Он чуть не поперхнулся, увидев, как ее роскошные волосы, освобожденные из заточения под тяжелой материей, упали вниз прямо на него и рассыпались по его груди.Ее запах — запах ее лавандовых духов и теплой кожи, запах солнца и летнего луга — окутал его, проникая во все поры его тела. Взяв в ладонь одну прядь, он поднес ее к лицу и с наслаждением глубоко вдохнул этот волшебный аромат. Мартина склонилась над ним, опираясь руками на подушку по обе стороны от его лица; ее лицо было так близко, ее глаза смотрели прямо в его глаза, ее волосы ниспадали на него, образуя над ним как бы золотой шатер, скрывающий их обоих от остального мира. Это было так упоительно чувствовать себя полностью окруженным ею, быть словно внутри нее, окутанным ее запахом, душистым, загадочным и таким волнующим. Он почувствовал, что все поплыло перед глазами; сердце бешено застучало, ему стало трудно дышать…Позабыв обо всем, Торн поднял руки и нежно коснулся ее лица. Мартина зажмурилась, пытаясь противостоять ему, а затем вздохнула, сдаваясь, и прильнула губами к его ладони.— Мартина, — хрипло выдохнул Торн, обвивая ее шею и нежно притягивая к себе, все ближе и ближе…Прежде чем ее губы коснулись его губ, она на мгновение задержала свое лицо над ним, и ему показалось, что в ее глазах светится понимание. А потом она закрыла их и поцеловала его, поцеловала по-настоящему, с такой страстью и настойчивостью, что Торн невольно издал стон, идущий из самой глубины груди. Он запустил пальцы ей в волосы и с силой прижал ее лицо к своему, уже не отдавая себе отчета в том, что, может быть, делает ей больно, наслаждаясь теплом и ароматом ее рта.Торн уже не мог себя контролировать. Его пальцы заскользили по нежной шее, опускаясь на округлые груди, такие восхитительно теплые под шерстяной туникой. Он почувствовал, как она слегка задрожала в ответ на это прикосновение, и его тело отозвалось мгновенно…— Ляг возле меня, — хрипло прошептал он.Мартина скинула туфли и прилегла рядом, опираясь на локоть, ища ртом его губы, снова и снова гладя его волосы, лаская грудь легкими прикосновениями пальцев… С бездумной, почти яростной, не терпящей возражений требовательностью он потянул ее за платье, приподнял подол и начал ласкать круглые, нежные бедра. Сначала он легонько погладил их, а затем раздвинул тесно сомкнутые ноги и стал ласкать ее изнутри.Мартина замерла. Торн почувствовал, что она готова принять его, что хочет его. Он продолжал исследовать ее, с замиранием сердца чувствуя приглашающее, влажное тепло средоточия ее чувственности. Затем он провел пальцем по самой чувствительной, трепещущей от ожидания точке, и Мартина задрожала.— О! О Боже!Он продолжал ласкать ее, целуя в шею, в лоб, в глаза.— Да, — прошептал он, когда она приоткрыла рот, извиваясь в такт движениям его руки. Мартина часто и прерывисто задышала и вдруг, содрогнувшись, как отпущенная тетива большого лука, впилась ногтями в его грудь и сдавленно вскрикнула, уткнувшись лицом в подушку, чтобы заглушить стоны экстаза.Торн держал ее за руки, пока она не успокоилась и не задышала ровнее, а потом провел ее рукой по льняной простыне в том месте, где ее приподнимала его возбужденная плоть.— Скажи мне, что я должна сделать? — прошептала она.— Тебе придется сесть на меня сверху.Глаза Мартины изумленно расширились, но уже через минуту она понимающе кивнула. Убедившись, что занавески плотно закрыты, она сдернула с Торна простыню.— Я постараюсь не шуметь, — пообещал он и почти тут же нарушил это обещание, вскрикнув от боли, когда Мартина, пытаясь сесть на него, слегка задела коленом его забинтованную ногу.— О Господи… Торн! — Мартина опустилась на колени перед кроватью, беспомощно заглядывая в глаза и гладя его, пока он метался и скрипел зубами, словно волк, попавший в капкан. — Прости меня.— Это не твоя вина, — проскрипел он сквозь стиснутые зубы.Она склонилась над ним, нежно целуя его в макушку.— Не надо было этого делать… так глупо. Ничего у нас не получится. Малейшее движение причиняет тебе адскую боль.Он попытался улыбнуться.— Некоторые вещи стоят того, чтобы потерпеть. Но вот только… слишком уж больно. — Он прислушался к мерному посапыванию спящих за занавеской. — Я никого не разбудил, но думаю, еще один такой крик, и кто-нибудь да проснется.Она участливо посмотрела на него:— Ты… ты разочарован?Торн улыбнулся.— Не имею ни малейшего желания остаться разочарованным. — Взяв ее руку, он прижал ее к острию своей страсти. — Существуют другие способы.Некоторое время она молча наблюдала за тем, как он направлял ее руку вверх и вниз по нему, а потом продолжила ласкать его самостоятельно.— Это то, чего ты хочешь? — спросила Мартина. — То есть я хочу сказать, это все или… — она сделала паузу, смущенно смотря на него, — или что-то еще?Взгляд остановился на ее губах. Да, было что-то еще, конечно, чего он страстно желал сейчас, но сомневался, можно ли просить ее об этом. Ведь, несмотря на свой ум и познания, в том числе и в медицине, она все же была неопытной девушкой, лишь недавно потерявшей невинность и ставшей женщиной. Его просьба могла быть ей неприятна, может, даже могла обидеть ее.Мартина перехватила его взгляд. Неосознанно, с очаровательной невинностью и поэтому еще более искушающе для него, она провела языком по губам. Торн закрыл глаза, призывая всю свою силу воли справиться с этим искушением.— Помнишь, прошлым летом, — сказала Мартина, — там у реки, когда мы… с тобой вместе, ты… ты тогда поцеловал меня?Торн, конечно, понял, о каком поцелуе она говорит.— Да.Мартина опустила глаза, украдкой взглянув на свою руку, ласкающую его, потом посмотрела ему в глаза:— Ты хотел бы, чтобы я сейчас сделала это?Вопрос прозвучал так трогательно-наивно, что Торн не смог сдержать улыбку.— Да, очень.— Скажи, что мне надо делать.Он нежно провел пальцами по ее губам.— Я… не знаю. Просто делай, как тебе представляется нужным, чтобы доставить мне удовольствие. Все, что ты сделаешь, будет мне приятно.Она склонила голову, и ее пышные волосы, упав на его лицо, скрыли ее от его взора. Ему подумалось, что, может, она таким образом пытается скрыть свое смущение.Торн закрыл глаза, ожидая ее, и через минуту, показавшуюся ему вечностью, ощутил первые, осторожные, восхитительные прикосновения ее губ. Они мягко заскользили по нему, а затем он почувствовал нежные удары ее влажного язычка. И то, как нерешительно она это делала, будто исследуя его, возбуждало еще сильнее, и вскоре, забыв обо всем на свете, думая только о ней и о том, что она с ним сейчас делает, Торн полностью отдался наслаждению. Мысль о том, что она старается сделать ему приятное, заставляла его сердце трепетать от восторга. Он был до глубины души тронут ее великодушием, тем, что она согласилась на это ради него. И раз так, то, значит, где-то, в самых укромных уголках ее сердца, все же живет любовь, любовь к нему, Торну, первому и единственному мужчине в ее жизни.Когда она целиком обхватила ртом его страждущую плоть, он застонал по-звериному, вцепившись рукой в ее волосы.— О Боже, Мартина! Да-да!Он был на грани.— Мартина, я сейчас…Торн обхватил руками ее голову. Она не поняла значения этих слов, продолжая эту сладостную пытку.— Мартина, — прошептал он, тряся ее за плечи.— Я что-то делаю не так?— Нет, ты чудо, но… — Торн обнял ее, принуждая лечь рядом с собой, — но сейчас просто гладь меня там рукой… как раньше, хорошо? Вот так… да!Сердце готово было выпрыгнуть из его груди, он с силой прижал ее к себе, и в этот момент наступил оргазм. Торн сотрясался от пробегающих по телу волн экстаза, рыча как дикое животное. Потеряв представление о времени и пространстве, он чувствовал, как извергается его семя в руки любимой, и весь мир перестал существовать для него в этот момент.Ничего, кроме них. Только Мартина и он. Только они вдвоем. Глава 19 — А может быть, в ее утробе сидит дьявол? — высказал предположение отец Саймон, кивая на раздувшийся до невероятных размеров живот Эструды, которая металась на постели и стонала.Бернард посмотрел на священника и подумал: «А ведь этот червяк в сутане не шутит». Даже Годфри, кажется, воспринял слова монаха всерьез. Его челюсть отвисла, он тупо уставился на невестку, тряся головой. Впрочем, он был в таком состоянии, что, похоже, готов был поверить в любую глубокомысленную религиозную чушь — алкоголь совершенно размягчил его мозги. В эту минуту барон был больше похож на деревенского идиота.«Да, сдает старик, — подумал Бернард. — Недолго ему осталось. Похоже, что скоро его рассудок откажет окончательно. Как только я пойму, что ты уже не в состоянии контролировать себя, старый пьяница, я придушу тебя во время сна, видит Бог».— Убей меня, — взмолилась Эструда, в который уже раз за этот день.«А сейчас, если кого и надо придавить подушкой, так это ее», — подумал Бернард, но вовсе не потому, что хотел бы облегчить ее мучения. Просто вид собственной жены раздражал его сверх всякой меры. За последний месяц она страшно исхудала, ее кожа пожелтела, покрылась отвратительными язвами и обтягивала кости, как ссохшаяся рогожа. Она напоминала покойника — оскаленные зубы и дико вытаращенные глаза изменили ее лицо до неузнаваемости, а огромный вздувшийся живот рос и рос, словно перезрелый и готовый вот-вот лопнуть арбуз.«Интересно, а что, если он действительно лопнет до того, как она успеет отдать Богу душу? — рассеянно подумал Бернард. — И что тогда окажется там внутри — рогатый дьявол, как считает этот дурак отец Саймон?»Бернард посмотрел на жену, мечущуюся на скомканных простынях, и попытался представить себе эту картину. Очевидная глупость и примитивность этого предположения вызвали у него презрительную усмешку.Ясно, что никакой это не дьявол, а отец Саймон просто-напросто суеверный болван. Но то, что это и не ребенок, тоже было совершенно очевидно. Повивальная бабка уверяла его, что даже двойня на шестом месяце беременности не может до такой степени раздуть материнский живот. Нет, это явно какая-то неведомая болезнь, а вовсе не беременность, будь она нормальной или вызванной нечистой силой. В конце концов, кому как не ему прекрасно известно, что эта чертова баба бесплодна, как пустой котелок.К счастью, она скоро умрет. И тогда он сможет обзавестись новой женой, молодой и здоровой, такой, которая сумеет родить ему наследников. Только надо будет с самого начала держать ее в ежовых рукавицах, а еще лучше сразу же дать ей отведать мужниного ремня, еще до того, как она захочет своевольничать и дерзить, как Эструда. «Да, именно так, я буду держать ее взаперти в спальне. Только надо будет сделать там дверь с замком. На этот раз я не допущу ошибки», — подумал Бернард.Правда, планируя вторую женитьбу, ему придется опять столкнуться с той же самой досадной проблемой, которая вынудила его отправиться за невестой в далекую Фландрию. Ведь хотя с той поры и прошло целых двадцать лет, тот случай так и не был предан забвению, несмотря на то что это была всего лишь дешевая шлюха и получила она по заслугам. Он совершил тогда огромную, непростительную ошибку, просто потерял голову — прикончил ее прямо в борделе и оставил лежать на соломенной подстилке, в то время как все видели, что он выходил от нее последним. Дав волю своей ярости, он поступил крайне глупо.— Убей меня, — взмолилась Эструда, когда он опустил руку ей на голову и потянул за волосы. — Убей меня. Прошу тебя.Бернард испытывал огромное желание придавить ее подушкой, но это было бы опять же неумно. В стенах замка сохранить что-либо в тайне было просто невозможно. Конечно, ему давно уже хотелось облегчить ей переход в мир иной, но риск разоблачения был слишком велик, а кроме того, в этом не было сейчас необходимости — все равно она не протянет и несколько дней.Со двора раздался голос Эдмонда. Годфри высунулся в окно и позвал его.После того как его младший братишка отведал вкус крови, вонзив свои молодые зубы в шею той шлюшки Эмилин из борделя толстой Нэп, он стал очень гордиться собой. По правде говоря, Бернард тоже испытывал некоторую гордость за братца, понимая, что тот идет по его стопам. Но затем мальчишка попробовал проделать то же самое с леди Мартиной, а это уже оказалось не столь забавно. Он взялся за дело с детским энтузиазмом, не утруждая себя осмотрительностью, а это всегда опасно, потому что влечет за собой разоблачение. Кому-кому, а Бернарду это было очень хорошо известно. На его месте если бы он захотел избавиться от своей жены, то вначале тщательно продумал бы план действий, так, чтобы все выглядело как несчастный случай и никто бы не мог подкопаться.— Убей меня. О Господи, ну убей же…И хотя его самого частенько так и подмывало устроить Эструде такой правдоподобный несчастный случай, все же в последний момент удерживала призрачная надежда на то, что, может быть, вдруг все же его семя пустит ростки в ее бесплодной утробе. В следующий раз он не должен так ошибиться. В его тридцать шесть лет давно уже пора обзавестись сыновьями. И если его следующая жена в течение первого года не разродится, он знает, как поступить с ней: так, как ему давным-давно следовало поступить с Эструдой, — он велит ей собрать провизию в корзинку и повезет на пикник в дальний лес, без слуг, только он и она. Он дотронулся пальцами до рукоятки своего инкрустированного жемчугом ножа и задумчиво усмехнулся, представляя те наказания, на которые обречет себя его будущая супруга, если окажется, к ее несчастью, столь же бесплодной, как и Эструда. Можно будет даже и не хоронить ее. Да что там, можно даже будет вызвать к себе сочувствие, объявив, что на его глазах ее изнасиловали и замучили до смерти лесные бандиты.— Ах, Эдмонд, — промолвил Годфри.Обернувшись, Бернард увидел брата, который застыл в дверях с выражением испуга и отвращения на лице. Он умоляюще посмотрел на отца, словно говоря: «Я не могу на это смотреть». Годфри вышел вслед за ним в коридор. Сквозь отделявшую комнату кожаную штору до уха Бернарда с трудом долетало его неразборчивое полупьяное бормотание.— Она умирает, сынок.— Пускай бы уж поскорее, Господи Иисусе!— Мне очень тяжко на душе, сын мой. Посуди сам и пойми меня — у меня нет не только внуков, но и малейшей надежды на то, что они когда-нибудь появятся. С Женивой ее муж развелся, Бернард вот-вот овдовеет. Остаешься только ты.— Нет, только не это! — помолчав, простонал Эдмонд. — Она же ведьма, па! Чертова ведьма!— Завтра ты отправишься в монастырь Святого Дунстана и привезешь ее назад.Отец Саймон взглянул на Годфри и поднял брови.— Нет, я не поеду, — сказал Эдмонд.— Поедешь! Ты мой вассал и должен повиноваться моим приказам так же, как и все живущие в моих владениях, поэтому ты или сделаешь так, как я велю, или я отправлю тебя в монастырь до конца дней твоих. Ты слышишь, что я говорю, сын мой?Старик говорил с непривычной для его возраста и состояния силой, делая ударение на каждом слове. Такая страстная речь казалась странной в его устах, но, с другой стороны, тема наследников всегда была для него самой болезненной. Эдмонд долго молчал.— Я поеду, — наконец промямлил он.— И ты будешь жить с ней, — продолжал Годфри, — как муж с женой до тех пор, пока она не принесет тебе сына. Потом можешь поступать как тебе заблагорассудится.«Боже, — подумал Бернард, — это может кончиться тем, что Эдмонд обзаведется наследником раньше меня».
А он-то уже решил, что окончательно избавился от нее. Думал, что больше и не увидит ее, не говоря уже о супружеской жизни с этой ведьмой.Сделав очередной глоток вина, Эдмонд со злостью вонзил шпоры в бока своего гнедого жеребца — просто так, чтобы выместить свою досаду. Конь рванулся вперед, взбрыкнув и подбросив его в воздух на целый фут. Эдмонд едва успел ухватиться за поводья, чтобы удержаться в седле. Он резко дернул за уздечку и гнедой негодующе заржал.«Теперь придется не только жить с ней под одной крышей, но и спать с ней — или хотя бы попытаться сделать это. А где гарантия, что она снова не начнет вытворять со мной свои колдовские штучки? Или не попытается отравить меня? Раз она смогла наложить заклятие на мою мужскую силу, то в следующий раз вполне сможет и убить меня!»Эдмонд обвел мутным взглядом окружающий пейзаж, чтобы убедиться, что по-прежнему держит путь на запад, в сторону монастыря Святого Дунстана. Солнце стояло в зените, поэтому он не мог по нему сориентироваться. Местность вокруг казалась незнакомой. Слева от запорошенной снегом тропинки круто обрывался почти отвесный овраг. Когда он посмотрел вниз, голова слегка закружилась и содержимое желудка подступило к горлу. Кожаная фляга выскользнула из его ослабевших пальцев, покатилась вниз по склону, подпрыгивая и ударяясь о камни, и исчезла в густом кустарнике на дне оврага. «И черт с ней, все равно она уже почти пустая», — подумал Эдмонд, доставая другую. Он откупорил ее и припал к горлышку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41