Однако на горизонте начали вырисовываться берега Нормандии, напомнив Эдуарду о том, что ему предстоит исполнить великую миссию и что он, отвечая за жизнь тех, кто его сопровождал, должен предать забвению прошлое и думать лишь о спасении своих спутников и успехе собственных замыслов.
И тогда — так велика была власть этого человека над собой, — начиная с этой минуты он снова стал тем королем, которого мы знаем, и, казалось, полностью порвал с повседневной жизнью и человеческими чувствами.
У Эдуарда было холодное, как у северного орла, сердце.
Он, в самом деле, не пожелал никому доверить управление своим кораблем и стал сам себе адмиралом.
Похоже, что его хранил Бог, ибо он без происшествий вошел 12 июля в Хауг-Сент-Уэст.
Король Франции слышал о том, что Эдуард III собрал большую армию, и знал, что тот отплыл в Нормандию. Но ему было совершенно неизвестно о цели этого похода, и он ни на миг не догадывался, что же происходит.
Никаких мер принято не было, потому жители Котантена, напуганные всем увиденным, послали к Филиппу VI гонцов, поспешно прибывших в Париж.
Как только Филипп узнал о высадке англичан в Нормандии, он вызвал к себе коннетабля, графа де Гиня, и графа Танкарвильского, недавно приехавших из Эгюйона, и повелел им как можно быстрее отправиться в город Кан, чтобы защищать его от англичан.
Те, кого призвал к себе король, восприняли с радостью эту миссию и, мчась верхом без остановок, прибыли в Кан, где были встречены как спасители горожанами и беженцами. Они раздали оружие всем, кто находился в городе, и стали ждать врага.
Король Эдуард, высаживаясь в Хауге, в ту минуту, когда уже собрался ступить на землю, поскользнулся и упал так сильно, что у него носом пошла кровь. Рыцари, окружавшие его, подошли к нему и посоветовали:
— Ваше величество, возвращайтесь на корабль и весь день не сходите на берег, ибо это падение — дурной знак для вас.
Но король, вытирая лицо, сразу же с улыбкой возразил:
— Совсем наоборот, вы сами видите, как притягивает меня земля.
Всех обрадовал этот ответ и истолкование сего происшествия.
После этого англичане занимались лишь разгрузкой судов, доставкой на берег лошадей и вооружения.
Король, назначив маршалами Годфруа д'Аркура и графа Уорика, а коннетаблем графа Оренделя, приказал графу Хостидону оставаться на королевском корабле с сотней рыцарей и четырьмя сотнями лучников.
После этого на совете стали обсуждать, какими путями армия будет занимать Нормандию.
Было решено, что оба новых маршала и коннетабль разделят свои войска на три боевых корпуса: одна часть войска пойдет направо по берегу моря, другая часть — налево, тоже по берегу, тогда как король и его сын принц Уэльский направятся в глубь страны.
Три группы войск выступили в поход в условленном порядке.
Граф Хостидон, захватывая в море все французские суда, большие и малые, увозил их с собой; на берегу рыцари и лучники грабили и жгли все, что попадалось по пути.
Так они подошли к порту Барфлёр, жители которого при приближении англичан разбежались, оставив им много золота, денег и драгоценностей. Армия продолжала продвигаться вперед, но была она подобна не войску, а пожару; были разграблены и разрушены Шербур, Монбур, Валонь, а также немало других городов: перечислять их пришлось бы слишком долго.
Тем временем часть английской армии снова погрузилась на суда и высадилась на берег лишь у города Карантана, сдавшегося после недолгой осады, получив от англичан обещание, что его жителям будет сохранена жизнь.
Захватив Карантан, англичане, убедившись, что не могут оставить в нем гарнизона, сожгли город и увезли жителей, сдавшихся им на милость, на свои корабли, где карантанцы присоединились к жителям Арфлёра, не успевшим разбежаться и тоже силой уведенным англичанами.
Король Англии, послав вперед своих маршалов графа Уорика и мессира Реньо Кобхэма, как мы уже знаем, выехал из Хауг-Сент-Уэста, назначив главнокомандующим английской армией Годфруа д'Аркура, и поступил весьма разумно, ибо французский рыцарь лучше кого-либо другого знал в Нормандии все входы и выходы; к тому же он, подобно Роберу Артуа, хотел отомстить за себя Филиппу VI и никто, кроме него, не знал, где Франции можно нанести самый чувствительный удар.
Поэтому он с пятьюстами рыцарями в полных доспехах и двумя сотнями лучников в звании маршала пошел вслед за королем.
Он разграбил и пожег все на семь льё в округе, пригнав в лагерь Эдуарда III захваченных лошадей и стада великолепных быков; но он не сумел доставить английскому королю несметные богатства, которые награбили, но оставили себе его солдаты.
Каждый вечер Годфруа д'Аркур возвращался туда, где, по его сведениям, располагался на постой Эдуард III, a если он отсутствовал два дня, значит, край оказался богаче и грабить его надо было дольше.
Тем временем король продвигался к Сен-Ло в Котанте-не; но, не дойдя до города, он разбил лагерь на реке Вир, поджидая идущие берегом моря войска: он хотел с ними соединиться, чтобы продолжить поход.
XVIII
Теперь мы вступили в череду событий и поражений, которые, кажется, должны были обескровить Францию, окончательно отдав ее в рабство Англии.
Но, как мы уже спрашивали в другой книге по поводу непрерывной борьбы этих двух великих держав, что в течение пяти веков вели единоборство: чем объяснить прилив, на протяжении пяти столетий приносящий к нам англичан и неизменно уносящий их обратно на остров? Не тем ли, что в равновесии миров Англия олицетворяет силу, а Франция — мысль? И не тем ли, что это вечное противоборство, эта бесконечная схватка представляет собой не что иное, как борьбу Иакова с ангелом, боровшихся всю ночь — лоб в лоб, бок в бок, колено в колено — до самого рассвета? Трижды оказывался Иаков на земле, но трижды восставал, и, оставшись непобежденным, стал отцом двенадцати колен народа Израильского, что распространился по свету.
В древности по обеим берегам Средиземного моря жили два народа, олицетворяемые двумя городами: они смотрели друг на друга так же, как смотрят друг на друга через пролив Франция и Англия. Этими городами были Рим и Карфаген; в ту эпоху в глазах всего мира они воплощали только две материальные идеи: Карфаген — торговлю, Рим — сельское хозяйство; Карфаген — корабль, Рим — плуг.
После Требии, Канн и Тразименского озера — этих римских Креси, Пуатье и Ватерлоо — Карфаген был уничтожен в битве при Заме, и победоносный плуг сровнял с землей город Дидоны, и соль была брошена в борозды, проложенные плугом, и адские проклятия обрушились бы на голову любого, кто попытался бы вновь отстроить то, что было уничтожено.
Почему же пал Карфаген, а не Рим? Неужели Сципион был более велик, чем Ганнибал? Нет, как и при Ватерлоо, победителя полностью покрыла тень побежденного.
На стороне Рима была мысль, он нес в плодоносном чреве своем слово Христа, то есть мировую цивилизацию. Рим был подобен маяку: он был столь же необходим векам минувшим, сколь необходима Франция векам нынешним.
Вот почему Франция воспряла с полей сражений при Креси, Азенкуре, Пуатье и Ватерлоо.
Вот почему Франция не пошла на дно в Абукире и Трафальгаре. Католическая Франция — это Рим, а протестантская Англия — всего лишь Карфаген. Англия может исчезнуть с поверхности земли, и полмира, над которым она господствует, встретит это рукоплесканиями.
Если же свет, что сверкает в руках Франции — будь то лампа или факел, — померкнет, то весь мир испустит в потемках великий вопль агонии и отчаяния.
Теперь, в ожидании результатов будущего, мы снова вернемся к рассказу о событиях прошлого.
Когда король Франции узнал, как безжалостно англичане грабят и жгут его прекрасный край Нормандию и каким образом Эдуард проник в Котантен, он поклялся, что англичане не вернутся назад, будут разбиты и дорого заплатят за причиненные ему огорчения.
Поэтому он срочно разослал письма всем, кого мог призвать на помощь. Прежде всего он обратился к королю Богемскому (он очень любил его и пользовался взаимностью), к мессиру Карлу Богемскому, его сыну, что уже звался королем германским и прибавил к собственному гербу имперский герб.
Король Франции очень настойчиво просил их присоединиться к нему, чтобы вместе пойти на англичан, опустошавших его страну.
Эти двое пришли и привели собранных ими рыцарей.
Потом на помощь королю Франции подошли граф Сомский, граф Фландрский, граф Гийом Намюрский и мессир Иоанн Геннегауский, на дочери которого женился Людовик Блуаский.
Но пока Филипп рассылал свои послания, а люди, желавшие ему помочь, собирали войска, Эдуард продолжал одерживать победы в Котантене и Нормандии.
Правда, Эдуард продвигался очень медленно, ибо край был столь богат, что король Англии сожалел бы потом, что не все разграбил; продвигаясь не спеша, он захватывал больше добычи.
Изумление и ужас нормандцев было странно видеть, потому что до сего времени они никогда по-настоящему не воевали и не сражались; они не желали защищаться и спасались бегством, оставляя врагу свои битком набитые амбары.
Вследствие этого Сен-Ло, где было восемь или девять тысяч жителей, был захвачен и разграблен.
«Не найдется человека, который мог бы поверить, даже Представить себе то великое количество добра, что взяли тут англичане, — пишет Фруассар, — и великое изобилие сукна, что они нашли в городе».
К несчастью, англичане не знали, кому продать эти сукна, так что все эти богатства были потеряны для одних, не принеся выгоды другим.
Между тем Эдуард подходил к городу Кан, который, в отличие от других, не намерен был сдаваться. Кроме того, что гарнизоном города командовал доблестный и храбрый нормандский рыцарь, по имени мессир Робер де Вариньи, мы напомним, что на защиту Кана король Франции послал графа де Гиня и графа Танкарвильского.
В то время Кан был одним из крупных городов Франции; в нем было без счета лавок и товаров, очень много благородных дам и красивых церквей.
Особенно славился Кан двумя большими монастырями ордена святого Бенедикта — мужским и женским, располагавшимися в разных концах города.
Замок, где стоял гарнизон в три тысячи генуэзцев, был одним из красивейших и мощно укрепленных замков Нормандии.
Наконец, со всех точек зрения город был достоин того, чтобы вызвать вожделение Эдуарда, который ради Кана пренебрег городом Кутанс.
Король Англии разбил лагерь в двух льё от Кана; видя это, коннетабль Франции и другие съехавшиеся в город сеньоры вместе с горожанами — им предварительно раздали оружие — собрались на совет, чтобы обсудить, как они будут выдерживать осаду.
В итоге было решено, что никто не покинет город, что сеньоры и горожане, аристократы и простолюдины будут охранять ворота, мост и реку, служившую городу единственной защитой с одной стороны.
Но горожане с нетерпением рвались в бой; они заявили, что не только не будут ждать врагов, но даже пойдут им навстречу.
— Да свершится воля Божья! — воскликнул коннетабль. — Я даю вам клятву, что вы будете сражаться вместе со мной и моими людьми.
Они в довольно стройном порядке вышли из города и все были готовы не щадить своих жизней.
Но здесь поистине остается верить в судьбу и в то, что Бог, казалось, отвратил свой взор от тех, кого на мгновение воодушевил.
Действительно, едва горожане, которые всего несколько минут назад были настроены столь решительно, увидели, что на них медленно надвигается английская армия, как их мужество улетучилось.
Английские отряды, сплоченные теснее, чем колосья в поле, шли, развернув знамена и рыцарские стяги, и казались тем людским прибоем, перед которым ничто не устоит.
Когда жители Кана увидели, как невозмутимые английские лучники надвигаются на них словно железная стена, их охватил такой ужас, что они побежали; если бы даже за их спиной поставили двойную шеренгу врагов, чтобы их остановить, то все равно не смогли бы этого добиться.
Все вернулись в город, вопреки воле коннетабля, но поскольку каждый хотел попасть в город первым, то в давке у ворот многих затоптали.
Коннетабль Франции, граф Танкарвильский, а также другие рыцари заняли укрытие при входе на мост, ибо они поняли, глядя, как бегут их люди, что больше надежды спастись нет. Англичане уже вступили в город и беспощадно убивали всех, кто попадался на пути.
Многие горожане укрылись в замке, где их принял мессир Робер де Вариньи, и поступили благоразумно, ибо замок был богат припасами и сильно укреплен.
Тем временем от ворот, где они прятались, коннетабль Франции и граф Танкарвильский наблюдали за истреблением своих товарищей по оружию, которых не могли защитить. Англичане шли вперед так быстро, что коннетабль и граф сразу поняли: скоро они доберутся и до них.
— Мне очень любопытно знать, — с улыбкой сказал граф Танкарвильский, — что предпримет Бог, чтобы вытащить нас отсюда.
— Я лишь знаю, — возразил коннетабль, — что англичане не поступят с нами как со всем тем сбродом, что сразу же разбежался.
— Во всяком случае, — ответил граф, — поскольку мы не знаем, что с нами будет, давайте пожмем друг другу руку, мессир, и если один из нас уцелеет, то пусть скажет: «Я видел, что другой погиб достойно».
Они обнялись и стали ждать. Через несколько минут граф Танкарвильский стал внимательно всматриваться в группу рыцарей, ехавших в их сторону, а так как яркое солнце мешало ему, козырьком приложил к глазам руку, чтобы лучше их разглядеть.
— Что это вы там высматриваете? — обратился коннетабль к графу Танкарвильскому.
— Я высматриваю, — ответил граф, — способ, который Бог использует, чтобы нас спасти; это я и хотел узнать.
— Что же вы хотите сказать?
— Хочу сказать, что либо я сильно ошибаюсь, либо нам еще доведется увидеть другие сражения, а не только это, ибо к нам едет один из моих старых знакомых; он будет так же рад встретиться со мной, как и я с ним.
Тем временем упомянутый нами небольшой отряд подъезжал все ближе; уже можно было без труда разглядеть лица всадников.
Тут граф опустил руку, сказав коннетаблю:
— Это он!
— Кто, он? — спросил граф де Гинь.
— Вы хорошо видите человека, что едет впереди шести других?
— Вижу. У него один глаз?
— Да.
— Ну и что?
— Это мессир Томас Холэнд.
— И кто же он?
— Когда-то он был только моим попутчиком, а сегодня он мой друг.
И поскольку тот, кого назвал граф Танкарвильский, находился так близко, что можно было слышать его голос, граф крикнул:
— Вы ли это, мессир Томас?
— Я, — ответил рыцарь.
— А не вы ли путешествовали когда-то по Испании и Пруссии?
— Конечно, я.
— Помните ли вы графа Танкарвильского: он вас там встретил и ездил вместе с вами?
— Это был славный рыцарь, о ком я сохранил добрую память, — ответил Томас. — Что с ним сталось?
— Он и говорит с вами, а в обмен на добрую компанию, которую вы ему составляли, и на добрую память.что вы о нем сохранили, он хочет сегодня предложить вам выгодное дело.
— Слушаю вас, мессир, — ответил Томас Холэнд. — Но предупреждаю вас, что больше всего я желаю доставить вам удовольствие, а не заниматься делом, сколь бы выгодным оно ни было.
— Отлично, мессир! Вы получите сразу два удовольствия, ибо перед вами граф де Гинь; в тот день, когда его возьмут в плен, он будет стоить пятьдесят тысяч золотых монет; граф сдастся вам, что, кстати, сделаю и я, но при условии, если вы повернете назад и прекратите это страшное побоище.
— Счастливый случай! — воскликнул мессир Томас. — Сто тысяч золотых монет и удовольствие оказать услугу двум славным рыцарям выпадают не каждый день. Подождите меня немного, господа, ибо я хочу, чтобы вы сдержали свое слово лишь тогда, когда я сдержу свое.
И с этими словами мессир Томас вернулся на городские улицы, и, объявив о своей добыче, прекратил бойню. Когда он вернулся назад, два графа и двадцать пять рыцарей сдались ему.

Часть вторая
I
Благодаря капитуляции — о ней мы уже рассказали — сэр Томас Холэнд вместе с английскими рыцарями вступил в город, где они нашли немало прекрасных горожанок и монахинь, коих и изнасиловали; но все-таки англичане овладели им не без ощутимых потерь, ведь жители, взобравшись на крыши, продолжали отбиваться так, словно не признавали сдачи города, о которой договорились оба графа.
Горожане засыпали врагов камнями, скамьями, всем, что попадало под руку, и убили более пятисот солдат; король Англии, когда вечером ему сообщили об этом, пришел в такую ярость, что повелел на другой день город сжечь, а жителей перебить.
Но мессир Годфруа, который, кажется, изредка вспоминал, что он француз, сказал королю:
— Милостивый государь, соблаговолите немного умерить ваш гнев. Вам предстоит проделать большой путь, прежде чем вы окажетесь в Кале, куда намерены направиться. Здесь еще остается немало жителей, которые будут защищать свои дома так же, как их защищали сегодня, и прежде чем вы сломите их сопротивление, вы потеряете много людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30