Теперь, если повар умеет готовить, а пастухи пасти стада, то он, Джим Латур, метис и владелец салуна, явно находится на пути к выполнению своей мечты.
Он направил своего коня вперед и, обогнав фургон, поехал к группе из пяти всадников, ожидавших его в отдалении. Все ковбои были мокрыми до нитки, вода продолжала капать с полей их широких шляп и черных, непромокаемых накидок. Самый высокий из всей группы поехал навстречу хозяину ранчо.
— Я Клем Троубридж, главный погонщик этого загона.
Джим кивнул, пожал протянутую ему руку, назвал себя еще раз, а потом спросил:
— Тяжело пришлось во время перегона?
— Да нет, не особенно. Пару голов угнали какие то коровьи воры; одного нашего человека ранили в руку. Какая-то индейская банда смогла отбить десяток бычков, и около двадцати мы сами потеряли на переправе через реку.
— Неплохо, — кивнул Джим снова. — Я ожидал, что убыток больше. Парень, которого ранили — с ним все в порядке?
— Да, Куки подлечил его, рука поболела пару дней и все. Они подъехали к остальным четверым погонщикам, которые, вольно расслабившись, ожидали старшего и хозяина ранчо. Клем представил своих людей, но Джим даже не старался запомнить их имен. Если кто-то из них останется у него, то, со временем, он и так разберется, а пока, после знакомства, просто сказал, переходя сразу к делу.
— Я плачу тридцать монет в месяц каждому пастуху, старшему больше. Кто-нибудь из вас, парни, хочет остаться поработать со мной?
Все пятеро ответили, что работа нужна и им, и их троим товарищам, которые в эту минуту охраняли стадо.
— Отлично, улыбнулся Латур. — Мне нужна полная команда. Клем, старшим будешь ты!
— Черт! Почему нет? — тут же согласился верзила-техасец. — Мне в этой стороне нравится.
— Ну, вот и порешили, — довольно подвел итог Джим и поспешно добавил:
— Вы, парни, будете жить в амбаре, пока я закончу строить вам жилье. Я тоже буду там спать, пока не построят мой дом. Примерно год назад прежний сгорел у меня дотла.
— Ну, если для тебя, хозяин, этот сарай хорош, так для нас он тоже сгодится, — за всех ответил ковбой, самый младший по виду.
— Спасибо, дружище, — Джим улыбнулся юноше и затем, обращаясь ко всем, предложил им следовать за собой.
— Сейчас, если хотите, поехали со мной. Я еду как раз к амбару, чтобы переодеться в сухое. Более чем вероятно, что Джесси уже приготовил нам кофе.
В сыром, теплом воздухе, действительно, разносился запах свежезаваренного кофе, и всадник направился к видневшемуся строению.
Когда они, разбрызгивая копытами своих лошадей грязь и воду, приблизились к бывшему сеновалу, там уже кипела работа. Джесси подогнал фургон вплотную ко входу в сарай и откинул задний борт. Очаг он устроил внутри так, что огонь и припасы оказались защищенными от огня и ветра, а сам, сварив кофе, теперь как раз помешивал в котле похлебку. Джим и другие мужчины, как только оказались под крышей, схватили расставленные на складном столике железные кружки и торопливо подставили под густо-коричневую, ароматную струю. И после первого же глотка обжигающего, бодрящего напитка, на их лицах расцвели блаженные улыбки.
Латур, захватив свою чашку, пошел в глубину сарая, к задней стенке, где у него хранился запас чистой одежды, развешанной на гвоздях. Переодеваясь, он слышал, как ковбои, сидя у огня, скинули свои промокшие накидки и теперь поддразнивали повара, а Джесси, деловито снуя от фургона к костру и обратно, отшучивался, не желая оставаться в долгу.
Оказавшись снова во всем сухом и чистом, Джим, наконец, почувствовал себя человеком и вернулся к костру. Присаживаясь в круг техасцев, он налил себе еще кружку кофе и улыбнулся.
— Слушайте, парни, чем зевать прямо в лицо кухарке, шли бы вон туда, на сено, разложили бы свои спальные мешки, да вздремнули.
Кто-то из них признал, что это отличная идея. Они достали из фургона свернутые спальные принадлежности и стали располагаться на отдых. Спустя минуту-другую Латур подмигнул повару и кивнул в ту сторону, где укладывались ковбои.
— Послушай-ка, — ухмыльнулся он, — как они добродушно подтрунивают друг над другом.
— Я не желаю спать рядом с Клемом. Он во сне храпит так, что коровы разбегаются.
— Угу, — отозвался Клем. — Да я произвожу вполовину меньше шума, чем вы, коровьи требухи Вспомни, как вы притащили в лагерь двух шлюшек. Шэнси, когда вытаскивал, визжал, как недорезанная свинья А Куки — вопил так, будто у него миску с супом отбирают.
— Ну да, а ты, когда вскарабкался на девчонку, ты молчал! То-то, даже койоты разбежались от твоего пыхтения.
Добродушные подначки и шутки продолжались, пока они не приготовили себе постелей. Затем все вернулись к огню. Один из погонщиков, парень не больше двадцати лет, как предположил Джим, вошел в амбар и начал снимать дождевик.
— Это Кэл, мой сын, — с гордостью в голосе произнес Джесси. — Мальчуган начал ухаживать за лошадьми с шестнадцати лет.
Латур встал и пожал протянутую ему руку.
— Думаю, ты нашел загон позади сарая.
— Да, только нам понадобиться больший. Лошади стали беспокойными и отчаянно грызутся, когда находятся вместе.
— Ты позаботился о наших лошадях, малыш? — спросил Шэнси.
— Ну, чего ерунду спрашиваешь! Конечно! — Кэл налил себе чашку кофе.
После этого разговоры стихли, усталость стала брать свое. Мужчины пили кофе, курили День все таки у них выдался трудный.
Дождь тем временем совсем прекратился, и над землей поплыла пелена серого тумана. Повар наложил мужчинам полные тарелки фасоли с беконом, и они начали устало поглощать еду, и в эту минуту показалась легкая повозка, направляющаяся в сторону ранчо Латура.
Джим встал, прищурился и воскликнул:
— Черт! Пусть я сдохну, если это не моя дочка с зятем!
Когда повозка остановилась у амбара, он с радостной широкой улыбкой на лице вышел навстречу и протянул руку детям.
— Джонти, Корд, каким ветром вас сюда занесло? Корд спрыгнул на землю, помог жене вылезти из повозки и, пока Джим нежно обнимал свою дочь, проворчал:
— Вот, поехала повидаться с любимым папочкой, а когда в салуне его не оказалось, даже целый взвод солдат не удержал бы ее от поездки сюда. По дороге я был уверен, что мы или захлебнемся, или нас расшибет в лепешку молнией.
— Я же вся в папулю! — улыбнулась отцу Джонти, а потом втянула носом воздух. — О! Чертовски хорошо тут у вас пахнет! А я так есть хочу!
— Вы как раз приехали к ужину. Иди, познакомься с моим поваром и некоторыми загонщиками. Трое парней пока у стада.
Мужчины, не видевшие женщин уже недели три, застенчиво заулыбались дочке хозяина и невнятно поздоровались. Потом по очереди пожали руку Корду.
— Я смотрю, вы оставили Коди и Дании с Тилли, — проговорил Латур, вместе с дочерью усаживаясь в кружок ужинающих ковбоев, к наполненным тарелкам.
— Да, Тилли настояла. Она утверждает, что сарай неподходящее место для детей. Сэйдж тоже обещала присмотреть за Коди. Хотя она явно хочет проводить все свободное время с племянником.
При упоминании имени Сэйдж, Джим посмотрел в сторону, мимо дочери. Видимо, что-то крепко его беспокоило, потому что он не расслышал вопрос, и Джонти пришлось его повторить:
— Так сколько голов скота ты купил? Когда мы ехали мимо стада, мне показалось — несколько сотен.
— Так оно и есть, пятьсот голов, если уж быть точным.
— Ого! — воскликнула Джонти. А потом повернулась и поискала глазами мужа, приглашая того разделить с нею ее удивление.
В течение следующих десяти минут в сарае не было слышно ничего, кроме позвякивания ложек о металлические тарелки.
Когда ковбои поужинали, Клем составил пустые тарелки одна в одну и вышел, чтобы кликнуть своих трех товарищей, находившихся у стада. А Джим скрутил себе сигарету, встал и подал руку Джонти.
— Пойдем, взглянешь на дом, который строит твой старик.
В сумерках подкрадывающейся ночи силуэт недостроенного здания возвышался загадочной таинственной громадой. Его мокрые бревна угрюмо темнели на фоне заката. Джим и сам только сейчас, глядя на то, как выглядит его дом в сочетании с окружающей местностью и послегрозовым небом, понял, какое величавое впечатление будет производить постройка после завершения.
Джонти остановилась и изумленно уставилась на стройку.
— Папа, я думала ты строишь просто загородный домик! А это больше похоже на дворец. Зачем такие хоромы старому холостяку?
Она лукаво усмехнулась и толкнула его локтем в бок.
— Или этот статус уходит в прошлое? Положил уже глаз на какую-нибудь прекрасную вдовушку?
Джим сделал вид, что не расслышал двух последних вопросов и сказал:
— Я, конечно, понимаю, что это глупо, строить такой хороший дом для самого себя, но я всю жизнь мечтал о таком. Я хочу доказать всем, что бедный полукровка тоже кое-чего добился.
Джонти любовно пожала руку отца и вновь повернула разговор к Сэйдж.
— Послушай, пап, Сэйдж — прекрасная женщина. Готова поспорить, что если бы ты попытался, она вполне могла бы стать тебе подходящей парой.
Джим сурово на нее посмотрел и отрезал:
— Жениться? В моем возрасте? Я люблю твою маму, Джонти. Она всегда будет в моем сердце.
— Расскажи мне о маме, пап. Какая она была? Высокая или низкая, худенькая или толстушка? Какие у нее были глаза, волосы? Она была серьезной или хохотушкой?
Джим вдруг растерянно остановился, оглянулся, будто ожидая подсказки от кого-то, а потом, нахмурившись, стал говорить, пытаясь получше вспомнить ускользающий, расплывающийся образ своей первой любви.
— У Клео были каштановые волосы и глаза… ну, такие… зеленоватые. Она была высокая — мне до подбородка и стройная… удивительно стройная. А насчет характера — знаешь… такая… смесь серьезности и веселости. Но не легкомысленная, нет!
«Э, папочка, — печально подумала Джонти, — ТЫ ДАЖЕ НЕ ПОМНИШЬ, как моя мама выглядела! Судя по описаниям бабки, волосы Клео были темно-русыми, а глаза — светло-карими. И доставать она Джиму должна была едва до груди. Он сказал, что девушка, которую он любил, была удивительно стройной, но штука-то в том, что она была немного по-детски пухловатой. Единственно, что в его рассказе почти соответствует бабкиному описанию — это то, что ее мать не была легкомысленной». Молодая женщина взяла отца под руку, и они пошли назад к амбару. Сам о том не догадываясь, ее любимый папочка только что описал Сэйдж Ларкин.
Уже совсем подойдя к месту ночлега, Джонти опять нарушила молчание.
— Я бы хотела, чтобы ты все-таки подумал о женитьбе. Мне вовсе не хочется все время думать о том, как ты тут, на старости лет, живешь один в таком дворце.
— Ты хочешь сказать, что не пустишь меня к себе? — пытаясь перевести все в шутку, Джим состроил обиженное лицо. Но дочь не приняла его игры.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты сам не захочешь жить у нас.
— Не беспокойся обо мне, дорогая, — он похлопал ее по руке. — Твой папа всегда подыщет себе хорошенькую молоденькую экономку.
Позже, уже ночью, когда ковбои заснули, а Джонти и Корд отправились спать на сеновал, Джим долго лежал с открытыми глазами, снова и снова перебирая в памяти разговор с дочерью. Его потрясло то, что он не может себе ясно представить Клео. Ведь он ее так любил! Почему же ему не удается вспомнить ее образ?
Джим лежал, глядя в темноту, возвращаясь мысленно в те далекие годы. Многое забылось, очень многое. Но зато сейчас возникли вопросы, которые до этой ночи вообще никогда у него не возникали. И он сам был поражен ответами, которые на них неизбежно следовали.
Любил ли он Клео Рэнд? Да, конечно! Но его любовь к этой девушке была любовью молодого, азартного юноши. Первая любовь, горячая и страстная, горевшая, как факел в ночи. Вот только теперь Джим спрашивал себя, если бы все-таки у их первой любви был более счастливый конец, сохранился бы этот огонь все время? Может быть, из-за того, что эта юная женщина на подарила ему дочь, плод их любви, дочь, которую он безумно любил, он и вознес Клео на пьедестал? Наверное, тут еще и чувство вины за то, что Клео умерла, подарив жизнь его ребенку… Что, если попытаться честно посмотреть правде в глаза?
Джим беспокойно ворочался, не находя ответов на все эти вопросы, Мучительно пытаясь отбросить все сомнения и вернуть утраченное душевное равновесие и, наконец, не заметил сам, как уснул.
— А не пора ли тебе в кровать? — Сэйдж взъерошила волосы на голове племянника, войдя в кухню после концерта.
— А я и так собираюсь, — улыбнулся Дэнни, демонстрируя тетке губы, обмазанные джемом и сливочным кремом. — Вот только доем эти пирожные и допью молоко.
Сэйдж улыбнулась Тилли:
— Вижу, тебе каким-то образам удалось уложить Коди?
Кухарка посмотрела на детскую кроватку, которую раздобыл где-то Рустер и в которой теперь спал ее любимец, а потом кивнула на Дэнни, весело болтающего ногами, и улыбнулась в ответ.
— Это Дэнни его уложил. Этот куцехвостик делает все, о чем его Дэнни попросит. Он ни на секунду не выпускает твоего племянника из виду.
— Какой ты все-таки молодец, что помогаешь смотреть за Коди. — Сэйдж села возле восьмилетнего мальчугана, которого любила больше всех на свете.
— А, чего там, — Дэнни допил остатки молока. — Он хороший малыш.
После того, как вылез из-за стола, Дэнни подошел к тетке, запечатлел на ее щеке мокрый поцелуй и, обращаясь сразу к ней и к Тилли, сказал: г — Я пошел спать. Спасибо за молоко и пирожные. Когда за ним закрылась дверь, Тилли улыбнулась:
— Он прекрасный мальчуган, такой вежливый!
— Спасибо, Тилли, думаю, что родители неплохо его воспитали. — Глаза Сэйдж наполнились слезами. Ее подруга подошла к ней, легонько сжала руку молодой женщины и глухим голосом проговорила:
— Да, тебе, Сэйдж, мой совет — постарайся поменьше думать о прошлом и оглядываться назад.
— Я стараюсь, Тилли, пытаюсь., все время. Хотя иногда это очень тяжело.
— Я знаю… — Тилли встала и принесла кофейник и чашки.
Сэйдж подождала, пока кухарка нальет в чашки кофе и сядет на свое место, и тогда, не глядя на Тилли, тихонько сказала:
— Я решила уехать в Шайенн после того, как Джонти и Корд возвратятся домой.
— О, Сэйдж! Я не хочу, чтобы ты ехала! — Тилли бросилась к подруге и заговорила взволнованно, пытаясь убедить ее переменить решение.
— Неужели ты еще немного не можешь побыть у нас? Я не могу отделаться от чувства, что твое будущее связано с Коттонвудом. Подожди чуть-чуть, все наладится!
— Тилли, ты ведь хорошо все понимаешь! — мягко возразила Сэйдж — Здесь моя репутация полностью погибла. Дэнни и я всю жизнь проведем под этим облаком и никогда не отмоемся. У меня более, чем достаточно причин для того, чтобы попытаться начать все заново, на новом месте.
И еще, Тилли, готова поклясться, что больше ни за что не позволю втянуть себя в такую переделку, как тут. Мужчин в моей жизни больше не будет, ни одного. — О, Господи! Сэйдж, ты же еще слишком молода, чтобы давать себе зароки. И потом, по-моему, с твоим внешним видом, ты просто не сумеешь постоянно отгонять от себя мужчин!
— Смогу, если решила! — просто ответила Сэйдж. — Сейчас для меня главная проблема — выбраться из города так, чтобы не узнали, кто я. И мне бы не хотелось, чтобы кто-то, кроме тебя, знал, куда я поехала. Я потом свяжусь с тобой в письмах, но обратный адрес я, на всякий случай, не буду писать.
Мне хочется там устроиться , а потом вернуться за Дэнни. На это все, я думаю, уйдет недели три.
Тилли вздохнула, понимая, что все равно не сможет переубедить молодую женщину. Поэтому, немного погодя, она сказала:
— Ну, если уж ты твердо решила дать тягу, я тебе помогу. Дай-ка подумать.
Кухарка яростно размешивала в течение минуты свой кофе, глядя в окно, а Сэйдж с надеждой смотрела на нее. Наконец, Тилли бросила ложечку на блюдце и сказала:
— Тебе надо одеться, как молодой вдове, а чтобы скрыть лицо, оденешь вуаль. Прежде, чем одеть шляпку, повяжешь косынку на голову, иначе тебя узнают по волосам. У нас в Коттонвуде ни у кого нет таких волос, как у тебя.
Тилли помолчала, задумчиво погрызла ложечку.
— Думаю, тебе надо надеть платье пошире и подлиннее. Надо спрятать твою талию и бедра, чтобы у тебя вид был, как у матроны. А когда прибудет дилижанс, тебе надо будет взять билет и посидеть на станции до того времени, как ему отправляться.
— Да, ты все неплохо придумала, Тилли! Сэйдж посмотрела на пожилую женщину, и глаза у нее заблестели. Она поспешно закусила нижнюю губу и посидела так, не говоря ни слова. А затем, слегка нахмурившись спросила:
— Слушай, как ты думаешь, Джонти не будет против, если я возьму несколько ее платьев, пока не куплю своих собственных?
— Ну да! она не будет против, даже если ты их все заберешь! Жене владельца ранчо нет нужды во всяких безделушках.
— Ну и ладно, хватит об этом! — Сэйдж встала и, взяв свою пустую чашку, отнесла ее на столик для грязной посуды. Повернувшись к кухарке, она добавила:
— Пожалуй, теперь и я пойду спать. Завтра у меня будет очень напряженный день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Он направил своего коня вперед и, обогнав фургон, поехал к группе из пяти всадников, ожидавших его в отдалении. Все ковбои были мокрыми до нитки, вода продолжала капать с полей их широких шляп и черных, непромокаемых накидок. Самый высокий из всей группы поехал навстречу хозяину ранчо.
— Я Клем Троубридж, главный погонщик этого загона.
Джим кивнул, пожал протянутую ему руку, назвал себя еще раз, а потом спросил:
— Тяжело пришлось во время перегона?
— Да нет, не особенно. Пару голов угнали какие то коровьи воры; одного нашего человека ранили в руку. Какая-то индейская банда смогла отбить десяток бычков, и около двадцати мы сами потеряли на переправе через реку.
— Неплохо, — кивнул Джим снова. — Я ожидал, что убыток больше. Парень, которого ранили — с ним все в порядке?
— Да, Куки подлечил его, рука поболела пару дней и все. Они подъехали к остальным четверым погонщикам, которые, вольно расслабившись, ожидали старшего и хозяина ранчо. Клем представил своих людей, но Джим даже не старался запомнить их имен. Если кто-то из них останется у него, то, со временем, он и так разберется, а пока, после знакомства, просто сказал, переходя сразу к делу.
— Я плачу тридцать монет в месяц каждому пастуху, старшему больше. Кто-нибудь из вас, парни, хочет остаться поработать со мной?
Все пятеро ответили, что работа нужна и им, и их троим товарищам, которые в эту минуту охраняли стадо.
— Отлично, улыбнулся Латур. — Мне нужна полная команда. Клем, старшим будешь ты!
— Черт! Почему нет? — тут же согласился верзила-техасец. — Мне в этой стороне нравится.
— Ну, вот и порешили, — довольно подвел итог Джим и поспешно добавил:
— Вы, парни, будете жить в амбаре, пока я закончу строить вам жилье. Я тоже буду там спать, пока не построят мой дом. Примерно год назад прежний сгорел у меня дотла.
— Ну, если для тебя, хозяин, этот сарай хорош, так для нас он тоже сгодится, — за всех ответил ковбой, самый младший по виду.
— Спасибо, дружище, — Джим улыбнулся юноше и затем, обращаясь ко всем, предложил им следовать за собой.
— Сейчас, если хотите, поехали со мной. Я еду как раз к амбару, чтобы переодеться в сухое. Более чем вероятно, что Джесси уже приготовил нам кофе.
В сыром, теплом воздухе, действительно, разносился запах свежезаваренного кофе, и всадник направился к видневшемуся строению.
Когда они, разбрызгивая копытами своих лошадей грязь и воду, приблизились к бывшему сеновалу, там уже кипела работа. Джесси подогнал фургон вплотную ко входу в сарай и откинул задний борт. Очаг он устроил внутри так, что огонь и припасы оказались защищенными от огня и ветра, а сам, сварив кофе, теперь как раз помешивал в котле похлебку. Джим и другие мужчины, как только оказались под крышей, схватили расставленные на складном столике железные кружки и торопливо подставили под густо-коричневую, ароматную струю. И после первого же глотка обжигающего, бодрящего напитка, на их лицах расцвели блаженные улыбки.
Латур, захватив свою чашку, пошел в глубину сарая, к задней стенке, где у него хранился запас чистой одежды, развешанной на гвоздях. Переодеваясь, он слышал, как ковбои, сидя у огня, скинули свои промокшие накидки и теперь поддразнивали повара, а Джесси, деловито снуя от фургона к костру и обратно, отшучивался, не желая оставаться в долгу.
Оказавшись снова во всем сухом и чистом, Джим, наконец, почувствовал себя человеком и вернулся к костру. Присаживаясь в круг техасцев, он налил себе еще кружку кофе и улыбнулся.
— Слушайте, парни, чем зевать прямо в лицо кухарке, шли бы вон туда, на сено, разложили бы свои спальные мешки, да вздремнули.
Кто-то из них признал, что это отличная идея. Они достали из фургона свернутые спальные принадлежности и стали располагаться на отдых. Спустя минуту-другую Латур подмигнул повару и кивнул в ту сторону, где укладывались ковбои.
— Послушай-ка, — ухмыльнулся он, — как они добродушно подтрунивают друг над другом.
— Я не желаю спать рядом с Клемом. Он во сне храпит так, что коровы разбегаются.
— Угу, — отозвался Клем. — Да я произвожу вполовину меньше шума, чем вы, коровьи требухи Вспомни, как вы притащили в лагерь двух шлюшек. Шэнси, когда вытаскивал, визжал, как недорезанная свинья А Куки — вопил так, будто у него миску с супом отбирают.
— Ну да, а ты, когда вскарабкался на девчонку, ты молчал! То-то, даже койоты разбежались от твоего пыхтения.
Добродушные подначки и шутки продолжались, пока они не приготовили себе постелей. Затем все вернулись к огню. Один из погонщиков, парень не больше двадцати лет, как предположил Джим, вошел в амбар и начал снимать дождевик.
— Это Кэл, мой сын, — с гордостью в голосе произнес Джесси. — Мальчуган начал ухаживать за лошадьми с шестнадцати лет.
Латур встал и пожал протянутую ему руку.
— Думаю, ты нашел загон позади сарая.
— Да, только нам понадобиться больший. Лошади стали беспокойными и отчаянно грызутся, когда находятся вместе.
— Ты позаботился о наших лошадях, малыш? — спросил Шэнси.
— Ну, чего ерунду спрашиваешь! Конечно! — Кэл налил себе чашку кофе.
После этого разговоры стихли, усталость стала брать свое. Мужчины пили кофе, курили День все таки у них выдался трудный.
Дождь тем временем совсем прекратился, и над землей поплыла пелена серого тумана. Повар наложил мужчинам полные тарелки фасоли с беконом, и они начали устало поглощать еду, и в эту минуту показалась легкая повозка, направляющаяся в сторону ранчо Латура.
Джим встал, прищурился и воскликнул:
— Черт! Пусть я сдохну, если это не моя дочка с зятем!
Когда повозка остановилась у амбара, он с радостной широкой улыбкой на лице вышел навстречу и протянул руку детям.
— Джонти, Корд, каким ветром вас сюда занесло? Корд спрыгнул на землю, помог жене вылезти из повозки и, пока Джим нежно обнимал свою дочь, проворчал:
— Вот, поехала повидаться с любимым папочкой, а когда в салуне его не оказалось, даже целый взвод солдат не удержал бы ее от поездки сюда. По дороге я был уверен, что мы или захлебнемся, или нас расшибет в лепешку молнией.
— Я же вся в папулю! — улыбнулась отцу Джонти, а потом втянула носом воздух. — О! Чертовски хорошо тут у вас пахнет! А я так есть хочу!
— Вы как раз приехали к ужину. Иди, познакомься с моим поваром и некоторыми загонщиками. Трое парней пока у стада.
Мужчины, не видевшие женщин уже недели три, застенчиво заулыбались дочке хозяина и невнятно поздоровались. Потом по очереди пожали руку Корду.
— Я смотрю, вы оставили Коди и Дании с Тилли, — проговорил Латур, вместе с дочерью усаживаясь в кружок ужинающих ковбоев, к наполненным тарелкам.
— Да, Тилли настояла. Она утверждает, что сарай неподходящее место для детей. Сэйдж тоже обещала присмотреть за Коди. Хотя она явно хочет проводить все свободное время с племянником.
При упоминании имени Сэйдж, Джим посмотрел в сторону, мимо дочери. Видимо, что-то крепко его беспокоило, потому что он не расслышал вопрос, и Джонти пришлось его повторить:
— Так сколько голов скота ты купил? Когда мы ехали мимо стада, мне показалось — несколько сотен.
— Так оно и есть, пятьсот голов, если уж быть точным.
— Ого! — воскликнула Джонти. А потом повернулась и поискала глазами мужа, приглашая того разделить с нею ее удивление.
В течение следующих десяти минут в сарае не было слышно ничего, кроме позвякивания ложек о металлические тарелки.
Когда ковбои поужинали, Клем составил пустые тарелки одна в одну и вышел, чтобы кликнуть своих трех товарищей, находившихся у стада. А Джим скрутил себе сигарету, встал и подал руку Джонти.
— Пойдем, взглянешь на дом, который строит твой старик.
В сумерках подкрадывающейся ночи силуэт недостроенного здания возвышался загадочной таинственной громадой. Его мокрые бревна угрюмо темнели на фоне заката. Джим и сам только сейчас, глядя на то, как выглядит его дом в сочетании с окружающей местностью и послегрозовым небом, понял, какое величавое впечатление будет производить постройка после завершения.
Джонти остановилась и изумленно уставилась на стройку.
— Папа, я думала ты строишь просто загородный домик! А это больше похоже на дворец. Зачем такие хоромы старому холостяку?
Она лукаво усмехнулась и толкнула его локтем в бок.
— Или этот статус уходит в прошлое? Положил уже глаз на какую-нибудь прекрасную вдовушку?
Джим сделал вид, что не расслышал двух последних вопросов и сказал:
— Я, конечно, понимаю, что это глупо, строить такой хороший дом для самого себя, но я всю жизнь мечтал о таком. Я хочу доказать всем, что бедный полукровка тоже кое-чего добился.
Джонти любовно пожала руку отца и вновь повернула разговор к Сэйдж.
— Послушай, пап, Сэйдж — прекрасная женщина. Готова поспорить, что если бы ты попытался, она вполне могла бы стать тебе подходящей парой.
Джим сурово на нее посмотрел и отрезал:
— Жениться? В моем возрасте? Я люблю твою маму, Джонти. Она всегда будет в моем сердце.
— Расскажи мне о маме, пап. Какая она была? Высокая или низкая, худенькая или толстушка? Какие у нее были глаза, волосы? Она была серьезной или хохотушкой?
Джим вдруг растерянно остановился, оглянулся, будто ожидая подсказки от кого-то, а потом, нахмурившись, стал говорить, пытаясь получше вспомнить ускользающий, расплывающийся образ своей первой любви.
— У Клео были каштановые волосы и глаза… ну, такие… зеленоватые. Она была высокая — мне до подбородка и стройная… удивительно стройная. А насчет характера — знаешь… такая… смесь серьезности и веселости. Но не легкомысленная, нет!
«Э, папочка, — печально подумала Джонти, — ТЫ ДАЖЕ НЕ ПОМНИШЬ, как моя мама выглядела! Судя по описаниям бабки, волосы Клео были темно-русыми, а глаза — светло-карими. И доставать она Джиму должна была едва до груди. Он сказал, что девушка, которую он любил, была удивительно стройной, но штука-то в том, что она была немного по-детски пухловатой. Единственно, что в его рассказе почти соответствует бабкиному описанию — это то, что ее мать не была легкомысленной». Молодая женщина взяла отца под руку, и они пошли назад к амбару. Сам о том не догадываясь, ее любимый папочка только что описал Сэйдж Ларкин.
Уже совсем подойдя к месту ночлега, Джонти опять нарушила молчание.
— Я бы хотела, чтобы ты все-таки подумал о женитьбе. Мне вовсе не хочется все время думать о том, как ты тут, на старости лет, живешь один в таком дворце.
— Ты хочешь сказать, что не пустишь меня к себе? — пытаясь перевести все в шутку, Джим состроил обиженное лицо. Но дочь не приняла его игры.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты сам не захочешь жить у нас.
— Не беспокойся обо мне, дорогая, — он похлопал ее по руке. — Твой папа всегда подыщет себе хорошенькую молоденькую экономку.
Позже, уже ночью, когда ковбои заснули, а Джонти и Корд отправились спать на сеновал, Джим долго лежал с открытыми глазами, снова и снова перебирая в памяти разговор с дочерью. Его потрясло то, что он не может себе ясно представить Клео. Ведь он ее так любил! Почему же ему не удается вспомнить ее образ?
Джим лежал, глядя в темноту, возвращаясь мысленно в те далекие годы. Многое забылось, очень многое. Но зато сейчас возникли вопросы, которые до этой ночи вообще никогда у него не возникали. И он сам был поражен ответами, которые на них неизбежно следовали.
Любил ли он Клео Рэнд? Да, конечно! Но его любовь к этой девушке была любовью молодого, азартного юноши. Первая любовь, горячая и страстная, горевшая, как факел в ночи. Вот только теперь Джим спрашивал себя, если бы все-таки у их первой любви был более счастливый конец, сохранился бы этот огонь все время? Может быть, из-за того, что эта юная женщина на подарила ему дочь, плод их любви, дочь, которую он безумно любил, он и вознес Клео на пьедестал? Наверное, тут еще и чувство вины за то, что Клео умерла, подарив жизнь его ребенку… Что, если попытаться честно посмотреть правде в глаза?
Джим беспокойно ворочался, не находя ответов на все эти вопросы, Мучительно пытаясь отбросить все сомнения и вернуть утраченное душевное равновесие и, наконец, не заметил сам, как уснул.
— А не пора ли тебе в кровать? — Сэйдж взъерошила волосы на голове племянника, войдя в кухню после концерта.
— А я и так собираюсь, — улыбнулся Дэнни, демонстрируя тетке губы, обмазанные джемом и сливочным кремом. — Вот только доем эти пирожные и допью молоко.
Сэйдж улыбнулась Тилли:
— Вижу, тебе каким-то образам удалось уложить Коди?
Кухарка посмотрела на детскую кроватку, которую раздобыл где-то Рустер и в которой теперь спал ее любимец, а потом кивнула на Дэнни, весело болтающего ногами, и улыбнулась в ответ.
— Это Дэнни его уложил. Этот куцехвостик делает все, о чем его Дэнни попросит. Он ни на секунду не выпускает твоего племянника из виду.
— Какой ты все-таки молодец, что помогаешь смотреть за Коди. — Сэйдж села возле восьмилетнего мальчугана, которого любила больше всех на свете.
— А, чего там, — Дэнни допил остатки молока. — Он хороший малыш.
После того, как вылез из-за стола, Дэнни подошел к тетке, запечатлел на ее щеке мокрый поцелуй и, обращаясь сразу к ней и к Тилли, сказал: г — Я пошел спать. Спасибо за молоко и пирожные. Когда за ним закрылась дверь, Тилли улыбнулась:
— Он прекрасный мальчуган, такой вежливый!
— Спасибо, Тилли, думаю, что родители неплохо его воспитали. — Глаза Сэйдж наполнились слезами. Ее подруга подошла к ней, легонько сжала руку молодой женщины и глухим голосом проговорила:
— Да, тебе, Сэйдж, мой совет — постарайся поменьше думать о прошлом и оглядываться назад.
— Я стараюсь, Тилли, пытаюсь., все время. Хотя иногда это очень тяжело.
— Я знаю… — Тилли встала и принесла кофейник и чашки.
Сэйдж подождала, пока кухарка нальет в чашки кофе и сядет на свое место, и тогда, не глядя на Тилли, тихонько сказала:
— Я решила уехать в Шайенн после того, как Джонти и Корд возвратятся домой.
— О, Сэйдж! Я не хочу, чтобы ты ехала! — Тилли бросилась к подруге и заговорила взволнованно, пытаясь убедить ее переменить решение.
— Неужели ты еще немного не можешь побыть у нас? Я не могу отделаться от чувства, что твое будущее связано с Коттонвудом. Подожди чуть-чуть, все наладится!
— Тилли, ты ведь хорошо все понимаешь! — мягко возразила Сэйдж — Здесь моя репутация полностью погибла. Дэнни и я всю жизнь проведем под этим облаком и никогда не отмоемся. У меня более, чем достаточно причин для того, чтобы попытаться начать все заново, на новом месте.
И еще, Тилли, готова поклясться, что больше ни за что не позволю втянуть себя в такую переделку, как тут. Мужчин в моей жизни больше не будет, ни одного. — О, Господи! Сэйдж, ты же еще слишком молода, чтобы давать себе зароки. И потом, по-моему, с твоим внешним видом, ты просто не сумеешь постоянно отгонять от себя мужчин!
— Смогу, если решила! — просто ответила Сэйдж. — Сейчас для меня главная проблема — выбраться из города так, чтобы не узнали, кто я. И мне бы не хотелось, чтобы кто-то, кроме тебя, знал, куда я поехала. Я потом свяжусь с тобой в письмах, но обратный адрес я, на всякий случай, не буду писать.
Мне хочется там устроиться , а потом вернуться за Дэнни. На это все, я думаю, уйдет недели три.
Тилли вздохнула, понимая, что все равно не сможет переубедить молодую женщину. Поэтому, немного погодя, она сказала:
— Ну, если уж ты твердо решила дать тягу, я тебе помогу. Дай-ка подумать.
Кухарка яростно размешивала в течение минуты свой кофе, глядя в окно, а Сэйдж с надеждой смотрела на нее. Наконец, Тилли бросила ложечку на блюдце и сказала:
— Тебе надо одеться, как молодой вдове, а чтобы скрыть лицо, оденешь вуаль. Прежде, чем одеть шляпку, повяжешь косынку на голову, иначе тебя узнают по волосам. У нас в Коттонвуде ни у кого нет таких волос, как у тебя.
Тилли помолчала, задумчиво погрызла ложечку.
— Думаю, тебе надо надеть платье пошире и подлиннее. Надо спрятать твою талию и бедра, чтобы у тебя вид был, как у матроны. А когда прибудет дилижанс, тебе надо будет взять билет и посидеть на станции до того времени, как ему отправляться.
— Да, ты все неплохо придумала, Тилли! Сэйдж посмотрела на пожилую женщину, и глаза у нее заблестели. Она поспешно закусила нижнюю губу и посидела так, не говоря ни слова. А затем, слегка нахмурившись спросила:
— Слушай, как ты думаешь, Джонти не будет против, если я возьму несколько ее платьев, пока не куплю своих собственных?
— Ну да! она не будет против, даже если ты их все заберешь! Жене владельца ранчо нет нужды во всяких безделушках.
— Ну и ладно, хватит об этом! — Сэйдж встала и, взяв свою пустую чашку, отнесла ее на столик для грязной посуды. Повернувшись к кухарке, она добавила:
— Пожалуй, теперь и я пойду спать. Завтра у меня будет очень напряженный день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40