– То чувство тепла, которое ты испытываешь, имеет самое прямое отношение к любовной близости, Сафиро, – сказал Сойер.Девушка заметила, что его голос изменился – стал хриплым. Эти звуки словно ласкали ее.Сафиро было так жарко, что она расстегнула верхнюю пуговицу блузки.– Надо... надо спросить у Асукар про это чувство тепла. Она должна знать.– Я сам могу тебе рассказать, – произнес Сойер, – хотя нет, лучше я тебе покажу.Молодой человек смотрел в вырез ее блузки, где были видны нежные округлости грудей.– Сойер, ты смотришь на мою...– Знаю.– Прекрати.– Ты не возражала, когда я делал это раньше.– Но сейчас мне так жарко, что даже трудно дышать.Он знал, что Сафиро не преувеличивает. Грудь ее тяжело вздымалась. С каждым вздохом половинки блузки расходились, еще больше открывая ее прелести.Интересно, позволит ли она поцеловать ее? Дотронуться до нее? Сойер огляделся, желая убедиться, что поблизости никого нет.– Я заперла стариков в доме, как ты велел, Сойер, – сказала Сафиро, – хотя они могли бы тебе помочь.Эти слова мгновенно охладили пыл Сойера. Проклятые старики! Даже когда их не было рядом, они все равно ему мешали!Молодой человек отер пот со лба.– Вон то дерево чуть не забило Лоренсо в землю. Знаешь, как молоток гвоздь забивает. А Педро? Чем он мне поможет? Он топор-то с трудом поднял. Куда ему еще деревья рубить. Мне их помощь – как мертвому припарки, Сафиро, так что не выпускай их из дома, пока я работаю. И Асукар тоже. Когда к человеку пристают, он не способен рубить деревья.– Хорошо , – сердито сказала девушка, – но ты взваливаешь на себя слишком много. Справишься один?– Я не хочу, чтобы мне помогали, ясно? Я все буду делать сам.– Ладно! Делай все сам, все до последней мелочи. Хочешь перелететь через голову?«Какого черта она употребляет выражения, если не знает, как они правильно звучат?»– Я не хочу прыгнуть выше головы, да мне и не надо этого делать. Работы, конечно, много, но я справлюсь. А вот возиться с твоими стариками – это мне действительно не под силу!Сафиро решила, что пришло время опять попросить Сойера, чтобы он помог ее людям вспомнить забытые навыки. То, что старики ничего не умеют, ему не нравится, значит, он не станет смеяться, как в тот раз.Он раскричится, а может быть, даже уедет. Ведь ему кажется, что он остался в Ла-Эскондиде только затем, чтобы сделать ремонт. Он постоянно твердит ей об этом.Конечно, она глубоко признательна Сойеру за работу. Но сломанные заборы, ветхий сарай, сломанная ступенька – это все не смертельно.Надо рассказать ему о Луисе. Надо, чтобы он все-таки взялся учить ее людей боевому искусству.– Сойер, насчет моих людей...– Да? – Он заметил нерешительность девушки и понял, что та задумала что-то неприятное. – Что насчет твоих стариков?– Понимаешь, – начала она, – может быть, они и второй юности...– Не первой молодости.– Не первой молодости? Да, так в самом деле лучше. Ты прав, я ошиблась.«Больно быстро она согласилась», – отметил про себя Сойер.– Сафиро, говори прямо – что тебе надо? То, что твои люди старые, я уже знаю.– Да, старые, но если лед покрывает пламя, это еще не значит, что крыша холодная. Я хочу сказать... я хочу сказать, что под их морщинами еще горит огонь.– Может, на крыше лежит снег, но в доме горит огонь?– Да, и мои старики сохранили много огня. Ну, может, и не огня, а углей, но из этих углей можно раздуть пламя.Сойер догадался, к чему она клонит.– Ты по-прежнему хочешь, чтобы я занялся с твоими людьми? Превратил их в прежних опытных бандитов?Сафиро кивнула и одарила его милой улыбкой. Но Сойер покачал головой: – Нет.– Сойер, дай я объясню, зачем мне нужна твоя...– Не буду я слушать твои объяснения! Я сказал «нет» – значит, нет!– Но ты не понима...– Нет, нет, нет и нет! Это мое последнее слово, Сафиро. Я остался только для того, чтобы отремонтировать ваш развалившийся дворец.– Ты фирменный мерзавец!– Или форменный негодяй. Выбирай, что тебе больше нравится. Но в любом случае я не хочу иметь дела с тремя одряхлевшими бандитами.– Ах так? Ну ладно!Сафиро развернулась и, гордо вскинув голову, ушла.Сойер вернулся, когда уже стемнело, и сразу направился в свою комнату, отказался от ужина – у него даже не было сил, чтобы поесть. Проходя мимо спальни Сафиро, молодой человек заметил под дверью свет и остановился. Ему показалось, что он слышит приглушенное всхлипывание. Она плачет? Плачет целый день – с тех пор как он накричал на нее в лесу?«Ерунда, – подумал Сойер. – Женщины вечно плачут, если что-то выходит не по их».Пусть ревет хоть всю ночь. Какое ему дело? Он весь день валил деревья и жутко устал. Еще не хватало волноваться из-за женских слез!Все-таки надо войти. Он взялся за ручку двери... А если она не одета? Ну и что? Она-то видела его без одежды, и не раз.Дверь тихо скрипнула, и Сойер увидел Сафиро. Девушка сидела на кровати, а вокруг были разложены маленькие портреты. Девушка была одета, но прозрачная ночная рубашка совсем ничего не скрывала.Он видел ее тело под бледно-розовой тканью – темные кружки сосков и тень в ложбинке между грудями.– Я... – пробормотал он, не в силах оторвать глаз от ее груди, – я подумал, что ты не спишь.Сойер чувствовал себя юношей, который впервые увидел женские прелести.– Я пойду...– Если хочешь, можешь остаться.Он не хочет. Хотя нет, он хочет!Но это неприлично! Уже поздно, и на ней нет ничего, кроме рубашки. Трудно сказать, что может случиться, если он останется.«Надо немедленно уйти», – подумал Сойер. И остался.– Так, значит, вот где ты спишь, – сказал он, закрывая за собой дверь.Ее спальня была такой же маленькой, как у него. В бутылках и банках стояли небольшие сосновые ветки, и сильный аромат хвои был под стать упрямому характеру Сафиро.На полу лежал ковер – желто-красно-сине-зеленый. У Сойера даже в глазах зарябило от такой пестроты. На окнах развевались от ветерка занавески в красно-белую полоску. На подоконнике стоял оловянный подсвечник.Дверцы шкафа были распахнуты. Там висели две потрепанные юбки, три старые блузки и красно-желтый костюм для верховой езды. Кроме шкафа, в комнате стояли кресло-качалка, деревянная этажерка, маленький столик. Кровать была покрыта коричневым куском ткани, таким же, из какого сшиты платья монахинь.Одна стена была обклеена рекламными листками из тех, что обычно вывешивают в своих витринах владельцы магазинов. Мятые пожелтевшие листки рекламировали печенье, табак, мыло, оружие, патроны, муку, сахар, кукурузные хлопья, кофе и предметы галантереи.Почти все надписи были сделаны на испанском языке, и Сойер не мог их прочитать. Листки сильно потрепались на сгибах. Было видно, что их много раз складывали и разворачивали.Пока Сойер рассматривал комнату, Сафиро стала складывать портретики в железную коробочку с надписью «Банк Уистл-Каньон».– Что это? – спросил молодой человек.На каждом портрете была изображена женщина.– Портреты, – ответила Сафиро. – Хочешь чаю? – Она кивнула на полупустую чашку с бледно-желтой жидкостью. – Он с лимоном.Сойер удивился. Совсем недавно он накричал на нее в лесу, а она так мило ведет себя с ним!– Нет, спасибо.Сойер сел на кровать, помолчал, потом указал на портреты:– Я слышал, как ты плакала. Ты что, плакала над этими портретами?Девушка закрыла коробку.– Да. Иногда я просто на них смотрю, а иногда плачу, когда на меня набрасывается грусть.– Когда на тебя нападает грусть.– Не важно. Я хочу сказать, что в грустном настроении могу и заплакать над этими портретами. А сегодня у меня грустное настроение, потому что ты не...– Ты оплакиваешь незнакомых женщин? – перебил Сойер.– Да.– Почему?Сафиро залезла на кровать с ногами.– Потому что не знаю, кто они такие.– Я тоже не знаю, кто они такие, но не плачу из-за этого.– Ты не плачешь, потому что они ничего для тебя не значат, – сказала девушка.– Как они могут что-то для тебя значить, если ты даже не знаешь, кто они...– Я не хочу говорить об этих портретах. – Она соскочила с кровати, подошла к шкафу и закрыла его. – И много ты сделал за сегодня, Сойер? Без помощи моих людей?Сойеру не хотелось спорить. Он сидел и разглядывал Сафиро. Ее лицо, тело, плечи, грудь...Он медленно опускал глаза. Теперь, когда она стояла, можно было видеть темный треугольник у нее между ног.– Сойер, – сказала Сафиро, – ты только сюда вошел, сразу начал пялиться на мою грудь. А теперь смотришь на...– Не смотреть не так просто, Сафиро, тем более что на тебе совершенно прозрачная...– Эту рубашку мне отдала Асукар. – Девушка нисколько не смутилась. – Ей подарил ее один из любовников. Наверное, она протерлась от времени, вот и просвечивает.Сойер с трудом заставил себя поднять глаза и посмотреть девушке в лицо.– Но ты же не сердишься на меня за то, что я на тебя смотрю?– Я тебе уже говорила – ты поедаешь меня глазами, потому что ты мужчина и не можешь по-другому.– Ты хочешь сказать, пожираю тебя глазами?– Да, я так и сказала.Сафиро подошла к окну. Оглядела двор. «Наверное, Сойер уже все починил». Однако все, как было, так и осталось: забор – покосившийся, дверь сарая – сломана...– Ты сегодня ничего не делал? – удивилась девушка. У него болит все тело, а она заявляет, что он ничего не делал!– К твоему сведению, я сделал несколько досок и...– Несколько досок? – Сафиро, возмущенная, повернулась к молодому человеку. – Значит, ты даже не ударил пальцами!– Это я-то не ударил палец о палец? Ты думаешь, просто повалить дерево, очистить его, распилить...– Ты...– Вся работа займет у меня не один день, Сафиро.– А вот если бы ты разрешил моим людям тебе помогать...– Нет.– Но...– Где ты взяла все эти рекламные листки? – резко сменил тему Сойер.Девушка, сердито вздохнув, посмотрела на увешанную рекламой стену.– Я их собирала.– Где?Сойер растянулся на ее постели, закинув руки за голову. Сафиро еще никогда не видела, чтобы на ее кровати лежал мужчина, и невольно залюбовалась этой картиной.– Теперь ты на меня пялишься, Сафиро?– В моей кровати никогда не лежали мужчины. Ты первый.«Как жаль, что ты не со мной», – мысленно ответил Сойер и опять взглянул на ее грудь. Две нежные округлости так и просились в руки.– Сойер?Он нахмурился. Она ему что-то сказала, а он не слышал!– Прости. Что ты сказала?– Ты как будто летаешь за тучами.– Я как будто витаю в облаках, – перевел он. – Просто я задумался. Я думал про... про твои рекламные листки.– Когда мы с бандой ездили по разным городкам, я брала эти листки во всех маленьких магазинчиках. Вообще-то я была не во всех городках. Большинство листков крали для меня старшие.– Что значит крали для тебя?– Дедушка не разрешал мне заходить в город, если они готовили ограбление. Я, Асукар и Тья ждали их где-нибудь в укромном местечке.Сафиро подошла к стенке с рекламными листками.– Грозная банда Кинтана занималась кражей рекламных листков?Девушка улыбнулась:– Нет. Но прежде чем грабить банки, ювелирные магазины и богатых горожан, они крали для меня эти листочки. Понимаешь... я никогда не знала городской жизни. Мы все время куда-то ехали, все время прятались. Но я так любила эти городки, Сойер! – продолжала она. – Там на улицах играли мои ровесники, и мне хотелось играть вместе с ними. Однажды меня взяли в игру. Игра была такая: мы сели в кружок, по очереди выбирали из того, что было вокруг нас, какой-нибудь предмет и называли его цвет. Остальные должны были угадать, что выбрал водящий. Они смотрели по сторонам и искали предметы такого цвета. Я выиграла. Я назвала зеленое, никто не смог отгадать. Они переназывали все зеленые предметы, которые были вокруг, но никто не заметил зеленой полосы на шее у одной девочки. У нее было ожерелье из дешевого металла, и на коже остался зеленый след. Мне очень понравилась эта игра. Еще я любила смотреть, как владельцы магазинов подметают крыльцо, а горожане приветствуют друг друга на улицах. Я заглядывала в окна салунов и смотрела, как проститутки заигрывают с мужчинами. Мне нравилось даже это.– Так вот где ты набралась разных пословиц и выражений? В этих городках?– Да.«Что ж, – подумал Сойер, – она собирала пословицы и поговорки точно так же, как рекламные листки». Девушка слышала эти выражения всего один-два раза и, конечно, не могла их правильно запомнить.– Я смотрела, как в магазинах дамы выбирают себе шляпки, перчатки и сумочки, – продолжала Сафиро, – а их дети берут конфеты из больших банок, выставленных на прилавках. Возле парикмахерских часто сидели старики. Они играли в шашки или качались в креслах, обсуждали погоду или последнюю церковную проповедь. А однажды я видела влюбленную пару. Это было поздно вечером возле маленького кафе. Там висели качели. Влюбленные качались на этих качелях, держались за руки, смеялись.Девушка задумчиво посмотрела в окно, и Сойер понял, что она вспоминает счастливое время, проведенное в маленьких городках.Ее воспоминания были ему знакомы. Может, он сам жил в одном из таких городков? Или просто приезжал туда, как и она?– А когда заканчивались уроки, – сказала Сафиро, – дети выходили из школы...– Ты никогда не ходила в школу?– Нет. Но меня научили читать и считать.– Но когда ты бывала в городках и смотрела на детей, тебе хотелось ходить в школу вместе с ними?– Да. Я даже представляла себя среди них. Я смотрела на красивые платьица девочек и представляла, что у меня дома весь шкаф забит такими же платьями, а живу я в конце главной улицы. Вообще-то одно платье у меня действительно было. Его украл Лоренсо. Снял с бельевой веревки. Он увидел платьице и понял, что это как раз для меня. Оно было белое, а юбка украшена узкими розовыми лентами, а к подолу пришиты розовые кружева. Я надевала его по воскресеньям, чтобы пойти в церковь, если дедушка считал, что нам не опасно показываться на глаза горожанам. Но из того платья я выросла, а других у меня не было до тех пор, пока мы не приехали сюда и не встретили монахинь. Дедушка был очень хороший, он всегда давал мне все, что я просила. Но он не мог понять, зачем мне нужны платья. Он говорил, что платья не годятся для верховой езды, а мы все время были в дороге, поэтому я не вылезала из брюк.Сойер взглянул на шкаф. Что ж, у нее и сейчас немного женской одежды – всего несколько потрепанных юбок. А в нарядном платье она была бы очень красива. В желтом или голубом – как ее глаза.– А разве ты не можешь сама сшить себе платье?– У меня нет материала.– А-а.– Ты знаешь, я до сих пор помню тот городок, в котором Лоренсо украл платьице. Я сидела на ступеньке крыльца перед домом врача. Ко мне подошла полная женщина в шляпке с цветами. Она спросила меня, слышала ли я последние новости. Я сказала, что нет. Тогда она нагнулась ко мне и прошептала на ухо, что Мэгги О’Дональд, ирландская католичка, убежала и тайно обвенчалась с Уэйдом Симсом, сыном баптистского священника. Дама делала вид, что очень расстроена, но я видела, что ей нравится рассказывать всем эту новость. Потом Лоренсо объяснил, что в каждом городке есть своя сплетница, и полная дама, с которой я говорила, была как раз той самой городской сплетницей. Потом я часто думала о Мэгги и Уэйде. Мне очень хотелось, чтобы они были счастливы вместе. Я их не знала, но надеюсь, что у них все хорошо.– Значит, рекламные листки напоминают тебе о тех городках, в которых ты побывала? Вот почему ты их собирала и хранила?Сафиро села на кровать.– Да. Я часто доставала их из своей сумки, разглядывала и мечтала. Мечтала о том, как хожу в школу и играю с другими детьми. Как покупаю конфеты в магазинах, достаю их из больших банок на прилавках и ем. Как слушаю городские сплетни от полных дам в шляпках с цветами. Иногда старшие играли со мной в мою мечту. Тья была городской сплетницей, Асукар – проституткой, конечно, Лоренсо – владельцем магазина. Он продавал мне конфеты. Макловио с Педро играли в шашки, говорили о погоде и церковных проповедях. А дедушка брал на себя роль качелей, которые я видела около кафе. Он сцеплял руки в замок, я садилась на них, и он качал меня.Сойер понял, что люди Кинтана очень любили Сафиро. И для Макловио, и для Лоренсо, Педро, Асукар и Тья она была как родная дочь. Сойер сразу стал лучше относиться к старикам.Может быть, завтра он найдет им какую-нибудь несложную работу.– Ты и сейчас мечтаешь о городской жизни, Сафиро? – спросил молодой человек.Девушка кивнула:– Когда я ложусь спать, я разглядываю рекламные листки и мечтаю о маленьком городке.«Да, – думал Сойер, – у Сафиро почти не было детства. Вечно ей приходилось скитаться вместе с бандой. А они постоянно скрывались от полиции, жили в безлюдных местах. Девушка-то и людей нормальных не видела. А ведь я о ней совсем ничего не знаю. Только то, что она немного не в себе. Неудивительно, она настоящая дикарка».– Сколько тебе лет? – спросил Сойер.– Двадцать пять. А тебе? Cuantos anos tienes? Он догадался, что она спрашивает о его возрасте.– Не знаю.– Ты не помнишь? – Он сел.– Я... Странно. Какие-то вещи я помню, а какие-то нет. – Сойер замолчал.«Может, он по-прежнему не хочет говорить об этом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25