В Париж я все-таки еду. Завтра. Боюсь, что дальнейшая переписка превратится в бесполезную нагрузку для вас, хотя мама, возможно, будет настойчиво направлять письма для меня на адрес посольства в Париже. Ее могло бы, возможно, разубедить то, что известно мне о планах союзников, однако я вынужден об этом молчать, как и о многом другом, что переполняет мое сердце.
Надеюсь скоро вернуться и освободить вас из заточения, в котором вы оказались.
Искренне ваш
Лукас Стратмир, граф Сомерли.
— Ох, пропади все пропадом! — воскликнула Татьяна с яростью.
Графиня, проходившая в этот момент мимо двери, заглянула в комнату.
— Дорогая, в чем дело? Плохие вести от Лукаса?
— Нет, то есть да! Он все-таки едет в Париж.
— Как? Против моего желания? Просто не верится! Ты, должно быть, что-нибудь не так поняла.
Далси с неожиданным проворством подбежала к Татьяне и выхватила письмо у нее из рук, прочла его один раз, перечитала снова… Ее глаза пристально взглянули на Татьяну поверх страницы.
— Что это за излияния, которыми он не намерен больше докучать тебе?
— Не знаю, миледи, — тихо сказала Татьяна и, почувствовав, как по щеке поползла непрошеная слеза, зарылась лицом в шерсть Беллерофона.
Последовала продолжительная пауза.
— Мой сын признавался тебе в любви? — четко произнося слова, спросила Далси.
— Нет, — сказала Татьяна, хотя ей было больно лгать и очень хотелось с гордостью ответить «да».
— О, теперь я вижу, ты не так уж плохо устроилась. Подумать только, какую змею я пригрела на своей груди! — Графиня отвернулась, всем своим видом изображая отчаяние. — Я относилась к тебе, как к собственной дочери — нет, даже лучше, чем к дочери! Разве я тебе хоть в чем-нибудь отказывала?
— Я могла бы сделать его счастливым, — сказала Татьяна. — Уверена, что смогла бы.
Казалось, Далси вот-вот рассмеется.
— Не слишком ли ты много о себе вообразила, дорогая? Если Лукас не найдет никаких подтверждений того, что твои родители не являлись простыми крестьянами, он не предложит тебе выйти за него. Такой горький опыт у него уже был в жизни. Самое большее, на что ты можешь надеяться, это получить полную свободу действий.
Татьяна гордо вздернула подбородок.
— А кто сказал, что я не приму это предложение?
— Конечно, примешь, — проворковала графиня вкрадчивым голосом. — Что еще можно ожидать от таких, как ты?
Татьяна с трудом заставила себя дождаться, пока Далси вышла из комнаты, и лишь потом разрыдалась.
Она долго плакала, обняв Беллерофона, а в доме тем временем шумно готовились к отъезду графини: суетились слуги, доставая из кладовой дорожные сундуки, громким голосом отдавал приказания Смитерс. Удрученное состояние Татьяны еще более усугублялось тем фактом, что Далси, безусловно, имела право сердиться — ведь речь шла о ее сыне.
«Лукас заслуживает лучшего, — думала она, — и если я по-настоящему люблю его, то не захочу, чтобы он женился на женщине не своего круга».
А вдруг он по-настоящему любит? Ничего, со временем, если они будут далеко друг от друга, его чувство постепенно потускнеет, как прошла его страсть к Джиллиан Иннисфорд, как прошла ее любовь к Петру.
Всхлипнув последний раз, Татьяна отпустила дога, подошла к письменному столу, взяла листок веленевой бумаги и с тяжелым сердцем принялась писать.
Сомерли-Хаус, Дорсет
23 февраля 1814 года, Дорогой кузен,
я пришла в смятение, узнав из вашего письма о том, что вы все-таки отправляетесь в Париж. Не могу понять, ради чего вы обрекаете себя на все эти неприятные хлопоты. Мне очень жаль, но вы, по-видимому, неправильно истолковали мое поведение и мое письмо. Если это так, то я прошу у вас извинения.
Погода у нас стоит отвратительная, а отсутствие общества настолько тягостно, что мы намерены перебраться в Лондон. Мне кажется, я и дня больше не смогу прожить без танцев, театров и всех прочих развлечений, которые очень полюбила. Умоляю вас, не обижайтесь; я уверена: все, что вы делали, было продиктовано самыми добрыми намерениями.
О моей безопасности не беспокойтесь: надеюсь, что, как только мы вернемся в цивилизованный мир, я найду достаточно молодых людей, готовых обеспечить ее. Чем больше я думаю, тем более невероятным мне кажется предположение о том, что те два случая, которые послужили причиной вашего отъезда, как-нибудь связаны друг с другом или каким-либо образом направлены против меня. Я уверена, что ни для кого никакой ценности я не представляю и никому нет дела до того, что со мной случится.
С почтением
ваша кузина Татьяна Гримальди.
Закончив письмо, девушка запечатала конверт и, отнеся его вниз, оставила на пристенном столике в вестибюле.
На обратном пути Татьяна встретила дворецкого, направлявшегося куда-то с неизменно высокомерным видом.
— Смитерс! — окликнула она его. — Узнайте у Костнера, нет ли у кого-нибудь из его помощников запасных бриджей и рубахи.
— Для какой цели, мисс?
— Цель очень простая — я намерена снова работать с лошадьми и собаками.
Впервые за все время их знакомства на физиономии дворецкого появилась искренняя улыбка.
— Слушаюсь, мисс. Я немедленно об этом позабочусь.
«Хоть один человек в Сомерли-Хаус будет сегодня доволен», — подумала Татьяна, устало поднимаясь по лестнице.
Глава 20
Все последующие дни Татьяна занималась тем, что выгуливала лошадей, возилась с собаками, чистила стойла, подносила овес, воду и сено, помогая Костнеру. Она также сменила свои просторные апартаменты на маленькую комнатку в мезонине, и Каррутерс оказалось нелегко приспособиться к изменившемуся положению хозяйки. Все же она осталась в Сомерли, хотя Татьяна уговаривала ее уехать в Лондон и искать себе новую работу.
Весна постепенно вступала в свои права: зазеленели живые изгороди, покрылись цветами дикие яблони, на цветочных рабатках из земли появились сочные зеленые побеги. Только в сердце Татьяны стояла зима — бесконечная, холодная русская зима. Она работала до изнеможения, так что вечерами, добравшись до своей убогой постели, валилась с ног от усталости.
В первую неделю апреля случилось нечто странное: на базаре к кухарке подошел какой-то незнакомец и принялся расспрашивать ее о местонахождении мисс Гримальди. Как впоследствии рассказывала кухарка, она в тот момент чуть не забыла, что им всем было приказано держать это в тайне, но быстро взяла себя в руки и ответила ему, как учили, что, мол, мисс Гримальди находится в Италии у родственницы. «У какой родственницы?» — спросил незнакомец. Кухарка сказала, что ей больше ничего не известно. Что-то в этом человеке показалось ей подозрительным, объяснила она слугам, собравшимся за кухонным столом к ужину.
В тот вечер Татьяна, раздеваясь, услышала за дверью тяжелые шаги. Выглянув из двери, она увидела садовника, сидевшего на стуле; рядом стоял прислоненный к стене мушкет.
— Тимкинс! Что вы здесь делаете?
— Хозяин приказал нам присматривать за вами, — бесстрастным голосом объяснил старый моряк. — Вот я и присматриваю.
— Прошу вас, ложитесь спать! — Татьяна была крайне сконфужена. — Нет никакой необходимости принимать такие чрезмерные меры предосторожности.
— Мне лучше знать, — заявил Тимкинс. Затем он рассказал Татьяне о том, что узнал от кухарки.
— Это, несомненно, был какой-нибудь друг — Фредди Уитлз или кто-нибудь еще, кто приехал в эти места по делам.
Однако ее слова не убедили Тимкинса. Постепенно она привыкла к его присутствию, но такая безграничная преданность Лукасу не переставала поражать ее.
— Надеюсь, Тимкинс, — сказала однажды Татьяна, когда слуга заступил на свое ночное дежурство, — что, когда хозяин женится, вы будете так же хорошо служить его супруге, как служите мне.
Старый моряк выбил трубку и пристально взглянул на нее здоровым глазом.
— Думаю, это будет зависеть от того, какую женщину он выберет.
Однажды ночью Татьяна никак не могла заснуть, несмотря на помощь сочинений Гиббона в качестве снотворного. Ее тревожили мысли о будущем. Если Лукас женится, то едва ли можно ожидать, что его супруге понравится ее присутствие в поместье, а Далси не станет вывозить ее в свет ни в Лондоне, ни в Брайтоне. Куда ей податься, если новая леди Стратмир вышвырнет ее вон? При мысли о Фредди Уитлзе девушка поежилась. Но теперь даже для Фредди она недостаточно хороша. Она никто — такая, какой была три года назад.
Услышав топот копыт по покрытой щебнем дорожке внизу, Татьяна села в постели. Может, это Костнер возвращается домой? Но нет — у него был свободным вчерашний вечер. Кто бы это мог быть?
Она подошла к маленькому оконцу, но оттуда не было видно главного входа.
Сама не зная почему, Татьяна накинула пеньюар. Бслле-рофон, насторожившись, застыл между окном и дверью. Посмотрев на него, она постучала в дверь и тихо спросила:
— Тимкинс? Вы не спите?
Никто не ответил, и его похрапывания, к которому она успела привыкнуть, тоже не было слышно. Она отодвинула задвижку, чуть приоткрыла дверь и испуганно отскочила в сторону, потому что дог неожиданно вырвался наружу. Стул и трубка Тимкинса остались на месте, но его самого нигде не было видно. Пес прыжками мчался по коридору к лестнице.
Татьяна побежала за ним следом и начала спускаться по лестнице.
— Беллерофон! — негромко позвала она, В доме было темно и тихо, даже с кухни не доносилось ни звука. Куда, черт возьми, подевался Тимкинс? Она спустилась еще на несколько ступенек и остановилась как вкопанная, услышав пронзительный женский крик.
Кричали в западном крыле, где находились ее бывшие комнаты. Теперь там спала только Каррутерс. И куда умчался Беллерофон? Если в дом проник кто-то посторонний, то почему дог не лает?
Татьяна обогнула угол, спустилась на лестничную площадку и испуганно охнула, наткнувшись босой ногой на тело человека. Она заставила себя нагнуться и ощупать лежащего: грубый сюртук, вьющиеся волосы, крючковатый нос… Человек пошевелился.
— Тимкинс! — прошептала она и услышала его стон.
— Кто-то… я слышал, как он вошел…
Снова раздался женский вопль.
— Каррутерс! — воскликнула Татьяна.
— Никуда не ходите, мисс. Возвращайтесь в постель — так он вас не найдет.
— Я не могу бросить Каррутерс!
— Он пришел за вами, миледи.
Татьяна тоже была уверена в этом.
— Он вас ударил?
— Нет, во всем виновата эта проклятая собака, это она столкнула меня с лестницы — мчалась, словно в доме пожар, и сбила меня с ног.
— А где же ваши матросы?
— Мне показалось, что будут поздние заморозки, и я послал их укрыть розовые кусты.
Татьяна почувствовала, как Тимкинс вложил ей в руки свой мушкет.
— Вы умеете стрелять, миледи?
— Если потребуется, сумею, — ответила она, взяв мушкет под мышку. — Вы идете?
— Если не ошибаюсь, у меня сильно вывихнута нога.
Со стороны западного крыла послышался громкий плач, и Татьяна, поднявшись, направилась в коридор.
— Возвращайтесь в постель! — крикнул Тимкинс.
Не обращая внимания на его слова, девушка пошла по темному коридору к комнате Каррутерс.
Плач прекратился, и Татьяна, потрогав дверь рукой, убедилась, что она закрыта; однако из-под двери, ведущей в ее бывшие апартаменты, пробивался свет. Татьяна на цыпочках подкралась к двери. Мушкет лежал на ее плече. Она солгала Тимкинсу: как им пользоваться, она не имела ни малейшего понятия, однако оружие придавало ей храбрости.
Потоптавшись возле двери и приложив к ней ухо, Татьяна услышала медленное тяжелое дыхание. Беллерофон? Но нет, он, должно быть, мертв, иначе лаял бы как сумасшедший.
Нащупав дверную ручку, девушка бесшумно открыла дверь. Ослепленная светом, она поморгала глазами, потом увидела свой шкаф, письменный стол, кровать… и что-то громоздкое, темное, что лежало поперек кровати. Это не могла быть Каррутерс. То, что лежало на кровати, было слишком велико, имело слишком много конечностей и — силы небесные — две головы!
— Что это? — в ужасе прошептала она и чуть не лишилась сознания, когда одна голова поднялась с белого покрывала и повернулась к ней, раскрыв пасть, из которой свешивался язык. Услышав знакомое поскуливание, Татьяна воскликнула:
— Беллерофон!
Дог снова заскулил и обнюхал распростертое под ним тело человека. Приблизившись, Татьяна увидела густые волнистые черные волосы, широкие плечи, высокие сапоги, покрытые грязью. И еще она увидела, как по белому покрывалу медленно расплывается красное пятно.
— Лукас! — Бросив на пол мушкет, Татьяна кинулась к кровати.
Глава 21
Лукас лежал лицом вниз — очевидно, от потери крови он потерял сознание. Татьяна сначала даже решила, что он мертв, и с трудом перевернула его на спину.
— Лукас! — громко произнесла она. — Лукас, ты меня слышишь?
Он медленно открыл глаза. Взгляд его был каким-то отсутствующим.
Большая голова Беллерофона поворачивалась от его лица к ее лицу. Татьяна собралась с духом и сдвинула край одежды. Под ним, рядом с тем местом, где расположено сердце, оказалась открытая глубокая рана с рваными краями.
Прежде всего надо было остановить кровотечение. Девушка взяла кружевное покрывало и прижала его к ране. Лукас поежился, пробормотав что-то нечленораздельное. Сначала его тело казалось холодным на ощупь, теперь же оно горело, как огонь. Татьяна сходила в комнату Каррутерс, принесла графин с водой и стала смачивать его лоб, пользуясь вместо губки вышитой подушечкой. Холодное обтирание, кажется, успокоило раненого, но дышал он хрипло, прерывисто.
В коридоре послышались возбужденные голоса и торопливые шаги. В комнату вбежала Каррутерс, за которой следовали Смитерс и его жена.
— Вот он! Я же говорила!
— Боже мой! — воскликнул Смитерс.
Миссис Смитерс, нетерпеливо оттолкнув мужа, вышла вперед.
— Значит, она сказала правду? Хозяин действительно мертв?
— Нет, он пока еще жив, но истекает кровью… Ему немедленно нужен доктор.
— Пойду пошлю Костнера за доктором Суортли, — сказал Смитерс, пятясь к двери.
— Это далеко? — спросила Татьяна.
— В получасе езды, не больше, — ответила миссис Смитерс.
Полчаса туда, полчаса обратно. А что, если его не окажется дома?
Смитерс с позеленевшей физиономией все еще топтался на пороге комнаты.
— Каррутерс! — крикнула Татьяна. — Отправь Костнера за доктором и скажи, чтобы поторапливался!
Девушка выскочила в коридор и испуганно охнула:
— Пресвятая Дева Мария, спаси и сохрани нас!
— Ну-ка посторонись, дорогуша! — Тимкинс ползком двигался по коридору, волоча ногу. От боли он был бледен, как привидение, но тем не менее явно намеревался взять на себя руководство ситуацией. Упираясь руками в пол, он подполз к кровати. — Посмотрим, что у нас тут.
Татьяна помогла ему приподняться возле постели хозяина и отодвинула подушку, прикрывавшую рану.
— Это от ножа, — коротко изрек он. — Рана старая, я бы сказал, недельной давности, и изрядно нагноилась. — Тимкинс взглянул на экономку. — Принесите кипяченой воды, бинты и накалите щипцы. Для припарки потребуются горчичное семя, уксус и «робертова трава». Надеюсь, все это найдется в доме?
Экономка молча кивнула.
— И еще что-нибудь обезболивающее.
— Лауданум, — услужливо подсказала миссис Смитерс.
— Да, и еще вино — настоящее красное вино, а не какое-нибудь слабенькое пойло. — Заметив, что экономка продолжает стоять на месте, Тимкинс прикрикнул: — Пошевеливайся, женщина, если не хочешь, чтобы его смерть была на твоей совести!
Миссис Смитерс вылетела из комнаты.
— А ты, — обратился Тимкинс к дворецкому, — будешь помогать мне держать его, когда я стану прижигать рану.
— Я? Но… Боюсь, я не смогу.
— Ох, пропади все пропадом! — Садовник обернулся к Татьяне. — Беги позови кого-нибудь из матросов, лучше всего Большого Джона. Уж он-то наверняка с этим справится.
— Я могу сама сделать это, — предложила она.
— Нет, это зрелище не из приятных; к тому же от запаха ты можешь потерять сознание.
— Я выдержу.
— Ладно. Возможно, ты права. Но мне нужны руки посильнее твоих.
— Я сейчас схожу за ним, — пробормотал Смитерс и торопливо выскользнул в коридор.
— Хоть какой-то прок от этого болвана, — проворчал Тимкинс и вновь сосредоточил внимание на ране.
— Вы думаете, его удастся спасти? — спросила Татьяна. В глазах у нее стояли слезы.
— Клянусь, мне приходилось видеть раны и пострашнее. — Тимкинс искоса взглянул на ее испуганное лицо. — А если я его спасу, то отбросите ли вы оба наконец свою нерешительность? Вы должны сделать то, чего вам безумно хотелось все эти три года.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Татьяна.
— Сама знаешь. — Тимкинс снова повернулся к раненому.
Мгновение спустя в комнату вбежала Каррутерс и сообщила, что Костнер уже отправился за доктором. Следом за ней вошел Большой Джон, само присутствие которого подействовало на Татьяну успокаивающе.
— Он до смерти напугал меня, — сказала Каррутерс, поглядывая на Лукаса. — Я услышала какой-то шум и встала с постели, чтобы посмотреть, в чем дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29