Поэтому надо любым способом удержать его на расстоянии. Это, конечно, легко сказать, а вот что ей делать? Как справиться с ним, если он начнет настаивать? Здесь, наверное, сгодится только одно средство. Да, только одно.
Эмрис толкнул плечом тяжелую дубовую дверь и повернулся к Элизабет.
– Только после тебя, – любезно заявил он.
Она неподвижно застыла на месте, с тревогой всматриваясь в полутьму за раскрытой дверью. Но из коридора ничего не было видно.
– Э-э, милорд…
– Только после тебя! – на сей раз в его тоне звучал приказ.
Элизабет вздохнула и нехотя вошла внутрь.
Эта комната была даже больше, чем тот зал, который монахи предоставили для размещения шотландцев. В том же зале поместили и Джозефа, и художника. Эрнесту и Джеми поселили в другой части монастыря, где, как подозревала Элизабет, отнюдь не было таких удобств. Что касается Эмриса Макферсона, то его, похоже, принимали как особу королевской крови.
Комната была обшита деревянными панелями сверху донизу. Добротный стол, удобные стулья вокруг него, пестрые шерстяные коврики на полу. У дальней стены возвышалась необъятных размеров кровать под балдахином с наваленными на нее пуховыми перинами устрашающей толщины. Элизабет поспешила отвести взгляд.
Четыре небольших окна с распахнутыми ставнями выходили в сад. Элизабет пересекла комнату и выглянула вниз. За ухоженным цветущим садом располагались возделанные поля и ровные ряды виноградников. Да, монастырь был богатый и процветающий.
– Слишком высоко, чтобы выпрыгнуть, – невозмутимо заметил Эмрис.
Элизабет обернулась. Он, конечно, стоял прямо у кровати. Взгляд ее метнулся к закрытой двери. Засов был задвинут.
– Разве тебе пришлось заставлять меня идти сюда? Я пришла сама, по своей воле.
Эмрис чуть не расхохотался.
– Я видел, как ты плелась по лестнице, застревая на каждой ступеньке. Даже и не знаю, что мне ждать от тебя дальше.
Элизабет вспыхнула от возмущения.
– Ну знаешь! Никто не заставляет тебя ложиться со мной в кровать! Ты сам пришел ко мне, если мне не изменяет память!
– Ну нет! Это ты первая пришла ко мне в шатер.
– А ты заявился в мою комнату!
– Да я и понятия не имел, что ты там находишься, – пожал плечами Эмрис.
Ему удалось вывести ее из себя и разозлить, и это его весьма забавляло. Он слишком долго не имел возможности ее видеть. Вчера вечером, когда он обнаружил, что Элизабет нет за столом и она так и не появилась весь вечер, потому что торчала у постели сестры, он понял, что злится. Злится на несчастную больную женщину! Это могло означать только одно – что дела его плохи!
– Я приехал к Барди в поисках художника. Пришел и вместо него обнаружил – тебя!
– И ты не мог перенести такого ужасного разочарования? – с трудом сдерживая раздражение, с ехидством спросила Элизабет. В конце концов, зачем ей все эти хитрости и уловки? С этим несносным шотландцем просто нельзя иначе. – А тебе никто не говорил, что ты самая бесчувственная, тупая и безмозглая скотина на всем белом свете?
– М-м, нет, никто не говорил… за исключением тебя, разумеется!
Какая у нее точеная фигурка! Ноги в обтягивающих рейтузах – это просто ходячий соблазн. Эмрис буквально пожирал Элизабет глазами. Только лицо сердитое. И руки на груди скрестила, как будто собирается от него защищаться.
– Ты долго будешь меня так разглядывать? Я что тебе – призовая телка?
– А что? Неплохая идея! – ответил Эмрис, не отводя от нее взгляда. – И с каких это пор мужчинам запрещено на тебя смотреть? Это что – наказуемо?
– Нет, милорд, это не наказуемо. Только если все шотландские мужи начнут меня разглядывать такими же жадными глазами, то могут возникнуть некоторые проблемы…
Эмрис медленно, нарочито медленно, оторвался от созерцания ее форм и поймал взгляд Элизабет.
– О! Что касается таких проблем… всех твоих проблем…
Он приблизился к ней. Элизабет отодвинулась, вжимаясь спиной в оконную раму. Шотландец взял стул и, повернув его спинкой вперед, сел на сиденье верхом, лицом к Элизабет.
Элизабет ожидала, что он заговорит, но Эмрис просто молча сидел и смотрел на нее. Элизабет вдруг почувствовала, что ставшая для нее привычной за эти годы мужская одежда, казавшаяся ей удобной, стала вдруг смущать ее. Ей было неловко и неуютно. Неожиданно захотелось быть одетой в красивое платье, наподобие тех, какие позволяла себе носить Мэри.
Элизабет покраснела и отвела глаза. Сам он – совершенно неотразим! И почему она не ощущает никакого барьера, никакой преграды между ними? Это чувство возникло только сейчас или так было у них с самого начала?
– Знаешь, Элизабет, ты все же неподражаема! Впрочем, как всегда. Никому из женщин никогда не приходило в голову обзывать меня тупоголовым, бесчувственным или эгоистичным. Я не говорю уже о мужчинах! Никто и никогда себе такого не позволял. Что же касается женщин, то, по правде сказать, большинство из них находило меня умным, галантным и внимательным. Но сейчас, естественно, я нахожусь здесь с тобой, а не с другими женщинами. Так что дело, очевидно, в этом.
Элизабет сделала над собой усилие и промолчала.
– Что же до того, что я испытал разочарование, когда обнаружил тебя во Флоренции, то ты ошибаешься. – Эмрис сделал паузу, ожидая яростных возражений, но она никак не отреагировала на его слова. – С тех пор, как я впервые увидел тебя, я испытывал всякое, но не могу назвать эти чувства неприятными. С первого момента, как я увидел тебя тогда в Золотой долине, я почувствовал, что ты меня буквально к себе притягиваешь. Это было неодолимое стремление, и я стремился к тебе. С удовольствием. Вернее, с предвкушением удовольствия. Я даже часто вспоминал тебя. А если совсем честно, то на протяжении долгих четырех лет я просто не мог тебя забыть, не мог выкинуть из головы нашу встречу! Ты очаровала меня, Элизабет! Или, может быть, просто околдовала. Но с тех самых пор я просто схожу по тебе с ума!.. И сейчас настал момент, когда ты можешь наконец расколдовать безумца.
– И чего же ты от меня хочешь?
Эмрис легко вскочил со стула и подошел к стоящему в углу комнаты тазику с водой. Он схватил полотенце, обмакнул его в воду, а затем выжал. Подойдя к Элизабет, он протянул ей мокрое полотенце.
– Вот! Прежде всего я хочу, чтобы ты смыла с себя все это притворство, всю эту ложь, которой ты живешь последние годы. Я хочу увидеть тебя настоящую, такую, какой я тебя встретил тогда. Я хочу видеть ту страстную женщину, что скрывается под этими одеждами. – Он ласково приподнял ее голову за подбородок, чтобы заглянуть в темные страстные глаза. – Ты ведь хочешь меня, Элизабет! И не пытайся это отрицать. Твои глаза никогда мне не лгут. С самого первого момента нашей встречи.
Эмрис говорил правду. Она не могла этого отрицать.
– Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы мы любили друг друга без всяких помех. Чтобы никто и ничто не смогло нас остановить. Это было мое условие, как ты помнишь. Не станешь же ты нарушать свое слово?
Элизабет в ответ только покачала головой.
– Ну, тогда, – Эмрис обвел рукой комнату, – ты не думаешь, что обстановка здесь вполне подходящая? Здесь не штормит.
Элизабет приподнялась на цыпочки и, неловко чмокнув его в подбородок, пересекла комнату. Закинув полотенце на вешалку, она повернулась к Эмрису.
– Да, ты прав насчет меня и насчет моих желаний. Я не могу этого отрицать, – смущенно пробормотала она. – Но только не здесь и не сейчас! В этот момент мне хотелось бы быть вдали от всех, быть одетой в женское платье, чтобы чувствовать себя настоящей женщиной. И мне хотелось бы быть совершенно уверенной, что нас никто не прервет, что нам не помешают. Это не должно быть так просто, на ходу. Нам нужна с тобой по крайней мере целая ночь – ночь только любви и ничего больше. Не знаю, может быть, я прошу слишком многого, но мы с тобой ждали уже так долго, что небольшая отсрочка ничего не изменит.
– Но я не понимаю, зачем нам отказываться от того, что у нас есть, ради неведомого грядущего дня, вернее, ночи нашего блаженства?
Элизабет попятилась, в то время как Эмрис очень медленно, пожалуй, даже слишком медленно, начал к ней приближаться.
– Нет, милорд, мне кажется, что так, как сейчас, не годится.
– Почему? Чем больше я думаю об этом, тем более заманчивой мне кажется эта идея.
– Нет, ты меня просто пугаешь! И кончится это тем, что вы уедете завтра без меня и…
– Почему? Завтра мы все вместе отправимся дальше…
Она посмотрела на него в радостном изумлении.
– О! Благодарю тебя! Спасибо, милорд! Я так надеялась на это! – Элизабет в одно мгновение оказалась рядом с Эмрисом, поднялась на цыпочки и чмокнула его в подбородок.
Эмрис удивленно взглянул на нее, не понимая причин ее радости.
– За что это ты меня благодаришь? Я не сказал ничего нового. Все будет так, как мы и планировали перед отъездом из Флоренции.
– Конечно! – радостно подхватила она. – Вот именно! Это значит, что завтра мы поедем все вместе. Что Мэри поедет с нами. Ведь ты же сказал – все!..
Эмрис зажал ей рот рукой, не давая тараторить дальше.
– Ты поедешь со мной, моя сладкая. А Мэри останется здесь, в монастыре, пока ей не станет лучше. Здешние лекари обеспечат ей надлежащий уход. И когда она будет в состоянии ехать, я пришлю за ней своих людей, чтобы они проводили ее в Шотландию. Теперь тебе все ясно?
Элизабет с негодованием отбросила его руку.
– Позволь тогда и мне кое-что прояснить для тебя! Я не оставлю свою сестру среди чужих людей. И мне плевать, кто здесь будет за ней ухаживать – пусть хоть сам Авиценна! Если остается она, то и я остаюсь с ней! Это ясно?
Эмрис не верил своим ушам.
– Ты что, плохо соображаешь? Жизнь, что ли, мало тебя била, что до сих пор не научила мыслить разумно? Ты подвергнешь сестру опасности, если потащишь ее с собой в тяжелое и далекое путешествие.
– Я знаю Мэри лучше, чем кто бы то ни было еще. И я знаю, что именно представляет для нее опасность. Ей не грозит смерть от далекого путешествия, но она в самом деле может умереть, если не будет окружена заботой и любовью. Ее болезнь не столько телесная, сколько душевная, и ей необходим сейчас рядом близкий человек.
Эмрис опять усадил Элизабет на стул.
– Послушай меня…
Элизабет вскочила, но он заставил ее сесть и придержал за плечи, не давая ей вновь подняться. Элизабет гневно смотрела на него снизу вверх.
– Твоя сестра уже давно не ребенок. Твои чувства были бы понятны, если бы речь шла о Джеми. Но Мэри – взрослая женщина. И исходя из того, что я мог наблюдать, проведя с вами обоими некоторое время, – она не что иное, как избалованная и эгоистичная женщина, требующая постоянного внимания к своей особе. Элизабет, она просто использует тебя!
Сколько раз Элизабет уже слышала это от разных людей. И она вовсе не нуждается в поучениях еще одного умника. Она сама знает, что во многом дело обстоит именно так. Но они не знают всей правды, и барон в том числе. Голос Элизабет смягчился:
– Но, Эмрис, она больна.
– Однако ты сама только что сказала, что болезнь ее душевная, а не телесная. – Он пристально посмотрел на Элизабет, которая сидела с удрученным видом. – Элизабет, она обкрадывает твою жизнь, ничего не давая взамен. Ты тратишь на нее свое время, то самое время, которое ты с большим успехом могла бы посвятить самой себе или Джеми. И объясни мне одну вещь. Мне так и не понятна причина, по которой она живет с вами. Гораздо лучше она бы чувствовала себя у вашего отца, при английском дворе. Зачем ты держишь ее при себе?
Элизабет отрицательно покачала головой. Она не могла ему этого рассказать. Нет, не могла.
– Она с вами несчастлива. Ты что, таким образом пытаешься искупить вину за то, что она несчастна с вами? Почему бы не отослать ее в Англию, к отцу?
– Довольно, пожалуйста! – попросила Элизабет. Встав со стула, она умоляюще схватила барона за руки. – Я все это слышала и раньше. И я согласна с большей частью того, что ты сейчас сказал. Мэри нужно жить самостоятельно, но сейчас, в данный момент, я не могу бросить ее вот так, в таком состоянии. Я обещаю найти место, где ее можно будет оставить, но позволь мне отвезти ее туда, где у нее будут хоть какие-нибудь друзья. Она не должна остаться среди чужих людей.
Эмрис сжал ее руки в своих. Такую Элизабет он видел впервые. Он не мог не поддаться обаянию искреннего и теплого чувства, исходящего от нее. Волевая и сильная женщина, она могла также быть и заботливой и глубоко чувствующей. Эмрис был тронут. – Париж, – твердо ответил он. – Я разрешаю довезти ее до Парижа. Там у вас есть родственники, друзья. Но ни в коем случае не дальше!
– Спасибо! – прошептала Элизабет и бросилась в его объятия.
ГЛАВА 20
«Поднявшись над страстями, обретешь мир», – гласила мудрость.
Эмрис же впервые в жизни попал в плен своих эмоций. Он кипел от гнева, готов был ее задушить. Почему она так безмятежна? Неужели в ее душе царят мир и покой?
А Элизабет стояла, облокотясь о низкие поручни, с удовольствием позволяя ветру ласково трепать ее темные кудри. На красивом лице – никакого грима, только легкий загар, результат совместных усилий раннего летнего солнышка и речного ветерка. Почему она выглядит довольной, когда он, Эмрис, просто места себе не находит? Ее постоянная близость, их ежедневные встречи на протяжении последних двух недель сводили его с ума. Эмрис Макферсон сгорал от страсти.
– Припоминаю эти места. Правда, мы с Мэри шли здесь пешком.
Элизабет разглядывала проплывавшие мимо фермы и виноградники по правому берегу Сены. Ослепительно сверкала водная гладь, отражавшая полуденные солнечные лучи. Тяжелая широкая барка неторопливо двигалась на север, пересекая провинцию Шампань и направляясь к торговому городу Труа.
Эмрис сдержал слово. Чтобы Мэри, которая еще не окрепла, легче перенесла путешествие, он нанимал на тех участках пути, где это было возможно, яхты или барки, на которых они продвигались на север: сначала по широкой спокойной Роне до Лиона, затем по Соне до Дижона и, наконец, по Сене. Элизабет и Мэри проделали такой же путь с севера на юг, когда они бежали из Золотой долины во Флоренцию. Правда, то путешествие было несравнимо более тяжелым и утомительным, учитывая беременность Мэри и ее беспрерывную потребность жаловаться на жизнь.
Элизабет понимала, что выбранный шотландцем путь по воде замедлит их путешествие, но это было несравнимо более удобно.
– Как ты думаешь, твои люди уже добрались до Парижа?
– Нет, миледи, – ответил Эмрис, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что Гэвин их не слышит.
Гэвина не было видно. Скорее всего он опять внизу, с Мэри. Ну и странная же из них получилась парочка.
– Если бы мои люди достигли Парижа, то мы увидели бы в ночи огромное зарево – горящий парижский квартал, который они как пить дать подожгли бы после посещения какого-нибудь кабачка.
Элизабет перевела взгляд с Эмриса на кормовую палубу, где удобно устроились Джозеф и Эрнеста. Неподалеку Джеми играла с котенком, которого ей подарили в монастыре. Она приходила в неописуемый восторг, когда котенок гонялся за ниточкой и ловил привязанный к ней лоскуток.
– Да? Ты ничего мне не рассказывала. Расскажи, – попросил Эмрис. Он подошел и встал рядом. – Расскажи, как вы тогда путешествовали?
Он встал слишком близко, их плечи соприкасались. Это была интимная близость, хотя знали об этом только они двое. Почему-то ей вдруг стало зябко, захотелось, чтобы он обнял ее, ведь вот он, совсем рядом.
– Особо не о чем рассказывать. Мы шли так быстро, как только могла Мэри. Ну, шли и шли…
Эмрис разглядывал ее изящные руки, длинные тонкие пальцы. Как ему хотелось поднести эти пальчики к губам и перецеловать их один за другим. Взгляд его перешел с кончиков пальцев на руки, а с них на плечи и дальше по округлому спуску груди, которая, как он знал, туго стянута под одеждой.
Он опять вспомнил свои ощущения, когда во время шторма она откликнулась на его ласки. Эх, чтоб пусто было этому Гэвину! Нашел, когда их искать! Если б не он, они тогда точно успели бы заняться любовью. Прямо там, под завывание штормового ветра, на ходящем ходуном полу каюты. Она была тогда готова идти до конца. Быть так близко к цели и – увы!
А после, в монастыре, как он ее хотел! Но она попросила его повременить, и у него язык не повернулся ей отказать.
И вот – он до сих пор ждет. И все отчаяннее жаждет!
– Ой! А вот здесь я купалась! Вот на том берегу! – неожиданно воскликнула Элизабет, показывая на небольшую бухточку, образованную излучиной по правому берегу реки. – Было так чудесно! Вода там чистая-чистая!
Эмрис посмотрел на берег.
– А ты купалась без одежды? – спросил он с нескрываемым любопытством.
Она резко обернулась к нему и, увидев страстный огонек, заблестевший в его глазах, насмешливо и лукаво улыбнулась.
– Никакой одежды. Я купалась голышом. – На всякий случай она осторожно отодвинулась от него на безопасное расстояние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37