— Бренди?
— Да, чтобы боль прошла.
Флетчер сначала скривил рот в презрительной гримасе, но потом с удовольствием сделал несколько глотков и поблагодарил Веру. Глотать ему было все еще больно.
— Полежи, мой дорогой. Мне надо сменить твои повязки и промыть раны.
Вера начала аккуратно разматывать бинты. В ответ на каждое Верино движение Флетчер вздрагивал, а мускулы его напрягались.
— Я причиняю тебе боль?
— Нет.
Это, конечно, была ложь. Теперь Вера сняла последние бинты и обнажила рану на ноге: небольшое круглое отверстие в месте, где пуля вошла в тело. С противоположной стороны отверстие было больше, и его края аккуратно обработаны ножом хирурга. Рана начала заживать. Вера вспомнила, что те пули, которые она зашивала в подолы своих нижних юбок были такого же размера, как и отверстие раны.
— Ну что? — спросил Флетчер окрепшим голосом. — Каков твой приговор, — жить мне или умереть?
— Пожалуйста, не шути так, — рассердилась Вера.
Сердце ее билось учащенно, и она прикрыла глаза. Нет, это было бы слишком жестоко. Он не мог быть ранен той самой пулей, которую она переправляла из города. Это слишком дорогая плата за ее грехи.
— Вера, что случилось?
— Ничего.
Элизабет еще не вернулась, и Вера не могла забинтовать рану. Она осторожно прикрыла ее простыней, чтобы не застудить ногу, потом встала на колени у изголовья кровати и приклонила голову на подушку рядом с ним.
Когда Вера начала промывать рану около глаза, тошнота подступила к ее горлу. Рана сильно кровоточила, и повязка вся промокла. И все-таки она не могла оторвать взгляда от ярко-красной полосы над воспаленным веком. Закусив губу, миссис Эшли осторожно промывала края раны, где остались следы ножа хирурга. Теперь все было чисто, и никаких неприятных запахов не осталось. Когда Вера снимала корочку запекшейся крови, веко дернулось и поднялось вверх.
— Слава тебе, Господи! — воскликнула миссис Эшли все еще не веря, что чудо свершилось.
Вера представила себе мучения Флетчера, когда он получил это ранение, и потом, когда стойко терпел боль под ножом хирурга.
— Флетчер, — начала Вера, — я должна попросить у тебя прощение. Ведь я призывала мужчин убивать. Ты был прав, милый. Ошибалась я. Ты сказал тогда, что однажды я узнаю правду и пойму, какой вред нанесла людям. Я признаюсь тебе в этом сейчас, и я никогда не забуду того, что тебе сказала. И сейчас в провинции мои товарищи где-то страдают от ран, умирают.
— Не вини себя слишком сильно, родная моя, — ответил Флетчер, приложив горячий палец к Вериным губам. — Это война, Вера. И она разгорается потому, что каждый мужчина верит в себя и готов постоять за свои убеждения. И я также признаюсь тебе в этом сегодня. Милая, положи мне головку на грудь и поплачь. Я не обижусь, если ты зальешь меня слезами.
Вера подчинилась ему, и слезы сами тихо полились из ее глаз. Он гладил ее волосы, лицо, вытирал слезы.
— Милая, ты давно не спала, — сказал он вполне отчетливо и с такой заботой в голосе, что Вера в этот момент с трудом верила в его лихорадку.
Пожар в его груди не проходил.
— Шлюха!
Вера вздрогнула, услышав это страшное обвинение, хотя теперь она уже знала, что грозные ругательства, которые Флетчер выкрикивал в бреду, не были обращены к ней. Перед его затуманенным взором один за другим проходили его друзья и знакомые, и он беседовал с ними со всеми по очереди. Таким образом за время болезни Флетчера Вера сделалась хранительницей многих его тайн.
Иногда Флетчер беседовал со своими воображаемыми собеседниками так громко, что приходилось закрывать окошко.
— Ваша благосклонность ничего для меня не значит!
Вера хотела бы заткнуть уши, чтобы не слышать эти бессвязные выкрики и обвинения. Сидя на полу около кровати, она обхватила колени руками и уткнулась лицом в складки постоянно мокрой юбки.
— Чарльз! — внезапно произнес Флетчер. — Вы рискуете в большей степени, чем Вам кажется… ублюдок… совсем рядом… не буду…
Вера снова намочила полотенце, освежавшее лоб Флетчера. Она не догадывалась, с кем он сейчас разговаривает. Отжав полотенце, она осторожно положила его на горячий лоб своего возлюбленного.
— Флетчер, милый, перестань, прошу тебя.
Лейтенант сорвал полотенце с головы и бросил на пол. Вера подняла его и попыталась снова положить на лоб. Но железная рука Флетчера сжала ее запястье. Это было уже не в первый раз, и миссис Эшли знала, что теперь нужно просто некоторое время постоять неподвижно, и он отпустит руки.
Однако на этот раз все пошло по-другому. Флетчер повернул голову и устремил свой воспаленный взгляд прямо на нее. Вера испугалась. В бреду лейтенант вновь обретал физическую силу, утраченную во время болезни. И как знать, что придет ему в голову, если он примет Веру за одного из персонажей своих кошмаров?
Она позвала его по имени. Голос молодой женщины звучал мягко и нежно, он как бы уводил лейтенанта из того страшного мира, куда завлекло его воображение.
Флетчер покачал головой и нахмурился.
— Он называет ее Жани, — произнес он вполголоса, — как будто она уличная девка. Но ведь это совсем не так! Он просто любит ее!
Вера наклонилась над Флетчером, который по-прежнему не выпускал ее запястья. Она смотрела прямо в его серые глаза и видела, что рассудок еще не вернулся к нему. Миссис Эшли попыталась вспомнить, что он рассказывал ей о своей жизни, и, перебрав в памяти все их разговоры, наконец нашла решение загадки.
— Твой отец называл так твою мать! Он называл ее Жани!
Она решила, что сейчас ей необходимо говорить с Флетчером, как с маленьким ребенком, стараясь, чтобы он поверил в то, что его мысль ей понятна.
— А что еще, Флетчер?
— А ты разве не знаешь?
В его словах звучала горечь. Он отпустил Верину руку и отвернулся к стене.
«Господи, что может сделать болезнь с человеком», — подумала Вера, и глаза ее наполнились слезами.
Нет, так нельзя. Она не должна терять надежду. Она не будет больше плакать. И Вера снова повторила ставший уже привычным ритуал. Она намочила полотенце, отжала его и положила Флетчеру на лоб.
Вот уже шесть дней Флетчер не поднимался с постели. Он постоянно потел, кровь по-прежнему сочилась из раны на лбу, дыхание было прерывистым. Его худоба страшила Веру, но еще больше ее беспокоила лихорадка, которая не отпускала его ни на минуту, несмотря на все ее молитвы, настои из трав и лекарства. И все же он все еще был жив!
Иногда надежда покидала ее. Но каждый день Вера последовательно и неотступно выполняла все, что было необходимо. Она меняла его белье, пропахшее потом, протирала его тело, умывала лицо и расчесывала волосы. Вера уже отказалась от мысли вернуть его сознание в этот мир, она больше не обращалась к нему с вопросами. Она просто что-нибудь ему рассказывала или читала из Библии. Вере хотелось, чтобы Флетчер слышал ее голос постоянно.
Элизабет следила за поведением хозяйки. Ее поражала самоотверженность Веры, ее упорство и презрение к собственной усталости и нездоровью. Мир за пределами комнаты на чердаке больше не существовал для Веры.
Однажды она читала Флетчеру Песнь песней Соломона: «Смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» И вдруг ее голос задрожал. Она не могла произнести больше ни слова. Мысль о том, что этот человек, который был для асе дороже жизни, скоро оставит ее навсегда, все сильнее овладевала ею. Она больше не верила, что Флетчер останется жив. Измученная женщина попробовала продолжить чтение, но слезы, подступившие к горлу, мешали ей.
Вера захлопнула книгу и прикрыла глаза, она больше не могла сопротивляться страшной тоске, нахлынувшей на нее. И вдруг странный звук привлек ее внимание. Она взглянула на Флетчера. Он чуть-чуть повернул голову. Глаза его были широко раскрыты и встретили ее взгляд.
— Продолжай, — сказал он хрипло, — читай до конца.
Вера с замиранием сердца взглянула на лейтенанта и наконец смогла продолжить чтение.
«Мой возлюбленный принадлежит мне. А я принадлежу ему».
Собрав остатки сил, Флетчер приподнялся, чтобы быть ближе к Вере, чтобы увидеть радость в ее глазах, и вдруг почувствовал, что падает вниз. Но Вера крепко обхватила его руками. Сейчас она была сильнее его.
Глава 21
Флетчер, все еще слабый и бледный, лежал на своем ложе, когда Вера подошла к нему и опустилась перед ним на колени. Лейтенант улыбнулся и протянул руку к ее лицу, чтобы приласкать ее и погрузить пальцы в копну шелковистых волос.
Но Вера была серьезна.
— Флетчер, — сказала она, — отряды милиции окружили Бостон.
Флетчер ничего не ответил. Он был абсолютно спокоен, и, казалось, известие не удивило его.
— Бостон окружен, — повторила Вера, — окружен армией «оборванцев-фермеров», как ее называет лейтенант Аптон. Уж очень он высокомерен, твой приятель. Отряды милиции теперь есть повсюду от Роксберри до Северного Кембриджа. Они продвинулись на восток в сторону Челси и северного побережья, и совершенно непохоже на то, что они будут отступать. Но твой приятель считает, что они не представляют опасности для него и его друзей-офицеров. А ты что думаешь? Флетчер тяжело вздохнул.
— Ты хочешь, чтобы я тебе честно ответил? Ну так вот, с военной точки зрения, он абсолютно не прав. Наше положение будет крайне неустойчивым, если мы не рассеем «армию оборванцев». Но я знаю гордый английский характер. Мы не позволим им прорваться внутрь. Мы будем сражаться, и, я думаю, конец войны наступит не скоро.
— Как ты думаешь, ваша капитуляция возможна? Генерал Гэйдж…
— Никакой капитуляции не будет. Сейчас слишком поздно. Когда мы возвращались из Конкорда — ты помнишь этот кошмар, — некоторые офицеры были готовы сдаться. Их охватил страх. Но и только. Теперь страх прошел. Осталась ненависть. Я знаю это. Эта ненависть и оскорбленное самолюбие никогда не позволят пойти на капитуляцию.
Внезапно Флетчер попытался сесть. С Вериной помощью ему удалось это сделать. Теперь он сидел, выпрямив спину. Простыня сползла с его груди, обнажив многочисленные шрамы.
— Флетчер, — продолжала Вера, глядя на его обессиленное тело, — генерал Гэйдж разрешил всем вигам и всем сторонникам восставших покинуть город. Я знаю, что некоторые возражали, считая, что нас нужно взять в качестве заложников. Но, я думаю, оставшись в городе, мы будем представлять гораздо большую опасность для генерала.
— Когда?
Это было все, о чем спросил Флетчер.
— Завтра, — ответила Вера. — Перед уходом мы должны будем сдать все оружие. Но это не страшно: в городе его больше нет.
— Завтра, — повторил Флетчер.
Он протянул руку к ее волосам, но покачнулся, и Вера поддержала его. Флетчер повернул Верину голову к себе, чтобы лампа освещала ее нежные черты.
— Я хотел защитить тебя и никак не ожидал, что скоро настанет время, когда я не смогу этого сделать.
— Я не понимаю тебя, Флетчер, дорогой. Неужели ты думаешь, что я смогу оставить тебя сейчас? Я никуда не поеду. Элизабет тоже решила остаться со мной, хотя родные ее отговаривают. Мы останемся здесь, в нашем доме. А если будет известно, что в городе остался хоть один патриот, то для меня найдется какое-нибудь дело. Я смогу отсюда оказать содействие моим товарищам.
— Я думаю, совсем наоборот. Ведь твой пример может оказаться заразительным. А с военной точки зрения, будет гораздо безопасней, если они уйдут из города. Твои призывы могут им обойтись гораздо дороже разрушенных домов.
— Как ты можешь говорить о цене, когда речь идет о твоих врагах? Почему это ты стал так справедлив и великодушен?
— Они — люди, Вера.
— Ну что ж, Флетчер Айронс. Ты не собьешь меня с избранного пути. Ты ведь знаешь, что бесполезно спорить со мной. Ведь я упряма и эгоистична.
— И ты не дашь мне умереть, не так ли, Вера? — продолжал Флетчер. — Ты останешься в Бостоне, чтобы защитить меня. Твое решение не имеет никакого отношения ни к твоему дому в Бостоне, ни к чему-то еще. Ты делаешь это для меня, Вера. Мне даже трудно поверить, что ты так сильно любишь меня.
Все попытки Флетчера уговорить Веру уехать оказались безуспешными. И на следующий день Вера и Элизабет наблюдали за уходом патриотически настроенных горожан.
Вдалеке, за рядами британских солдат, были видны цепи милиции. Они тянулись вдоль всего горизонта, и их практически невозможно было сосчитать. Они были одеты в коричневую форму и хорошо маскировались на фоне равнины.
Вера с тяжелым сердцем следила за уходом своих единомышленников. Ей казалось, что теперь в целом городе не осталось ни одного человека, который разделяет ее взгляды.
Элизабет была озабочена совершенно другими мыслями. Не отрывая взора от рядов милиции, она думала о Джеке, ее любимом Джеке, который, скорее всего, был там. Конечно, сейчас в милицию вступят тысячи мужчин, и ей пришлось бы обойти не один отряд, чтобы найти его. Но ведь он мог быть ранен или даже… Вера всегда отвлекала Элизабет от этих мыслей. Конечно, Джек жив! Ведь потери англичан в два или даже в три раза превосходят потери американцев.
Но в конце концов она решила остаться с Верой. Ведь сам Джек хотел, чтобы она оставалась здесь, где ему легко будет ее разыскать. Правда, теперь этот дом да и сам Бостон были уже не безопасными местами. И что еще он скажет, когда узнает, что Вера прячет под крышей английского офицера?
Вера не могла оставить Бостон из-за Флетчера. Если бы она была одна, то, возможно, уехала бы к своей семье в Лонгмедоу. Но теперь Бостон стал ее домом, и она никуда отсюда не уедет. Конечно, она не могла забыть и об Эзре. Правда, он был тори и поэтому находился в большей безопасности, чем Вера. Но без ее заботы ему придется очень трудно.
Она больше не будет думать о своем решении. Дело сделано. Вера отошла в сторону и положила руку на плечо Элизабет. Так они и стояли у ограды, провожая взглядом уходящие колонны.
После ухода началась длительная осада. Вера продолжала все так же старательно ухаживать за Флетчером. Она мыла, кормила и поила его.
Иногда приходил лейтенант Аптон. Он рассказывал о том, что происходило в городе, и, по его словам, революция шла на спад. Численность милиции резко уменьшилась, поскольку фермеры вернулись на поля, а ремесленники — в свои мастерские, которые и без того давно были заброшены. Вера отказывалась этому верить. Она считала, что молодой человек нарочно пытается ее задеть.
Так проходили дни и недели. Наступил май. По всему городу распустились цветы. Вера приносила свежие букеты на чердак и расставляла в маленьких вазочках. Флетчер любил сидеть в кресле у окна и наблюдать за миссис Эшли. Закончив возиться с цветами, она подходила к нему.
— Вера, взгляни на себя. Посмотри, как ты увлеклась домашними делами, а ведь ты в еще большей степени солдат, чем я, моя дорогая.
И миссис Эшли весело смеялась в ответ.
— Скажи, моя милая, если бы мы были с тобой обвенчаны, ты по-прежнему удостаивала бы меня таким вниманием? — спросил Флетчер, указывая на стоящие повсюду букеты.
— Ну, если бы меня это не очень затрудняло, — отшутилась Вера.
Флетчеру показалось, что Верино лицо округлилось, щеки разрумянились под его взглядом, а глаза весело сверкали.
— Так значит, ты выйдешь за меня замуж? — спросил Флетчер.
— По-моему, ты должен получить специальное разрешение, поскольку время военное.
— Ну, конечно, ты права. Но ты не ответила мне. Согласна ли ты стать моей женой, быть со мной вместе и в военное и в мирное время?
Вера смотрела во двор, где ветер шевелил траву, а бегущие по небу облака отражались в маленьком прудике.
— Я не знаю, — ответила она наконец.
— Ну что ж, так и должно быть, — с грустью произнес Флетчер.
Вера вернулась к своим цветам.
Прошло еще некоторое время, и Флетчер начал вставать и прогуливаться по комнате, делая легкие упражнения. Он учился ходить без палки. Вера прекрасно готовила, и лейтенант быстро поправлялся, хотя мускулы на руках и груди по-прежнему были очень слабы. Все время они проводили вместе, но грусть не покидала их. Неизбежность того, что Флетчеру снова придется надеть мундир и вернуться к своим обязанностям, постоянно давила на влюбленных.
Флетчер носил дома рубашку и бриджи. Волосы затягивал сзади лентой, которую ему подарила Вера. К нему вернулась энергия и сила, он стал часто рассказывать Вере о своих делах. Его стремление прочно встать на ноги и окончательно выздороветь было неудержимо. Он должен был обрести достаточно сил, чтобы не растеряться в полном неожиданностей бушующем море будущего.
Он долго думал об этом и однажды наконец решился задать Вере вопрос, который давно не давал ему покоя.
— Скажи, ты вернешься со мной в Англию? Вера подняла голову, и солнечный луч осветил ее лицо.
— Здесь мой дом. Я не знаю Англии.
— А мой дом — Англия. И хотя я много путешествовал, ни одна из стран, где я был, не стала для меня родным домом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31