Я никогда не видела его с ней наедине.
С каждым днем я все больше прихожу в замешательство и беспокоюсь. Боюсь, что он посылает мне секретные знаки, которые я не понимаю, вот почему и думаю, что он избегает меня. Наверняка я их не поняла. Теперь я переживаю, что он разочаровался во мне, потому что я не оправдала его ожиданий.
Это объясняет, почему он с таким показным нетерпением ждет встреч с этой шлюхой каждый вечер. Он разочаровался во мне! Он наказывает меня! Он хочет, чтобы я видела их вместе, хочет испытать меня.
Иногда его молчание так злит меня, что мне хочется наказать его тоже. Я изобретаю способы для этого. Потом я пугаюсь своих мыслей, и мне приходится наказывать саму себя. Я обижена из-за того, что он заставляет меня думать о нем плохо. Неужели он считает, что мне доставляет удовольствие причинять себе боль?
Мои секретные послания гораздо проще, чем его. Я оставила пирог и ленту. Но знак, что он понял мои тайные намеки, был настолько неясным, что я не могла этого понять, поэтому во мне все кипит от злости.
Я в таком гневе! Я злюсь на мулов и на ручьи, через которые нам приходится перебираться. Я ненавижу вонючий шалфей и опунции, приготовленную на костре пищу и грязную воду. Я ненавижу горластых погонщиков и Перрин Уэйверли. И изможденных людей, которые встречаются нам по дороге.
Он единственный человек, который действительно знает меня. Почему же он так поступает со мной? Его молчание жестоко.
Я так устала ждать. Приди ко мне, приди ко мне, приди ко мне.
— Не могли бы мы пройтись немного? — предложила Перрин, оглядываясь через плечо на Кору.
Кора расхаживала рядом с фургоном Августы, спрятав руки в складках передника и озабоченно наблюдая за Перрин, которая пришла к Коуди на их ежевечернюю встречу.
Он, коротко кивнув, пошел в дальний конец лагеря. Поспешая за его широким шагом, Перрин приподняла юбки, оберегая их от колючек опунции, которая произрастала по берегам Платт. Каждый вечер им с Хильдой приходилось тратить целый час после ужина, чтобы вытащить колючки из своих подолов и втереть мазь в царапины на ногах. Все женщины возненавидели опунцию. И вонючий шалфей, который рвал юбки и заставлял чихать. И пыль. И полуденную жару, и…
Коуди остановился на песчаном холмике и, скрестив на груди руки, посмотрел на кроваво-красное закатное светило.
— Мы отошли на такое расстояние, что никто не сможет нас услышать, — сказал он, когда Перрин поднялась к нему. Потом повернулся к заходящему солнцу. Западный горизонт, насколько хватало глаз, горел алым, оранжевым и бледно-лиловым пламенем. — Так что же вы мне хотели сказать?
Небесные и земные просторы подавляли Перрин, вызывали в ней ощущение растерянности. Перед ними расстилалась великая бескрайняя прерия. Абсолютно ровный зелено-коричневый океан бороздили невидимые и опасные течения. В этот час темно-малиновые тени шагали на цыпочках через необозримые просторы, и Перрин решила, что никогда не видела ничего более дикого и пустынного, чем эта ужасная и прекрасная местность.
Опустив голову, она посмотрела на свои растоптанные туфли. Это будет вторая пара обуви, которую она сносила, идя позади фургона. Иногда ей не верилось, что они сумеют пересечь эти бескрайние просторы.
— Перрин?
Подняв голову, она посмотрела ему в глаза — прямо в синеву небес. Лицо Коуди было покрыто темным загаром. Сегодня вечером морщины на его щеках, все еще покрытых дорожной пылью, казались глубже, чем обычно. Она молча рассматривала его, размышляя, не избегает ли он ее, не заставляет ли себя приходить на эти вечерние встречи, стараясь сделать их как можно короче, или же ей это только кажется.
— Кора Троп желает стать невестой, — сказала она наконец.
Коуди нахмурился.
— Нет, — произнес он.
— Но Люси больше нет… — Перрин осеклась, ей тяжело было говорить о смерти Люси. Мысль об этом ужасала. Перед ее глазами еще долго будет стоять одинокая могила у дороги. — Есть ведь… свободный жених…
— Женихи настаивали на определенных качествах.
— Никто не работает усерднее, чем Кора, вы должны были заметить это. Мы все сочувствовали Джейн Мангер, когда Уинни не могла помочь ей справиться со всеми делами, но Кора выполняет всю работу одна все это время. Ей двадцать три года. Она достаточно молода, чтобы родить много детей. Она четвертая из десяти детей, поэтому знает все о семейной жизни и о детях. Она худенькая, но сильная. Именно таких жен ищут орегонские женихи.
Он смотрел на нее, не мигая.
— Во-первых, жених Люси знал и любил ее. Пол Коурри хотел не просто какую-нибудь жену, он хотел Люси Гастингс. Я сомневаюсь, что ее можно подменить и он этого не заметит.
Щеки Перрин залились румянцем.
— Я не то хотела…
— Во-вторых, мужчины из Орегона особо указали, что им нужны здоровые и образованные женщины. Они строят свое будущее. Они ищут жен, способных выполнять тяжелую работу, но это должны быть образованные женщины, которые смогут учить их детей. Кора Троп — необразованная, манеры ее грубы, как необтесанный кусок гранита. Скажу прямо: Кора Троп — просто рабочие руки и сильная спина. Орегонские женихи требуют от своих будущих жен еще образованности и ума.
— Вот, значит, как вы, мужчины, смотрите на нас. Рабочие руки и сильные спины? Стадо рабочего скота, которое может читать и писать? Он нахмурился.
— Это звучит слишком грубо. Но если бы Кора имела со мной беседу в качестве невесты, я бы отправил ее обратно.
Руки Перрин сжались в кулаки.
— Когда путешествие началось, у нас было одиннадцать невест. Разве женихов было тоже одиннадцать?
— Нет, — согласился он, немного помолчав. — Было двенадцать писем.
— Итак, остается один жених, которому невеста не достанется. Верно?
Он сдвинул шляпу на затылок. Резкие черты его лица осветились закатным светом.
— Поймите, Перрин, Кора не подойдет.
Глаза ее вспыхнули. Она вскинула подбородок.
— Августа собирается избавиться от Коры в форте Ларами. И отказывается дать ей денег, чтобы оплатить обратный проезд в Чейзити. — Голос Перрин понизился до шепота: — Разве вы не догадываетесь, что станется с Корой, если ее оставят в форте без денег, без крыши над головой?
Коуди прищурился, глядя в ее сверкающие глаза:
— Это проблема только Коры и Августы. Нас с вами это не касается.
— Нет, касается! Я знаю, что происходит с женщиной, когда она остается без гроша в кармане. Я знаю, чем пахнет отчаяние, знаю слишком хорошо. Я знаю, что сделает Кора только для того, чтобы выжить, и знаю, что она после этого почувствует. Все оставшуюся жизнь она будет носить на себе клеймо позора! Мы не должны допустить, чтобы это произошло!
— Черт побери! — Он хлопнул шляпой о колено. — Вы не понимаете слова «нет». Почему чужие проблемы становятся нашими проблемами? Почему мы должны их решать? Почему мы не должны этого допустить?
Взгляды их встретились.
— Я не знаю, почему это наша проблема, но это так, — сказала она с глубоким вздохом. — Если я смогу придать Коре немного лоска, ваше решение изменится?
— Но вы понимаете, что лоск — это не только умение держать чашку? Вы понимаете?
Они стояли так близко друг от друга, что Перрин чувствовала сладковатый запах оленины, которую он ел на ужин. Она смотрела на умирающий закат, сверкающий в мягком пушке его усов и бороды, на сверкающие красные искорки в его волосах, и сердце ее замирало в груди.
— Пожалуйста, Коуди, — прошептала Перрин. — Я прошу только одного: дайте Коре шанс на лучшую жизнь. — Она коснулась кончиками пальцев его рукава, но тотчас же отдернула руку, почувствовав под фланелью жар мужского тела. — Кора жила при Августе несколько лет. Несомненно, она многое переняла у нее, чем сможет воспользоваться, если потребуется. Пожалуйста, я прошу, дайте ей шанс. Не оставляйте Кору в форте. Не дайте этому случиться!
Он смотрел на ее губы.
— Я обещал женихам доставить им невест, отвечающих всем их требованиям.
Она заметила пульсирующую жилку у него на шее. Дыхание ее участилось.
— Кора будет довольствоваться самым малым. Она сотрет ладони до крови, работая, чтобы обзавестись мужем, собственным домом и детишками. Только дайте ей шанс. Вы дали шанс Уинни, и посмотрите, как все хорошо обернулось. Пожалуйста, подумайте…
Перрин осеклась. Коуди смотрел ей прямо в глаза. Она прочла в его взгляде гаев и желание. И, подавив вздох, почувствовала, что ноги у нее подгибаются.
— Черт возьми, Перрин! Когда вы смотрите на меня так, как сейчас, мне трудно вам в чем-либо отказать, — прохрипел Коуди.
Перрин затаила дыхание. Конечно же, она неправильно его поняла. Облизав губы, она задрожала, невольно подавшись к нему. Коуди Сноу притягивал ее точно магнитом, и Перрин ничего не могла с собой поделать.
— Значит, вы разрешаете Коре стать невестой? Я убедила вас?
— Скажите мне вот что. — Он вглядывался в ее раскрасневшееся лицо, рассматривал ее щеки, лоб, чуть приоткрытые губы… — Скажите, все это только ради Коры? Или из-за Августы? Я полагаю, что, если Кора сменит свой статус, она не останется в фургоне Августы?
Взгляд Перрин остановился на его губах. Его нижняя губа была толще верхней. Она этого раньше не замечала.
— Если Сара согласится, Кора хотела бы занять место Люси в ее фургоне, — прошептала Перрин. Почему же она не может спокойно смотреть на его губы?.. — Августа Бойд прекрасно справится с упряжкой мулов. А если не сможет, то ей самой придется остаться в форте Ларами.
Конечно же, Перрин понимала, что Августа не сможет в одиночку управиться со всей работой. Но она не позволяла себе думать о том, что Августа, возможно, останется в форте, — эта мысль доставляла ей слишком большое удовольствие. Постыдное удовольствие.
— Я волнуюсь только за Кору, — сказала она. — Мне все равно, что будет с Августой.
Но Перрин говорила неправду. За двадцать семь лет жизни она поняла, что ненависть может так же крепко связывать людей, как и любовь, может создать такое же сильное влечение, какое чувствуешь к самому дорогому человеку. В этом смысле она не оставалась равнодушной к судьбе Августы Бойд, в глубине души желая, чтобы та получила по заслугам. И ей хотелось присутствовать при этом.
— По крайней мере вы подумаете?
Коуди в задумчивости расхаживал по холмику. Внезапно остановившись, он повернулся к ней и развел руками:
— Да, я подумаю, черт побери! Но пока что ничего не обещаю. Я сообщу вам о своем решении в течение трех дней. Но не обещайте Коре ничего. Я против этого.
— Спасибо! — Если бы она не опасалась, что Кора и все остальные, возможно, наблюдают за ними, она бы бросилась ему на шею и расцеловала бы его.
Представив подобное, Перрин едва не задохнулась. Она целовала бы и целовала его, пока не опьянела бы от поцелуев, пока не растаяла бы от прикосновения его губ. Она прижималась бы к его телу, пока не почувствовала бы его напрягшуюся плоть, пока они оба не стали бы задыхаться от желания. Она бы… Перрин тяжко вздохнула.
Почему он так мучает ее? Почему, едва увидев его, она чувствует такую слабость во всем теле? Почему у нее сжимается сердце, когда она смотрит, как он шагает вдоль фургонов, отдавая приказания?
Коуди недвусмысленно дал ей понять, что он больше не хочет женщины в своей жизни. А она, Перрин, обещана незнакомцу в Орегоне. К тому же у нее не было денег, чтобы откупиться от замужества, на которое согласилась. Между ней и Коуди нет ничего общего, только случайная встреча когда-то давным-давно, а сейчас это путешествие.
Перрин содрогнулась. Возможная связь с Коуди Сноу, несмотря на то, что она была бы восхитительна и принесла бы огромное удовлетворение, такая связь окончательно и бесповоротно погубила бы ее репутацию, оборвала бы тоненькую ниточку отношений, связывающую ее с невестами из Чейзити.
Она не может рисковать. Эти женщины станут ее соседками на всю оставшуюся жизнь. Возможно, они простят ей Джозефа Бонда, возможно. Но они никогда не простят вторичного падения — флирта с Коуди Сноу.
Она с печалью в глазах отступила от него, заставила себя обратиться мыслями к Коре.
— Я надеюсь, мистер Сноу, что вы не оставите молодую женщину в солдатских борделях.
— Перрин! Пропади все пропадом, вернитесь!
— Я уверена, что вы примете верное решение, — бросила она через плечо.
Когда Перрин спустилась с холмика, Кора побежала ей навстречу.
— О Господи! Вы все время ходили туда-сюда, сперва вы за ним, а потом он — за вами. — Кора заламывала руки, с беспокойством вглядываясь в лицо Перрин. — Он ведь сказал «нет», правда? Он не хочет сделать меня невестой! Я так и знала! Я недостаточно хороша для этих щеголей из Орегона!
Перрин поймала беспокойно мечущиеся руки Коры.
— Он сказал, что подумает об этом.
— Но он все равно скажет «нет»!
Закусив губу, Перрин смотрела на высокую фигуру, нервно расхаживающую на живописном алом и чернильном фоне.
— Нам нужно еще многое сделать до того, как мы приедем в форт Ларами. Многое предстоит уладить. — Она повернулась к хмурой Коре. — Но сначала — самое неотложное. Мы поговорим с Сарой.
— Ты хочешь пересесть из фургона Августы Бойд в мой? — спросила Сара. — Ты будешь ехать днем с Хильдой, если она согласится, а Перрин — со мной, но когда мы остановимся на ночь, ты вернешься сюда и поможешь мне. Я все верно поняла?
— Да, мэм, — кивнула Кора. — Я хорошая работница, миссис Дженнингс, я умею готовить и печь хлеб. Я могу быстро поставить палатку. Я могу…
Но не на Кору смотрела сейчас Сара Дженнингс. Перрин прекрасно понимала, что Сара не в восторге от ее просьбы. Когда Кора умолкла, Перрин сказала:
— Я буду идти за фургонами, когда настанет ваша очередь править мулами, а потом мы поменяемся местами. Нам нет нужды общаться чаще, чем это необходимо.
Сара покраснела. Она махнула рукой и пожала плечами.
— Я скучаю по Люси. И одной трудно править мулами без передышки. — По-прежнему глядя на Перрин, она вздохнула. — Если остальные одобрят ваше предложение, я сделаю все, что от меня зависит.
Перрин с преувеличенной сердечностью поблагодарила Сару и отправилась искать Хильду. Кора следовала за ней по пятам.
Они нашли Хильду на берегу Платт. Та чистила горшок из-под жаркого.
Широкое лицо Хильды осветилось веселой улыбкой, когда она услышала просьбу Перрин.
— Да, образование — вещь хорошая. Она посмотрела на Кору, словно оценивала ее способности к учению.
— Говоришь, что умеешь немножко читать и писать? Я научу тебя делать это как следует. Мне такое занятие по душе. Это будет гораздо интереснее, чем пялиться сквозь пыль в задок переднего фургона.
Перрин с благодарностью улыбнулась ей:
— Прежде всего надо заняться речью Коры. Она должна говорить как образованная девушка.
Карие глаза Хильды выражали решительность. Она выпрямилась в полный роет и превратилась в устрашающую фигуру, которая командовала в школьных классах Чейзити.
— Мы начнем сразу же.
Кора поежилась, словно малышка негритяночка, снизу вверх взирающая на рослую крепкую блондинку, предками которой были викинги. Она дважды сглотнула и в замешательстве закивала головой:
— Я буду стараться изо всех сил, мисс Клам.
— Да, уж постарайся. — Хильда указала на место рядом с ивами.
— Садись. Ты можешь чистить форму для хлеба, пока мы будем вспоминать алфавит.
Перрин улыбнулась, приподняла юбки и отправилась искать Тию.
— Почему Тия должна учить невежественную дочку могильщика манерам воспитанной женщины? — вопрошала Уна Норрис. — Ни одна из нас даже не кивнула бы Коре, если бы встретила ее на улице! Мы бы никогда не имели ничего общего с подобной тварью, если бы не это путешествие. — Последняя ее фраза являлась намеком на неприятие невестами и самой Перрин.
Перрин посмотрела на изумленное лицо Тии. Потом обратилась к Уне:
— Это говорите вы, мисс Норрис, или я слышу мисс Бойд?
Пламя костра отбрасывало блики на лицо Уны, и от этого она казалась еще более хмурой.
— Я прощаю вашу грубость, но имейте в виду: я в состоянии иметь свое собственное мнение!
— А вы? — тихо спросила Перрин у Тии. — Или вы согласны с Уной и считаете, что Кора Троп не заслуживает нашей помощи?
Хорошенькое личико Тии выражало нерешительность. Уна была ее соседкой по фургону, и Тия понимала: если она согласится с Перрин, то это осложнит ее отношения с Уной.
— И что же вы хотите? Что я должна делать? — спросила она, краснея под неодобрительным взглядом Уны.
— У вас прекрасный голос. Я надеюсь, что вы могли бы научить Кору пению. А возможно, и немножко рисованию. Вышивание — это тонкое умение, которое ей очень пригодится. Многие из нас восхищаются вашими способностями к изящным искусствам.
Тия с озабоченным видом закусила нижнюю губу. Она уставилась на сухие буйволиные лепешки, горевшие в костре. Лепешки горели, как торф, и не распространяли того неприятного запаха, какой бывает при сжигании сухого коровьего помета. Вначале все женщины с огромным отвращением собирали буйволиный помет, когда шли за фургонами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
С каждым днем я все больше прихожу в замешательство и беспокоюсь. Боюсь, что он посылает мне секретные знаки, которые я не понимаю, вот почему и думаю, что он избегает меня. Наверняка я их не поняла. Теперь я переживаю, что он разочаровался во мне, потому что я не оправдала его ожиданий.
Это объясняет, почему он с таким показным нетерпением ждет встреч с этой шлюхой каждый вечер. Он разочаровался во мне! Он наказывает меня! Он хочет, чтобы я видела их вместе, хочет испытать меня.
Иногда его молчание так злит меня, что мне хочется наказать его тоже. Я изобретаю способы для этого. Потом я пугаюсь своих мыслей, и мне приходится наказывать саму себя. Я обижена из-за того, что он заставляет меня думать о нем плохо. Неужели он считает, что мне доставляет удовольствие причинять себе боль?
Мои секретные послания гораздо проще, чем его. Я оставила пирог и ленту. Но знак, что он понял мои тайные намеки, был настолько неясным, что я не могла этого понять, поэтому во мне все кипит от злости.
Я в таком гневе! Я злюсь на мулов и на ручьи, через которые нам приходится перебираться. Я ненавижу вонючий шалфей и опунции, приготовленную на костре пищу и грязную воду. Я ненавижу горластых погонщиков и Перрин Уэйверли. И изможденных людей, которые встречаются нам по дороге.
Он единственный человек, который действительно знает меня. Почему же он так поступает со мной? Его молчание жестоко.
Я так устала ждать. Приди ко мне, приди ко мне, приди ко мне.
— Не могли бы мы пройтись немного? — предложила Перрин, оглядываясь через плечо на Кору.
Кора расхаживала рядом с фургоном Августы, спрятав руки в складках передника и озабоченно наблюдая за Перрин, которая пришла к Коуди на их ежевечернюю встречу.
Он, коротко кивнув, пошел в дальний конец лагеря. Поспешая за его широким шагом, Перрин приподняла юбки, оберегая их от колючек опунции, которая произрастала по берегам Платт. Каждый вечер им с Хильдой приходилось тратить целый час после ужина, чтобы вытащить колючки из своих подолов и втереть мазь в царапины на ногах. Все женщины возненавидели опунцию. И вонючий шалфей, который рвал юбки и заставлял чихать. И пыль. И полуденную жару, и…
Коуди остановился на песчаном холмике и, скрестив на груди руки, посмотрел на кроваво-красное закатное светило.
— Мы отошли на такое расстояние, что никто не сможет нас услышать, — сказал он, когда Перрин поднялась к нему. Потом повернулся к заходящему солнцу. Западный горизонт, насколько хватало глаз, горел алым, оранжевым и бледно-лиловым пламенем. — Так что же вы мне хотели сказать?
Небесные и земные просторы подавляли Перрин, вызывали в ней ощущение растерянности. Перед ними расстилалась великая бескрайняя прерия. Абсолютно ровный зелено-коричневый океан бороздили невидимые и опасные течения. В этот час темно-малиновые тени шагали на цыпочках через необозримые просторы, и Перрин решила, что никогда не видела ничего более дикого и пустынного, чем эта ужасная и прекрасная местность.
Опустив голову, она посмотрела на свои растоптанные туфли. Это будет вторая пара обуви, которую она сносила, идя позади фургона. Иногда ей не верилось, что они сумеют пересечь эти бескрайние просторы.
— Перрин?
Подняв голову, она посмотрела ему в глаза — прямо в синеву небес. Лицо Коуди было покрыто темным загаром. Сегодня вечером морщины на его щеках, все еще покрытых дорожной пылью, казались глубже, чем обычно. Она молча рассматривала его, размышляя, не избегает ли он ее, не заставляет ли себя приходить на эти вечерние встречи, стараясь сделать их как можно короче, или же ей это только кажется.
— Кора Троп желает стать невестой, — сказала она наконец.
Коуди нахмурился.
— Нет, — произнес он.
— Но Люси больше нет… — Перрин осеклась, ей тяжело было говорить о смерти Люси. Мысль об этом ужасала. Перед ее глазами еще долго будет стоять одинокая могила у дороги. — Есть ведь… свободный жених…
— Женихи настаивали на определенных качествах.
— Никто не работает усерднее, чем Кора, вы должны были заметить это. Мы все сочувствовали Джейн Мангер, когда Уинни не могла помочь ей справиться со всеми делами, но Кора выполняет всю работу одна все это время. Ей двадцать три года. Она достаточно молода, чтобы родить много детей. Она четвертая из десяти детей, поэтому знает все о семейной жизни и о детях. Она худенькая, но сильная. Именно таких жен ищут орегонские женихи.
Он смотрел на нее, не мигая.
— Во-первых, жених Люси знал и любил ее. Пол Коурри хотел не просто какую-нибудь жену, он хотел Люси Гастингс. Я сомневаюсь, что ее можно подменить и он этого не заметит.
Щеки Перрин залились румянцем.
— Я не то хотела…
— Во-вторых, мужчины из Орегона особо указали, что им нужны здоровые и образованные женщины. Они строят свое будущее. Они ищут жен, способных выполнять тяжелую работу, но это должны быть образованные женщины, которые смогут учить их детей. Кора Троп — необразованная, манеры ее грубы, как необтесанный кусок гранита. Скажу прямо: Кора Троп — просто рабочие руки и сильная спина. Орегонские женихи требуют от своих будущих жен еще образованности и ума.
— Вот, значит, как вы, мужчины, смотрите на нас. Рабочие руки и сильные спины? Стадо рабочего скота, которое может читать и писать? Он нахмурился.
— Это звучит слишком грубо. Но если бы Кора имела со мной беседу в качестве невесты, я бы отправил ее обратно.
Руки Перрин сжались в кулаки.
— Когда путешествие началось, у нас было одиннадцать невест. Разве женихов было тоже одиннадцать?
— Нет, — согласился он, немного помолчав. — Было двенадцать писем.
— Итак, остается один жених, которому невеста не достанется. Верно?
Он сдвинул шляпу на затылок. Резкие черты его лица осветились закатным светом.
— Поймите, Перрин, Кора не подойдет.
Глаза ее вспыхнули. Она вскинула подбородок.
— Августа собирается избавиться от Коры в форте Ларами. И отказывается дать ей денег, чтобы оплатить обратный проезд в Чейзити. — Голос Перрин понизился до шепота: — Разве вы не догадываетесь, что станется с Корой, если ее оставят в форте без денег, без крыши над головой?
Коуди прищурился, глядя в ее сверкающие глаза:
— Это проблема только Коры и Августы. Нас с вами это не касается.
— Нет, касается! Я знаю, что происходит с женщиной, когда она остается без гроша в кармане. Я знаю, чем пахнет отчаяние, знаю слишком хорошо. Я знаю, что сделает Кора только для того, чтобы выжить, и знаю, что она после этого почувствует. Все оставшуюся жизнь она будет носить на себе клеймо позора! Мы не должны допустить, чтобы это произошло!
— Черт побери! — Он хлопнул шляпой о колено. — Вы не понимаете слова «нет». Почему чужие проблемы становятся нашими проблемами? Почему мы должны их решать? Почему мы не должны этого допустить?
Взгляды их встретились.
— Я не знаю, почему это наша проблема, но это так, — сказала она с глубоким вздохом. — Если я смогу придать Коре немного лоска, ваше решение изменится?
— Но вы понимаете, что лоск — это не только умение держать чашку? Вы понимаете?
Они стояли так близко друг от друга, что Перрин чувствовала сладковатый запах оленины, которую он ел на ужин. Она смотрела на умирающий закат, сверкающий в мягком пушке его усов и бороды, на сверкающие красные искорки в его волосах, и сердце ее замирало в груди.
— Пожалуйста, Коуди, — прошептала Перрин. — Я прошу только одного: дайте Коре шанс на лучшую жизнь. — Она коснулась кончиками пальцев его рукава, но тотчас же отдернула руку, почувствовав под фланелью жар мужского тела. — Кора жила при Августе несколько лет. Несомненно, она многое переняла у нее, чем сможет воспользоваться, если потребуется. Пожалуйста, я прошу, дайте ей шанс. Не оставляйте Кору в форте. Не дайте этому случиться!
Он смотрел на ее губы.
— Я обещал женихам доставить им невест, отвечающих всем их требованиям.
Она заметила пульсирующую жилку у него на шее. Дыхание ее участилось.
— Кора будет довольствоваться самым малым. Она сотрет ладони до крови, работая, чтобы обзавестись мужем, собственным домом и детишками. Только дайте ей шанс. Вы дали шанс Уинни, и посмотрите, как все хорошо обернулось. Пожалуйста, подумайте…
Перрин осеклась. Коуди смотрел ей прямо в глаза. Она прочла в его взгляде гаев и желание. И, подавив вздох, почувствовала, что ноги у нее подгибаются.
— Черт возьми, Перрин! Когда вы смотрите на меня так, как сейчас, мне трудно вам в чем-либо отказать, — прохрипел Коуди.
Перрин затаила дыхание. Конечно же, она неправильно его поняла. Облизав губы, она задрожала, невольно подавшись к нему. Коуди Сноу притягивал ее точно магнитом, и Перрин ничего не могла с собой поделать.
— Значит, вы разрешаете Коре стать невестой? Я убедила вас?
— Скажите мне вот что. — Он вглядывался в ее раскрасневшееся лицо, рассматривал ее щеки, лоб, чуть приоткрытые губы… — Скажите, все это только ради Коры? Или из-за Августы? Я полагаю, что, если Кора сменит свой статус, она не останется в фургоне Августы?
Взгляд Перрин остановился на его губах. Его нижняя губа была толще верхней. Она этого раньше не замечала.
— Если Сара согласится, Кора хотела бы занять место Люси в ее фургоне, — прошептала Перрин. Почему же она не может спокойно смотреть на его губы?.. — Августа Бойд прекрасно справится с упряжкой мулов. А если не сможет, то ей самой придется остаться в форте Ларами.
Конечно же, Перрин понимала, что Августа не сможет в одиночку управиться со всей работой. Но она не позволяла себе думать о том, что Августа, возможно, останется в форте, — эта мысль доставляла ей слишком большое удовольствие. Постыдное удовольствие.
— Я волнуюсь только за Кору, — сказала она. — Мне все равно, что будет с Августой.
Но Перрин говорила неправду. За двадцать семь лет жизни она поняла, что ненависть может так же крепко связывать людей, как и любовь, может создать такое же сильное влечение, какое чувствуешь к самому дорогому человеку. В этом смысле она не оставалась равнодушной к судьбе Августы Бойд, в глубине души желая, чтобы та получила по заслугам. И ей хотелось присутствовать при этом.
— По крайней мере вы подумаете?
Коуди в задумчивости расхаживал по холмику. Внезапно остановившись, он повернулся к ней и развел руками:
— Да, я подумаю, черт побери! Но пока что ничего не обещаю. Я сообщу вам о своем решении в течение трех дней. Но не обещайте Коре ничего. Я против этого.
— Спасибо! — Если бы она не опасалась, что Кора и все остальные, возможно, наблюдают за ними, она бы бросилась ему на шею и расцеловала бы его.
Представив подобное, Перрин едва не задохнулась. Она целовала бы и целовала его, пока не опьянела бы от поцелуев, пока не растаяла бы от прикосновения его губ. Она прижималась бы к его телу, пока не почувствовала бы его напрягшуюся плоть, пока они оба не стали бы задыхаться от желания. Она бы… Перрин тяжко вздохнула.
Почему он так мучает ее? Почему, едва увидев его, она чувствует такую слабость во всем теле? Почему у нее сжимается сердце, когда она смотрит, как он шагает вдоль фургонов, отдавая приказания?
Коуди недвусмысленно дал ей понять, что он больше не хочет женщины в своей жизни. А она, Перрин, обещана незнакомцу в Орегоне. К тому же у нее не было денег, чтобы откупиться от замужества, на которое согласилась. Между ней и Коуди нет ничего общего, только случайная встреча когда-то давным-давно, а сейчас это путешествие.
Перрин содрогнулась. Возможная связь с Коуди Сноу, несмотря на то, что она была бы восхитительна и принесла бы огромное удовлетворение, такая связь окончательно и бесповоротно погубила бы ее репутацию, оборвала бы тоненькую ниточку отношений, связывающую ее с невестами из Чейзити.
Она не может рисковать. Эти женщины станут ее соседками на всю оставшуюся жизнь. Возможно, они простят ей Джозефа Бонда, возможно. Но они никогда не простят вторичного падения — флирта с Коуди Сноу.
Она с печалью в глазах отступила от него, заставила себя обратиться мыслями к Коре.
— Я надеюсь, мистер Сноу, что вы не оставите молодую женщину в солдатских борделях.
— Перрин! Пропади все пропадом, вернитесь!
— Я уверена, что вы примете верное решение, — бросила она через плечо.
Когда Перрин спустилась с холмика, Кора побежала ей навстречу.
— О Господи! Вы все время ходили туда-сюда, сперва вы за ним, а потом он — за вами. — Кора заламывала руки, с беспокойством вглядываясь в лицо Перрин. — Он ведь сказал «нет», правда? Он не хочет сделать меня невестой! Я так и знала! Я недостаточно хороша для этих щеголей из Орегона!
Перрин поймала беспокойно мечущиеся руки Коры.
— Он сказал, что подумает об этом.
— Но он все равно скажет «нет»!
Закусив губу, Перрин смотрела на высокую фигуру, нервно расхаживающую на живописном алом и чернильном фоне.
— Нам нужно еще многое сделать до того, как мы приедем в форт Ларами. Многое предстоит уладить. — Она повернулась к хмурой Коре. — Но сначала — самое неотложное. Мы поговорим с Сарой.
— Ты хочешь пересесть из фургона Августы Бойд в мой? — спросила Сара. — Ты будешь ехать днем с Хильдой, если она согласится, а Перрин — со мной, но когда мы остановимся на ночь, ты вернешься сюда и поможешь мне. Я все верно поняла?
— Да, мэм, — кивнула Кора. — Я хорошая работница, миссис Дженнингс, я умею готовить и печь хлеб. Я могу быстро поставить палатку. Я могу…
Но не на Кору смотрела сейчас Сара Дженнингс. Перрин прекрасно понимала, что Сара не в восторге от ее просьбы. Когда Кора умолкла, Перрин сказала:
— Я буду идти за фургонами, когда настанет ваша очередь править мулами, а потом мы поменяемся местами. Нам нет нужды общаться чаще, чем это необходимо.
Сара покраснела. Она махнула рукой и пожала плечами.
— Я скучаю по Люси. И одной трудно править мулами без передышки. — По-прежнему глядя на Перрин, она вздохнула. — Если остальные одобрят ваше предложение, я сделаю все, что от меня зависит.
Перрин с преувеличенной сердечностью поблагодарила Сару и отправилась искать Хильду. Кора следовала за ней по пятам.
Они нашли Хильду на берегу Платт. Та чистила горшок из-под жаркого.
Широкое лицо Хильды осветилось веселой улыбкой, когда она услышала просьбу Перрин.
— Да, образование — вещь хорошая. Она посмотрела на Кору, словно оценивала ее способности к учению.
— Говоришь, что умеешь немножко читать и писать? Я научу тебя делать это как следует. Мне такое занятие по душе. Это будет гораздо интереснее, чем пялиться сквозь пыль в задок переднего фургона.
Перрин с благодарностью улыбнулась ей:
— Прежде всего надо заняться речью Коры. Она должна говорить как образованная девушка.
Карие глаза Хильды выражали решительность. Она выпрямилась в полный роет и превратилась в устрашающую фигуру, которая командовала в школьных классах Чейзити.
— Мы начнем сразу же.
Кора поежилась, словно малышка негритяночка, снизу вверх взирающая на рослую крепкую блондинку, предками которой были викинги. Она дважды сглотнула и в замешательстве закивала головой:
— Я буду стараться изо всех сил, мисс Клам.
— Да, уж постарайся. — Хильда указала на место рядом с ивами.
— Садись. Ты можешь чистить форму для хлеба, пока мы будем вспоминать алфавит.
Перрин улыбнулась, приподняла юбки и отправилась искать Тию.
— Почему Тия должна учить невежественную дочку могильщика манерам воспитанной женщины? — вопрошала Уна Норрис. — Ни одна из нас даже не кивнула бы Коре, если бы встретила ее на улице! Мы бы никогда не имели ничего общего с подобной тварью, если бы не это путешествие. — Последняя ее фраза являлась намеком на неприятие невестами и самой Перрин.
Перрин посмотрела на изумленное лицо Тии. Потом обратилась к Уне:
— Это говорите вы, мисс Норрис, или я слышу мисс Бойд?
Пламя костра отбрасывало блики на лицо Уны, и от этого она казалась еще более хмурой.
— Я прощаю вашу грубость, но имейте в виду: я в состоянии иметь свое собственное мнение!
— А вы? — тихо спросила Перрин у Тии. — Или вы согласны с Уной и считаете, что Кора Троп не заслуживает нашей помощи?
Хорошенькое личико Тии выражало нерешительность. Уна была ее соседкой по фургону, и Тия понимала: если она согласится с Перрин, то это осложнит ее отношения с Уной.
— И что же вы хотите? Что я должна делать? — спросила она, краснея под неодобрительным взглядом Уны.
— У вас прекрасный голос. Я надеюсь, что вы могли бы научить Кору пению. А возможно, и немножко рисованию. Вышивание — это тонкое умение, которое ей очень пригодится. Многие из нас восхищаются вашими способностями к изящным искусствам.
Тия с озабоченным видом закусила нижнюю губу. Она уставилась на сухие буйволиные лепешки, горевшие в костре. Лепешки горели, как торф, и не распространяли того неприятного запаха, какой бывает при сжигании сухого коровьего помета. Вначале все женщины с огромным отвращением собирали буйволиный помет, когда шли за фургонами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39