«Доктор Э. Т. Паркер».Некоторое время Маккей наблюдал, обдумывая вероятность риска. Самого доктора, по-видимому, дома не было: несколько человек стучались у двери и уходили, когда на стук никто не отвечал.Пока он наблюдал из укрытия, его начала бить дрожь, и это дополнительное доказательство начинающейся лихорадки решило за него проблему. Поставив свою лошадь в стойло рядом с конем, очевидно, принадлежавшим доктору, он надеялся, что костоправ где-то в городе. Дом доктора стоял на отшибе, в добрых ста ярдах от ближайшего строения, а кучка деревьев закрывала от посторонних взглядов конюшню, так что он чувствовал себя здесь в относительной безопасности. Войдя в дом, Маккей обнаружил, что врач, по всей видимости, живет во второй комнате. Возможно, этот доктор – пугливый младенец, но Рейф снисходительно относился к людским причудам.Аккуратный маленький кабинет и задняя комнатка производили впечатление ухоженности. Личные вещи не лежат где попало, на виду только щетка для волос и несколько книг; узкая кровать аккуратно застелена, единственные тарелка и чашка вымыты и вытерты. Он не стал искать одежду доктора. Вероятно, в задней комнате живет женщина, обслуживающая доктора.На всех подоконниках ровными рядами выстроились горшочки со всевозможными растениями. В воздухе стоял свежий и одновременно пряный аромат. Аптечный шкаф заполнен травами, высушенными или растертыми в порошок, и марлевыми мешочками с другими растениями, подвешенными в самом прохладном и темном углу. Каждый мешочек и ящичек надписан четкими печатными буквами.Все время Рейф испытывал приступы головокружения и в конце концов вынужден был сесть. Он подумал, что надо просто взять из запасов доктора то, что ему нужно, и уйти, никому не показываясь, но ему так чертовски приятно было просто сидеть и отдыхать, что он все уговаривал себя посидеть еще несколько минут.Эта необычная для него вялость, прежде всего, и убедила его остаться и дождаться доктора.Каждый раз, когда на крыльце раздавались шаги, Маккей отступал в угол, но, убедившись, что на стук никто не отвечает, пациенты уходили. Однако в последний раз стука не было: дверь открылась, и вошла худенькая усталая женщина, неся огромную черную сумку.Теперь она ехала позади него, вцепившись в седло, с лицом, побелевшим и сморщившимся от холода. Рейф понимал, что девушка испугана, но он никак не смог бы убедить ее, что не сделает ей ничего плохого, поэтому и не пытался. Через несколько дней, может быть, через неделю, когда поправится, он отвезет ее обратно в Серебряную Гору. Трэйгерн уже уедет, потеряв след и не имея возможности снова его найти до тех пор, пока до него не дойдет слух о местонахождении Маккея. В ближайшее же время Рейф позаботится, чтобы этого не случилось: он сменит имя, возможно, достанет другую лошадь, хотя ему очень не хотелось расставаться со своей гнедой.Не так уж рискованно было заставить докторшу поехать с ним: поскольку ее лошадь тоже исчезла, народ просто подумает, что она уехала лечить кого-нибудь. Может быть, через день-другой они и проявят любопытство, но в кабинете не осталось ничего, что могло бы вызвать тревогу, никаких следов борьбы или насилия. И так как она взяла свою черную сумку, Люди сделают логичный вывод, что она просто навещает какого-то далеко живущего пациента.Однако несколько дней отдыха пошли бы ему на пользу. Рейф чувствовал, как лихорадка сжигает его, ощущал жгучую боль в боку, но характер этой боли изменился – теперь это была боль словно от ожога. Эта женщина была права насчет его состояния: одна только решимость удерживала его в седле и заставляла продолжать путь.Где-то здесь находилась землянка траппера, он видел ее несколько лет назад, еще до того, как возникла Серебряная Гора. Ее было чертовски трудно отыскать, он только надеялся, что хорошо запомнил то место. Старый чудак выкопал пещеру в склоне и спрятал в ней заднюю часть хижины, а листва деревьев вокруг нее стала настолько густой, что надо было практически наткнуться на убежище, чтобы его обнаружить.Когда Маккей заглядывал сюда в прошлый раз, хижина была брошена. Она довольно обветшала, но вполне могла укрыть его от непогоды. Здесь был очаг, а деревья над ней рассеивали дым, так что разведенный им огонь не будет замечен.Голова болела, а кости бедра будто кто-то рубил тупым топором – верный признак начинающейся лихорадки. Нужно быстро найти эту хижину, чуть позже он уже не сумеет этого сделать. Отметив положение луны на небе, Маккей прикинул, что уже примерно час ночи; они ехали верхом целых семь часов и, по его расчетам, должны быть сейчас недалеко от хижины. Он внимательно огляделся, но при лунном свете невероятно трудно было узнать ориентиры местности. Раньше там стояла огромная сосна, расщепленная молнией, но, возможно, за это время она сгнила.Через полчаса Рейф понял, что в темноте и в таком состоянии не найдет хижину. Лошади устали, а док, казалось, сейчас выпадет из седла. Нехотя, но осознавая необходимость, он осмотрелся в поисках укрытия, выбрал узкую впадину между двумя огромными валунами и натянул поводья гнедой.От усталости Энни в первое мгновение не поняла, что они остановились. Она подняла голову и увидела, что мужчина уже спешился и стоит рядом.– Слезайте.Девушка попыталась спешиться, но ее окоченевшие ноги не подчинялись. Разжав руки, с коротким отчаянным вскриком она просто свалилась с коня. Энни упала на холодную твердую землю, и удар отозвался в каждой косточке ее тела. Она усиленно замигала, чтобы сдержать слезы, выступившие на глазах от боли, но не смогла подавить тихого стона, с трудом принимая сидячее положение.Не произнеся ни слова, Маккей отвел коней прочь. Энни слишком устала, чтобы что-то чувствовать, даже благодарность за то, что они наконец-то остановились.Не в состоянии подняться Энни продолжала сидеть на том же месте и слышала, как мужчина тихо говорит что-то лошадям, но его слов почти невозможно было разобрать из-за шума ветвей под холодным ветром. Повернув голову на его приближающиеся шаги, она заметила, насколько неровной была его походка. Рейф остановился прямо за ее спиной.– Я не могу вам помочь, – произнес он низким, хриплым голосом. – Если не можете встать, придется вам доползти вон туда, до тех камней. Самое большее, на что я способен, – спрятать нас от ветра и накрыть одеялом.– Костра не будет? – От огорчения у нее перехватило дыхание. Все эти долгие ужасные часы она мечтала о его ярком свете и тепле, словно о возлюбленном.– Нет. Давайте, док, шевелитесь.Ей это каким-то чудом удалось. Проползя несколько футов, она поднялась на колени и, наконец, на ноги. Конечно, до грациозности движений было далеко. Через несколько мелких шажков ноги у нее подкосились, но Энни, лишь заскрипев зубами от боли в ступнях, медленно продвигалась дальше. Рейф осторожно шел рядом, и выверенность его движений напоминала ей о том, что его собственные силы почти на исходе. Втайне Энни почти радовалась, что и ему их путешествие не показалось легкой прогулкой.– Хорошо. Сюда. Теперь наберите большую кучу этих сосновых иголок.Качаясь из стороны в сторону, она уставилась на него, но видела только очертания темной фигуры, стоящей рядом с ней. Все-таки девушка опустилась на колени и неуклюже сделала то, что он велел. К счастью, ее застывшие пальцы онемели настолько, что не чувствовали уколов и царапин, которые наверняка ей достались.– Сойдет. – Мягкий узел упал на землю рядом с ней. – Теперь расстелите это одеяло на хвое.Энни снова молча повиновалась.– Снимите пальто и ложитесь.От мысли о том, чтобы снять пальто и подставить себя еще большему холоду, она готова была взбунтоваться, но в последний момент здравый смысл подсказал ей, что он, возможно, намеревается использовать их пальто, чтобы укрыться. Когда же Энни сняла тяжелую одежду, Маккей сделал то же самое и опустился рядом с ней, расположившись так, что она оказалась у его правого бока. Его длинные ноги прикоснулись к ее ногам. Энни стала отодвигаться прочь, но мужчина остановил ее, схватив за руку так крепко, что она спросила себя, действительно ли он настолько обессилен, как ей показалось.– Придвиньтесь ближе. Нам придется поделиться друг с другом теплом и одеялами.Это было всего лишь констатацией факта. Потихоньку придвинувшись поближе, она почувствовала жар от его тела даже сквозь одежду, и заманчивое тепло заставило ее придвинуться еще ближе, так, что она оказалась тесно прижатой к его боку.Осторожными движениями Рейф завернул вторую половину одеяла, на котором они лежали, и набросил сверху, потом расправил поверх первого одеяла второе. Ее пальто он укрыл их ноги, а своей курткой – туловища. В конце концов он опять лег рядом и просунул правую руку под голову Энни. Все его большое тело сотрясала дрожь.Огонь его лихорадочного жара пронизывал всю одежду. Придвигаясь к нему еще ближе, Энни задавала себе вопрос, переживет ли он эту ночь, лежа вот так, на холодной земле. Правда, сосновые иглы и одеяло несколько защищали от холода земли, но при своем ослабленном состоянии ее пациент все равно мог умереть. Ее рука потянулась к его груди, потом выше, в поисках шеи. Она нащупала пульс, почувствовав под холодными пальцами сильное и учащенное биение.– Я не собираюсь умереть на вас, док. – В его голосе звучала еле уловимая, по явная насмешка, которая смешивалась с усталостью.Энни хотела было ответить, но это уже оказалось непосильной задачей. Веки помимо ее воли опускались. Ступни горели от боли, но даже это, казалось, не имело значения. Лихорадка тому виной или нет, но жар тела этого человека спасал ее, а рассудок слишком устал, чтобы возражать против такого крайне неподобающего ночлега. Все, что ей удалось сделать, это позволить ладони соскользнуть вниз, пока она не очутилась у его сердца; затем, успокоенная его биением, она почувствовала, как сознание ее тонет, словно погружаясь в черные волны прилива, смывающие все вокруг. Глава 3 Рейф проснулся внезапно, в панике, но только усиленное биение пульса выдавало его смятение, ни один мускул не дрогнул. Обычно он никогда не спал так крепко, особенно при подобных обстоятельствах, и молча ругал себя за эту оплошность, оглядываясь вокруг. Однако веселый щебет птиц и спокойное дыхание коней, жующих случайно обнаруженный пучок травы, указывали на то, что опасности нет.Док все еще лежала у его правого бока, положив голову ему на плечо и уткнувшись лицом в рубашку. Опустив глаза, Маккей увидел, что мягкие русые прядки ее волос, выскользнувшие из-под шпилек, обрамляли ее лицо. Юбка Энни обернулась вокруг его ног, и он ощущал соблазнительную мягкость ее груди и бедер. Рейф медленно сделал глубокий вдох, стараясь не разбудить девушку, чья правая рука покоилась на его груди, своей теплой тяжестью усиливая утреннюю эрекцию. Удовольствие от этого ощущения растекалось по всему телу как теплый мед. Значит, эта странная энергия ее ладоней, вызывающая при прикосновении к нему трепет, не была плодом его воображения; Рейф почувствовал эту энергию и сейчас, даже сквозь одежду.Очень хотелось поддаться искушению и продолжать лежать так и наслаждаться этим прикосновением или даже сдвинуть ее руку вниз, к бедрам, чтобы глубже ощутить эту странную энергию, но Рейф предпочитал в любовных удовольствиях взаимность, и, кроме того, первым делом им необходимо было найти хижину траппера. Сомкнув пальцы вокруг ее кисти, он поднес руку к своим губам, потом осторожно опустил себе на грудь и легонько встряхнул Энни.Ее сонные глаза раскрылись, но ресницы затрепетав, опустились снова. Темно-карие глаза оленихи, подумал Маккей, увидев их впервые на свету. Он снова встряхнул девушку.– Проснитесь, док. Нам нельзя здесь оставаться.На этот раз ее глаза широко распахнулись, и Энни резко села, беспокойно оглядываясь вокруг. На ее лице Рейф увидел страх и отчаяние, когда она осознала, что события не были просто сном. Взяв себя в руки, Энни повернулась к нему.– Вы должны отвезти меня обратно.– Не сейчас. Возможно, через несколько дней.Он поднялся с некоторым трудом, хотя сон пошел ему на пользу. Однако при каждом движении его тело напоминало ему, что он нуждается в гораздо продолжительном отдыхе.– Здесь неподалеку есть хижина, я не смог найти ее в темноте... Мы пробудем в ней, пока не заживет мой бок.Энни подняла на него широко раскрытые и полные тревоги карие глаза. Под глазами все еще лежали темные тени, и эта синева на прозрачной коже придавала ее облику особую хрупкость. Рейфу захотелось обнять ее и утешить, но вместо этого он произнес:– Сверните одеяла.Энни подчинилась и, сделав первые движения, сморщилась от боли в застывших, разбитых мышцах. Она не привыкла к таким долгим и трудным поездкам верхом. Мышцы бедер дрожали от напряжения, когда она присела на корточки, чтобы свернуть одеяла.Маккей отошел на несколько шагов в сторону, ровно настолько, чтобы его скрыла скала, но откуда он мог видеть свою спутницу. Услышав шум воды, Энни с любопытством перевела свой взгляд прежде, чем поняла, что он делает. В его светлых глазах не промелькнуло ни малейшего смущения, она же рывком опустила голову, и щеки ее запылали жгучим румянцем. Медицинское образование заставило Энни поневоле отметить, что, по крайней мере, лихорадка не повлияла на почки ее странного пациента.Вернувшись к ней, он сказал:– Теперь вы. И не пытайтесь спрятаться. Я не хочу ни на секунду терять вас из виду.И в подтверждение сказанного достал из кобуры револьвер.Энни шокировало его намерение заставить ее сделать это так, что ему будет все слышно, и она начала было возражать, но терпеть дальше не было сил. Ее лицо горело огнем, когда она скользнула за камень, осторожно глядя под ноги.– Вы уже отошли достаточно далеко.Энни сражалась со своей одеждой, пытаясь достать под юбками тесемки панталон и развязать их, не выставив напоказ белья или тела. Он, разумеется, следит за ней, иначе как ему знать, потерял он ее из виду или нет. Если бы только она надела панталоны с разрезом! Но в действительности Энни редко их носила, потому что никогда не знала заранее, придется ли ей ехать верхом, и не хотела стереть до крови внутреннюю поверхность бедер.Наконец ей удалось справиться с одеждой настолько, чтобы она могла облегчиться, пытаясь сделать это тихо, но ей пришлось смириться с неделикатностью природы. В любом случае, какое это имело значение, если он, скорее всего, ее убьет? Логика вынудила ее признать, что этот человек бандит. Он был бы глупцом, если бы отвез ее обратно в Серебряную Гору, как обещал.А она будет дурой, если спасет ему жизнь. Чтобы спастись самой, она должна позволить его болезни усугубиться или, возможно, даже использовать свои медицинские познания, чтобы это ускорить.От чудовищности собственных мыслей у Энни закружилась голова. Всю жизнь ее учили спасать людей, а не убивать их, однако сейчас она думала именно об убийстве этого человека.– Сколько еще вы собираетесь там сидеть с задранными юбками?Энни вскочила так резко, что споткнулась, запутавшись в панталонах, спущенных до колен. Грубое вторжение его голоса в ее размышления подействовало, как ушат холодной воды, вернув ее к реальности. Лицо ее было белым как бумага, когда она обернулась и взглянула на него поверх большого камня.Опущенные веки скрывали выражение его светлых глаз, а Рейф вглядывался в свою спутницу и удивлялся, что могло заставить ее так побледнеть. Черт, она же врач! Ее не должно так шокировать отправление естественных надобностей. Он еще помнил то время, когда ему бы и в голову не пришло предложить подобное женщине, но последние десять кровавых лет совершенно изменили его, и Рейф даже не ощущал сожаления по поводу этой перемены. Он был тем, чем был.Постояв мгновение неподвижно, девушка наклонилась и привела в порядок свое белье, но когда выпрямилась, ее лицо все еще сохраняло то же странное, потрясенное выражение. Выйдя из-за камня, она подошла к мужчине, а он протянул ей руку в перчатке и разжал пальцы.Секунду Энни смотрела на маленькие предметы, лежавшие на ладони, не узнавая их. Потом, взметнув руки к волосам, она обнаружила, что волосы ее, ничем не скрепленные, рассыпались по плечам и спине. Наверное, он нашел на земле выпавшие костяные шпильки.Энни поспешно подобрала волосы и скрутила их в небрежный узел, беря из его руки шпильки по одной, чтобы скрепить тяжелую массу волос. Маккей молчал, наблюдая, как изящные женские руки выполняют привычную работу, как ее пальцы по очереди берут с его затянутой в кожаную перчатку ладони одну шпильку за другой с деликатностью крохотной птички, клюющей по зернышку. Движения эти были такими чисто женскими, что у Рейфа защемило сердце. Чертовски много времени прошло с тех пор, как он последний раз был с женщиной, с тех пор, как он мог позволить себе роскошь наслаждаться мягкой плотью и приятным запахом, просто смотреть на женщину и радоваться грациозности ее движений, свойственной им всем, даже самым грубым и неряшливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31