Он увидел, что добравшуюся до порога магазина Шарлотту схватил взбешенный и торжествующий мистер Инграм.
Глава 7
— Где Женевьева? — осведомился Джек, вбегая в дом и хватая ртом воздух.
— Святая Колумба, да ты весь мой чистый пол засыпал снегом! — Дорин, стоя на коленях, скребла половицы у дальней стены холла. — Разве ты не знаешь, что нужно снимать ботинки, когда входишь в дом?
— Женевьева! — крикнул Джек, не обращая внимания на воркотню Дорин,
Он распахнул дверь в гостиную. Никого там не обнаружив, он помчался к лестнице.
— Что за суета? — спросил Оливер, появляясь из кухни с сапогом в одной руке и грязной тряпкой в другой. Его взгляд скользнул по испуганному лицу Джека. — Что случилось, парень?
— Ну-ка, все, живо снимайте обувь! — скомандовала Дорин, бросив щетку в ведро, когда Аннабелл, Саймон, Грейс и Джейми ворвались в дом, разбрасывая по полу грязный снег. — Вы что, с ума посходили?
— Оливер, где Женевьева? — На бледном лице Джека поблескивали капли пота; взгляд казался безумным.
— Она в подвале, приятель, — ответил Оливер, понимая, что произошло нечто серьезное. Он посмотрел на детей, убедился, что никто из них не пострадал, и нахмурился: — А где Шарлотта?
Джек помчался через кухню и со всех ног кинулся вниз по лестнице, ведущей в подвал. Он застал там Женевьеву сидящей на ящике и устало перебирающей содержимое открытого сундука. Очевидно, она уже давно просматривала вещи, хранящиеся в погребе, так как ее окружало нагромождение пахнущих плесенью коробок, картин и старой мебели.
— Вы должны вернуть ее! — В голосе Джека слышалось отчаяние. — Она ничего не сделала — просто хотела помочь. Это я украл драгоценности! — Он вынул из карманов похищенное и сунул в руки Женевьеве. — Это все — клянусь, я больше ничего не взял! Отнесите это мистеру Инграму и заставьте его отпустить ее!
Женевьева испуганно смотрела на сверкающие предметы.
— Боже мой, Джек, — прошептала она, внезапно почувствовав, что задыхается, — что ты натворил?
Джек моргал, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
— Я украл эти драгоценности в магазине мистера Инграма, — признался он. — Хотел продать их и отдать вам деньги, чтобы вы могли уплатить этому чертовому банку и вас не выставили на улицу. Но мистер Инграм заметил меня, прежде чем я вышел из лавки. Все бросились бежать, а Шарлотта споткнулась, упала. Мистер Инграм поймал ее.
В подвал прибежали остальные дети, Оливер, Дорин, Юнис и Хейдон.
— Не понимаю. — Женевьева старалась сохранить спокойствие и осмыслить сказанное Джеком. — Зачем мистеру Инграму ловить Шарлотту?
— Затем, что она была единственной из нас, кого он смог поймать. — Лицо Грейс при тусклом освещении казалось бледным и расстроенным. — Конечно, я должна была пропустить Шарлотту вперед, но я стояла ближе к двери и думала, что она бежит следом, а она споткнулась и… Мне так жать, Женевьева! — Она сердито смахнула текущие по щекам слезинки.
Внезапно все дети заговорили одновременно пронзительными от страха и возбуждения голосами:
— Мы думали, что спокойно войдем и выйдем…
— …Но когда мистер Инграм увидел Джека возле прилавка с драгоценностями, я опрокинул рыцарские доспехи…
— …А толстый старик подцепил Джейми тростью, и Джейми сбил с ног его жену…
— …Тогда я ударила мистера Инграма картиной по голове, и он погнался за мной…
— …А мы набросили на него скатерть, и он совсем рассвирепел…
— …Потом мы все убежали…
— …Кроме Шарлотты.
Женевьева в ужасе уставилась на своих подопечных.
— Вы напали на мистера Инграма?
— Это была моя идея, — решительно заявил Джек, стараясь всячески выгородить детей. — Я заставил их пойти со мной.
— Неправда! — возразила Грейс.
— Мы все хотели пойти, — заверил Женевьеву Саймон.
— И убедили Джека, что будет лучше, если он пойдет не один, — добавила Аннабелл.
— Они собирались оставить меня дома, но я им не позволил, — сказал Джейми.
— Понятно. — Женевьева знала, что ей следует рассердиться, но сейчас было не до того. Позже, когда Шарлотта будет дома и в безопасности, она найдет силы хорошенько всыпать им всем. Но теперь нужно вернуть украденные драгоценности и выручить Шарлотту.
— Пошли, Женевьева. — Спокойный голос Хейдона вселял уверенность. — Мы вернем драгоценности мистеру Инграму, извинимся за то, что натворили дети, пообещаем оплатить ущерб и приведем Шарлотту домой.
Женевьева покачала головой.
— Вряд ли мы застанем Шарлотту у мистера Инграма, — печально промолвила она. — Полиция, безусловно, увела ее в тюрьму.
— Тогда мы заберем ее оттуда. Пошли. — Хейдон протянул ей руку.
— Вы не должны меня сопровождать. — Женевьева медленно поднялась. Ее руки все еще были заняты похищенными драгоценностями.
— Конечно, должен, — возразил Хейдон. — Мое присутствие рядом с вами в качестве вашего мужа покажется вполне естественным.
Она снова покачала головой, терзаемая страхом за Шарлотту.
— Мы уже накликали беду, позволив начальнику тюрьмы и констеблю увидеть вас. Один раз мы обманули их, но это не значит, что нам удастся сделать это снова. К тому же вас может узнать тот ужасный надзиратель или судебный пристав и даже кто-то из заключенных. Мы не можем идти на такой риск.
— Боюсь, девочка права, дружище, — серьезно сказал Оливер. — Странно, но те, кто сидел в тюрьме, замечают куда больше, чем придурки, вроде начальника Томпсона, и даже такие, как констебль Драммонд, которого дураком не назовешь.
— Торчишь дни и ночи в темной камере-одиночке, так поневоле наберешься опыта, — объяснила Дорин. — Начинаешь присматриваться к тому, что тебя окружает — в том числе и к людям.
— Не думаю, чтобы кто-нибудь из заключенных узнал меня, — возразил Хейдон. — Я выгляжу совсем иначе.
— Им незачем смотреть на вас, — заверила его Юнис. — Они смогут определить, кто вы, услышав ваш голос или ваши шаги в коридоре. Даже я научилась этому в тюрьме. Там обращаешь внимание на любые мелочи. Это помогает коротать время. А потом просто входит в привычку.
— Значит, я изменю голос и походку, — упрямо заявил Хейдон.
— Нет, — решительно сказала Женевьева. Хотя присутствие Хейдона в тюрьме придало бы ей сил, но риск, что в нем опознают лорда Рэдмонда и снова отправят в камеру, был слишком велик. — Один из членов моей семьи уже попал в тюрьму, и я не хочу, чтобы и вас тоже арестовали.
— Тогда с вами пойду я, — предложил Джек. — Я объясню им, что Шарлотта не имеет ничего общего с кражей. Пускай они арестуют меня. Старик Томпсон и этот ублюдок, констебль Драммонд, только обрадуются. Меня высекут и отправят в исправительную школу. Так мне и надо. Что бы со мной ни сделали, я могу лучше позаботиться о себе, чем Шарлотта.
Женевьева удивленно смотрела на Джека. Его серые глаза сверкали решимостью, а руки были сжаты в кулаки. Она и раньше знала, что Джек способен сочувствовать другим. Он ведь рисковал своей свободой, помогая бежать Хейдону. Тем не менее его готовность пожертвовать собой ради Шарлотты глубоко ее тронула.
— Боюсь, что не могу тебе этого позволить, Джек. Я знаю, ты хочешь помочь Шарлотте, но я не верю, что начальник согласится отпустить ее и забрать тебя. Чего доброго, тебя просто арестуют тоже, и тогда придется беспокоиться за вас двоих. Я верну драгоценности и объясню мистеру Томпсону и констеблю, что у них больше нет причин задерживать Шарлотту. А когда она вернется домой, — закончила Женевьева, сурово глядя на удрученных детей, — мы поговорим о вашей попытке обокрасть мистера Инграма.
Констебль Драммонд смотрел на Женевьеву с притворным сочувствием. У него были необычайно большие руки с длинными и не совсем чистыми ногтями. Жирные волосы также свидетельствовали, что этот человек не особенно следит за собой. Правда, черные бакенбарды он причесывал, но они явно нуждались в стрижке. Женевьева давно понимала, что у него нет ни жены, ни любовницы, но только теперь, сидя напротив него в кабинете начальника тюрьмы и чувствуя неприятный запах, исходящий от его немытого тела, она осознала, что узкие рамки безрадостной жизни констебля вообще не предполагают интереса к противоположному полу.
— Я уверен, мисс Макфейл, вам совершенно ясно, что участие обвиняемой в жестоком нападении на мистера Инграма, а также лорда и леди Струзерс полностью аннулирует любое ваше соглашение с мистером Томпсоном относительно опеки над ней. — Констебль Драммонд не улыбался, но Женевьева знала, что сказанное доставляет ему удовольствие.
— Нет, нет, Шарлотта ничего не украла и ни на кого не нападала, — возразила Женевьева. — Так как я вернула все пропавшие вещи и намерена полностью компенсировать мистеру Инграму понесенный им ущерб, то все проблемы, по-моему, решены. Не вижу причин для дальнейшего задержания Шарлотты. Если вы проводите меня к ней, я заберу ее домой и сама разберусь в этой истории.
— К сожалению, мисс Макфейл, ситуация не так проста, — сказал Томпсон, нервно теребя бороду.
Начальник тюрьмы сознавал, что серьезное преступление, совершенное одной из девочек, которую он всего год назад поручил заботам Женевьевы, против влиятельных жителей Инверэри, не пойдет на пользу его карьере. Учитывая недавний побег лорда Рэдмонда, ему придется объяснять свои неудачи тюремному совету. Поэтому сейчас важно продемонстрировать, что он понял всю серьезность недавних промахов и принимает меры к тому, чтобы они никогда не повторились.
— Шайка воров, ограбивших магазин мистера Инграма, похитила очень редкие и дорогие ювелирные изделия. При этом они напали на лорда и леди Струзерс, двух самых видных жителей Инверэри. Лорд Струзерс сообщил, что его жена серьезно пострадала. Ее осматривал доктор Хейс и прописал ей полный покой и постельный режим, по крайней мере в течение месяца, чтобы излечиться от истерии и других последствий происшедшего.
Женевьева закусила губу, стараясь удержаться от каких-либо замечаний. Джейми рассказал ей, как он случайно налетел на леди Струзерс, когда ее муж подцепил его тростью. Женщина, которая может позволить себе роскошь в течение месяца пребывать в постели, после того как ее сбил с ног восьмилетний мальчик, не вызывала у нее ни малейшего сочувствия.
— К тому же обвиняемая не желает оказывать содействие в расследовании, что свидетельствует о ее моральной неустойчивости, — добавил констебль Драммонд, — Она отказывается назвать имена ее сообщников, несмотря на мои уверения, что в таком случае судья отнесся бы к ней более снисходительно. Конечно, мы пришли к выводу благодаря описаниям мистера Инграма, что другие дети, участвовавшие в нападении, также являются вашими подопечными, но лучше, если бы девочка это подтвердила.
Женевьева с удивлением посмотрела на него.
— Вы ожидали, что Шарлотта будет обвинять своих братьев и сестер?
Констебль презрительно скривил губы, словно считая нелепой подобную характеристику остальных детей.
— Я говорю, что, если бы эта девочка проявила бы хоть каплю раскаяния, оказав мне помощь, я бы поверил, что есть надежда на ее перевоспитание в вашем доме. Теперь же я могу только считать, что наилучшей мерой для всех участников этого преступления будет длительное пребывание в тюрьме и исправительной школе. Хотя я решил не предъявлять обвинения другим соучастникам преступления, девочка должна понести наказание. Общество не может позволить опасным преступникам безнаказанно сеять страх и тревогу.
— Мы говорим об одиннадцатилетнем ребенке, — напомнила Женевьева. Быстро растущий страх помогал ей сдерживать гнев. — Едва ли ее можно назвать опасным преступником.
— Напротив, мы имеем дело с девочкой с криминальным прошлым, которая, несмотря на предложенные вами дом и высокий нравственный пример, не в состоянии преодолеть порочные инстинкты, — отозвался Драммонд. — Как я говорил вам ранее, мисс Макфейл, эти инстинкты передаются из поколения в поколение. Никакие удобства и заботы не очистят грязные души ваших подопечных. Им нужна твердая рука. Ваше нежелание применять строгость привело к сегодняшнему злосчастному инциденту, от которого пострадали ни в чем не повинные граждане.
— Я не отрицаю, что дети были не правы, констебль Драммонд, — признала Женевьева, пытаясь умиротворить беспощадного собеседника. — Но они поступили так не из алчности или врожденных воровских инстинктов, а только потому, что хотели мне помочь…
— Мотивы обвиняемой будут рассмотрены в суде, — прервал констебль.
— Ее зовут Шарлотта. — Женевьева с трудом оставалась вежливой. Отвратительно, что Драммонд говорит о девочке как о некоем существе, лишенном индивидуальности. — Неужели вы думаете, что одиннадцатилетнему ребенку пойдут на пользу суд и тюремное заключение?
— К несчастью, мисс Макфейл, у нас нет иного выхода. — В голосе начальника тюрьмы слышались нотки сожаления. — Если бы это было первым правонарушением девочки, мы могли бы проявить снисхождение, но, увы, она и раньше занималась воровством, что и привело ее в эту тюрьму.
— Воровал ее отец, — поправила Женевьева, чувствуя, что тонкие нити ее сдержанности вот-вот лопнут. — Он заставлял Шарлотту показывать искалеченную ногу, отвлекая толпу, чтобы ему было легче шарить по карманам. А нога ее изуродована как раз ее собственным отцом во время одного из пьяных приступов злобы.
— Несомненно, у бедняжки было трудное детство, — согласился Томпсон. — Но, как вам известно, одним из условий нашего соглашения было то, что дети, порученные вашему попечению, не должны снова нарушать закон. В противном случае вы лишаетесь права опеки, и им придется полностью отбывать наказание. Только благодаря этому условию я смог заверить суд и жителей Инверэри, что дети больше не будут представлять опасность для общества. Шарлотта нарушила закон, поэтому, в соответствии с нашим договором, я вынужден освободить вас от опеки над ней и передать дело в суд. Боюсь, что это единственный выход. — Он выглядел так, словно хотел, чтобы все было иначе, но вряд ли в это стоило верить. — Если мы посмотрим на это сквозь пальцы, горожане могут настоять, чтобы детей немедленно вернули в тюрьму. Уверен, что лорд и леди Струзерс первыми подпишут такую петицию.
Женевьева поняла, что он прав. Ее охватило отчаяние.
— Шерифский суд будет заседать через три дня, — продолжал Томпсон. — Тогда вы сможете представить аргументы в пользу девочки и, возможно, обратиться к шерифу с просьбой о снисхождении.
Три дня. Для ребенка, запертого в камере, это целая вечность. Но за это время она сможет попытаться убедить мистера Инграма, лорда Струзерса и его жену отнестись к Шарлотте с сочувствием и дать показания в ее пользу. Если жертвы проявят сострадание, то шериф тем более должен так поступить.
Скрывая страх, Женевьева поднялась со стула.
— Я бы хотела повидать Шарлотту, — сказала она. — Нужно убедить девочку, что все будет в порядке.
— Конечно. — Начальник тюрьмы не без труда встал и расправил складки жилета на круглом животе. — Я сам провожу вас к ней.
Тонкие полоски света проникали сквозь решетки крошечного окошка холодной камеры.
Шарлотта сидела на деревянной койке спиной к стене, вытянув вперед искалеченную ногу и положив ступню на опрокинутый ночной горшок. На ней были пальто и шляпа, но она все равно куталась сразу в два тонких одеяла, выданные ей сердобольной женой начальника тюрьмы, пытаясь согреться. Конечно, проще было бы ходить взад-вперед, но у нее разболелась нога от холода, сырости и вчерашнего перенапряжения.
Шарлотта не могла вспомнить время, когда нога ей не досаждала, хотя понимала, что не всегда так мучилась. Ведь она не родилась калекой. Впрочем, у нее сохранились лишь смутные воспоминания о том, как случилась эта беда, и слава богу. Очевидно, это одно из преимуществ юности, хотя иногда Шарлотта чувствовала себя гораздо старше своих одиннадцати лет. В детстве год или два кажутся целой жизнью, и хотя это делает любое ожидание почти невыносимым, зато притупляет воспоминания о трагических событиях в прошлом. Жестокие выходки отца иногда еще тревожили ее во сне, но она больше не просыпалась с колотящимся сердцем на промокших от пота и мочи простынях.
— Перестань пялить на меня глаза, маленькая сучка, иначе я вырву у тебя сердце и растопчу его!
Шарлотта с тревогой посмотрела на соседку по камере.
Маргарет Макдаффи была низкорослой крепкой женщиной лет сорока, чье мужеподобное лицо злобно выглядывало из грязного коричневого шарфа. Большой деформированный нос нависал над нижней губой. В один из редких моментов просветления Маргарет поведала Шарлотте, что муж постоянно избивал ее и ломал ей нос бесчисленное множество раз. Это пробудило сочувствие в девочке, хорошо знавшей, что такое находиться во власти пьяницы, умеющего выражать свои мысли только кулаками.
Она пыталась представить себе, как выглядела Маргарет до того, как муж начал истязать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Глава 7
— Где Женевьева? — осведомился Джек, вбегая в дом и хватая ртом воздух.
— Святая Колумба, да ты весь мой чистый пол засыпал снегом! — Дорин, стоя на коленях, скребла половицы у дальней стены холла. — Разве ты не знаешь, что нужно снимать ботинки, когда входишь в дом?
— Женевьева! — крикнул Джек, не обращая внимания на воркотню Дорин,
Он распахнул дверь в гостиную. Никого там не обнаружив, он помчался к лестнице.
— Что за суета? — спросил Оливер, появляясь из кухни с сапогом в одной руке и грязной тряпкой в другой. Его взгляд скользнул по испуганному лицу Джека. — Что случилось, парень?
— Ну-ка, все, живо снимайте обувь! — скомандовала Дорин, бросив щетку в ведро, когда Аннабелл, Саймон, Грейс и Джейми ворвались в дом, разбрасывая по полу грязный снег. — Вы что, с ума посходили?
— Оливер, где Женевьева? — На бледном лице Джека поблескивали капли пота; взгляд казался безумным.
— Она в подвале, приятель, — ответил Оливер, понимая, что произошло нечто серьезное. Он посмотрел на детей, убедился, что никто из них не пострадал, и нахмурился: — А где Шарлотта?
Джек помчался через кухню и со всех ног кинулся вниз по лестнице, ведущей в подвал. Он застал там Женевьеву сидящей на ящике и устало перебирающей содержимое открытого сундука. Очевидно, она уже давно просматривала вещи, хранящиеся в погребе, так как ее окружало нагромождение пахнущих плесенью коробок, картин и старой мебели.
— Вы должны вернуть ее! — В голосе Джека слышалось отчаяние. — Она ничего не сделала — просто хотела помочь. Это я украл драгоценности! — Он вынул из карманов похищенное и сунул в руки Женевьеве. — Это все — клянусь, я больше ничего не взял! Отнесите это мистеру Инграму и заставьте его отпустить ее!
Женевьева испуганно смотрела на сверкающие предметы.
— Боже мой, Джек, — прошептала она, внезапно почувствовав, что задыхается, — что ты натворил?
Джек моргал, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
— Я украл эти драгоценности в магазине мистера Инграма, — признался он. — Хотел продать их и отдать вам деньги, чтобы вы могли уплатить этому чертовому банку и вас не выставили на улицу. Но мистер Инграм заметил меня, прежде чем я вышел из лавки. Все бросились бежать, а Шарлотта споткнулась, упала. Мистер Инграм поймал ее.
В подвал прибежали остальные дети, Оливер, Дорин, Юнис и Хейдон.
— Не понимаю. — Женевьева старалась сохранить спокойствие и осмыслить сказанное Джеком. — Зачем мистеру Инграму ловить Шарлотту?
— Затем, что она была единственной из нас, кого он смог поймать. — Лицо Грейс при тусклом освещении казалось бледным и расстроенным. — Конечно, я должна была пропустить Шарлотту вперед, но я стояла ближе к двери и думала, что она бежит следом, а она споткнулась и… Мне так жать, Женевьева! — Она сердито смахнула текущие по щекам слезинки.
Внезапно все дети заговорили одновременно пронзительными от страха и возбуждения голосами:
— Мы думали, что спокойно войдем и выйдем…
— …Но когда мистер Инграм увидел Джека возле прилавка с драгоценностями, я опрокинул рыцарские доспехи…
— …А толстый старик подцепил Джейми тростью, и Джейми сбил с ног его жену…
— …Тогда я ударила мистера Инграма картиной по голове, и он погнался за мной…
— …А мы набросили на него скатерть, и он совсем рассвирепел…
— …Потом мы все убежали…
— …Кроме Шарлотты.
Женевьева в ужасе уставилась на своих подопечных.
— Вы напали на мистера Инграма?
— Это была моя идея, — решительно заявил Джек, стараясь всячески выгородить детей. — Я заставил их пойти со мной.
— Неправда! — возразила Грейс.
— Мы все хотели пойти, — заверил Женевьеву Саймон.
— И убедили Джека, что будет лучше, если он пойдет не один, — добавила Аннабелл.
— Они собирались оставить меня дома, но я им не позволил, — сказал Джейми.
— Понятно. — Женевьева знала, что ей следует рассердиться, но сейчас было не до того. Позже, когда Шарлотта будет дома и в безопасности, она найдет силы хорошенько всыпать им всем. Но теперь нужно вернуть украденные драгоценности и выручить Шарлотту.
— Пошли, Женевьева. — Спокойный голос Хейдона вселял уверенность. — Мы вернем драгоценности мистеру Инграму, извинимся за то, что натворили дети, пообещаем оплатить ущерб и приведем Шарлотту домой.
Женевьева покачала головой.
— Вряд ли мы застанем Шарлотту у мистера Инграма, — печально промолвила она. — Полиция, безусловно, увела ее в тюрьму.
— Тогда мы заберем ее оттуда. Пошли. — Хейдон протянул ей руку.
— Вы не должны меня сопровождать. — Женевьева медленно поднялась. Ее руки все еще были заняты похищенными драгоценностями.
— Конечно, должен, — возразил Хейдон. — Мое присутствие рядом с вами в качестве вашего мужа покажется вполне естественным.
Она снова покачала головой, терзаемая страхом за Шарлотту.
— Мы уже накликали беду, позволив начальнику тюрьмы и констеблю увидеть вас. Один раз мы обманули их, но это не значит, что нам удастся сделать это снова. К тому же вас может узнать тот ужасный надзиратель или судебный пристав и даже кто-то из заключенных. Мы не можем идти на такой риск.
— Боюсь, девочка права, дружище, — серьезно сказал Оливер. — Странно, но те, кто сидел в тюрьме, замечают куда больше, чем придурки, вроде начальника Томпсона, и даже такие, как констебль Драммонд, которого дураком не назовешь.
— Торчишь дни и ночи в темной камере-одиночке, так поневоле наберешься опыта, — объяснила Дорин. — Начинаешь присматриваться к тому, что тебя окружает — в том числе и к людям.
— Не думаю, чтобы кто-нибудь из заключенных узнал меня, — возразил Хейдон. — Я выгляжу совсем иначе.
— Им незачем смотреть на вас, — заверила его Юнис. — Они смогут определить, кто вы, услышав ваш голос или ваши шаги в коридоре. Даже я научилась этому в тюрьме. Там обращаешь внимание на любые мелочи. Это помогает коротать время. А потом просто входит в привычку.
— Значит, я изменю голос и походку, — упрямо заявил Хейдон.
— Нет, — решительно сказала Женевьева. Хотя присутствие Хейдона в тюрьме придало бы ей сил, но риск, что в нем опознают лорда Рэдмонда и снова отправят в камеру, был слишком велик. — Один из членов моей семьи уже попал в тюрьму, и я не хочу, чтобы и вас тоже арестовали.
— Тогда с вами пойду я, — предложил Джек. — Я объясню им, что Шарлотта не имеет ничего общего с кражей. Пускай они арестуют меня. Старик Томпсон и этот ублюдок, констебль Драммонд, только обрадуются. Меня высекут и отправят в исправительную школу. Так мне и надо. Что бы со мной ни сделали, я могу лучше позаботиться о себе, чем Шарлотта.
Женевьева удивленно смотрела на Джека. Его серые глаза сверкали решимостью, а руки были сжаты в кулаки. Она и раньше знала, что Джек способен сочувствовать другим. Он ведь рисковал своей свободой, помогая бежать Хейдону. Тем не менее его готовность пожертвовать собой ради Шарлотты глубоко ее тронула.
— Боюсь, что не могу тебе этого позволить, Джек. Я знаю, ты хочешь помочь Шарлотте, но я не верю, что начальник согласится отпустить ее и забрать тебя. Чего доброго, тебя просто арестуют тоже, и тогда придется беспокоиться за вас двоих. Я верну драгоценности и объясню мистеру Томпсону и констеблю, что у них больше нет причин задерживать Шарлотту. А когда она вернется домой, — закончила Женевьева, сурово глядя на удрученных детей, — мы поговорим о вашей попытке обокрасть мистера Инграма.
Констебль Драммонд смотрел на Женевьеву с притворным сочувствием. У него были необычайно большие руки с длинными и не совсем чистыми ногтями. Жирные волосы также свидетельствовали, что этот человек не особенно следит за собой. Правда, черные бакенбарды он причесывал, но они явно нуждались в стрижке. Женевьева давно понимала, что у него нет ни жены, ни любовницы, но только теперь, сидя напротив него в кабинете начальника тюрьмы и чувствуя неприятный запах, исходящий от его немытого тела, она осознала, что узкие рамки безрадостной жизни констебля вообще не предполагают интереса к противоположному полу.
— Я уверен, мисс Макфейл, вам совершенно ясно, что участие обвиняемой в жестоком нападении на мистера Инграма, а также лорда и леди Струзерс полностью аннулирует любое ваше соглашение с мистером Томпсоном относительно опеки над ней. — Констебль Драммонд не улыбался, но Женевьева знала, что сказанное доставляет ему удовольствие.
— Нет, нет, Шарлотта ничего не украла и ни на кого не нападала, — возразила Женевьева. — Так как я вернула все пропавшие вещи и намерена полностью компенсировать мистеру Инграму понесенный им ущерб, то все проблемы, по-моему, решены. Не вижу причин для дальнейшего задержания Шарлотты. Если вы проводите меня к ней, я заберу ее домой и сама разберусь в этой истории.
— К сожалению, мисс Макфейл, ситуация не так проста, — сказал Томпсон, нервно теребя бороду.
Начальник тюрьмы сознавал, что серьезное преступление, совершенное одной из девочек, которую он всего год назад поручил заботам Женевьевы, против влиятельных жителей Инверэри, не пойдет на пользу его карьере. Учитывая недавний побег лорда Рэдмонда, ему придется объяснять свои неудачи тюремному совету. Поэтому сейчас важно продемонстрировать, что он понял всю серьезность недавних промахов и принимает меры к тому, чтобы они никогда не повторились.
— Шайка воров, ограбивших магазин мистера Инграма, похитила очень редкие и дорогие ювелирные изделия. При этом они напали на лорда и леди Струзерс, двух самых видных жителей Инверэри. Лорд Струзерс сообщил, что его жена серьезно пострадала. Ее осматривал доктор Хейс и прописал ей полный покой и постельный режим, по крайней мере в течение месяца, чтобы излечиться от истерии и других последствий происшедшего.
Женевьева закусила губу, стараясь удержаться от каких-либо замечаний. Джейми рассказал ей, как он случайно налетел на леди Струзерс, когда ее муж подцепил его тростью. Женщина, которая может позволить себе роскошь в течение месяца пребывать в постели, после того как ее сбил с ног восьмилетний мальчик, не вызывала у нее ни малейшего сочувствия.
— К тому же обвиняемая не желает оказывать содействие в расследовании, что свидетельствует о ее моральной неустойчивости, — добавил констебль Драммонд, — Она отказывается назвать имена ее сообщников, несмотря на мои уверения, что в таком случае судья отнесся бы к ней более снисходительно. Конечно, мы пришли к выводу благодаря описаниям мистера Инграма, что другие дети, участвовавшие в нападении, также являются вашими подопечными, но лучше, если бы девочка это подтвердила.
Женевьева с удивлением посмотрела на него.
— Вы ожидали, что Шарлотта будет обвинять своих братьев и сестер?
Констебль презрительно скривил губы, словно считая нелепой подобную характеристику остальных детей.
— Я говорю, что, если бы эта девочка проявила бы хоть каплю раскаяния, оказав мне помощь, я бы поверил, что есть надежда на ее перевоспитание в вашем доме. Теперь же я могу только считать, что наилучшей мерой для всех участников этого преступления будет длительное пребывание в тюрьме и исправительной школе. Хотя я решил не предъявлять обвинения другим соучастникам преступления, девочка должна понести наказание. Общество не может позволить опасным преступникам безнаказанно сеять страх и тревогу.
— Мы говорим об одиннадцатилетнем ребенке, — напомнила Женевьева. Быстро растущий страх помогал ей сдерживать гнев. — Едва ли ее можно назвать опасным преступником.
— Напротив, мы имеем дело с девочкой с криминальным прошлым, которая, несмотря на предложенные вами дом и высокий нравственный пример, не в состоянии преодолеть порочные инстинкты, — отозвался Драммонд. — Как я говорил вам ранее, мисс Макфейл, эти инстинкты передаются из поколения в поколение. Никакие удобства и заботы не очистят грязные души ваших подопечных. Им нужна твердая рука. Ваше нежелание применять строгость привело к сегодняшнему злосчастному инциденту, от которого пострадали ни в чем не повинные граждане.
— Я не отрицаю, что дети были не правы, констебль Драммонд, — признала Женевьева, пытаясь умиротворить беспощадного собеседника. — Но они поступили так не из алчности или врожденных воровских инстинктов, а только потому, что хотели мне помочь…
— Мотивы обвиняемой будут рассмотрены в суде, — прервал констебль.
— Ее зовут Шарлотта. — Женевьева с трудом оставалась вежливой. Отвратительно, что Драммонд говорит о девочке как о некоем существе, лишенном индивидуальности. — Неужели вы думаете, что одиннадцатилетнему ребенку пойдут на пользу суд и тюремное заключение?
— К несчастью, мисс Макфейл, у нас нет иного выхода. — В голосе начальника тюрьмы слышались нотки сожаления. — Если бы это было первым правонарушением девочки, мы могли бы проявить снисхождение, но, увы, она и раньше занималась воровством, что и привело ее в эту тюрьму.
— Воровал ее отец, — поправила Женевьева, чувствуя, что тонкие нити ее сдержанности вот-вот лопнут. — Он заставлял Шарлотту показывать искалеченную ногу, отвлекая толпу, чтобы ему было легче шарить по карманам. А нога ее изуродована как раз ее собственным отцом во время одного из пьяных приступов злобы.
— Несомненно, у бедняжки было трудное детство, — согласился Томпсон. — Но, как вам известно, одним из условий нашего соглашения было то, что дети, порученные вашему попечению, не должны снова нарушать закон. В противном случае вы лишаетесь права опеки, и им придется полностью отбывать наказание. Только благодаря этому условию я смог заверить суд и жителей Инверэри, что дети больше не будут представлять опасность для общества. Шарлотта нарушила закон, поэтому, в соответствии с нашим договором, я вынужден освободить вас от опеки над ней и передать дело в суд. Боюсь, что это единственный выход. — Он выглядел так, словно хотел, чтобы все было иначе, но вряд ли в это стоило верить. — Если мы посмотрим на это сквозь пальцы, горожане могут настоять, чтобы детей немедленно вернули в тюрьму. Уверен, что лорд и леди Струзерс первыми подпишут такую петицию.
Женевьева поняла, что он прав. Ее охватило отчаяние.
— Шерифский суд будет заседать через три дня, — продолжал Томпсон. — Тогда вы сможете представить аргументы в пользу девочки и, возможно, обратиться к шерифу с просьбой о снисхождении.
Три дня. Для ребенка, запертого в камере, это целая вечность. Но за это время она сможет попытаться убедить мистера Инграма, лорда Струзерса и его жену отнестись к Шарлотте с сочувствием и дать показания в ее пользу. Если жертвы проявят сострадание, то шериф тем более должен так поступить.
Скрывая страх, Женевьева поднялась со стула.
— Я бы хотела повидать Шарлотту, — сказала она. — Нужно убедить девочку, что все будет в порядке.
— Конечно. — Начальник тюрьмы не без труда встал и расправил складки жилета на круглом животе. — Я сам провожу вас к ней.
Тонкие полоски света проникали сквозь решетки крошечного окошка холодной камеры.
Шарлотта сидела на деревянной койке спиной к стене, вытянув вперед искалеченную ногу и положив ступню на опрокинутый ночной горшок. На ней были пальто и шляпа, но она все равно куталась сразу в два тонких одеяла, выданные ей сердобольной женой начальника тюрьмы, пытаясь согреться. Конечно, проще было бы ходить взад-вперед, но у нее разболелась нога от холода, сырости и вчерашнего перенапряжения.
Шарлотта не могла вспомнить время, когда нога ей не досаждала, хотя понимала, что не всегда так мучилась. Ведь она не родилась калекой. Впрочем, у нее сохранились лишь смутные воспоминания о том, как случилась эта беда, и слава богу. Очевидно, это одно из преимуществ юности, хотя иногда Шарлотта чувствовала себя гораздо старше своих одиннадцати лет. В детстве год или два кажутся целой жизнью, и хотя это делает любое ожидание почти невыносимым, зато притупляет воспоминания о трагических событиях в прошлом. Жестокие выходки отца иногда еще тревожили ее во сне, но она больше не просыпалась с колотящимся сердцем на промокших от пота и мочи простынях.
— Перестань пялить на меня глаза, маленькая сучка, иначе я вырву у тебя сердце и растопчу его!
Шарлотта с тревогой посмотрела на соседку по камере.
Маргарет Макдаффи была низкорослой крепкой женщиной лет сорока, чье мужеподобное лицо злобно выглядывало из грязного коричневого шарфа. Большой деформированный нос нависал над нижней губой. В один из редких моментов просветления Маргарет поведала Шарлотте, что муж постоянно избивал ее и ломал ей нос бесчисленное множество раз. Это пробудило сочувствие в девочке, хорошо знавшей, что такое находиться во власти пьяницы, умеющего выражать свои мысли только кулаками.
Она пыталась представить себе, как выглядела Маргарет до того, как муж начал истязать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29