Какой-то шум внизу заставил ее вздрогнуть. В дверях появился Ла Файе с широкой улыбкой на лице. Его малиновый камзол напомнил ей о частых карточных играх и беседах в Хэмптон-Корте.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Все в порядке, – ответил француз. – Я просто хотел посмотреть, как вы тут устроились. Я прослежу, чтобы ваше письмо немедленно доставили мужу.
– Я почти закончила, но мне хотелось бы увидеть Хью. Вы не попросите его подняться?
Он протянул руку за письмом.
– Просто подпишите его. Сейчас не время медлить.
– Но я не закончила. – Кори удивленно подняла на него глаза. Раньше, когда она сама его торопила, он казался таким невозмутимым! – Мне нужно поговорить с Хью, – повторила она уже настойчивее. – Прошу вас послать за ним.
– Но мой гонец ждет, – недовольно ответил Ла Файе.
Это казалось достаточным основанием для спешки, но ведь она всего несколько минут находится в комнате. И почему она не может увидеть Хью? Кори встала и пошла к двери.
– Я сама позову его, – сказала она. – Он наверняка ждет внизу.
Ла Файе загородил собой дверь, и инстинкт подказал Кори, что происходит что-то неладное.
– Хью не поднимется, пока вы не закончите письмо, – резко заявил француз. Он казался необычайно спокойным, но явно не собирался ее выпускать.
Растерявшись, она посмотрела на его:
– Но почему?
Кори услышала, как кто-то поднимается по лестнице, и посмотрела через плечо француза, надеясь, что это Хью. Но вид появившегося в дверях человека заставил ее похолодеть. Это был Франсуа.
– Герцог Майеннский готов выслушать ваш отчет, месье, – произнес Франсуа с поклоном.
Его темные глаза скользнули по Кори, оставляя у той гадкое ощущение, как будто по ней проползла улитка. Хотя все было сказано по-французски, она поняла и имя герцога, и слово «отчет».
– Но… Откуда здесь герцог Майеннский? – спросила она, заикаясь, когда Франсуа ушел. – Вы же говорили, что служите Генриху Наваррскому, что собираете средства на его борьбу. А Франсуа… Он же пытался… – Она умолкла, не в силах договорить.
– Герцог Майеннский, – спокойно ответил Ла Файе, – находится здесь, потому что здесь его ставка. И я никогда не говорил никому в Англии, что служу Наваррцу. Я сказал лишь, что представляю интересы настоящего короля.
Кори в ужасе смотрела на него, понимая, что сейчас он говорит правду. Он всегда говорил о своем господине как о «законном короле». Все считали, что речь идет о Генрихе, а он имел в виду герцога Майеннского!
– Но ведь Франсуа… Он был слугой Эссекса. Он…
– Франсуа – мой верный слуга. И всегда им был, – ответил француз.
И в этот миг пелена спала с глаз Кори. Видимо, Молл, зная французский, узнала тайну Ла Файе, и поэтому Франсуа убил ее. Именно Ла Файе, а не Эссекс, стоял за покушениями на нее, а также за попыткой отравить Мэтью. Его решение вернуться во Францию, так же как и великодушное предложение подвезти ее, имело целью покончить с ней и Мэтью, сохранив тем самым свою тайну.
– Вы лжец и убийца, – закричала Кори, отступая от француза. – А граф Эссекс никогда…
– Граф Эссекс воображает, что он большой мастер заговоров и политических интриг, – перебил он, устремив на нее ледяной взгляд. – Он был счастлив поручать Франсуа кое-какие нечистые делишки, уверенный, что купил его молчание. Ну а теперь подпишите письмо. – Он шагнул к ней с угрожающим видом.
Ужаснувшись при мысли, что он хочет с ее помощью заманить Мэтью в ловушку, Кори метнулась к столу и разорвала лист бумаги надвое.
– Что вы сделали с Хью? – закричала она.
– Вы узнаете это, как только напишете письмо заново. Когда ваш муж придет сюда за вами, мадам баронесса, вы увидите Хью, живого и невредимого.
– Я не буду писать! Вы меня не заставите! – воскликнула Кори.
Вместо ответа Ла Файе бытро подошел к ней и, заведя ей руку за спину, с силой рванул, так, что она вскрикнула от боли. Он толкнул ее на стул, затем отступил в сторону, поправляя камзол.
– Теперь пишите.
Всхлипнув, Кори взяла со стола перо и попыталась писать. Но рука слишком дрожала. Ее первые слова были совсем неразборчивы, а вспотевшая ладонь оставила влажный отпечаток на бумаге.
– Я не могу, – жалобно сказала она.
Ла Файе ударил ее по лицу, чуть не сбив со стула. Она расплакалась, не скрывая своего страха и нарочно оттягивая время.
– Вы должны дать мне успокоиться, – прорыдала она.
Она не видела кулак Ла Файе, направленный ей в висок. В голове вспыхнули искры, и она схватилась за голову. Склонившись над листом бумаги, она нацарапала нечто невообразимое и протянула письмо французу.
– Это не убедит его, что вы в добром здравии и мечтаете его увидеть. – Он смял бумагу и швырнул ее в угол. – Я иду обедать, но вы ничего не получите, пока не напишете письмо. Даже воды. – Он вышел и резко захлопнул дверь.
Кори слышала, как в замке поворачивается ключ, и опустилась на стул, вся дрожа. Господи, ее доброе сердце поверило, что Ла Файе – друг. Почему она не догадалась об обмане? И как ей теперь предупредить Мэтью, чтобы француз ничего не знал?
* * *
Кори сидела над письмом долгое время, ей показалось, что прошли часы. Придется написать. Она может лишь надеяться, что муж поймет, что тут что-то не так. Уж он-то наверняка знает, что герцог Майеннский находится в Мо. Но в любом случае Мэтью появится здесь, чтобы вызволить ее.
Внезапно она поняла, что решение француза вернуться домой не было простым совпадением, хотя он объявил о нем еще до того, как Мэтью решил ехать туда же. Не мог ли он узнать раньше Мэтью о письме его брата? Королева три дня хранила у себя письмо, прежде чем отдала. Ла Файе мог слышать, что такое письмо пришло, и подкупить слугу, чтобы посмотреть его. Более того, вполне вероятно, что у него была возможность читать всю почту, приходящую из Франции. Кори знала достаточно людей, которые за деньги с удовольствием позволили бы знатной особе просматривать письма, считая это чем-то совершенно невинным.
Как бы то ни было, Ла Файе принял меры, чтобы ни она, ни Мэтью не выдали его тайну. Если его замысел удастся, то ни их родные, ни королева никогда ничего не узнают.
Кори едва не застонала от этой мысли. Маркус с самого начала почувствовал неискренность Ла Файе. Теперь она будет больше доверять своему сыну… если когда-нибудь увидит его. Взяв в руки письмо, она внимательно перечитала его:
«Лорд Мэтью,
Ангел мой, как я по Вам соскучилась. Я сейчас во
Франции, в городке Мо, недалеко от Парижа.
А если я пустилась в путь, невзирая на опасность,
если не побоялась тягот морского путешествия
и решилась пересечь Ла-Манш, то
знайте – это только из-за пылких чувств к Вам!
Мои испытания будут не напрасны,
если я смогу опять увидеть и обнять Вас,
насладиться Вашей любовью и ласками.
А пока остаюсь Вашей любящей женой
Баронессой Кавендиш».
Это было самое глупое письмо, которое она когда-либо писала, но она не могла подобрать других слов, чтобы зашифровать свое послание. Теперь оставалось только надеяться, что Ла Файе не догадается прочитать первые буквы каждой строчки сверху вниз.
– Я написала письмо, – крикнула она, полагая, что кто-нибудь за дверью услышит ее. – Можно мне теперь воды? Пожалуйста!
В комнате внизу послышались шаги. Ла Файе отпер дверь и нетерпеливо протянул руку.
– Дайте мне посмотреть.
Кори протянула ему лист веленевой бумаги и затаила дыхание, пока он читал. Она попыталась было начать другое письмо, но бросила, уверенная, что тогда Ла Файе точно догадается. Интересно, поверит ли Мэтью, что она могла написать такое?
Внезапное озарение решило проблему. Кори вытащила из рукава зеленый шелковый шарф.
– Если вы приложите это к письму, он будет точно знать, что оно от меня. Он узнает шарф.
Ла Файе взял шарф, едва посмотрев на него, и продолжал недоверчиво перечитывать письмо. Боясь, что он все-таки догадается, Кори готовилась к тому, что он вновь ее ударит.
– Вы что, всегда пишете друг другу такое? – спросил наконец француз с презрительной гримасой.
Значит, он почувствовал искусственность письма, но не догадался, в чем дело.
– Всегда, – кивнула Кори как можно простодушнее.
Ла Файе сложил бумагу.
– А я еще думал, что мы, французы, ужасно сентиментальны! Впрочем, не важно.
Кори чуть не лишилась чувств от облегчения. Значит, он отошлет письмо. Теперь ей оставалось только надеяться, что Мэтью разгадает скрытый в словах смысл.
28
– Ваш брат пишет, что намерен остаться в Париже, барон.
Генрих Наваррский побарабанил пальцами по письму, которое только что доставили ему с нарочным. Одетый в простую полотняную рубашку, кожаную безрукавку и поношенные рейтузы, король казался обычным человеком из народа. И это не было позой, он действительно презирал дорогую одежду и роскошь, особенно во время войны. Но от него исходила внутренняя сила, которая привлекала под его стяги множество людей.
Мэтью сидел с ним и тремя его военачальниками в аббатстве под Парижем, которое служило Генриху штабом. Вчера король сердечно встретил Мэтью, но сказал, что не имеет возможности связаться с Джонатаном, пока тот в Париже. Мэтью заставил себя выждать сутки, надеясь, что Джонатан пришлет Генриху очередное донесение, что он делал довольно часто. Письмо от него действительно пришло, но новости были неутешительные.
Мэтью сжал зубы, снедаемый тревогой, поводов для которой было предостаточно. Его беспокоило, как Кэрью воспринял то, что он нарушил свое обещание, и не угрожают ли Кори сообщники Эссекса, оставшиеся на свободе. Теперь же его брат был в опасности, а он не мог ему помочь.
– Мне надо поговорить с Джонатаном или послать ему записку, ваше величество, – сказал он Генриху. – Как его донесение дошло до вас?
– Оно было переброшено через ворота, которые охраняют мои люди, – ответил Наваррец. – Поскольку оно было привязано к камню, никто изнутри не остановил бросавшего. Вожди Лиги только рады, когда парижане бросают в нас камни. Или еще кое-что похуже, – добавил он мрачно. – Наша система связи с вашим братом далека от совершенства. Поскольку он знает, где стоят мои люди, он бросает туда послания, а я передаю их вашей королеве. Но я не могу послать письмо ему. – Обычно добродушное лицо короля исказилось гневом. – Когда я думаю о моих парижанах, которые голодают, в то время когда вожди Лиги живут в роскоши, я проклинаю этих вождей!
– Это и вправду жестоко, – согласился Мэтью, очень обеспокоенный положением дел. – А Джонатан когда-нибудь упоминал имя Джорджа Тренчарда?
Король опять вчитался в послание.
– Он сказал, что вот-вот доберется до него.
– Я знаю, о ком речь, – сказал Лонгвиль, встрепенувшись при этом имени. – Не так давно он обратился к одному из моих офицеров, сказав, что он английский шпион и готов продать нам важные сведения. Мы заплатили ему, а потом оказалось, что это фальшивка. В результате я потерял немало людей.
Мэтью мрачно нахмурился:
– Вам не следует верить ни одному его слову. У моей семьи с ним давние счеты, но я беспокоюсь, что брат сейчас не в лучшей форме, чтобы связываться с ним. Ваше величество, вы сказали, что видели Джонатана несколько дней назад. В каком он был состоянии? Как его рана?
– Не в очень хорошем. – Генрих озабоченно потеребил бородку. – Он чуть не убил Тренчарда в поединке, но был ранен в ногу и едва сумел скрыться. Было безумием подниматься с постели так скоро, уж не говоря о том, чтобы отправляться в Париж.
– Мне кажется, что я должен пробраться в город и найти его там, если он не появится, – решительно сказал Мэтью. – Я не рассчитываю на вашу помощь, но не могли бы вы указать мне лучшее место и время, чтобы перебраться через стену?
Король встал и положил руку ему на плечо.
– Я восхищаюсь вашим мужеством, друг мой, но просто так вы не войдете. Вас убьют солдаты Лиги. Они стреляют во всех, кто перебирается через стену.
– Но тогда как же, черт возьми, Джонатану это удалось? – резко спросил Мэтью, не в силах сдерживать нетерпение.
– Кусок хлеба может творить чудеса с голодными солдатами, но вы не можете войти днем. Подождите до ночи, – посоветовал Генрих.
Мэтью кипел от нетерпения. Он не для того так поспешно оставил семью и Корделию, чтобы сидеть тут, бессмысленно тратя время. Он собрал в кулак все свое самообладание, но бездействие все равно угнетало его. Он постоянно вспоминал прощание с Кори, боль и отчаяние в ее глазах. Но тогда он не сомневался в необходимости отъезда, ведь она была в безопасности, а брат мог в любую минуту погибнуть.
Чтобы не нервничать понапрасну, Мэтью попытался отвлечься.
– Ваше величество, – обратился он к Генриху, – я чуть не забыл передать вам добрые пожелания от нашей королевы. Она надеется, что помощь, которую наши сограждане передали вам через вашего посланника Ла Файе, будет вам полезна.
Конечно, с его стороны было не слишком хорошо забыть обо всем из-за своих личных проблем. Но странно, что Генрих сразу же не поблагодарил его за щедрый дар, полученный от английской королевы.
– Через кого? – спроил Наваррец, поворачиваясь, чтобы взять еще одно донесение от вестового.
Мэтью был раздражен таким небрежным отношением короля к их немалому вкладу в его дело.
– Я говорю о месье Жаке Ла Файе, – повторил он уже громче. – Он провел в Англии более полугода и получил от нас больше двух тысяч фунтов золотом. Он должен был вернуться во Францию за день до меня.
Король поднял на него удивленный взгляд:
– Не знаю никакого Ла Файе. О каком золоте вы говорите?
Мэтью смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова. Неужели все его худшие опасения подтвердились, и Ла Файе просто самозванец?
– Вы хотите сказать, что кто-то имел наглость представиться моим посланником, в то время как я никого не посылал? – гневно воскликнул король. – Как он выглядел?
Мэтью описал Ла Файе, от его малиновых костюмов до самодовольного вида.
– Так вы не посылали никого в Англию? – переспросил он, все еще не желая верить.
– Нет. – Генрих покачал головой. – Я еще удивлялся, когда королева упоминала о моем посланце в своих письмах, но я думал, она имеет в виду моего представителя, с которым ее люди встречались здесь. Похоже, что этот Ла Файе перехватывал мои письма и даже подменял их, потому что я не всегда получал те ответы, которые ожидал.
– Просто невероятно, – вмешался в разговор Лонгвиль, его красивое лицо презрительно искривилось. – Как сильно он мог нам навредить за это время?
– Этот Ла Файе наверняка работает на герцога Майеннского. – Наваррец вытащил из ножен охотничий нож и начал точить его о камень. – В каком же круговороте заговоров и предательств мы живем, если кто-то посмел изображать моего посланца! – Он потрогал лезвие ножа, и вид у него был такой, будто он, не задумываясь, пустит его в ход против любого изменника.
Еще один вестовой появился в дверях, получил от стражи разрешение войти и передал письмо королю.
– Это для вас. – Король протянул Мэтью нераспечатанное письмо и поблагодарил вестового.
На свернутом листе роскошной бумаги было написано имя Мэтью. Теряясь в догадках, от кого оно, Мэтью вскрыл письмо своим кинжалом. Из него выпал зеленый шарф, похожий на тот, который Кори купила в ночь их первой встречи. Встревожившись, он прочитал текст.
– Откуда это, друг мой? – спросил король. – Вы выглядите взволнованным.
– Подписано моей женой. – Мэтью внимательно перечитал письмо. Почерк, видимо, действительно принадлежал Кори, но содержание было странным. Зеленый шарф вроде бы подтверждал его подлинность. Мэтью рассеянно потер пальцами тонкий шелк, все еще сомневаясь. – Она пишет, что находится в Мо.
– В Мо? Но в этом городке ставка герцога Майеннского, – мрачно заметил Лонгвиль.
Мэтью напрягся. Чувствуя, как нарастает внутри страх, он перечитал письмо, ища в нем ключ, который все объяснит. Кори не оставила бы детей и не поехала бы сюда за ним, если только… если она не узнала нечто крайне важное. Или если случилось что-то ужасное. Но даже если так, каким образом она оказалась в руках врагов?
– Она говорила, что собирается сюда приехать? – спросил Наваррец.
– Ни слова. – Лихорадочно обдумывая ситуацию, Мэтью внимательно рассматривал письмо, и тут в его памяти зазвенел колокольчик, призывая вспомнить нечто очень важное. Некоторые промежутки были растянуты и занимали больше места, чем нужно, как будто Кори хотела заполнить большее пространство. Но зачем ей это надо было делать, может быть, она хотела, чтобы каждая строчка начиналась определенным образом…
Может быть, в письме содержится скрытое послание? Перед его отъездом из Лондона они как раз играли в акростихи. Мэтью составил первые буквы каждой строчки в слова и прочитал: «Ла Файе измена».
Внезапно все встало на свои места.
– Ла Файе удерживает мою жену в Мо. Я должен немедленно ехать. – Он бросился к двери, едва не обезумев от страха за нее.
По знаку короля стражник опустил алебарду, заслоняя ему проход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40