Этелрид кивнул головой. Ему не по душе были новости о восстании, из-за которого их дело откладывалось. Однако он испытывал и некоторое удовлетворение при мысли о том, что столь тщательно и глубоко продуманные им замыслы вскоре осуществятся полностью, что он одержит-таки победу в этой, пожаром заполыхавшей войне, разгоревшейся от крохотных искорок мелких вылазок и набегов.
Уловив удовлетворение во взгляде короля, Уилфрид понял, что может без опаски еще раз допросить Торвина. Он повернулся к сухопарому тэну.
– Где воин по имени Рольф? Торвин предчувствовал этот вопрос и со злорадным удовлетворением ответил:
– Рольф остался, чтобы и дальше наблюдать за той местностью, где мы наткнулись на лошадь спутников друида.
– Спутников друида?!
Уилфрид был поражен до глубины души, что с ним не часто случалось. Этого просто не могло быть, и он не замедлил выразить свое убеждение вслух.
– С тех пор как старый жрец умер, молодой человек никогда не путешествует в обществе кого бы то ни было.
– Мужчин, может быть. – Кривая усмешка скользнула по губам Торвина. – Но, как вы изволили заметить, он действительно молодой человек. И он не чужд таким слабостям, как очаровательная красотка под боком.
– Женщина!
Изумление Уилфрида сменилось глубокой тревогой. Если у жреца вдруг появятся сыновья, им, без сомнения, передадут тайные знания друидов – и так будет продолжаться до бесконечности. Этого нельзя допустить.
– Женщина уили?
Епископ обращался с вопросом к Торвину, но смотрел он на валлийского принца. Разве тот не утверждал, что он него ни в коем случае ничто не укроется, буде возникнет такая угроза?
– Нет, – с затаенным злорадством ответил Торвин.
При этом загадочном ответе внимание Уилфрида вновь обострилось.
– Что ты хочешь сказать?
– Именно то, что говорю. – С большим трудом сдерживая смех, молодой воин не мог подавить улыбки и продолжал, выражаясь высокопарно, словно внезапно лишился рассудка: – У этой девушки волосы, словно льющийся лунный свет, а глаза, как сияющие смарагды, потонувшие в дымке вечерних сумерек.
Уилфрид, стиснув зубы, нахмурился. Но не от ярости. Скорее от глубокой задумчивости. Он размышлял, как ему лучше использовать это неожиданно возникшее обстоятельство, обратив его в свою пользу. Минуты текли, собравшиеся молча, в ожидании, смотрели на епископа. Наконец он произнес:
– Схватите ее! Во что бы то ни стало. Схватите и доставьте ко мне в Экли.
Этелрид сидел неподвижно, он даже не изменился в лице, но Матру негодующе прищелкнул языком, с горечью подумав, что епископ сошел с ума. Однако больше всех расстроился Торвин… и ему не очень-то приятно было это сознавать.
Уилфрид невидящим взглядом уставился на дверь залы и голосом, пронзительным, как отточенный клинок, заговорил снова:
– Она – единственное и самое действенное оружие, какое только может попасть к нам в руки. Анья, правнучка Глиндора, дочь Брины и, как вы только что слышали, возлюбленная Ивейна.
Уилфриду и в голову не приходило, что жрец может связать себя более крепкими узами с полукровкой, всего лишь наполовину уили, но…
– Она единственная, ради кого другие сделают все что угодно, пойдут на все ради того, чтобы вызволить ее из неволи.
– В таком случае, Торвин, придется тебе проследить, чтобы желание нашего друга было исполнено, – невозмутимо подтвердил приказание Этелрид, в то же время многозначительно подмигнув тэну.
Торвин согласно кивнул:
– Я лично передам приказание Рольфу. Этелрид наклонил голову с легкой улыбкой, как бы подтверждая их молчаливый сговор. Но Уилфрид, ничего не поняв, заспорил:
– Почему ты не возьмешься за это сам?
Епископ воспринял как оскорбление намерение тана переложить столь важную ответственность на какого-то безмозглого подчиненного.
Король Этелрид ответил за него:
–У Торвина свои соображения и, поскольку у него, как правило, все получается лучше, чем у кого-либо другого, я доверяю ему. Пусть делает то, что считает нужным, чтобы в конечном .счете достигнуть желанной цели.
Рассерженный епископ не мог тем не менее оспаривать приказы короля его собственным подданным.
Уилфрид откинулся на спинку стула, затем, упираясь необъятным животом в край стола, он потянулся за куриной ножкой, пропитанной соусом и золотистой от драгоценной пыльцы шафрана. Увы, думал епископ, аккуратно отирая подливу с губ, он не смеет вставать между Этелридом и его приближенными. В особенности теперь, когда поддержка саксонского короля была – и без сомнения будет впредь – столь необходима для его собственного благополучия. Однако есть множество разных способов проучить высокомерного тэна, Торвина, преподать ему столь необходимый урок подобающего смирения. Да и кому же, как не епископу, надлежит потрудиться для Господа и возвратить ему в стадо заблудшую овцу?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Бледное сероватое свечение занимающегося дня проредило лесной полумрак. Трое путников шли уже ночь напролет, весь следующий день и большую часть наступившей ночи, пробираясь по тайным тропинкам. Следуя за друидом, Анья и Киэр брели между старыми, могучими деревьями, отыскивая дорогу в зарослях. Не раздумывая, беспрекословно доверяя жрецу, они, вслед за Ивейном, ступали на камни, почти скрытые под стремительно бегущей водой, и входили в блестящие струи небольших ручейков и речушек.
Ивейн понял, что, хотя его спутники готовы и дальше брести за ним вот так, без единого слова жалобы, они слишком долго пробыли на ногах, без сна, так что скоро упадут от изнеможения. По правде говоря, после этих двух суток без отдыха он и сам был изнурен до предела. Его утешало лишь то, что, идя по дороге на юго-запад, они значительно приблизились к цели своего путешествия. И когда нежные, но яркие отблески золотого и розового окрасили восточный край неба, возвещая о наступающем дне, друид неожиданно свернул в сторону. Ивейн шагнул в непроходимые, казалось бы, заросли, затем повернулся и приподнял завесу ниспадающего плюща.
Анья тотчас же нырнула под блестящий зеленый полог. Мальчик в замешательстве, но не задавая вопросов, последовал за ней. Киэр застыл как вкопанный, пораженный тем, что увидел, – естественное укрытие с плотными, почти непроницаемыми стенами из листвы и сводом из отлетавшихся веток над головой. Посредине лежали камни, кольцом окружая горстку холодных углей.
Ивейн вознес краткую, но могучую песнь благодарности тем, кто предоставил им это укрытие, затем бросил котомку на пышный ковер из травы.
Анья в душе тоже возблагодарила тех, кто ниспослал этот дар. Потом, пока Ивейн отстегивал от пояса ножные мечом, его спутники, с благодарностью положив свою ношу, утомленно опустились на мягкие зеленые стебли, усеянные крохотными золотистыми цветочками.
– А разве вы не будете разжигать огонь? – спросил Киэр, облокотившись на домотканый мешок с пожитками, уцелевшими после пожара.
Ощутив опасения мальчика, Ивейн передернул плечами, как будто груз этот давил на него и он хотел его сбросить, затем ответил рассеянно:
– У нас нет нужды греться. – А как же нам защититься от диких зверей?
Мужчина и девушка улыбнулись. Ивейн аккуратно уложил меч рядом с торбой, предоставив отвечать Анье.
– Когда рядом с тобой друид, Киэр, – сказала она мягко и ласково улыбнулась мальчику, – тебе не опасны животные – они чувствуют в нем своего господина и друга.
Анья еще не договорила, а Киэр уже понял, насколько нелепыми были его опасения. После того как у него на глазах жрец произнес свой удивительный заговор и все лесные звери откликнулись, послушные его воле, было довольно неразумно задавать подобные вопросы.
Смутившись, мальчик засуетился, заново пристраивая и перекладывая мешок. Его потрясло тогда это зрелище: дикие звери, покорно устремившиеся на зов друида. Хотя вроде бы и не стоило так удивляться – ведь мама рассказывала ему о могущественной власти друидов. При мысли о материнских рассказах в памяти Киэра встало лицо отца и то, как он при этом всегда неодобрительно хмурился. Однако вера мальчика от этого не становилась слабее, к ней только примешивался какой-то странный оттенок виноватого сожаления.
Стремясь отогнать от себя горестные воспоминания о погибших родителях, Киэр выпалил, не подумав:
– Надеюсь, когда-нибудь и я тоже стану другом и господином, лесных зверей.
Ивейн, расстилавший в это время черный плащ, застыл. Необходимо было сделать выбор, и весьма неприятный. Так или иначе он причинит Киэру боль – не сейчас, так после; выбор, подобный тому, перед которым стояли родители мальчика, когда решили не сообщать своему сыну о смерти Глиндора. Конечно, Ивейн мог пропустить слова Киэра мимо ушей, позволив ему и дальше витать в облаках, или развеять его легкие, как обрывки тумана, мечтания резким, пронизывающим ветром правды. Первое было проще и приятней для Киэра. Однако страстное, но несбыточное стремление, звучавшее в словах маленького саксонца, заставило Ивейна с сожалением выбрать второе. Истина, пусть даже сейчас она огорчит мальчика, избавит его в дальнейшем от лишний страданий.
– Киэр, в моих жилах течет чистая кровь лэтов, так же, как в жилах Глиндора, его внучки Брины и моей сестры Ллис. Мы четверо – друиды по рождению и по крови.
В зеленом полумраке их лесного убежища жрец вглядывался в лицо мальчугана, пытаясь понять, сознает ли тот смысл его слов. К немалому удивлению Ивейна, лицо мальчика оставалось таким же невозмутимым, каким нередко бывало его собственное.
– И Ллис, и Брина соединили свои жизни с саксонцами.
Опасаясь, что Киэру непонятны будут иносказания, Ивейн заставил себя выражаться яснее, к чему обычно не прибегал, обращаясь к непосвященным:
– Они сделали выбор и знают, что их детям не дано будет исполнить предначертание. Теперь лишь мне одному предстоит продолжать этот путь.
Ничто в лице Киэра не дрогнуло, он только сжал кулаки. Мальчик прекрасно понимал, что имел в виду жрец, но ни за что не хотел согласиться с тем, что только Ивейн может идти по тропе магических знаний. Как это может быть, ведь существуют волшебницы, вроде колдуньи из Илсденвуда, которые, как говорят, могут видеть и прошлое и будущее?
– К сожалению, их смешанная кровь, – спокойно продолжал Ивейн, уверенный в том, что слова его – непреложная истина, – не позволяет им, подобно друидам, надеяться обрести связи с силами, одушевляющими стихии.
При этих словах сердце Аньи пронзила боль, но она лишь прижала стиснутые кулачки к губам, подавляя стон, готовый сорваться с них. Она знала, что возлюбленный, как и Брина и Ллис, верит, будто смешанная кровь не позволяет обрести какие-либо связи с природой. Она гнала от себя мысли о том, что это может помешать ему взять ее в жены. Анья предпочитала думать, что Ивейн так холодно, отстраненно ведет себя, так как знает, что отец не одобрил бы их чувств. Теперь его резкие, недвусмысленные слова не давали ей больше пребывать в заблуждении. Было ясно, что он верит в свое великое предназначение всем сердцем и считает, что его дети непременно должны быть чистокровными лэтами. И значит, он никогда не пожелает иметь ребенка от Аньи.
Ивейн ощутил боль Аньи как свою собственную. Ему отчаянно хотелось обнять ее, успокоить, утешить, но он не мог. Не было таких слов, которые могли бы облегчить его горе. Он не мог взять обратно свои слова, поскольку говорил правду, тем более, что ему давно уже следовало поговорить с ней об этом начистоту. Ивейн просто откладывал неизбежное и надеялся, хотя и желал ее, что, если будет обращаться с ней, как с ребенком или как с младшей сестрой, необходимость в таком разговоре отпадет сама собой. Их страстные объятия показали, как смешны и нелепы были эти надежды; он должен был объясниться с девушкой после первого же их поцелуя. Он поступил бесчестно, не найдя в себе силы это сделать, но Ивейн просто не мог и подумать, что все между ними закончится навсегда. Теперь он раскаивался, но от этого ему было ничуть не легче сделать то, что давно уже следовало сделать.
Девушке хотелось убежать из их лесного укрытия, найти самую глубокую и темную из пещер, где она могла бы свободно отдаться своему горю, выплакать слезы, которые теснили ей грудь. Ее своенравная натура пришла ей на помощь, она не желала смириться с отказом Ивейна.
Ее мать ошибалась, и Ивейн ошибается тоже! Пусть Анье не хватало уверенности в своих силах, но она таки вызвала к жизни не только свой собственный кристалл, но и тот, что венчал посох Ивейна. Еще до того как пуститься в дорогу, Анья была полна решимости доказать, что ее саксонская кровь – не преграда для постижения знаний и обретения мощи друидов… и любви Ивейна.
– Иве…
Отчаянный крик оборвался, но Анья продолжала неистово вырываться из рук, намертво притиснувших ее к мускулистой груди. Они только что пустились в дорогу после дневной передышки, и вот – какие-то люди уже тащут ее назад, в зеленые заросли, темневшие в угасающем свете дня. Одна рука зажимала ей рот, другою мужчина держал ее руки. Тот, кто схватил ее, опустился на корточки, другой же, вынырнувший из чащи леса, придерживал за ноги, не давая ей шевельнуться.
Эти болваны, подумала Анья, надеются перехитрить жреца. Похоже, они пребывают в нелепой уверенности, что смогут укрыться в вотчине Ивейна – в нехоженом дремучем лесу, где редко бывают желанны люди.
Ивейн мгновенно обернулся на крик, и полы черного плаща взметнулись, как крылья птицы. Тропинка позади была пуста. Жрец замер. Грозный огонь полыхнул в глубине его темных глаз; он все свои силы сосредоточил на притихшем вокруг него лесе, пытаясь проникнуть в его неестественное спокойствие.
– Анья! – Вопль Киэра разорвал тишину. – Где ты?
Не ведая об умении друидов черпать знания, общаясь с безмолвными духами, мальчик бросился назад по тропинке, своим неподготовленным слухом не уловив царившую вокруг необычайную тишину. Эта мрачная неподвижность и безмолвная, странная тишь сжали ужасом сердце Киэра – такого он не чувствовал даже в ночных кошмарах, когда ему снился страшный пожар, уничтоживший ферму.
После первых попыток вырваться Анья перестала сопротивляться, понимая, что этим она все равно ничего не добьется. Хотя и совершенно беспомощная, девушка ни минуты не сомневалась в том, что Ивейн отыщет логово этих разбойников. И тут вдруг послышалось рычание и показалась острая мордочка маленького лисенка.
Анья обрадовалась. Нодди не отставал от нее ни на шаг с той минуты, как они вышли из пещеры. Ее маленький защитник не сдался и, защищая хозяйку, издал продолжительный резкий звук.
Анья почувствовала, как замерли нападавшие, объятые ужасом. Конечно, лисенок не мог представлять для них серьезной угрозы, но он наделал достаточно шума.
Внимая указаниям духов природы, Ивейн уже шагал туда, где была Анья, и Нодди указал ему точное место.
Сообразив, что все может обернуться для них плохо, разбойники, как по команде, вскочили, бросив девушку в колючие кусты, усыпанные душистыми цветами, и исчезли.
Друид, раздвинув заросли, увидел Анью, лежавшую в кустах диких роз, и рыженький пушистый комочек рядом с нею. Ивейн печально улыбнулся, обрадованный, что без труда нашел девушку, и сожалея, что она пострадала от острых шипов. Наскоро возблагодарив небеса за то, что зверек оказался-таки лучшим защитником девушки, друид наклонился и бережно поднял Анью с тернистого ложа.
Чувствуя свою вину, Киэр смотрел на примятые кусты. Это он виноват, что ее схватили. Если бы он слушался указаний жреца – в чем он поклялся – и шел бы позади их небольшого отряда, тогда как Ивейн прокладывал путь, этот проклятый тупица не смог бы захватить их врасплох и так просто похитить Анью.
Синие, как сапфиры, глаза обратились на помрачневшего мальчика – Ивейн понял причину его уныния.
– Ты тут ни при чем, Киэр. За мной следят уже несколько дней.
Киэр верил, но это не объясняло нападения и не оправдывало его самого. Он спросил:
– Но почему схватили Анью, а не меня и не вас?
– Ты, конечно, не раз наблюдал, как ведут себя дикие звери, и должен понимать, что хищники выбирают самых маленьких, самых слабых и беззащитных, собираясь напасть. Анья шла позади, одна…
Девушке не очень-то понравилась характеристика, данная ей Ивейном, и глаза ее сверкнули, когда она взглянула на жреца.
– Твои сравнения весьма сомнительны, поскольку самый слабый и самый маленький из нас первым прибежал мне на помощь. – Она наклонилась и взяла лисенка на руки.
Киэр посмотрел на Нодди. Маленький зверек не испугался людей, он доказал свою верность, завоевав уважение мальчика.
– Я должен был идти позади. – Голос Киэра дрогнул от запоздалого сожаления.
– Конечно, – серьезно подтвердил Ивейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28