Он поехал в Инверэри и нанял мистера Тиммонса, опытного сыщика, чье молчание — как и практически все прочее — можно было купить за деньги. Тиммонс без труда добыл сведения о суде над Хейдоном и его пребывании в тюрьме. Больше всего Винсента заинтересовало то, что перед побегом маркиза посетила в камере красивая молодая женщина. По словам надзирателя, который охотно отвечал на вопросы, поглощая неимоверное количество эля, за который, разумеется, платил мистер Тиммонс, в ночь побега его светлость выглядел немногим лучше грязного оборванного нищего. Винсент заподозрил, что это не могло не подействовать на исполненную альтруизма мисс Макфейл. Маркиз Рэдмонд был щедро наделен талантом очаровывать и соблазнять женщин независимо от обстоятельств. Примером могла служить жена Винсента, Кассандра.
Пересилив отвращение, он сделал еще один глоток шерри.
Мысли об изменах жены все еще приводили его в бешенство. Винсент напоминал себе, что Кассандра была просто эгоистичной, безмозглой шлюхой и что он испытал только облегчение, когда два года назад она умерла, после того как какой-то не отличающийся особой щепетильностью врач попытался выскоблить из ее лона плод последней любовной связи. Крушение их брака перестало иметь значение, когда восемь лет назад родилась Эммалайн. С ее чудесным появлением на свет все остальное в жизни Винсента перестало быть важным.
Узнав, что Кассандра наконец забеременела после шести лет брака, Винсент надеялся на рождение сына, который унаследует его титул и состояние. Когда малютку Эммалайн принесли ему в кабинет через час после рождения, он при виде ее розового сморщенного личика испытал горькое разочарование. Винсент попытался вернуть ее акушерке, но усталая женщина заявила, что должна срочно принести что-то его жене, и выбежала из комнаты. Ему пришлось нести Эммалайн по длинной лестнице в спальню жены. Где-то на полпути девочка перестала плакать, открыла голубые глаза и удовлетворенно посмотрела на него, словно говоря, что плакала только потому, что рядом не было отца, а теперь, когда она нашла его, все в порядке. В этот момент Винсенту казалось, что он впервые открыл самую чистую форму любви.
Сознание того, что он ошибся, причиняло мучительную боль.
Поставив стакан, Винсент подошел к окну, отодвинул пыльную портьеру и устремил взгляд на заснеженную улицу. Он не был твердо уверен, что человек, именующий себя Максуэллом Блейком, в действительности маркиз Рэдмонд. С завтрашнего дня он сам будет наблюдать за домом, пока не увидит этого Блейка.
Если этот человек действительно окажется тем, кто разрушил его жизнь, Винсент постарается, чтобы на сей раз он не избежал смерти.
Глава 10
— А здесь нарисованы лодки на Лох-Фаин. — Оливер поставил картину на диван в гостиной, чтобы Хейдон мог лучше оценить ее. — Подойдет тому, кто любит воду, верно?
— Возможно, — признал Хейдон, окидывая работу критическим взглядом. Мягкие и быстрые штрихи, используемые Женевьевой, придавали суденышкам и заливу зыбкий, изменчивый облик.
— Мне больше нравится вот эта, — заявила Аннабелл, водружая на стул с помощью Грейс натюрморт с вазой. Розовые и фиолетовые цветы слегка поникли, и один лепесток упал на белоснежную скатерть. — Цветы здесь выглядят такими печальными — как будто они плачут. — Она удовлетворенно вздохнула.
Хейдону пришлось согласиться. Женевьева не стремилась к сугубо реалистическому изображению увиденного, добавляя изрядную долю собственных эмоций. Результат был впечатляющим.
— А прошлым летом она нарисовала меня и Саймона, — сказал Джейми, волоча картину по полу за один угол. Сзади ее придерживал Саймон.
— Она говорила, что это два моряка, готовые отправиться в кругосветное плавание, — с гордостью объяснил Саймон.
На картине двое мальчиков пускали в ручье деревянные кораблики. Они были изображены со спины — в помятой одежде и с волосами, растрепанными ветерком, который надувал паруса их суденышек. Сцена казалась солнечной и сонной — словно день никогда не должен был кончиться. Но узкая полоска свинцовых туч на горизонте выглядела зловеще, как бы намекая, что игры мальчиков и пора их детства скоро подойдут к концу.
— Мне нравится эта картина. — Джек поставил портрет Шарлотты на диван рядом с изображением лодок. — Ты тут очень похожа на себя.
Шарлотта, неуверенно улыбаясь, разглядывала картину, втайне радуясь, что Джек считает ее такой же хорошенькой, как девочка на портрете.
— Ты так думаешь? — тихонько спросила она.
Шарлотта была изображена сидящей в кресле и читающей книгу. Стянутое в талии платье опускалось на пол широкими воланами, полностью скрывая очертания ног. У самого края юбки лежала кремовая роза с длинными острыми шипами вдоль стебля. Казалось, что Шарлотта непременно уколется о них, если захочет поднять розу, но, если она оставит цветок на полу, он увянет и погибнет. Для заурядного зрителя это было простой дилеммой, но Хейдону образ казался трогательным. Он чувствовал, что роза служит метафорой искалеченной ноги Шарлотты.
Было очевидно, что Женевьева наполняет свои произведения личным ощущением окружающего мира. Хейдон надеялся, что это произведет неизгладимое впечатление на будущих покупателей.
— Эта последняя из маленьких, — пропыхтела Дорин, помещая еще одну картину рядом с двумя, уже установленными на каминной полке. — Остальные пускай принесут Джек и Олли.
Уперев руки в бока, Юнис окинула взглядом импровизированную выставку.
— Здесь больше нет места, так что оставшиеся картины будем складывать в столовой.
— Что это вы тут делаете? — послышался удивленный голос.
Сердце Хейдона сжалось при виде стоящей в дверях Женевьевы.
Ее золотистые волосы, прошлой ночью лежащие мягким теплым шелком на его руках и подушке, были аккуратно причесаны, а темное, целомудренно застегнутое на все пуговицы платье скорее подходило для немолодой вдовы. Если бы не воспоминания о ее страстных объятиях, Хейдон мог бы подумать, что в комнату собирается войти монахиня. Кожа Женевьевы была бледной, а темные круги под глазами свидетельствовали, что она, как и Хейдон, провела бессонную ночь. Хейдон понимал, как трудно ей было после всего, что случилось, спуститься в гостиную и оказаться с ним лицом к лицу. Он не собирался усложнять все еще больше. Сейчас необходимо обеспечить покой и безопасность Женевьеве и ее домочадцам. Это главное, и этим он и занимается.
Как только станет ясно, что она сохранит свой дом, ему придется уйти, чтобы не подвергать риску никого из них. Этот спектакль не может продолжаться вечно. Когда-нибудь все откроется, и тогда…
— Его светлость думает, что сможет продать кому-нибудь ваши картины, — возбужденно объяснила Дорин.
Оливер с сомнением почесал седую голову.
— Конечно, они выглядят получше, чем то барахло, которое многие вешают на стены.
— По крайней мере люди здесь прилично одеты. — Юнис одобрительно смотрела на полотна. — Эти картины можно вешать где угодно и не завешивать их, когда в доме леди и дети.
— Если Хейдон продаст достаточно картин, мы сможем уплатить деньги банку и не бояться, что нас выгонят на улицу, — радостно добавил Джейми. — Разве это не здорово?
Женевьева старалась казаться спокойной, глядя на Хейдона, но это давалось ей с трудом. Этим утром она оставалась в своей комнате столько, сколько могла, стараясь собраться с духом, чтобы встретиться с ним, не обнаруживая стыда из-за произошедшего между ними ночью. К несчастью, вид Хейдона, хладнокровно рассматривающего ее картины, которые он, по-видимому, велел собрать со всего дома, поколебал ее самообладание.
— Зачем вы это делаете? — резко спросила она.
— Потому что нам нужны деньги для выплаты ваших долгов банку, — ответил Хейдон. — Я просмотрел все в вашем подвале и, к сожалению, не нашел ничего ценного. Зато ваши картины очень хороши. Уверен, что, если нам удастся раздобыть галерею для выставки ваших работ, вы сможете продать достаточно полотен, чтобы уплатить значительную часть долга.
— Мои работы не годятся для продажи. — Женевьева чувствовала себя униженной. Она вкладывала в картины столько личного и не питала иллюзий насчет их продажной ценности. — Это всего лишь портреты детей, натюрморты и пейзажи. Никто не захочет их покупать. Люди предпочитают грандиозные полотна с героическими сюжетами.
— Или с голыми леди, — пискнул Джейми.
— Довольно болтать! — прикрикнула на него Юнис.
— По-моему, вы не правы, Женевьева, — возразил Хейдон. — Мода на мифологию, всяческих богов и героев, батальные сцены постепенно проходит. Ваши картины — сама жизнь. Они будут близки и понятны многим. К тому же они насыщены эмоциями. На них невозможно смотреть, ничего не чувствуя.
— Он прав, девочка, — согласился Оливер. — Я смотрю на эти лодки и думаю, как было бы хорошо поесть на обед рыбы.
— Ты отлично знаешь, что рыбы к обеду не будет, — проворчала Юнис. — Сегодня воскресенье.
Женевьева настороженно смотрела на Хейдона, спрашивая себя, насколько он искренен. В глубине души она была довольна, что он считает ее картины не просто приятными любительскими работами женщины, балующейся живописью. Женевьева занималась этим с детства, но после смерти отца и появления в доме Джейми ее произведения резко изменились. Чувствуя страх и одиночество, она ощущала необходимость как-то выражать свои радости и разочарования, делая это с помощью живописи. Каждая работа имела для нее особое значение, выходящее за рамки простого воплощения темы. Казалось, будто краски были полны испытываемых ею чувств. Каждый штрих навсегда запечатлевал на холсте частицу ее души.
Возможно ли, чтобы Хейдон ощущал страсть, с которой она создавала эти картины? А если так, смогут ли посторонние почувствовать то же самое? Конечно, нет! Да и кому придет в голову еще и платить за возможность видеть их каждый день у себя дома.
— Никто в Инверэри не станет предоставлять галерею для выставки работ, созданных женщиной, — сказала она. — В глазах здешних жителей мои картины не могут иметь никакой ценности. Люди иногда платят мне за то, что я рисую портреты их детей, но это совсем другое. Покупать мои работы на выставке — это значит признать их достоинства. Кто решится это сделать?
— Вы правы, — согласился Хейдон. — Но я не собираюсь устраивать вашу выставку в Инверэри. Здесь невозможно продать ваши работы по цене, которую они заслуживают. Я намерен организовать выставку в Глазго.
Женевьеве стало ясно, что Хейдон не понимает, что в качестве творцов миром искусства признаются только мужчины.
— Ни один торговец живописью в Глазго не станет устраивать выставку женских работ.
— Разумеется, но кто же им скажет, что картины написаны женщиной? — Хейдон задумчиво остановился перед портретом Шарлотты. — Думаю, лучше использовать французскую фамилию. Знаю по опыту, что шотландские торговцы произведениями искусства любят представлять работы, созданные за рубежом. Это придает им определенную надежность и таинственность.
— Это верно, — кивнула Юнис. — Дом лорда Данбара был полон картин, и ни одна из них не была нарисована добрым и честным шотландцем. Все прибыли из Италии, Франции или Англии, как будто там лучше знают, как малевать краской по холсту, чем у нас. — Она неодобрительно фыркнула.
— Вы имеете в виду, что мы скажем, будто мои картины написаны французским художником? — Женевьева не пришла в восторг от этой идеи.
— Конечно, это не лучшее решение, — признал Хейдон. — Но если мы действительно хотим устроить выставку ваших работ и пробудить к ним интерес, то вернее всего будет поступить именно так.
— По-моему, это очень романтично, — одобрила Аннабелл. — Французские имена звучат так элегантно.
— А по-моему, они звучат глупо, — заявил Саймон. — Как будто пытаешься что-то выплюнуть.
— Разумеется, я ничего не стану делать без вашего согласия. — Хейдон внимательно смотрел на Женевьеву. — Но мне кажется, это очень подходящий случай раздобыть деньги для уплаты ваших долгов.
Женевьева окинула взглядом полотна, без всякой системы расставленные в гостиной. Каждое представляло собой какую-то часть ее жизни и жизни ее детей. Ей не хотелось выставлять свой внутренний мир на всеобщее обозрение, а идея приписать ее работы вымышленному лицу только потому, что картины, написанные женщиной, не имеют ценности в глазах других, выглядела просто оскорбительно.
Джейми, Аннабелл, Грейс, Шарлотта, Саймон и Джек смотрели на Женевьеву, ожидая ее решения. Впрочем, их лица не выражали беспокойства. Они не сомневались, что если она откажется продавать картины, то найдет другой способ сохранить дом. Оливер, Юнис и Дорин выглядели куда более озабоченными. Что и понятно, они гораздо лучше понимали всю опасность ситуации.
Женевьева, подумав, решила, что глупо не использовать все возможности. Их положение было почти безвыходным.
— Хорошо, лорд Рэдмонд, — сухо произнесла она, пытаясь придать их отношениям официальный оттенок, что, впрочем, вышло неубедительно. — Назовите имя, которым мне следует подписать картины.
Альфред Литтон снял очки, энергично протер их носовым платком и снова зацепил дужки за солидных размеров уши.
— Весьма необычно, — пробормотал он, склоняясь к картине. Выпрямившись, он опять снял очки. — Говорите, этот Булонне — ваш друг, мистер Блейк?
— Старый друг, — заверил его Хейдон. — Мы познакомились лет десять тому назад, когда я путешествовал по югу Франции. Конечно, тогда его работы были абсолютно неизвестны. Позже я посетил его в старом фермерском доме, который Булонне использовал как жилище и как студию, и уже тогда почувствовал, что он станет замечательным художником. Но в то время я еще не мог себе представить, насколько велик его талант.
— В самом деле. — Мистер Литтон окинул взглядом пять картин, которые Хейдон принес в его галерею.
— Когда я написал ему, предложив выставить его произведения в Шотландии, он вначале не проявил энтузиазма. — Хейдон хотел внушить торговцу, что ему крупно повезло. — Булонне живет отшельником. Он никогда не был женат, редко покидает дом и терпеть не может, когда его отвлекают от работы. Он способен трудиться дни и ночи напролет, не прерываясь для сна и еды. Разумеется, его можно назвать эксцентричным.
— Как и многих людей искусства, — мудро заметил мистер Литтон. — Поневоле начинаешь подумывать, а не является ли безумие ценой гениальности. Я слышал о Булонне, — добавил он, дабы Хейдон не счел его не сведущим в современной живописи, — но впервые имею удовольствие видеть его работы. Они, безусловно, впечатляют. Его подход к теме совершенно уникален.
Хейдон улыбнулся. Он предвидел, что мистер Литтон скорее притворится знакомым с творчеством вымышленного художника, чем признает свое невежество.
— Вам, конечно, известно, что имя Жоржа Булонне в настоящее время чрезвычайно популярно в художественных салонах Парижа. Его картины продаются в первый же день пребывания на выставке, и многие коллекционеры заранее договариваются о приобретении любой будущей работы. Знаменитый критик мсье Лашапель из «Ле Паризьен» предсказал, что Булонне вскоре станет одним из самых прославленных художников нашего века.
— Только слепой не увидел бы этого, — согласился мистер Литтон. — Я очень признателен вам, мистер Блейк, за то, что вы предоставили мне возможность воспользоваться плодами вашего знакомства с этим замечательным мастером. Несомненно, я смогу продать все пять картин. Герцог Аргайл постоянно разыскивает интересные работы для пополнения своей внушительной коллекции, и я буду рад как можно скорее пригласить его для личного просмотра. Уверен, что мы сумеем устроить выставку любых произведений, которые подберет мсье Булонне.
— Как приятно иметь дело с человеком, который стремится к популяризации искусства в своем городе и не рассматривает его только с точки зрения прибыли, — польстил ему Хейдон.
Мистер Литтон смущенно заморгал.
— Не сомневаюсь, что отклики будут самые благоприятные. Прекрасно, что выставка состоится в Инверэри, а не в филиале вашей галереи в Глазго, где публики было бы гораздо больше. Это очень патриотично по отношению к нашему городу. — Хейдон встал, как бы давая понять, что разговор окончен. — В крупном городе дух искусства подавляется безумием наживы. Достаточно вспомнить произошедшее на последней выставке мсье Булонне в Париже, чтобы понять это. Глаза мистера Литтона расширились.
— А что там произошло?
— Все работы были проданы в течение нескольких часов по ценам, вдвое или втрое превышающим назначенные. Такие зрелища могут обеспечить галерее финансовую прибыль, но едва ли имеют отношение к искусству как к таковому. Уверен, вы со мной согласитесь.
— До некоторой степени — да. — Мистер Литтон начал заново оценивать потенциальную прибыль от предприятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29