Это были люди из самых верхов.
– Ну а теперь прямиком на Север, – с удовлетворением сказал Гэвину Динь, когда они усаживались в машину. – Вам очень повезло, товарищ, что вы едете сейчас, а не десять лет назад, когда я впервые прошел этой дорогой. В ту пору это была труднопроходимая пешая тропа, ведущая с Севера через горный массив Чуонгсон.
– Она проложена по тем же местам, что и прежняя? – с любопытством спросил Гэвин, обрадованный возможностью сменить неуютное седло велосипеда на относительный комфорт салона джипа.
За руль машины уселся один из помощников Диня, и тот кивнул:
– Да, но теперь это не одна тропинка, а целая сеть дорог, идущих примерно параллельно друг другу и пересекающихся в стратегических точках.
– В настоящий момент мы перемещаемся по территории Камбоджи?
– В настоящий момент – да, – отозвался Динь, блеснув одной из своих нечастых улыбок.
Дорога забиралась все выше в горы. Гэвин наблюдал за густым потоком движущихся по ней машин камуфляжной раскраски. Наконец они пересекли реку Бенхаи и спустились в предгорья Чуонгсон. Громадный горный массив, словно спинной хребет, пересекал полуостров с юга на север. Это был последний опасный перевал на их пути. Вскоре они очутились в густых лесах, и вдруг невидимые из-за листвы «В-52» сбросили бомбы на участок дороги, по которому ехал джип.
Как и в прошлый раз, атака началась без предупреждения. Окружающий мир превратился в пылающий ад. И хотя впоследствии Гэвин узнал, что основной удар пришелся по поселку в миле от них, грохот взрывов так ударил ему в барабанные перепонки, что полностью парализовал слух. Ударная волна подняла джип в воздух и отбросила на несколько шагов от Тропы, повалив набок. Он помнил лишь, как лежал под бомбами, прижимаясь к земле, полностью утратив контроль над мочевым пузырем и кишечником.
Когда наконец налет закончился, Гэвин не мог поверить в то, что все еще жив. Он заставил себя встать на колени, потом на подгибающиеся ноги.
– Динь! – крикнул он в звенящей тишине. – Динь!
Шагах в пятидесяти от него две фигуры медленно зашевелились, осторожно отделяясь от земли. Диня среди них не оказалось. Гэвина охватил новый приступ паники.
– Динь! – воскликнул он прерывающимся голосом. – Динь!
– Я здесь, товарищ, – послышалось из-за его спины. Гэвин рывком обернулся, едва не лишившись чувств от радости.
– Господи! Я решил, что вы погибли. Я решил, что вы все погибли!
Динь улыбнулся ему, стряхивая пыль с формы.
– Страх подтачивает разум, товарищ. Вам нужно научиться не поддаваться ему. – В голосе Диня не было порицания, лишь насмешка. – Давайте посмотрим, способен ли джип вновь отправиться в дорогу. Если нет, нам предстоит долгий путь пешком.
Вчетвером им удалось перевернуть машину и поставить ее на колеса.
– Бензобак уцелел, – сказал один из помощников Диня. – Похоже, затруднений не предвидится.
Так и оказалось. Десять минут спустя, замаскировав капот машины свежесрезанными ветками, они вновь двинулись на север.
– Через несколько минут мы выедем на самый безопасный отрезок дороги, – сообщил Гэвину Динь.
Гэвин с подозрением воззрился на него.
– Неужели опять спустимся под землю?
Динь опять улыбнулся. Гэвин все больше нравился ему.
– Нет, товарищ. Следующие несколько миль мы проделаем по воде.
Лодки им не понадобились. Сидевший за рулем офицер попросту свернул на мелководье и, то и дело переключая передачи, повел машину по дну ручья, будто по дороге. Они ехали так, пока песчаное дно не сменилось каменистым и не пошло под уклон.
– Такие участки Тропы трудно обнаружить с воздуха, – объяснил Динь, явно испытывая облегчение. – Прибрежные джунгли служат естественной маскировкой, а на воде следов не бывает. Но мы используем также и глубокие каналы. Припасы упаковываются в водонепроницаемые контейнеры и сплавляются по рекам от одного пункта снабжения до другого.
Гэвин воспринял эти слова без удивления. Ему уже начинало казаться, что изобретательности бойцов армии Северного Вьетнама попросту нет предела.
На следующий день они добрались до крупного перевалочного узла и пересели из своего побитого джипа в трехосный армейский грузовик «ЗИЛ».
– На нем мы и приедем в Ханой, – сообщил Динь, явно удовлетворенный скоростью, с которой они продвигались вперед. – Джунгли закончились, и больше задержек не предвидится.
Его оптимизм не оправдался. Через несколько часов они вновь угодили под бомбежку. Гэвин и Динь уцелели, но тем, кто ехал впереди, повезло куда меньше.
На закате следующего дня Динь осторожно толкнул Гэвина в бок и сказал:
– Вы проспали целый час, товарищ. Если и дальше будете дремать, пропустите момент въезда в Ханой.
Гэвин рывком выпрямился на сиденье, чувствуя, как заколотилось его сердце. Ханой! Отправляясь из Парижа в Сайгон, он ожидал чего угодно, только не этого. Въехать в Ханой! На русском грузовике, в сопровождении трех офицеров армии Северного Вьетнама! Невероятно! Неслыханно!
Убогие предместья уступили место каменным особнякам. По правую руку поблескивали воды большого озера. Посмотрев налево, Гэвин снова увидел дома – некогда роскошные, теперь они выглядели весьма непрезентабельно из-за облупившейся штукатурки.
– Свою первую ночь в Ханое вы проведете со всеми удобствами, – сказал Динь, с интересом наблюдая за реакцией Гэвина. – Французы построили в центре города изысканный отель «Метрополь». Номер для нас уже заказан. Боюсь, сразу по приезде мне придется оставить вас в одиночестве. Вышестоящие органы ждут моего доклада.
Гэвин кивнул, не в силах оторвать взгляд от мрачных, унылых улиц. Их высадили у огромного, величественного, но донельзя обшарпанного здания. И все же Гэвин по-прежнему был ошеломлен выпавшей на его долю удачей. Он приехал в Ханой. В Ханой! Если повезет, он вскоре возьмет интервью у генерала Зиапа. А то и у самого Хо Ши Мина.
Глава 26
Сидя в кресле самолета, выполнявшего рейс Сан-Франциско – Вашингтон, Эббра думала о неминуемой ссоре со свекром. Том Эллис считал всех участников антивоенных демонстраций предателями, и Эббра знала, что, как только ему станет известно о ее участии в марше у Пентагона, он почувствует себя оскорбленным и будет взбешен.
Эббра смотрела в иллюминатор на горы облаков и осеннее солнце, гадая, как бы отреагировал на ее поступок Льюис. Он всегда считал, что американское вторжение в Индокитай оправданно как с моральной, так и с политической точки зрения.
Лайнер начал снижаться, готовясь совершить посадку в аэропорту Вашингтона. В этом городе у Эббры не было друзей; среди участников марша у нее также не было ни одного знакомого. Если бы не разгар футбольного сезона, Скотт поехал бы с ней, но Эббра больше не могла, просить его сопровождать ее куда бы то ни было. Дни их беззаботной дружбы остались позади.
Эббра крепко стиснула лежащие на коленях руки. Она не должна вспоминать о Скотте. Думать о нем было почти так же мучительно, как о Льюисе. Уж лучше поразмышлять о предстоящих днях в Вашингтоне. Ей нужно зарегистрироваться в отеле, выяснить, откуда начнется марш, а потом отыскать женщин, оказавшихся в том же положении, что и она, – женщин, мужья которых числились военнопленными либо пропавшими без вести во Вьетнаме.
Серена устроилась в кресле салона первого класса «Боинга-707», надвинула на глаза темную повязку и вытянула вперед длинные загорелые ноги. До посадки в международном вашингтонском аэропорту Даллас оставалось шесть часов, и она собиралась поспать.
Стюардесса негромко спросила, не желает ли она подушку и одеяло, и Серена кивнула. Сегодня девятнадцатое октября. Поскольку марш был запланирован на двадцать первое, она сможет выехать в Атлантик-Сити в гости к Чаку Уилсону лишь двадцать второго.
Она не общалась с ним с апреля, когда Чак написал, что покидает госпиталь и отправляется на ранчо своего дяди восстанавливать силы. Судя по тому, что было известно Серене, Чак и сейчас мог находиться в Вайоминге. Она не знала адреса ранчо, и, если фамилия дяди не Уилсон, отыскать Чака будет невозможно.
Серена начала погружаться в сон, пытаясь понять, отчего письма Уилсона были такими короткими и сухими, гадая, будет ли вашингтонская демонстрация похожа на лондонскую. Она пыталась представить себе француженку, откликнувшуюся на ее письмо в «Вашингтон пост». Сумеют ли они встретиться, как замыслили, у мемориала Линкольна до начала марша?
Габриэль въехала в Вашингтон по Сорок шестому шоссе с той же бесшабашной удалью, с какой водила машину в Париже. Предыдущее выступление группы состоялось накануне вечером в Балтиморе; Рэдфорд по-прежнему собирался принять участие в марше, но в звукооборудовании обнаружились неполадки и ему пришлось остаться, чтобы устранить неисправности.
С момента внезапного исчезновения Гэвина прошел год и один месяц. С тех пор Габриэль не получала известий о нем. Нху продолжала слать полные грусти и тревоги письма, но о Гэвине не упоминала. Габриэль не верила, что ее муж погиб. Отчего же она так уверена, что он все еще жив?
Как ни старалась Габриэль, она не могла найти разумного объяснения своей уверенности. Она была основана на интуиции и ни на чем другом. Интуиция никогда ее не подводила, и Габриэль была готова прозакладывать собственную жизнь, что не подведет и сейчас. Гэвин жив. Единственное, что ей остается, – дождаться того дня, когда он вернется домой.
Габриэль свернула налево, направляясь к мемориалу Линкольна. Права ли она? Действительно ли ей остается только ждать сложа руки? Она наполовину вьетнамка. Сайгон был ее домом, и в глубине души она все еще считала его своим домом.
– Господи Боже мой, – прошептала она и притормозила, не в силах сконцентрировать внимание на езде. Ее сердце бешено забилось.
Почему это не пришло ей в голову раньше? Святые небеса, как могла она быть такой глупой и долгие месяцы не видеть очевидного? Надо поехать во Вьетнам! Она найдет того человека, который сказал Нху, чтобы она не ждала больше новостей о Гэвине и Дине. Она пройдет путь, который проделали они, и сама найдет Гэвина!
Толпа была огромная. Эббра еще ни разу не видела столько людей, объединенных одной целью и собравшихся в одном месте. Толпа была такая плотная, что ей потребовалось больше часа, чтобы пройти от отеля на одной из центральных улиц до места сбора демонстрантов у мемориала Линкольна, что в миле от Белого дома. Лужайки вокруг мемориала были запружены людьми и казались черными. Большинство присутствующих носили длинные волосы, «бусы любви» и щеголяли в странных одеяниях, напоминавших пончо. Самым удивительным было то, что многие из них были отнюдь не молоды.
Среди демонстрантов то и дело попадались прилично одетые люди средних лет. В толпе выделялась угловатая, увенчанная сединами фигура Бенджамина Спока, известнейшего педиатра. Были здесь и другие знаменитости. Эббра успела заметить Артура Миллера и Нормана Мейлера, прежде чем толпа сомкнулась вокруг них и они затерялись в море разноцветных плакатов.
На некоторых транспарантах с портретом президента Джонсона было выведено алыми буквами: «Военный преступник». Другие призывали: «Заберите нас из Вьетнама!», «Верните мальчиков домой!», «Занимайтесь любовью, а не войной!» и «Немедленно прекратите кровопролитие!».
Неподалеку от Эббры остановилась группа людей, державших красно-белые флаги с желтыми полосами. Эббра несколько секунд озадаченно смотрела на них, потом вдруг поняла. Это были знамена Вьетконга. Испуганная, она начала протискиваться сквозь толпу, стремясь оказаться подальше от этих флагов. Она была против войны, но не думала поддерживать Вьетконг; Эббре не хотелось, чтобы ее по ошибке приняли за его сторонницу.
В тот самый миг, когда толпа двинулась по направлению к Арлингтонскому мосту, Эббра увидела девушку, лицо которой выражало ту же растерянность, какую она ощущала сама. Изящная, стройная блондинка с ниспадавшими на спину волосами была почти на голову выше большинства окружавших ее людей-. От октябрьского холода ее защищало небрежно расстегнутое роскошное пальто; девушка глубоко засунула руки в его карманы. Эббра заметила под пальто белое отчаянно-короткое платье, едва прикрывавшее бедра. Наряд девушки дополняли высокие башмаки цвета хаки и шелковый шарф цветов британского флага. Эббра подумала, научится ли она когда-нибудь держаться с такой же сногсшибательной и непринужденной грацией.
Как только тысячи демонстрантов стали скандировать: «Черта с два, нас не заставишь воевать!», Эббра начала пробираться к девушке, которая, несмотря на типично британский шарф, выглядела скорее шведкой.
– Потрясающе, вы не находите? – спросила она, протиснувшись наконец к незнакомке. – Я и не думала, что здесь будет так многолюдно. Тут ведь сорок – пятьдесят тысяч человек, не меньше!
– А то и больше, – с улыбкой отозвалась девушка. У нее был негромкий приятный голос и чисто английское, а не скандинавское произношение.
– Вы не против, если я пойду с вами? – застенчиво спросила Эббра. – Только что меня едва не втянули в группу с флагами Вьетконга, и хотя я против войны, не хочу, чтобы меня спутали с его сторонниками.
– Вот как? – произнесла девушка, примеряясь к ее шагу. – Почему бы и нет?
Эббра на мгновение застыла. Она редко говорила о Льюисе, а уж с незнакомыми людьми – тем более. Но теперь она с удивившей ее саму легкостью сообщила:
– Мой муж числится без вести пропавшим.
– А мой попал в плен, – сказала девушка, пристально посмотрев на нее, и протянула руку. – Меня зовут Серена Андерсон, и я очень рада знакомству с вами.
Эббра крепко пожала протянутую руку и, на мгновение потеряв самообладание, едва не расплакалась.
– Я Эббра, Эббра Эллис, – с трудом произнесла она. Наконец она нашла кого-то, кто поймет ее страдания, сможет разделить ее горе и надежды. – Вы уже бывали на антивоенных демонстрациях?
Серена кивнула:
– В Лондоне. У американского посольства. – Она бросила Эббре широкую ослепительную улыбку. – Я предполагала, что здесь будет много людей, но реальность превзошла все мои ожидания. Я собиралась встретиться здесь с женой одного военнопленного, француженкой, с которой до сих пор не была знакома. Если заметите женщину, размахивающую шелковым платком с цветами французского флага, покажите мне ее. Это и будет Габриэль.
Они уже шагали по мосту, и с Потомака задувал холодный, пронизывающий ветер. На Эббре были сизо-голубой пуловер, ярко-красная куртка и темно-серые брюки. Она высоко подняла воротник куртки, укрывая шею.
Серена еще глубже засунула руки в карманы пальто.
– Моего мужа Кайла держат в Ханое, в тюрьме Хоало.
Вокруг скандировали: «Миру – да, войне – нет!» – и Эббре пришлось кричать в ответ:
– Моего мужа зовут Льюис. Он капитан, возглавляет подвижную группу из четырех военных советников, действующих в дельте Меконга. Он и его люди попали в засаду после прочесывания деревни, жителей которой подозревали в том, что они укрывают северовьетнамских солдат. Один из его подчиненных смог бежать, и он утверждает, будто видел, как Льюиса взяли в плен северовьетнамцы. Это случилось чуть больше года назад. – Внезапно глаза Эббры вспыхнули ярким огнем. – С тех пор я ничего о нем не знаю, – добавила она.
– Боже мой, – проговорила Серена. Больше ей нечего было сказать. Она не могла произнести ни слова. Она приняла участие в марше, надеясь встретить женщин, оказавшихся в одинаковом с ней положении, но вместо этого познакомилась с женщиной, которой пришлось еще хуже. Она хотя бы знала, где находится Кайл. Сохранялась даже мизерная вероятность того, что он получает ее письма. Но Эббра лишена и этой надежды. В конце концов Серена сказала просто: – Я понимаю вас. Это ужасно.
Слова были избитыми и прозвучали суховато, но, встретившись глазами с Эбброй, Серена увидела: та понимает, какие глубокие чувства кроются за ними.
– Вам не кажется, что все это может плохо кончиться?! – крикнула она Эббре, только теперь заметив многотысячные подразделения американской армии, полиции и Национальной гвардии, окружившие министерство обороны.
Хотя Эббра впервые участвовала в антивоенной демонстрации, она покачала головой:
– Нет. Дэвид Диллинджер, главный организатор марша, – убежденный пацифист. Цель нашего выступления проста – отрезать Пентагон от внешнего мира людской массой, чтобы никто не мог покинуть здание. По мнению Диллинджера, именно непохожесть группировок, пришедших сюда, – женские и религиозные объединения, военные ветераны и борцы за права человека, студенты, чернокожие боевики и интеллектуалы левого толка – заставит правительство осознать, насколько широко распространены в обществе антивоенные настроения.
Они уже достаточно приблизились к армейскому заслону, чтобы рассмотреть автоматы в руках солдат, и Серена, вспоминая столкновение с полицией, произошедшее во время куда более скромной демонстрации у стен американского посольства в Лондоне, от всей души понадеялась, что уверенность Эббры хоть чем-то оправдана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Ну а теперь прямиком на Север, – с удовлетворением сказал Гэвину Динь, когда они усаживались в машину. – Вам очень повезло, товарищ, что вы едете сейчас, а не десять лет назад, когда я впервые прошел этой дорогой. В ту пору это была труднопроходимая пешая тропа, ведущая с Севера через горный массив Чуонгсон.
– Она проложена по тем же местам, что и прежняя? – с любопытством спросил Гэвин, обрадованный возможностью сменить неуютное седло велосипеда на относительный комфорт салона джипа.
За руль машины уселся один из помощников Диня, и тот кивнул:
– Да, но теперь это не одна тропинка, а целая сеть дорог, идущих примерно параллельно друг другу и пересекающихся в стратегических точках.
– В настоящий момент мы перемещаемся по территории Камбоджи?
– В настоящий момент – да, – отозвался Динь, блеснув одной из своих нечастых улыбок.
Дорога забиралась все выше в горы. Гэвин наблюдал за густым потоком движущихся по ней машин камуфляжной раскраски. Наконец они пересекли реку Бенхаи и спустились в предгорья Чуонгсон. Громадный горный массив, словно спинной хребет, пересекал полуостров с юга на север. Это был последний опасный перевал на их пути. Вскоре они очутились в густых лесах, и вдруг невидимые из-за листвы «В-52» сбросили бомбы на участок дороги, по которому ехал джип.
Как и в прошлый раз, атака началась без предупреждения. Окружающий мир превратился в пылающий ад. И хотя впоследствии Гэвин узнал, что основной удар пришелся по поселку в миле от них, грохот взрывов так ударил ему в барабанные перепонки, что полностью парализовал слух. Ударная волна подняла джип в воздух и отбросила на несколько шагов от Тропы, повалив набок. Он помнил лишь, как лежал под бомбами, прижимаясь к земле, полностью утратив контроль над мочевым пузырем и кишечником.
Когда наконец налет закончился, Гэвин не мог поверить в то, что все еще жив. Он заставил себя встать на колени, потом на подгибающиеся ноги.
– Динь! – крикнул он в звенящей тишине. – Динь!
Шагах в пятидесяти от него две фигуры медленно зашевелились, осторожно отделяясь от земли. Диня среди них не оказалось. Гэвина охватил новый приступ паники.
– Динь! – воскликнул он прерывающимся голосом. – Динь!
– Я здесь, товарищ, – послышалось из-за его спины. Гэвин рывком обернулся, едва не лишившись чувств от радости.
– Господи! Я решил, что вы погибли. Я решил, что вы все погибли!
Динь улыбнулся ему, стряхивая пыль с формы.
– Страх подтачивает разум, товарищ. Вам нужно научиться не поддаваться ему. – В голосе Диня не было порицания, лишь насмешка. – Давайте посмотрим, способен ли джип вновь отправиться в дорогу. Если нет, нам предстоит долгий путь пешком.
Вчетвером им удалось перевернуть машину и поставить ее на колеса.
– Бензобак уцелел, – сказал один из помощников Диня. – Похоже, затруднений не предвидится.
Так и оказалось. Десять минут спустя, замаскировав капот машины свежесрезанными ветками, они вновь двинулись на север.
– Через несколько минут мы выедем на самый безопасный отрезок дороги, – сообщил Гэвину Динь.
Гэвин с подозрением воззрился на него.
– Неужели опять спустимся под землю?
Динь опять улыбнулся. Гэвин все больше нравился ему.
– Нет, товарищ. Следующие несколько миль мы проделаем по воде.
Лодки им не понадобились. Сидевший за рулем офицер попросту свернул на мелководье и, то и дело переключая передачи, повел машину по дну ручья, будто по дороге. Они ехали так, пока песчаное дно не сменилось каменистым и не пошло под уклон.
– Такие участки Тропы трудно обнаружить с воздуха, – объяснил Динь, явно испытывая облегчение. – Прибрежные джунгли служат естественной маскировкой, а на воде следов не бывает. Но мы используем также и глубокие каналы. Припасы упаковываются в водонепроницаемые контейнеры и сплавляются по рекам от одного пункта снабжения до другого.
Гэвин воспринял эти слова без удивления. Ему уже начинало казаться, что изобретательности бойцов армии Северного Вьетнама попросту нет предела.
На следующий день они добрались до крупного перевалочного узла и пересели из своего побитого джипа в трехосный армейский грузовик «ЗИЛ».
– На нем мы и приедем в Ханой, – сообщил Динь, явно удовлетворенный скоростью, с которой они продвигались вперед. – Джунгли закончились, и больше задержек не предвидится.
Его оптимизм не оправдался. Через несколько часов они вновь угодили под бомбежку. Гэвин и Динь уцелели, но тем, кто ехал впереди, повезло куда меньше.
На закате следующего дня Динь осторожно толкнул Гэвина в бок и сказал:
– Вы проспали целый час, товарищ. Если и дальше будете дремать, пропустите момент въезда в Ханой.
Гэвин рывком выпрямился на сиденье, чувствуя, как заколотилось его сердце. Ханой! Отправляясь из Парижа в Сайгон, он ожидал чего угодно, только не этого. Въехать в Ханой! На русском грузовике, в сопровождении трех офицеров армии Северного Вьетнама! Невероятно! Неслыханно!
Убогие предместья уступили место каменным особнякам. По правую руку поблескивали воды большого озера. Посмотрев налево, Гэвин снова увидел дома – некогда роскошные, теперь они выглядели весьма непрезентабельно из-за облупившейся штукатурки.
– Свою первую ночь в Ханое вы проведете со всеми удобствами, – сказал Динь, с интересом наблюдая за реакцией Гэвина. – Французы построили в центре города изысканный отель «Метрополь». Номер для нас уже заказан. Боюсь, сразу по приезде мне придется оставить вас в одиночестве. Вышестоящие органы ждут моего доклада.
Гэвин кивнул, не в силах оторвать взгляд от мрачных, унылых улиц. Их высадили у огромного, величественного, но донельзя обшарпанного здания. И все же Гэвин по-прежнему был ошеломлен выпавшей на его долю удачей. Он приехал в Ханой. В Ханой! Если повезет, он вскоре возьмет интервью у генерала Зиапа. А то и у самого Хо Ши Мина.
Глава 26
Сидя в кресле самолета, выполнявшего рейс Сан-Франциско – Вашингтон, Эббра думала о неминуемой ссоре со свекром. Том Эллис считал всех участников антивоенных демонстраций предателями, и Эббра знала, что, как только ему станет известно о ее участии в марше у Пентагона, он почувствует себя оскорбленным и будет взбешен.
Эббра смотрела в иллюминатор на горы облаков и осеннее солнце, гадая, как бы отреагировал на ее поступок Льюис. Он всегда считал, что американское вторжение в Индокитай оправданно как с моральной, так и с политической точки зрения.
Лайнер начал снижаться, готовясь совершить посадку в аэропорту Вашингтона. В этом городе у Эббры не было друзей; среди участников марша у нее также не было ни одного знакомого. Если бы не разгар футбольного сезона, Скотт поехал бы с ней, но Эббра больше не могла, просить его сопровождать ее куда бы то ни было. Дни их беззаботной дружбы остались позади.
Эббра крепко стиснула лежащие на коленях руки. Она не должна вспоминать о Скотте. Думать о нем было почти так же мучительно, как о Льюисе. Уж лучше поразмышлять о предстоящих днях в Вашингтоне. Ей нужно зарегистрироваться в отеле, выяснить, откуда начнется марш, а потом отыскать женщин, оказавшихся в том же положении, что и она, – женщин, мужья которых числились военнопленными либо пропавшими без вести во Вьетнаме.
Серена устроилась в кресле салона первого класса «Боинга-707», надвинула на глаза темную повязку и вытянула вперед длинные загорелые ноги. До посадки в международном вашингтонском аэропорту Даллас оставалось шесть часов, и она собиралась поспать.
Стюардесса негромко спросила, не желает ли она подушку и одеяло, и Серена кивнула. Сегодня девятнадцатое октября. Поскольку марш был запланирован на двадцать первое, она сможет выехать в Атлантик-Сити в гости к Чаку Уилсону лишь двадцать второго.
Она не общалась с ним с апреля, когда Чак написал, что покидает госпиталь и отправляется на ранчо своего дяди восстанавливать силы. Судя по тому, что было известно Серене, Чак и сейчас мог находиться в Вайоминге. Она не знала адреса ранчо, и, если фамилия дяди не Уилсон, отыскать Чака будет невозможно.
Серена начала погружаться в сон, пытаясь понять, отчего письма Уилсона были такими короткими и сухими, гадая, будет ли вашингтонская демонстрация похожа на лондонскую. Она пыталась представить себе француженку, откликнувшуюся на ее письмо в «Вашингтон пост». Сумеют ли они встретиться, как замыслили, у мемориала Линкольна до начала марша?
Габриэль въехала в Вашингтон по Сорок шестому шоссе с той же бесшабашной удалью, с какой водила машину в Париже. Предыдущее выступление группы состоялось накануне вечером в Балтиморе; Рэдфорд по-прежнему собирался принять участие в марше, но в звукооборудовании обнаружились неполадки и ему пришлось остаться, чтобы устранить неисправности.
С момента внезапного исчезновения Гэвина прошел год и один месяц. С тех пор Габриэль не получала известий о нем. Нху продолжала слать полные грусти и тревоги письма, но о Гэвине не упоминала. Габриэль не верила, что ее муж погиб. Отчего же она так уверена, что он все еще жив?
Как ни старалась Габриэль, она не могла найти разумного объяснения своей уверенности. Она была основана на интуиции и ни на чем другом. Интуиция никогда ее не подводила, и Габриэль была готова прозакладывать собственную жизнь, что не подведет и сейчас. Гэвин жив. Единственное, что ей остается, – дождаться того дня, когда он вернется домой.
Габриэль свернула налево, направляясь к мемориалу Линкольна. Права ли она? Действительно ли ей остается только ждать сложа руки? Она наполовину вьетнамка. Сайгон был ее домом, и в глубине души она все еще считала его своим домом.
– Господи Боже мой, – прошептала она и притормозила, не в силах сконцентрировать внимание на езде. Ее сердце бешено забилось.
Почему это не пришло ей в голову раньше? Святые небеса, как могла она быть такой глупой и долгие месяцы не видеть очевидного? Надо поехать во Вьетнам! Она найдет того человека, который сказал Нху, чтобы она не ждала больше новостей о Гэвине и Дине. Она пройдет путь, который проделали они, и сама найдет Гэвина!
Толпа была огромная. Эббра еще ни разу не видела столько людей, объединенных одной целью и собравшихся в одном месте. Толпа была такая плотная, что ей потребовалось больше часа, чтобы пройти от отеля на одной из центральных улиц до места сбора демонстрантов у мемориала Линкольна, что в миле от Белого дома. Лужайки вокруг мемориала были запружены людьми и казались черными. Большинство присутствующих носили длинные волосы, «бусы любви» и щеголяли в странных одеяниях, напоминавших пончо. Самым удивительным было то, что многие из них были отнюдь не молоды.
Среди демонстрантов то и дело попадались прилично одетые люди средних лет. В толпе выделялась угловатая, увенчанная сединами фигура Бенджамина Спока, известнейшего педиатра. Были здесь и другие знаменитости. Эббра успела заметить Артура Миллера и Нормана Мейлера, прежде чем толпа сомкнулась вокруг них и они затерялись в море разноцветных плакатов.
На некоторых транспарантах с портретом президента Джонсона было выведено алыми буквами: «Военный преступник». Другие призывали: «Заберите нас из Вьетнама!», «Верните мальчиков домой!», «Занимайтесь любовью, а не войной!» и «Немедленно прекратите кровопролитие!».
Неподалеку от Эббры остановилась группа людей, державших красно-белые флаги с желтыми полосами. Эббра несколько секунд озадаченно смотрела на них, потом вдруг поняла. Это были знамена Вьетконга. Испуганная, она начала протискиваться сквозь толпу, стремясь оказаться подальше от этих флагов. Она была против войны, но не думала поддерживать Вьетконг; Эббре не хотелось, чтобы ее по ошибке приняли за его сторонницу.
В тот самый миг, когда толпа двинулась по направлению к Арлингтонскому мосту, Эббра увидела девушку, лицо которой выражало ту же растерянность, какую она ощущала сама. Изящная, стройная блондинка с ниспадавшими на спину волосами была почти на голову выше большинства окружавших ее людей-. От октябрьского холода ее защищало небрежно расстегнутое роскошное пальто; девушка глубоко засунула руки в его карманы. Эббра заметила под пальто белое отчаянно-короткое платье, едва прикрывавшее бедра. Наряд девушки дополняли высокие башмаки цвета хаки и шелковый шарф цветов британского флага. Эббра подумала, научится ли она когда-нибудь держаться с такой же сногсшибательной и непринужденной грацией.
Как только тысячи демонстрантов стали скандировать: «Черта с два, нас не заставишь воевать!», Эббра начала пробираться к девушке, которая, несмотря на типично британский шарф, выглядела скорее шведкой.
– Потрясающе, вы не находите? – спросила она, протиснувшись наконец к незнакомке. – Я и не думала, что здесь будет так многолюдно. Тут ведь сорок – пятьдесят тысяч человек, не меньше!
– А то и больше, – с улыбкой отозвалась девушка. У нее был негромкий приятный голос и чисто английское, а не скандинавское произношение.
– Вы не против, если я пойду с вами? – застенчиво спросила Эббра. – Только что меня едва не втянули в группу с флагами Вьетконга, и хотя я против войны, не хочу, чтобы меня спутали с его сторонниками.
– Вот как? – произнесла девушка, примеряясь к ее шагу. – Почему бы и нет?
Эббра на мгновение застыла. Она редко говорила о Льюисе, а уж с незнакомыми людьми – тем более. Но теперь она с удивившей ее саму легкостью сообщила:
– Мой муж числится без вести пропавшим.
– А мой попал в плен, – сказала девушка, пристально посмотрев на нее, и протянула руку. – Меня зовут Серена Андерсон, и я очень рада знакомству с вами.
Эббра крепко пожала протянутую руку и, на мгновение потеряв самообладание, едва не расплакалась.
– Я Эббра, Эббра Эллис, – с трудом произнесла она. Наконец она нашла кого-то, кто поймет ее страдания, сможет разделить ее горе и надежды. – Вы уже бывали на антивоенных демонстрациях?
Серена кивнула:
– В Лондоне. У американского посольства. – Она бросила Эббре широкую ослепительную улыбку. – Я предполагала, что здесь будет много людей, но реальность превзошла все мои ожидания. Я собиралась встретиться здесь с женой одного военнопленного, француженкой, с которой до сих пор не была знакома. Если заметите женщину, размахивающую шелковым платком с цветами французского флага, покажите мне ее. Это и будет Габриэль.
Они уже шагали по мосту, и с Потомака задувал холодный, пронизывающий ветер. На Эббре были сизо-голубой пуловер, ярко-красная куртка и темно-серые брюки. Она высоко подняла воротник куртки, укрывая шею.
Серена еще глубже засунула руки в карманы пальто.
– Моего мужа Кайла держат в Ханое, в тюрьме Хоало.
Вокруг скандировали: «Миру – да, войне – нет!» – и Эббре пришлось кричать в ответ:
– Моего мужа зовут Льюис. Он капитан, возглавляет подвижную группу из четырех военных советников, действующих в дельте Меконга. Он и его люди попали в засаду после прочесывания деревни, жителей которой подозревали в том, что они укрывают северовьетнамских солдат. Один из его подчиненных смог бежать, и он утверждает, будто видел, как Льюиса взяли в плен северовьетнамцы. Это случилось чуть больше года назад. – Внезапно глаза Эббры вспыхнули ярким огнем. – С тех пор я ничего о нем не знаю, – добавила она.
– Боже мой, – проговорила Серена. Больше ей нечего было сказать. Она не могла произнести ни слова. Она приняла участие в марше, надеясь встретить женщин, оказавшихся в одинаковом с ней положении, но вместо этого познакомилась с женщиной, которой пришлось еще хуже. Она хотя бы знала, где находится Кайл. Сохранялась даже мизерная вероятность того, что он получает ее письма. Но Эббра лишена и этой надежды. В конце концов Серена сказала просто: – Я понимаю вас. Это ужасно.
Слова были избитыми и прозвучали суховато, но, встретившись глазами с Эбброй, Серена увидела: та понимает, какие глубокие чувства кроются за ними.
– Вам не кажется, что все это может плохо кончиться?! – крикнула она Эббре, только теперь заметив многотысячные подразделения американской армии, полиции и Национальной гвардии, окружившие министерство обороны.
Хотя Эббра впервые участвовала в антивоенной демонстрации, она покачала головой:
– Нет. Дэвид Диллинджер, главный организатор марша, – убежденный пацифист. Цель нашего выступления проста – отрезать Пентагон от внешнего мира людской массой, чтобы никто не мог покинуть здание. По мнению Диллинджера, именно непохожесть группировок, пришедших сюда, – женские и религиозные объединения, военные ветераны и борцы за права человека, студенты, чернокожие боевики и интеллектуалы левого толка – заставит правительство осознать, насколько широко распространены в обществе антивоенные настроения.
Они уже достаточно приблизились к армейскому заслону, чтобы рассмотреть автоматы в руках солдат, и Серена, вспоминая столкновение с полицией, произошедшее во время куда более скромной демонстрации у стен американского посольства в Лондоне, от всей души понадеялась, что уверенность Эббры хоть чем-то оправдана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33