– Вероятно, я действительно слабоумный, ваша светлость. Мне казалось, что вы должны заплакать от радости, увидев такие изменения к лучшему.– Поэтому ты хмуришься? – спросила она. – Разве тебе нужно напоминать, что я никогда не была сентиментальной дурочкой?– Нет, – он отвел взгляд. – Не нужно.– Ты должен знать, как я рада. И удивлена. Похоже, мисс Эштон после приезда в Торн Роуз научилась творить чудеса.– Она… – он умолк, подыскивая слова, чтобы описать женщину, которая всего несколько минут назад чуть не выцарапала ему глаза… Женщину, которая вчера вечером босая, в одной ночной рубашке кружилась в танце по музыкальной зале, когда он неловкими пальцами играл на расстроенном пианино. – Клубок противоречивых чувств.– Ты недооцениваешь ее.Герцогиня взглянула на бокал в его руке, ожидая, что он сделает глоток. Салтердон осторожно поднес портвейн к губам и отхлебнул. Напиток обжег ему горло. Закрыв глаза и с трудом сдерживая кашель, он ждал, пока тепло достигнет желудка. Кашель был бы признаком слабости, а герцогиня больше всего на свете не любила слабых.– Ты вполне прилично выглядишь, – сказала она. – Разве что немного худой и какой-то диковатый. Мне совершенно непонятно, зачем ты отрастил такие волосы. Сейчас ты, как никогда, похож на своего брата. Наверное, собираешься пахать и сажать капусту для своих арендаторов.– Насколько я помню, это не уронило его в ваших глазах.– То, что позволено Клейтону, моему второму внуку, то не позволено тебе. Герцог не должен работать наравне с арендаторами.– А также играть на фортепиано, – пробормотал он и сделал еще один глоток.Наконец герцогиня села, выпрямив спину и вздернув подбородок. Не отрывая взгляда от бокала с портвейном, Трей спросил:– Почему вы приехали? И зачем привезли Эдкама?– А ты как думаешь?Он опять перевел взгляд на дверь и некоторое время пристально смотрел на нее, как будто мог открыть. Она все еще там – мисс Эштон – и ожидает от него знака, чтобы войти и, как солдат, начать выполнять указания. Нет, конечно. Ведь он прогнал ее? Сказал, чтобы она убиралась к дьяволу из его жизни. За что?Просто потому, что в своей восторженности и невинности она считала, что спасла его от существования, которое хуже смерти.Он подавил смешок и вновь отхлебнул из бокала.Интересно, где она?Не то чтобы она была нужна ему… Он и сам может дать отпор бабушке – всегда мог, – но теперь… Внезапно он почувствовал, что устал. Голова начала болеть, мысли путались. Ему стало трудно следить за ускользающей нитью разговора, не говоря уже о том, чтобы подобрать слова, которые успокоили бы герцогиню.На этот раз портвейн проскользнул внутрь гораздо легче и почти не обжег горло. Салтердон даже не заметил, как откуда-то появился слуга и вновь наполнил его бокал.– А ты как думаешь? – повторил он вопрос бабушки. – Я думаю… потому что… ты намеревалась увезти меня. И похоронить в укромном месте, как тайну, которую лучше запрятать подальше.– Да.– О, – портвейн выплеснулся ему на колени, и темное пятно расплылось на светло-коричневых брюках Салтердона. – Может, это вас и удивит, бабушка, но тайна уже раскрыта. Мои ровесники давно уже перестали приезжать сюда. Им непонятно мое нежелание смириться с новой ролью в жизни. Мое здоровье их тоже нисколько не волнует. Искалеченный аристократ, особенно герцог, это прекрасная тема для разговора на званом обеде – не более. Трудно оставаться спокойным, когда люди считают тебя слабоумным, – сквозь зубы процедил он, вертя в руке бокал. – Что касается вас, ваша светлость, то вы всегда были честны со мной. Я вас прощаю… как всегда. У меня ведь все равно нет другого выхода, правда?– Если ты хочешь унаследовать мое состояние.– Вот как, – улыбнулся он.– Я не молодею, Трей. Последние пятнадцать лет я терпеливо ждала, когда ты вырастешь, повзрослеешь, женишься, и у тебя будут наследники. А теперь вот это. Я не могу завещать свое имущество недееспособному.– А заперев меня в больнице, вы сможете оставить все моему более достойному брату Клейтону.– Которому все это совершенно не нужно, – устало добавила она. – Но теперь все это не важно. Слава Богу, тебе лучше…– Слава мисс Эштон, – вставил он и чуть дрожащей рукой отсалютовал бокалом в сторону закрытой двери.Удивленно вскинув брови, герцогиня откинулась на спинку стула. * * * Все эти несколько недель Мария почти не замечала роскоши окружающей обстановки, и особенно ее спальни, поскольку любую свободную минуту посвящала Салтердону. А когда приходило время ложиться спать, она была слишком усталой, чтобы воспринимать красоту белой обшивки стен, нежных розовых занавесок и светлых ковров – все в стиле Людовика XV, – достойных самой принцессы.Теперь, свернув только что заштопанный чулок и засунув его вместе с заплатанной нижней юбкой в свой маленький чемоданчик, Мария с грустью рассматривала все это великолепие.Она уезжает. Герцогиня не захочет оставить внуку сиделку, которая открыто оскорбляет его. Ведь он же герцог Салтердон, черт возьми, а она сравнила его с помойной крысой. И тут некого винить, кроме самой себя. Все произошло, во-первых, из-за ее строптивости, приведшей к тому, что она нанялась на эту работу, во-вторых, из-за ее разочарования, заставившего попросить об увольнении. И последнее, но не менее важное, из-за дурного характера, не позволившего воспользоваться шансом остаться.Она сидела на маленьком стульчике с прямой спинкой, протянув ладони к огню, и ждала.Дверь открылась, и на пороге показалась Гертруда.– Герцогиня желает тебя видеть.– Отлично, – решительно сказала Мария и, гордо вскинув голову, запахнула свой потертый плащ. – Я готова. * * * Мария шла вдоль длинного коридора, бросая взгляды направо и налево. Она мысленно прощалась с картинами на стенах и статуэтками на столах, стараясь не отстать от быстро идущей впереди Гертруды. К ее удивлению, экономка повела ее не в гостиную и не в принадлежавшее герцогине крыло огромного дома, а вывела через парадную дверь прямо на истертые мраморные ступени, спускавшиеся к извилистой аллее. Рядом стояла карета с открытой дверцей, в которой сидели два закутанных в пледы пассажира. Воротники их плащей были подняты, шляпы надвинуты на глаза. Мария не сразу узнала герцогиню и ее внука.– Идите сюда, – позвала старуха. – Быстрее. Во время движения я еще могу выдержать этот холод, но в неподвижности промерзну до костей.Боже милосердный! Они так торопятся избавиться от нее, что вышвыривают из Торн Роуз, даже официально не объявив об увольнении! Но не это ее сейчас беспокоило.Быстро – насколько это возможно – она спустилась по обледеневшим ступенькам и подбежала к экипажу. Салтердон сидел, потупив взгляд, на замшевом сиденье напротив своей бабки. Его щеки посерели от холода, губы были синими.– Думаете, разумно увозить его в такой день, ваша светлость? – спросила Мария, не отрывая взгляда от герцогини и не поднимаясь в экипаж. – Холод усиливается, и…– Это предложение Эдкама, – буркнула герцогиня. – Он говорит, что свежий воздух и холод должны взбодрить его и усилить сопротивляемость организма. Залезайте скорее, пока мы не замерзли до смерти.Мария забралась в карету, опустилась на сиденье рядом с Салтердоном и поставила свой чемоданчик на пол. Нащупав плед, она плотнее завернула колени герцога.– Вы дрожите, – ласково сказала она и сжала своими мерзнущими пальцами его одетые в перчатки руки.Карета, запряженная гарцующими белыми меринами арабской породы, двинулась вдоль аллеи. Кучер свистел и щелкал кнутом.– Не нужно кутать его, – сказала герцогиня. – Он не ребенок, мисс Эштон.– Но он недостаточно здоров, чтобы выдержать такой холод, ваша светлость. Ему нужно время, чтобы окрепнуть.Закутанная в норковый и лисий мех герцогиня посмотрела на Марию своими серыми, как окружающий их пейзаж, глазами и приподняла бровь.– Он герцог Салтердон, милая. И происходит из мужественного и сильного рода. Вот уже восемьдесят лет, как я в любую погоду ежедневно катаюсь верхом. То же самое делал и его дед, когда был жив.– И умер от пневмонии, – внезапно пробормотал Салтердон, чем немало удивил и Марию, и герцогиню. – И я был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы перестали вести себя так, как будто меня здесь нет. Может быть, моя речь… немного замедленна, но я вполне способен говорить за себя сам.Взглянув на Марию, он вскинул густые темные брови. Она не поняла, означал ли этот жест гнев или насмешку. В этот момент Мария могла думать лишь о сильном волнении, охватившем ее при звуках его голоса. Она вдруг поняла, что все эти последние недели денно и нощно молила Господа, чтобы услышать эти чарующие звуки, а теперь, когда это произошло, она уезжает и больше никогда не услышит его.Она откинулась на спинку сиденья и плотнее завернулась в плащ. Глаза у нее начали слезиться, в носу хлюпало. Пальцы правой ноги – там, где протерся носок туфли – быстро стали неметь. Но все это казалось ей второстепенным по сравнению с внезапно охватившим ее желанием расплакаться. Задрожав всем телом, она крепко зажмурилась.Салтердон отвернул один край пледа и накинул ей на колени, а затем взял за руку и притянул к себе.– Ближе, – сказал он, – пока вы совсем не замерзли.– Нет, – она замотала головой, отказываясь подвинуться. – Я в полном порядке.– Ваше упрямство полезно для меня, но не для вас. Ладно, попробуем зайти с другой стороны: мне холодно, мисс Эштон. Идите ко мне под плед… тепло вашего тела согреет меня, и я не умру от пневмонии.– Хорошо, – ответила она и прикусила губу. – Если так…Мария неохотно придвинулась к Салтердону и застыла, словно аршин проглотив, пока он оборачивал плед вокруг ее бедер и талии, следя, чтобы руки девушки оказались внутри.– Так лучше? – слабо улыбнулся герцог. Она кивнула.Снегопад усиливался. Снежные вихри кружились, скрывая извилистую дорогу.Салтердон вопросительно взглянул на Марию. Ее щеки, нос и подбородок покраснели, в голубых глазах блестели слезы. А рот…Он отвел глаза и нахмурился.– Скажите, мисс Эштон, – подала голос герцогиня, – что у вас в чемодане?– Мои вещи, разумеется. Салтердон переглянулся с герцогиней. Некоторое время они ехали молча, наблюдая, как снег белым одеялом укрывает окрестности. Когда они оказались у перекрестка дорог, одна из которых вела в Хоуорт, а другая углублялась в долину, где вдали светились крошечные желтые окна в домах арендаторов, кучер направил лошадей по извилистой дороге в сторону, противоположную от Хоуорта.Мария наклонилась вперед, всматриваясь в дорогу, ведущую в Хоуорт, а затем перевела взгляд на Салтердона. На ее длинных ресницах блестели хлопы: снега. Кристаллики льда, словно бриллианты, сверкали в ее пепельных волосах. Трей ничего не сказал, а лишь подмигнул девушке и ободряюще пожал ее руку под пледом. Ее глаза расширились, губы чуть-чуть приоткрылись, маленькая ладошка раскрылась и крепко стиснула его пальцы. От ее улыбки холодный воздух, казалось, потеплел, а хмурое небо стало светлее.В этот момент он вдруг сообразил, что никогда раньше не сжимал руку женщины, чтобы просто ободрить ее. А когда кучер свистнул и направил лошадей к маленькой деревушке с белыми домиками, выстроившимися, как два ряда зубов, вдоль замерзшего озера, Салтердон понял, что они с Марией продолжают держаться за руки. * * * – Надеюсь, осмотр позволит нам лучше разобраться в его состоянии, – сказал Эдкам, идя по коридору чуть впереди Марии. Она едва поспевала за ним, держа в руках поднос с пузырьками и медицинскими инструментами. – Так вы говорите, милая, что не заметно никаких улучшений в том, что касается его способности управлять нижней половиной тела?– Нет, – ответила она.Он покачал головой и нахмурился.– Не могу понять почему. Удар по голове вполне мог привести к нарушению работы мозга, но я не вижу причины его неподвижности. Короче говоря, нет никакого физического повреждения, мешающего ему прямо сейчас встать со стула и выйти через дверь.– Он отгородился от мира в умственном и эмоциональном плане. Может, и физическом тоже?Эдкам задумался и снова покачал головой.– Возможно. Но этот человек – герцог Салтердон, милая. Наследник одного из богатейших состояний Англии. У него было все: молодость, здоровье, красота. И у него были обязательства, ведь так?Эдкам прошел дальше по коридору и исчез за дверью комнаты Салтердона. Мария следовала за ним, вспоминая как днем вышла на порог дома и обнаружила, что Салтердон сидит в карете, потупив взгляд и дрожа от холода, и от него пахнет вином. Она опять переживала те знакомые и волнующие чувства, которые нахлынули на нее, когда она поняла, что остается в Торн Роуз. А когда их экипаж катился по извилистой дороге, и герцог продолжал держать ее за руку, она на мгновение погрузилась в глупые мечты о том, что они любовники и совершают романтическую прогулку по заснеженным долинам.Глупая девчонка.И еще она вспоминала, как он обнял ее тогда, возле пианино. Его объятие было таким нежным, что она прямо-таки растаяла от тепла его рук и тела.Вероятно, напряжение последних недель совсем расстроило ее нервы.А воспоминания о том, как ее рука лежала у него между ног, ощущение жара и…– Мисс Эштон, вы идете? – послышался голос врача из комнаты Салтердона.Мария перевела дыхание. Не заболевает ли она? Все тело дрожало, как в лихорадке.Комната встретила ее резким запахом лекарств, от которых щипало в носу и слезились глаза. Вокруг кровати Салтердона, придвинутой к гудящему камину, были разложены красные горячие угли. Рядом стояла Молли, готовясь вылить на них едко пахнущую жидкость. Угли шипели, и от них поднимался пар.– Идите сюда, мисс Эштон, – позвал Эдкам. – Быстрее.Мария осторожно пробралась сквозь клубы пара к столику, куда указал Эдкам, и поставила на него поднос с инструментами. Затем она повернулась к кровати и замерла.– Герцогиня говорила, что вы ухаживали за больным братом, – сказал Эдкам, выливая себе на ладонь маслянистую жидкость. – Значит, вы способны помочь мне.Она проглотила застрявший в горле ком и слегка кивнула.– Хорошо, – наклонил голову Эдкам и откинул закрывавшую Салтердона простыню.Герцог лежал на животе, полностью обнаженный. У него были широкие плечи, тонкая талия и узкие бедра.Его ягодицы были круглыми и крепкими, а великолепной формы ноги от середины бедра и ниже были покрыты черными жесткими волосами.– Мисс Эштон?Она заморгала и заставила себя посмотреть на Эдкама, который протягивал ей флакон с маслом.– Втирайте в нижнюю половину тела. Пар раскроет поры, и лекарство будет лучше впитываться. От тепла кровообращение усиливается, кровь приливает к костям и мышцам, и, кроме того, делает мышцы более гибкими и эластичными.Мария обогнула кровать, и как раз в этот момент Молли вылила на угли чашку с водой. Одежда Марии мгновенно промокла и прилипла к телу, а воротник платья стал напоминать петлю. Оглянувшись, она увидела прищуренные глаза служанки и ее злорадную улыбку. Молли поняла замешательство Марии и наслаждалась им. Набрав полную грудь воздуха, Мария вылила теплое масло из ладони на спину Салтердона. Жидкость на секунду застыла, образовав сверкающую в свете лампы лужицу, а затем струйкой потекла вдоль позвоночника. Девушка нерешительно протянула руку и одним пальцем остановила масло. Прикосновение было таким легким, что она не заметила бы его, но Салтердон напрягся, затаил дыхание и сжал пальцами простыню.Закрыв глаза, она провела своими блестящими от масла руками по его талии, упругим ягодицам, по тыльной стороне бедер. Мария с силой втирала масло, массировала его крепкое тело с ровной и гладкой кожей. Она почти не видела, что происходит вокруг нее, не слышала разговора, не обращала внимания на Молли, которая время от времени выливала на угли едкую жидкость, отчего плечи Марии скрывались в облаке пара.Это тело принадлежало не мальчику, вроде Пола, чье возмужание остановила жестокая рука кузнеца. Тело Пола было бледным и мягким.Это было даже не тело Тадеуса, вернее, то, что она успела рассмотреть, когда он занимался любовью с Молли.Мария затрепетала. У нее перехватило дыхание, и она почувствовала непреодолимое желание убежать. Но она продолжала втирать и массировать, с наслаждением ощущая пальцами его скользкую и теплую кожу. Она рассматривала его тело, как довелось немногим другим женщинам, отмечая крошечный шрам на левом бедре. И необычную россыпь коричневых родинок на правой ягодице.– Мисс Эштон?Она заморгала и медленно подняла взгляд на Эдкама.– Я сказал, что его нужно перевернуть.– Перевернуть? Эдкам кивнул.Молли издала тихий смешок и плеснула лекарство на угли. В воздух взметнулся столб пара, окутав лицо Марии и не давая ей дышать.– Ты, наверное, думаешь о Теде, – наклонилась к ее уху Молли, – Так вот, хочу тебе сказать, что черта с два тебе удастся заполучить его. Ему, конечно, нравится ощущать на своей коже тоненькую струйку масла, но лить ее буду я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28