Два шокированных лакея с подносами едва увернулись от них. Люк распахнул еще одну дверь, ведущую в коридор, темный, неосвещенный. Он устремился туда, увлекая ее за собой, ногой захлопнул дверь, повернул Амелию к себе и прижал к двери.
Она вгляделась в его лицо, теперь лишенное вежливой маски, скорее, пожалуй, вообще всякой вежливости. Глаза сужены, губы крепко сжаты, никакой мягкости в них не ос талось, и все его точеное лицо излучало лишь гнев и угрозу.
— Что это вы делаете, по вашему мнению? — Слова про звучали тяжело, резко, голос был хриплый и угрожающий.
Она выдержала его взгляд и спокойно ответила:
— Заманила нас сюда.
Упираясь одной рукой в дверь, держа другую на ее талии, не давая ей шевельнуться, он придвинулся ближе, его лицо нависло над ней.
Но страха она не чувствовала и не скрывала этого.
Он нахмурился еще сильнее.
— Интересно, как по-вашему, что вы могли бы испытать в темном коридоре?
Она выдержала его взгляд, впилась пальцами в лацкан его фрака, подняла брови и произнесла невозмутимо:
— То, чего я еще не испытала.
Это был явный вызов, и ответил он на него так быстро, что голова у нее закружилась.
Он впился в ее губы, крепко, сильно. Ей показалось, что он раздавит ее, притиснув к двери. Он же, по-прежнему не давая ей сдвинуться с места, не навалился на нее, не воспользовался своим тяжелым телом, чтобы не дать вырваться из ловушки.
Да этого и не требовалось — одного поцелуя, вызывающе эротичного, неумолимо откровенного, оказалось достаточно, чтобы все мысли ее отлетели, включая мысль о побеге, равно как и всякое желание дальше его провоцировать.
Потворствовать ему она тоже не собиралась, но быстро поняла, что делает именно это, покорившись требованию его губ, его языка, его неоспоримому знанию дела. А он прекрасно понимал, что делает, больше того — он понимал, что он делает с ней. Он быстро и безжалостно довел ее до той точки, где ей оставалось только сдаться.
Она попыталась поднять руки и обнять его за шею, но его рука, лежащая на ее талии, помешала, и заданное им расстояние между ними сохранилось. Тогда она запустила пальцы ему в волосы, удивляясь их шелковистости. Понуждая его углубить поцелуй, отдавая ему все, чего он хотел, предлагая ему взять больше.
Она даже не почувствовала его пальцев на своей спине, только заметила, что он шевельнулся, рука его пробежала по ее шее вниз, к низкому вырезу платья, и только тогда она поняла, что лиф ее платья расстегнут. Его умелые пальцы не медля скользнули под шелк, поискали, нашли, высвободили одну грудь и крепко сжали сосок.
Его прикосновение было властным и уверенным. Он теребил сосок на все лады, пока она не стала задыхаться.
Она почти теряла сознание, когда он поднял голову и тут же снова опустил ее и обхватил жаркими губами тот сосок, который только что терзал. Он лизал и сосал его до тех пор, пока она, распластанная на двери, не могла больше сдержать крика.
Только тогда он чуть отстранился; рука, которой он обхватил ее грудь, опустилась, легла ей на живот и стала гладить его, да так, как она и вообразить себе не могла. У нее ослабели колени.
Теперь только железная хватка его руки у нее на талии не давала ей упасть.
Через два слоя шелка его любопытные пальцы нашли ее сокровенное место и начали ласкать. Ее обдало жаром. Пальцы его продолжали свое осторожное исследование, прикасаясь к нежной плоти, к которой еще никто никогда не прикасался, даже сквозь шелк.
Вдруг кончиком пальца он коснулся какого-то места, о наличии которого у себя она и не подозревала, — осторож но, умело, настойчиво.
Ощущение его губ на груди, новая, совершенно неожиданная, потрясающая интимная ласка — все это лишило ее последних сил.
Кожа у нее горела, она задыхалась. Потом он нажал — и она еле слышно выдохнула его имя.
К ее удивлению, он поднял голову — не для того, чтобы посмотреть на нее, но чтобы окинуть взглядом коридор.
Потом тихонько выругался, выпрямился, отнял руки. Она начала скользить вниз по двери.
Люк снова выругался и поднял ее.
— Кто-то идет.
Он быстро привел в порядок ее лиф, как если бы ничего и не было, распахнул какую-то дверь и толкнул Амелию внутрь. И тихо затворил дверь…
Теперь они стояли в темном пустом коридоре для прислуги, и он обнимал ее за талию. Он припала к его руке, хотя больше не нуждалась в поддержке.
За дверью послышались голоса, шаги — несколько человек прошли по коридору, где они стояли менее минуты назад.
Шаги стихли, Люк облегченно вздохнул. Близко — слишком близко. Он взглянул на Амелию, молчаливую и настороженную, затем молча он подтолкнул ее к двери, ведущей в бальный зал.
— Постойте. — Он задержал ее у самой двери. Было слышно — бал в самом разгаре. Казалось, минула вечность с тех пор, как они ушли.
Она остановилась перед ним. Даже в темноте он умело привел в порядок ее платье.
Когда он опустил руки, она посмотрела на него и шагнула ближе. Ладонью коснувшись его щеки, она легко поцеловала его.
— Это все? — прошептала она, когда их губы расстались. Он даже и не пытался скрыть своей ярости.
— Этого более чем достаточно для одного вечера.
Глава 6
Более чем достаточно мучений. Вряд ли она сознавала, какой эффект произвела на него, особенно когда он ласкал ее и понимал, что может сделать с ней все, что пожелает. Он вовсе не собирался сообщать ей об этом. Не настолько он глуп.
Вспоминая о том, что заставило его произнести эти слова в прошлый раз, он смотрел, ревнуя, как она танцует контрданс в зале леди Хэммонд. Ее партнером был Крануэлл. Как и на балу у леди Оркотт пять дней назад, Крануэлл и остальные из тех, с кем она флиртовала, стали чересчур внимательны. Они ждали, когда он утратит к ней интерес и уйдет, тогда они этим воспользуются.
Разочарованно вздыхая, он смотрел на Амелию. Она веселилась, как обычно, — полная ожиданий, с блестящими глазами, предвкушающая момент, когда он утащит ее в какое-нибудь уединенное местечко, где они смогут провести хоть несколько минут наедине.
Постоянное недовольство не способствует развлечениям, так полагал он, однако остерегался вызвать новую демонстрацию ее талантов вроде тех, какие она показала на балу у Оркоттов. Он капитулировал, как только понял, что она всегда найдет брешь в его защите.
Одним словом, он принял к сведению, что ему хотя бы изредка придется плясать под ее дудку. Пусть она считает, что это так, зато он сохранит контроль над их интерлюдией, как бы далеко эта интерлюдия ни зашла.
Пока что дальше, чем у леди Оркотт, она не зашла.
Самосохранение — разумная цель.
Женские пальчики коснулись его рукава. Поняв, кто это, он повернулся и взял свою мать под руку.
Минерва улыбнулась:
— Пойдем, сын мой, пройдемся немного.
Он слегка удивился, но отказать матери не смог. Но прежде он окинул взглядом зал, выяснил, где Эмили, Энн и Фиона. Хотя его внимание было устремлено в основном на Амелию, о своих обязанностях он не забывал.
— Нет-нет, с ними все в порядке. Они благополучно раз влекаются. Я хотела поговорить с тобой о тебе и о леди, на которую ты смотришь.
— Вот как?
— Ко мне подошли три пожилые матроны, а также энное количество сплетниц рангом пониже. Появилось мнение, что отношения, которые раньше существовали между тобой и Амелией, теперь дружескими никак не назовешь.
Он поморщился — все так и было.
— На каких фактах основывают эти милые дамы свои выводы?
— Они заметили, что вы проводите чересчур много времени вместе, что ты — особенно — из кожи лезешь вон, чтобы устроить это, и конечно, все заметили, что вы имеете склонность исчезать куда-то, возвращаться спустя некоторое время, и на эти частые отлучки общество смотрит с подозрением.
— Так и должно быть. — Люк покосился на Минерву. — И что ты им ответила?
Мать сделала невинные глаза.
— Ну, что вы знаете друг друга много лет и всегда были очень дружны.
Он кивнул:
— Возможно, что и ты скоро удивишься…
— Какую дату вы назначили? — спросила Минерва.
В ее голосе прозвучало нечто такое, отчего он замешкался с ответом.
— Ну, не именно я…
— Люк. — Минерва устремила на него немигающий взгляд. — Когда?
Он знал, когда следует капитулировать, — за последнее время он успел напрактиковаться в этом.
— Примерно в конце месяца.
— А брачная церемония?
Он стиснул зубы:
— В конце месяца.
Она сначала удивленно распахнула глаза, потом задумалась.
— Вот как. Понятно. Это кое-что объясняет. — Она похлопала его по руке. — Прекрасно. По крайней мере теперь я знаю, чего мне ждать и как быть со сплетнями. Предоставь это мне.
— Благодарю тебя, мама.
Она заглянула ему в глаза, улыбнулась и покачала головой:
— Я знаю, ты пойдешь своим путем, но будь осторожен, сын мой. Для тебя брак окажется не таким легким делом, как ты думаешь!
И она ушла, чему-то улыбаясь. Люк хмуро смотрел ей вслед, а в голове вертелся назойливый вопрос: почему?
Женщины. Необходимое зло. Он прекрасно знал все, что касается необходимости, что же до всего остального — нужно просто научиться иметь с ними дело, а иначе они сведут тебя с ума.
На следующий день решено было устроить пикник в Мертоне. О, он знал, что это такое. Буколические восторги — вроде каменистой или болотистой почвы, или деревья с морщинистой корой, или любопытные утки — со всем этим он был знаком со времен своей зеленой юности.
Он давно перерос эти дни — перерос пикники.
— Я предпочитаю удобное кресло в зимнем саду.
— Что такое?
Он посмотрел на Амелию, сидевшую рядом с ним в экипаже.
— Ничего. Просто думаю вслух.
Она усмехнулась:
— Я сто лет не была у кузины Джорджианы.
Она с нетерпением ждала возможности побыть подольше с Люком. Ей хотелось — и это было ясно — завести их отношения дальше, узнать побольше о магии, которой он владеет, погрузиться в ощущения, которые он умеет в ней пробуждать. Короче говоря, пройти по их дороге вперед и посе тить новый храм.
После темного коридора у леди Оркотт они продвинулись совсем немного, в основном из-за отсутствия времени. Ей постоянно казалось, что минуты летят слишком быстро, когда она ощущает на своих губах губы Люка.
Не говоря уже о его руках на ее теле, одетом или нет.
Тем не менее она кое-что узнала. Например, что, несмотря на то, что физически он желает ее, его железная воля упрямо вмешивается в их отношения и твердо держит под контролем не только ее эмоции, но и его тоже. Даже когда она превращается в его руках в нечто задыхающееся, лишенное разума и воли, он все равно действует так, будто отправляется на обычную верховую прогулку. Воистину эта аналогия вполне уместна — он любит верховую езду, но никогда не теряет контроля над лошадью.
Подорвать этот контроль, увидеть его в путах страсти таким же распаленным и безрассудным, какой становилась она в его руках, — перспектива весьма соблазнительная.
Она бросила на него взгляд, полюбовалась четкими очертаниями его подбородка и улыбнулась.
Следующий поворот вел к вилле Джорджианы. Люк на правил экипаж в ворота, и вскоре, проехав по подъездной аллее, они оказались перед домом.
Джорджиана уже ждала их.
— Дорогие мои. — Она заключила Амелию в свою душистые объятия и поцеловала в щеку. Потом улыбнулась и протянула руку Люку. — Когда вы были здесь в последний раз, вы упали со сливового дерева. К счастью, не переломав себе костей.
Люк вежливо поклонился.
— А ветки я сломал?
— Нет, но вы съели очень много слив.
Амелия взяла Джорджиану за руку.
— Остальные едут за нами в экипажах. Мы можем вам чем-нибудь помочь?
Услышав в ответ «нет», они уселись на террасе, чтобы насладиться охлажденными напитками, пока не подоспе ли другие. Должны были приехать сестры Люка, Фиона, Минерва и Луиза, молодой лорд Киркпатрик и двое его друзей, а также Реджи и брат Амелии Саймон. И три их кузины — Хизер, Элиза, Анджелика — вместе со своими друзьями.
Экипажи подкатили к крыльцу, гости присоединились к ним на затененной террасе — количество явившихся на пикник достигло внушительных размеров, и все смеялись, болтали и веселились.
Люк смотрел на них со смешанным чувством. Он был рад, что две его самые младшие сестры, Порция и Пенелопа, остались дома в Ратлендшире. Они не приехали в Лондон вместе с семьей потому, что это было семье не по карману; после своей недавней победы он стал подумывать о том, не послать ли за ними, но им было четырнадцать и тринадцать лет, и они не могли прервать занятий. Пенелопа уж точно сидит, уткнувшись носом в какую-нибудь толстую книгу, зато Порция в такой погожий день, как сегодня, наверняка гуляет с его призовой сворой гончих. Будь они здесь, на этом пикнике, ему пришлось бы не сводить глаз с обеих и терпеть их непрестанное и зачастую язвительное поддразнивание. И очень хорошо, что эти две остроглазые надоеды благополучно остались дома.
— Люк!
Голос Амелии вернул его на виллу Мертон; он прищурился и увидел ее силуэт на фоне солнечного света, заливавшего лужайку. На ней было платье из тонкого муслина, очень подходящее для жаркого дня; яркое солнце делало ткань прозрачной, отчего были видны четкие очертания ее восхитительной фигуры.
Ему пришлось глубоко втянуть в себя воздух, прежде чем он смог оторвать от нее взгляд. Она склонила голову набок, глядя на него, и на губах ее заиграла легкая улыбка. Она кивнула ему на тарелку.
— Идите поешьте.
Он встал — медленно, чтобы сковать голод, внезапный, яростный, неожиданно насущный. Он и не заметил, как дошел до такого состояния, когда чуть-чуть его пришпорь — и он ринется вперед.
Он подошел к ней; справа от нее была открытая дверь в столовую, где было подано угощение. Многие гости наполняли свои тарелки, непрестанно болтая и смеясь, другие, держа тарелки в руках, направлялись к стульям и столам, расставленным на лужайке.
Взяв тарелку у Амелии, он встретился с ней взглядом, в ее синих глазах был вопрос. Свободной рукой он поймал ее пальцы и поднес к губам. Позволил ей — и только ей — увидеть истинную природу голода, горевшего в его темных глазах.
Ее глаза затуманились от желания. Но он быстро отпустил ее руку, повернулся к столу и спросил:
— Итак, что же здесь самое вкусное?
Она, хмыкнув, спокойно сообщила ему, что особенно хорошо блюдо из виноградных листьев с начинкой.
Они наполнили тарелки и присоединились к гостям на лужайке. Следующий час пролетел в легкой болтовне. Хорошее общество, превосходная еда, тонкие вина, яркий солнечный день… Среди собравшихся не было ни соперничества, ни напряжения — все расслабились и с удовольствием проводили время.
Наконец, утолив голод, более молодые из гостей решили прогуляться к реке. Садовая дорожка выходила на сельскую дорогу, ведущую к берегу. Саймон, Хизер и Анджелика знали, куда идти. Общество поднялось, трепеща муслиновыми оборками и зонтиками, украшенными рюшами, молодые джентльмены бросились помогать барышням.
— Спешить ни к чему, — посоветовала им Луиза. — До отъезда у нас еще несколько часов.
Улыбаясь, Минерва кивнула в знак разрешения. Молодежь плотной группой двинулась через сад. Хизер и Элиза повернулись к Реджи:
— Пойдемте с нами — мы хотим услышать все о парике леди Моффет. Он действительно слетел с нее на скачках?
Всегда готовый посплетничать, Реджи позволил себя увести.
Люк посмотрел на Амелию:
— Пойдемте?
Глаза ее задумчиво блеснули.
— Почему бы и нет? Пойдемте.
Он помог ей встать. Они не собирались тащиться в такую даль, к реке, но, всячески делая вид, что неохотно выполняют свой долг — присматривать за молодыми родственниками, которые вовсе не нуждались в присмотре, — они пошли вслед за всеми.
Лужайка осталась позади. Когда дом скрылся за деревьями, Люк остановился на перекрестье дорожек. Молодежь впереди разбилась на группки по три-четыре человека, они шли, растянувшись по золотым полям, к далекой зеленой ленте реки.
Они услышали голос Саймона — он обсуждал с Анджеликой вероятность увидеть семейство драчливых уток, которых они видели в прошлый раз.
Люк взглянул на Амелию, в ожидании остановившуюся рядом с ним.
— Вы хотите увидеть реку и этих уток?
Она поморщилась.
— Я все это уже видела.
— В таком случае где тут сад? Может быть, нам удастся найти то дерево, с которого я свалился, когда был здесь в последний раз?
Она показала на дорожку, уходящую налево.
— Уверена, что сливы уже созрели.
Он пошел за ней.
— Я собираюсь испробовать вовсе не сливы.
Не останавливаясь, она бросила на него надменный, вызывающий взгляд.
Он улыбнулся.
Сад был раем для соблазнителя — большие старые деревья в густой листве, окруженные высокой каменной стеной, — он был достаточно далеко от дома и дорожки, ведущей к реке, так что маловероятно, чтобы сюда забрел кто-то посторонний.
Здесь, среди деревьев, их нельзя было увидеть, не войдя в сад. Амелия оказалась права — сливы уже созрели. Люк сорвал одну. Увидев, что Амелия смотрит на него, протянул ей ягоду, себе сорвал другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40