твоем сосредоточен ном выражении лица за шитьем , о мгновенной вспышке по нимания в твоих глазах , когда ты усваивала что-то новое , о твоем лице , когда ты впервые поднесла к груди Розу.
Ты дала мне так много воспоминаний , живых и ярких , что мне их почти достаточно. Почти , но не полностью. Если бы у меня было волшебное зеркало Зверя , чтобы я мог видеть тебя сейчас– но нет , я сам себя обманываю. Мне мало даже смотреть на тебя , я хочу большего. Я хочу снова держать тебя в объятиях , чувствовать , как твои руки обнимают мою шею , как твои губы гладят мою щеку нежнейшей из ласк , как твое теплое , нежное тело рас крывается мне навстречу– я не могу продолжать. Нет гарантий , что даже этот конверт не распечатают , а я не хочу , чтобы чужие глаза читали , как мы занимаемся любовью. Это , слишком драгоценный секрет , чтобы дове рить его словам.
Я люблю тебя , Эми , я люблю тебя. Ты пришла ко мне много лет спустя после того , как я потерял все надежды. Не только надежду быть любимым , но и надежду любить , и я жил во тьме. Я жил калекой , а ты вернула мне целос тность , достаточную , чтобы любить тебя.
Но ранам нужно время , чтобы зарубцеваться , поэтому я отверг твою любовь , когда ты предложила ее мне. Я ужасно сожалею об этом , Эми , ужасно сожалею. Я заявлял , что понимаю , но ничего не понимал. Вернее , я понимал разумом , но не сердцем – и отверг тебя. Как я сожалею об этом сейчас! Теперь моя голова в согласии с сердцем , и я прошу тебя , умоляю , отдай мне свою любовь. Я не отвергну ее во второй раз.
Двумя часами позже.
Когда я писал это письмо , то не знал , пошлю ли его. Но я посылаю его – считай это мерой моего доверия тебе. Я снимаю защиту , Эми , я убираю последний кирпич той сте ны , которую много лет назад выстроил между собой и ми ром. Теперь я перед тобой , открытый и беззащитный , веря щий в твою любовь.
Я люблю тебя , Эми , я люблю тебя.
Лео впервые подписался полностью, всеми тремя именами, которые, как я знала, он ненавидел: «Леонидас Ар тур Гектор , которому Эми принесла свою брачную клятву».
Глава сорок третья
Я снова и снова перечитывала письмо Лео, и каждый раз жажда его присутствия пронзала меня словно нож. Мне хотелось обнять его, поцеловать, укрыть его голову на своей груди. Но это были пустые мечтания – Лео был во Франции, а в моем распоряжении было только перо. Я могла лишь написать письмо, а этого было мало, чтоб подбодрить Лео.
Дорогой Лео!
Спасибо тебе за письмо. Конечно , я снова предлагаю тебе свою любовь. Даже если ты опять скажешь , что не хочешь ее , она не исчезнет , а будет дожидаться тебя. Как бы мне хотелось , чтобы сейчас ты вошел в дверь , и я могла бы уви деться с тобой! Нелегко найти для тебя слова , когда ты так далеко. Я стараюсь меньше волноваться – это лучше всего для вынашивания твоего ребенка. Я тоже немножко мечтаю , представляя твое лицо , когда ты в самый первый раз увидишь своего сына.
Твоя любящая и покорная жена , Эми.
Получилось коротко, но я высказала все, что могла. Ответ Лео пришел в обычном конверте. «Спасибо за письмо, я был счастлив получить его», – и все. Остальное, было как всегда – формальным и сдержанным. Я вздохнула. Как странно, что мужчина может писать такие различные письма, но, по крайней мере, оно было написано чернилами. И было еще одно изменение – вместо обычного «твой преданный муж» Лео подписался: «Твой любящий муж». Значит, кое-что он все же понял.
Наступил ноябрь. Я стояла у ворот в Хай Хэмс, наблюдая за работающими паровыми плугами. Я всегда останавливалась здесь на несколько минут, очарованная видом, звуком и запахом этих огромных работающих машин. Ближайшую машину вела Джудит Хокинс. Она стояла на рабочей площадке плуга, ее колени прикрывал промасленный передник, правая нога в тяжелом ботинке отдыхала на боковом железном бортике. Сияющий стальной трос шипел, скользя по барабану и таща за собой гигантский плуг, выхлопная труба пыхтела быстро и отрывисто, в такт усилиям. Я смотрела на дымок, поднимающийся из вытяжной трубы, на мелкие красные искры, взлетающие над ней и растворяющиеся в бледно-голубом зимнем небе. Когда мотор переставал работать, а последнее «пфф» замирало в воздухе, пахарь вынимал из земли шесть блестящих лемехов, чтобы развернуть их в обратный путь по полю. Тогда я слышала похожий на звук колокола стук приводных колес, а Джудит разворачивала и перемещала на несколько ярдов вдоль кромки поля своего тяжелого монстра.
Затем приходила очередь ее отца. Пока его машина разворачивалась у края поля, сильные руки Джудит подбрасывали уголь в топку и затем брались за канистру с нефтью. Она подняла руку, чтобы поприветствовать меня, а я махнула ей в ответ.
Шесть новых борозд тянулись за каждым плугом, над ними кружили грачи, копаясь в отвалах, словно искатели сокровищ. В последний раз вдохнув смесь запахов свежевспаханной земли и угольного дыма, я села в машину и поехала к Калебу, чьи дорсетхорнские овцы должны были скоро ягниться.
Несколько дней спустя я дремала после обеда в своей гостиной, когда в нее постучался мистер Тимс. За его спиной раздался быстрый голос:
– Незачем меня представлять, я войду так, – все еще полусонная, я подняла голову и увидела, что ко мне обращается мисс Аннабел: – Как поживаешь, Эми? Дремлешь из-за погоды?
– Нет, я... я опять в тягости.
Она замолчала на мгновение, затем пожала плечами:
– Ну, удивляться нечему, ведь Леонидас был здесь все лето. Надеюсь, на этот раз будет сын – Леонидас, конечно, заслуживает этого, – к моему облегчению, мисс Аннабел сменила тему. Она рассказала, что получила отпуск, навещала друзей в Бате, а теперь возвращается в Нетер Курт. – ...и я решила заглянуть сюда на часок. Как себя чувствует Флора? Леонидас писал мне об ее болезни. Ты, наверное, ужасно переживала.
– Да, мы оба... но сейчас она совершенно выздоровела.
– Хорошо, что дети, к счастью, быстро оправляются. Я забегу, взгляну на нее на минутку.
– Он тоже приезжал взглянуть на нее – лорд Квинхэм, – собравшись с духом, сказала я.
– Разве? – ее брови поднялись. – Когда здесь еще был Леонидас? Какая наглость с его стороны, после того, что он устроил здесь в последний раз!
– Нет, Лео уже уехал, – поспешно объяснила я. Ее брови поднялись еще выше. – Он не оставался здесь, Фрэнк, то есть – он уехал в Шотландию... – я запнулась и, покраснев, закончила: – со знакомым.
– Надеюсь, он хорошо заплатил ей. Не смотри на меня так удивленно, Эми. Об этом нетрудно догадаться, если знать Фрэнсиса так хорошо, как знаю его я, и иметь несчастье побывать за ним замужем, – мисс Аннабел загадочно, едва заметно улыбнулась. – Однако мне грех жаловаться. По-моему, соус к гусаку вполне подойдет и к гусыне, – она засмеялась и зажгла сигарету. – Пожалуй, я расскажу тебе эту историю, Эми. Почему бы нет? Меня тянет рассказать ее кому-нибудь, а ты как раз способна понять ее иронию.
Мисс Аннабел, устроилась поудобнее в кресле.
– Весной я выпросилась на три дня в отпуск в Париж. Приехав туда, я стала развлекаться – купила себе полностью новую одежду и шикарнейшее белье. В первый день я была там с подругой, Сильвией Бенсон, и она сказала, что это белье, делает меня похожей на потаскушку! А я ответила ей – все равно его никто не увидит, так стоит ли об этом беспокоиться? – она засмеялась. – Мне так хотелось почувствовать себя другой, ведь я несколько месяцев не носила ничего, кроме формы. Я проводила Сильвию на юг – там у нее была на лечении сестра, член VAD, – а затем решила прогуляться, потому что вечер был просто чудесный. Я бесцельно бродила одна, как обычно гуляют в отпуске, и вдруг почувствовала, что кто-то наблюдает за мной. Оглянувшись, я заметила молодого офицера-летчика, который явно только что приехал в отпуск. Он очень заинтересованно смотрел на меня, и тут до меня дошло, что вокруг прогуливаются женщины вполне определенного рода занятий, – она снова засмеялась, – и он решил, что я – одна из них!
– Ох, как же вам было неловко! Вы взяли кэб?
– Нет, Эми, не взяла. Я развернулась так, что мои юбки зашуршали, опустила ресницы – и улыбнулась ему. Он тут же подошел – я была польщена, потому что среди других девиц были и очень хорошенькие. И тогда, на ужасающем французском, он спросил меня, не занята ли я сегодня вечером. А я, на своем, куда лучшем французском, ответила: «Нет еще». Он обрадованно улыбнулся и предложил мне руку.
Я в ужасе открыла рот, но мисс Аннабел спокойно продолжала:
– Он сказал мне: «Мадемуазель, я был бы рад пригласить вас на ужин, но поймите мужчину, который только что приехал с фронта...» Я взмахнула ресницами, сжала его руку и заверила его, что, конечно, понимаю – а мосье лейтенант уже снял комнату в отеле? И мосье лейтенант изложил на своем отвратительном французском, что пока не снял, но сделает это немедленно и будет в восторге, если я соглашусь разделить ее с ним до ужина.
– И что же вы сделали?
– Я разделила ее с ним до ужина.
– Но... но... – у меня это просто не укладывалось в голове.
– Я вошла в отель с ним под руку и стояла там с непроницаемым лицом, пока он получал ключ. Служащий отеля был очень вежлив – Франция все-таки. Когда мы поднялись наверх, я подумала – как удачно, что на мне новое белье, но даже если бы я оказалась в дерюге, это не имело бы значения в первый раз! Он объяснил мне – с отменной любезностью – что его желание так сильно, что он будет признателен мне, если я извиню его страстность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44