Листья растения пожелтели, а ведь всего несколько дней назад все было в порядке.
— Не знаю, чем они здесь занимаются, — встревоженно сказала она. — Но моим цветам это явно не на пользу.
— Вот они! — воскликнула Женевьева, указывая рукой в сад.
Все, как по сигналу, бросились к окну. Там на траве у клумбы виднелись две фигуры — светлая и темная. Мужчина и женщина лежали, тесно прижавшись друг к другу, и даже с такого расстояния было заметно, что они отнюдь не мило беседуют.
— Подумать только, — пробормотала Клементина, покачивая головой.
— Похоже, они вправду любовники, — мягко улыбнулась Женевьева.
— Я уверена, что на них подействовали чары розового куста, — тоскливо заметила Ариадна. — Знаете, мой Джеральд просто обожал играть в «леди и садовника».
В душе Розалинда была согласна; со своими подругами, но все же видеть свою дочь в объятиях этого… графа было неимоверно тяжело.
— У малышки Габби есть любовник, — прошептала она. Теперь у нее не осталось никаких сомнений. Габриэлла и Сэндборн, действительно, увлечены друг другом, и тут уж ничего не попишешь. — Малышка Габби, — прошептала она еще раз, и слезы навернулись у нее на глаза.
Женевьева, увидев, что подруга совсем расклеивалась от избытка чувств, ободряюще похлопала ее по руке. Клементина в этот момент вспомнила собственную юность и восторг первого .чувственного открытия.
— Думаю, я видела достаточно для того, чтобы прийти кое к каким выводам, — вымученно улыбаясь, сказала Розалинда. — Вернемся в гостиную.
Питер был как в жару. Он ничего не видел вокруг себя. Ничего… кроме Габриэллы. Щеки девушки пылали, губы припухли от поцелуев, а зрачки расширились от возбуждения. Он чувствовал, что отныне она принадлежит ему. Только ему. Он только что распахнул перед ней двери вселенной, и будь он проклят, если они вместе не исследуют самые отдаленные планеты.
Габриэлла испытывала волшебное, чарующее наслаждение. Ее охватила сладострастная истома, и ей хотелось, чтобы это восхитительное ощущение длилось вечно. Когда Питер приподнялся, она чуть было не потянула его обратно, так сильно хотелось ей снова прикоснуться к его губам, слиться с ним воедино…
Но этого не случилось. Питер встал и протянул ей руку. Боже милостивый, что же это было? Поцелуи. Сердцебиение. Жар — Счастье. Но ведь это значит, что она… тоже подвластна чувственным порывам! Это значит, что она способна принимать ласки мужчины и не только отвечать на них, но еще и испытывать при этом удовольствие. Габриэлла растерянно потрогала свои губы. Неужели все это происходит с ней, Габриэллой Леко?
Она ухватилась за руку Питера и легко вскочила на ноги; Что ж, что произошло, то произошло, она же нормальная живая девушка, а не деревянная чурка. Главное не дать Питеру понять, какое глубокое воздействие оказали на нее его ласки. А то этот красавчик, баловень салонных дамочек еще вообразит себе невесть что.
Питер невозмутимо отряхивал брюки, и Габриэлла тоже решила привести в порядок свой туалет. Однако, взглянув на платье, она поняла, что это бесполезно. Юбки все сплошь были заляпаны грязью, а зеленые травяные пятна виднелись даже на лифе.
Покончив с брюками, Питер повернулся и увидел, что Габриэлла с тоской разглядывает некогда белую кисею.
— Габриэлла! — выдохнул он, с трудом сдерживая смех. — Ты и сейчас будешь утверждать, что девушка, поддавшись романтическому порыву, может не обращать внимания на свою одежду? — он схватил ее за плечи и развернул. — О-о, сзади еще хуже.
— Разве может быть еще хуже?
— Может.
— Что же делать? — она беспомощно посмотрела на него. — Ты как-нибудь отвлеки Розалинду, а я проскользну к себе в комнату и переоденусь. А то она еще подумает…
— … что мы играли в «леди и садовника», — закончил за нее Питер.
— Леди и садовник? — переспросила Габриэлла. — Ты сегодня весь день говоришь загадками.
— Это очень древняя игра. В нее играли еще Ева с Адамом, — Питер набросил ей на плечи свой сюртук и слегка подтолкнул вперед. — Вперед, крошка, и ничего не бойся.
Они быстро пробежали через холл и уже поднимались по лестнице, но тут их настиг голос Розалинды.
— А вот и наши влюбленные! — провозгласила она.
Габриэлла застыла ни жива ни мертва и так вцепилась в лацканы сюртука, что костяшки ее пальцев побелели.
— Силы небесные! Что с вами произошло? — искренне удивилась Розалинда. После увиденного в саду она была готова к тому, что одежда ее дочери окажется в некотором беспорядке, но не до такой степени! — Вы что, хотели докопаться до центра земли и посмотреть, как там в аду? Они стояли на лестнице и выглядели как парочка набедокуривших подростков. Питер Сент-Джеймс, граф Сэндборн в измазанной рубашке и зелеными коленками и Габриэлла Леко с комьями грязи на юбке и пятнами травы на лифе, которые она тщетно прикрывала сюртуком. Лица у обоих были красны, а глаза виновато блестели. Под грозным оком Розалинды они лишь теснее прижимались друг к другу. Прошло добрых пять минут, прежде чем Габриэлла смогла заговорить.
— Все началось с того, что граф принес мне прелестный розовый куст, — несмело начала она, делал вид, что грязное платье и мужской сюртук на плечах невинной девушки — это самые обычные в мире вещи. — Вот мы и решили посадить его.
— Боюсь, мы немного увлеклись, — с улыбкой продолжил Питер. — Забыв о том, какой грязной может быть работа в саду. Право, розы гораздо приятнее нюхать, чем сажать, — он приложил руку к груди. — Примите мои искренние извинения.
Если до сих пор все внимание Розалинды был направлено на Габриэллу, то теперь она увидела, в каком состоянии находится костюм графа, и побледнела.
— Полагаю, вы действительно могли увлечься, — с натянутой улыбкой проговорила она. — Особенно если ваша голова была занята мыслями о… розе, — Розалинда всплеснула руками и воскликнула: — О, мой Бог! Вам же нужно привести себя в порядок. Гюнтер!
Гюнтер незамедлительно явился на зов своей хозяйки.
— Возьми сюртук графа и посмотри, что можно сделать с этими ужасными пятнами, — приказала она. — Позаботься о том, чтобы его сиятельство мог освежиться, и предложи ему одну из рубашек герцога. Они примерно одинаковой комплекции.
Не успела Габриэлла ничего возразить, как Гюнтер уже стащил сюртук с ее плеч. Розалинда ахнула, а ее подруги испустили сдавленные вздохи. Питер неловко откашлялся и отвернулся. Плечи его тряслись от беззвучного смеха.
— Я поднимусь к себе в комнату, — пискнула Габриэлла и взлетела наверх.
Захлопнув за собой дверь будуара, она отдышалась и медленно подошла к зеркалу. Только сейчас ей стало ясно, почему ахнула мать и закашлялся Питер.
На белом лифе платья, прямо на груди красовались отпечатки мужских ладоней…
Глава 10
Ру помогла Габриэлле умыться и переодеться, а затем подвела девушку к туалетному столику и хорошенько расчесала ее пышные волосы. На укладку не осталось времени, поэтому служанка просто связала их легкой лентой на затылке.
Вернувшись в свою комнату, Габриэлла застала Питера, который сидел у окна и преспокойненько потягивал шампанское. Габриэлла порозовела от смущения, но в глазах ее не было ни капли раскаяния. Питер отставил свой бокал, посмотрел в сад, потом окинул Габриэллу подозрительным взглядом и спросил:
— Ты, разумеется, намерена возложить всю вину на меня, не так ли?
— Разумеется, — вызывающе ответила она.
— Дерзкая девчонка, — он нахмурился. — Теперь мне придется отвечать еще и за то, что я катал тебя в грязи, как какой-то обезумевший варвар. А тебе не кажется, что после этого маленького, э-э инцидента в саду Розалинда сочтет меня слишком эксцентричным мужчиной и даст от ворот поворот? Где ты тогда найдешь себе другого любовника, способного так же безропотно сносись все твои фокусы, как сношу их я?
Габриэлла покачала головой.
— Она не откажет тебе от дома.
— Почему ты так в этом уверена?
— Потому что ты богат. А богатый мужчина может себе позволить быть немного эксцентричным. Если мужчина добросовестно платит по счетам, то он вообще может делать все, что захочет. Это жизненное кредо моей матери, так что не беспокойся.
— Какой цинизм! Вот уж не думал, что Розалинда, которая всю жизнь посвятила романтике и .страстной любви, так расчетлива.
— О, ты еще многого о ней не знаешь. Она может вдохновенно говорить о вздохах под луной и думать при этом о счете из прачечной или кухарке, которая, кажется, подворовывает сахар.
Испытывая неловкость, Габриэлла отвела глаза, увидела сборник пьес, лежащий на чайном столике, и тут же схватила его. Ей не хотелось продолжать этот тяжелый для нее разговор, но Питер, так просто сдаваться не собирался.
— Откуда ты знаешь, о чем думает Розалинда? Может, это только твои фантазии? Вряд ли мать поверяет тебе свои мысли.
— Но я же вижу, как она живет! — воскликнула Габриэлла. — Желания герцога — для нее закон. Он и не уходит лишь потому, что Розалинда эти желания выполняет, независимо от того, приятно ей это или нет. Герцог волен требовать, что хочет, и за это содержит ее в роскоши. Обоих такое положение вещей вполне устраивает.
Питер видел, что у Габриэллы уже подрагивает подбородок, а глаза наполняются слезами, но отступать было не в его правилах. Он должен знать об этой девушке все и расставлять точки над «и» нужно сейчас. Или никогда.
— Мне кажется, — осторожно начал он, — Герцог предложил твоей матери честную сделку. У нее был выбор, и она сама предпочла богатство, в обмен на беспрекословное подчинение. Да, желания герцога — для нее закон, зато она не только смогла дать дочери хорошее образование, но и себя обеспечила до конца жизни.
— Да, — тускло отозвалась Габриэлла. — У Розалинды, действительно, был выбор. И с герцогом она могла порвать не однажды, но всякий раз упорно выбирала… подчинение и роскошь.
Слова Габриэллы сбили Питера с толку; похоже, он упустил что-то очень важное. Это напоминало головоломку, ключевая фигура которой потеряна, и если он не найдет ее, то никогда не поймет, почему эта красивая девушка не верит в любовь.
Габриэлла повертела в руках сборник пьес, который так и не решилась открыть, и встала, чтобы поставить книгу на полку. Питер поймал ее за локоть и усадил на банкетку рядом с собой.
— Но, ваша светлость, — перешла она на официальный тон. — Шампанское…
— …подождет, — он крепко держал ее, не давая двинуться с места. — Значит, ты считаешь, что Розалинда должна была выбрать самого герцога, а не его деньги?
Габриэлла сфокусировала взгляд на книге, которую сжимала побелевшими пальцами, и попыталась разобраться в мешанине мыслей, роившихся в голове. Почему граф так настойчив? Чего он хочет от нее?
Любой выбор предполагает, как минимум, два варианта, — медленно проговорила она. — Что-то сохраняешь, а что-то безжалостно отбрасываешь… Так вот мать всегда отбрасывает то, что имеет истинную ценность, и гонится за ценностями мнимыми.
Питер заглянул ей в глаза и, наконец, понял причину скрытой в них боли. Он понял, почему она с такой нежностью говорила о приютских детях и так горячо осуждала их матерей. Ведь она сама была в какой-то степени брошенным ребенком.
— Ты говоришь о себе? — спросил Питер, заранее зная ответ.
— И о себе тоже, — с оттенком горечи обронила она. — Розалинда отправила меня в академию не столько потому, что хотела дать мне хорошее образование, сколько потому, что я мешала ее великой, любви. Вначале я очень тосковала, но потом узнала, что отнюдь не одинока в своей судьбе, и мне стало легче. Почти каждая ученица школы мадам Маршан была «под контролем». Это противно, но пришлось смириться, а смирившись, мы всю свою энергию направили на учебу. Мы много читали, разговаривали и готовились к тому, что в будущем сможем рассчитывать только на себя.
Габриэлла опустила глаза. Голос ее дрожал, но она мужественно продолжала.
— А потом, срок обучения подошел к концу, и все девочки разъехались по домам. Теперь они пишут мне, что родные встретили их с распростертыми объятиями, а потом начался сущий кошмар. Розалинда ведь не одна такая. Все матери почему-то считают, что выучив своих дочерей, они лишь выгодно поместили капитал, и теперь требуют дивидендов. Родители распоряжаются судьбами детей так же легко, как и семейным имуществом, нимало не задумываясь об их душе, проблемах и чаяниях. Некоторые из моих соучениц уже вышли замуж, кто-то еще ждет своего часа, а я… Я после окончания академии была отправлена в путешествие, а затем в. целости и сохранности доставлена домой. И все это только для того, чтобы стать игрушкой в чьих-то руках.
— Ну-ну, Габриэлла, я не думаю, что связь с мужчиной сделает из тебя игрушку, — сказав это, Питер почувствовал укол совести, потому что в компании своих друзей он именно так и называл «профессиональных любовниц». Он всегда относился с презрением к дамам так называемого полусвета. Так было до тех пор, пока он не встретил Габриэллу. Да, теперь ему, пожалуй, придется осторожнее выбирать выражения.
— А что из меня сделает связь с мужчиной? Чего хорошего вообще можно ждать от мужчин? Если я пойду по пути Розалинды, то буду делать лишь то, чего хочет мой, якобы, обожаемый любовник, и нуждаться лишь в том, что он соизволит мне дать.
Габриэлла помолчала. Она редко позволяла себе думать о подобных вещах, а тем более говорить о них вслух. Однако сейчас она почувствовала какую-то отчаянную потребность высказаться.
— Я не хочу жить так, как живет моя мать. Не хочу подстраиваться под настроение мужчины и смеяться тогда, когда хочется плакать. У меня тоже есть право выбора, и я свой выбор уже сделала.
Ну вот опять двадцать пять! Питер раздраженно посмотрел на нее. Неужели девчонка — и ведь не глупая — не понимает, что жизнь состоит не только из черного и белого цвета. Существуют еще и полутона. Все намного запутанней, и сделать свободный выбор не так просто.
— И что этот выбор тебе дает? — хрипло спросил он. — Ты отличаешься от матери только тем, что выбираешь мужчину, другой набор прав и обязанностей.
— Я выбираю не мужчину! — воскликнула она. — Я выбираю замужество! Я хочу, чтобы мои чувства и мысли принадлежали только мне, а не переходили в чужую собственность.
— Дорогая, ты противоречишь сама себе, — заметил Питер, украдкой наблюдая за ее реакцией. — В брак вступают двое: женщина и… мужчина. Ты уверена, что сможешь отыскать такого простака, который предоставит тебе полную свободу?
— Уверена, — сердито буркнула она. — Я найду себе мужа! И он будет ценить меня не только за хорошенькую мордашку и восемнадцатидюймовую талию, — она вздернула подбородок. — Я докажу , ему, что я личность. Разве это неосуществимо? Разве я слишком многого хочу?
— Нет, — ответил Питер и задумался. Так почему же все-таки его так тянет к ней? Потому что она неординарна мыслит? Потому что она искренне говорит о своих чувствах… или почему-то еще?
После короткого ответа Питера в комнате воцарилось молчание. Но это не была та гнетущая тишина, которая повисает в воздухе и давит на психику. Нет, это молчание было гораздо выразительнее слов. Она высказалась, и ей стало легче. Он выслушал и понял ее, это понимание сблизило их больше.
Послышался вежливый стук в дверь.
— Еще же без десяти пять, — удивился Питер. — Боюсь, сегодня мы снова огорчили богиню романтики. Она прислала за нами раньше срока. За дверью стоял неизменный Гюнтер.
— Мадам просит вас к чаю, — промолвил он и величественно удалился.
Не услышав никаких объяснений по поводу столь раннего прихода, Габриэлла пожала плечами и повернулась к Питеру.
— Как я выгляжу? Пятен нет? Волосы растрепаны?
— Ты само совершенство.
Она стояла перед ним такая светлая, золотистая, полная жизни и тепла, что он просто не мог не коснуться ее.
Легкое прикосновение его руки заставило Габриэллу вздрогнуть. Сердце ее сжалось, и она поняла, что хочет, чтобы «инцидент в саду», как деликатно выразился Питер, повторился. Что происходит? Стоит ему коснуться ее, как она уже теряет самообладание. Если и дальше так пойдет, то в самом ближайшем будущем она уже просто не захочет искать себе мужа, а все ее планы разлетятся в пух и прах. Объятия и поцелуи — это прекрасно и в то же время ужасно. Вот оно разрушающее действие страсти! Вся ее жизнь, будущее находятся в опасности. И с каждой минутой, проведенной с ним наедине, эта опасность возрастает.
— Пожалуйста, ваша светлость, — взмолилась Габриэлла, отступая назад. — Для одного дня событий, пожалуй, было более чем достаточно.
— Оставь ты эти церемонии. Называй меня просто Питер, — он отдернул руку и зачем-то поправил и так безупречно повязанный галстук.
— Хорошо, Питер. Идем вниз?
И они пошли вниз.
Вопреки предположениям Питера Розалинда встретила их не упреками, а улыбкой. Она была так любезна и радушна, что Габриэлла невольно насторожилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Не знаю, чем они здесь занимаются, — встревоженно сказала она. — Но моим цветам это явно не на пользу.
— Вот они! — воскликнула Женевьева, указывая рукой в сад.
Все, как по сигналу, бросились к окну. Там на траве у клумбы виднелись две фигуры — светлая и темная. Мужчина и женщина лежали, тесно прижавшись друг к другу, и даже с такого расстояния было заметно, что они отнюдь не мило беседуют.
— Подумать только, — пробормотала Клементина, покачивая головой.
— Похоже, они вправду любовники, — мягко улыбнулась Женевьева.
— Я уверена, что на них подействовали чары розового куста, — тоскливо заметила Ариадна. — Знаете, мой Джеральд просто обожал играть в «леди и садовника».
В душе Розалинда была согласна; со своими подругами, но все же видеть свою дочь в объятиях этого… графа было неимоверно тяжело.
— У малышки Габби есть любовник, — прошептала она. Теперь у нее не осталось никаких сомнений. Габриэлла и Сэндборн, действительно, увлечены друг другом, и тут уж ничего не попишешь. — Малышка Габби, — прошептала она еще раз, и слезы навернулись у нее на глаза.
Женевьева, увидев, что подруга совсем расклеивалась от избытка чувств, ободряюще похлопала ее по руке. Клементина в этот момент вспомнила собственную юность и восторг первого .чувственного открытия.
— Думаю, я видела достаточно для того, чтобы прийти кое к каким выводам, — вымученно улыбаясь, сказала Розалинда. — Вернемся в гостиную.
Питер был как в жару. Он ничего не видел вокруг себя. Ничего… кроме Габриэллы. Щеки девушки пылали, губы припухли от поцелуев, а зрачки расширились от возбуждения. Он чувствовал, что отныне она принадлежит ему. Только ему. Он только что распахнул перед ней двери вселенной, и будь он проклят, если они вместе не исследуют самые отдаленные планеты.
Габриэлла испытывала волшебное, чарующее наслаждение. Ее охватила сладострастная истома, и ей хотелось, чтобы это восхитительное ощущение длилось вечно. Когда Питер приподнялся, она чуть было не потянула его обратно, так сильно хотелось ей снова прикоснуться к его губам, слиться с ним воедино…
Но этого не случилось. Питер встал и протянул ей руку. Боже милостивый, что же это было? Поцелуи. Сердцебиение. Жар — Счастье. Но ведь это значит, что она… тоже подвластна чувственным порывам! Это значит, что она способна принимать ласки мужчины и не только отвечать на них, но еще и испытывать при этом удовольствие. Габриэлла растерянно потрогала свои губы. Неужели все это происходит с ней, Габриэллой Леко?
Она ухватилась за руку Питера и легко вскочила на ноги; Что ж, что произошло, то произошло, она же нормальная живая девушка, а не деревянная чурка. Главное не дать Питеру понять, какое глубокое воздействие оказали на нее его ласки. А то этот красавчик, баловень салонных дамочек еще вообразит себе невесть что.
Питер невозмутимо отряхивал брюки, и Габриэлла тоже решила привести в порядок свой туалет. Однако, взглянув на платье, она поняла, что это бесполезно. Юбки все сплошь были заляпаны грязью, а зеленые травяные пятна виднелись даже на лифе.
Покончив с брюками, Питер повернулся и увидел, что Габриэлла с тоской разглядывает некогда белую кисею.
— Габриэлла! — выдохнул он, с трудом сдерживая смех. — Ты и сейчас будешь утверждать, что девушка, поддавшись романтическому порыву, может не обращать внимания на свою одежду? — он схватил ее за плечи и развернул. — О-о, сзади еще хуже.
— Разве может быть еще хуже?
— Может.
— Что же делать? — она беспомощно посмотрела на него. — Ты как-нибудь отвлеки Розалинду, а я проскользну к себе в комнату и переоденусь. А то она еще подумает…
— … что мы играли в «леди и садовника», — закончил за нее Питер.
— Леди и садовник? — переспросила Габриэлла. — Ты сегодня весь день говоришь загадками.
— Это очень древняя игра. В нее играли еще Ева с Адамом, — Питер набросил ей на плечи свой сюртук и слегка подтолкнул вперед. — Вперед, крошка, и ничего не бойся.
Они быстро пробежали через холл и уже поднимались по лестнице, но тут их настиг голос Розалинды.
— А вот и наши влюбленные! — провозгласила она.
Габриэлла застыла ни жива ни мертва и так вцепилась в лацканы сюртука, что костяшки ее пальцев побелели.
— Силы небесные! Что с вами произошло? — искренне удивилась Розалинда. После увиденного в саду она была готова к тому, что одежда ее дочери окажется в некотором беспорядке, но не до такой степени! — Вы что, хотели докопаться до центра земли и посмотреть, как там в аду? Они стояли на лестнице и выглядели как парочка набедокуривших подростков. Питер Сент-Джеймс, граф Сэндборн в измазанной рубашке и зелеными коленками и Габриэлла Леко с комьями грязи на юбке и пятнами травы на лифе, которые она тщетно прикрывала сюртуком. Лица у обоих были красны, а глаза виновато блестели. Под грозным оком Розалинды они лишь теснее прижимались друг к другу. Прошло добрых пять минут, прежде чем Габриэлла смогла заговорить.
— Все началось с того, что граф принес мне прелестный розовый куст, — несмело начала она, делал вид, что грязное платье и мужской сюртук на плечах невинной девушки — это самые обычные в мире вещи. — Вот мы и решили посадить его.
— Боюсь, мы немного увлеклись, — с улыбкой продолжил Питер. — Забыв о том, какой грязной может быть работа в саду. Право, розы гораздо приятнее нюхать, чем сажать, — он приложил руку к груди. — Примите мои искренние извинения.
Если до сих пор все внимание Розалинды был направлено на Габриэллу, то теперь она увидела, в каком состоянии находится костюм графа, и побледнела.
— Полагаю, вы действительно могли увлечься, — с натянутой улыбкой проговорила она. — Особенно если ваша голова была занята мыслями о… розе, — Розалинда всплеснула руками и воскликнула: — О, мой Бог! Вам же нужно привести себя в порядок. Гюнтер!
Гюнтер незамедлительно явился на зов своей хозяйки.
— Возьми сюртук графа и посмотри, что можно сделать с этими ужасными пятнами, — приказала она. — Позаботься о том, чтобы его сиятельство мог освежиться, и предложи ему одну из рубашек герцога. Они примерно одинаковой комплекции.
Не успела Габриэлла ничего возразить, как Гюнтер уже стащил сюртук с ее плеч. Розалинда ахнула, а ее подруги испустили сдавленные вздохи. Питер неловко откашлялся и отвернулся. Плечи его тряслись от беззвучного смеха.
— Я поднимусь к себе в комнату, — пискнула Габриэлла и взлетела наверх.
Захлопнув за собой дверь будуара, она отдышалась и медленно подошла к зеркалу. Только сейчас ей стало ясно, почему ахнула мать и закашлялся Питер.
На белом лифе платья, прямо на груди красовались отпечатки мужских ладоней…
Глава 10
Ру помогла Габриэлле умыться и переодеться, а затем подвела девушку к туалетному столику и хорошенько расчесала ее пышные волосы. На укладку не осталось времени, поэтому служанка просто связала их легкой лентой на затылке.
Вернувшись в свою комнату, Габриэлла застала Питера, который сидел у окна и преспокойненько потягивал шампанское. Габриэлла порозовела от смущения, но в глазах ее не было ни капли раскаяния. Питер отставил свой бокал, посмотрел в сад, потом окинул Габриэллу подозрительным взглядом и спросил:
— Ты, разумеется, намерена возложить всю вину на меня, не так ли?
— Разумеется, — вызывающе ответила она.
— Дерзкая девчонка, — он нахмурился. — Теперь мне придется отвечать еще и за то, что я катал тебя в грязи, как какой-то обезумевший варвар. А тебе не кажется, что после этого маленького, э-э инцидента в саду Розалинда сочтет меня слишком эксцентричным мужчиной и даст от ворот поворот? Где ты тогда найдешь себе другого любовника, способного так же безропотно сносись все твои фокусы, как сношу их я?
Габриэлла покачала головой.
— Она не откажет тебе от дома.
— Почему ты так в этом уверена?
— Потому что ты богат. А богатый мужчина может себе позволить быть немного эксцентричным. Если мужчина добросовестно платит по счетам, то он вообще может делать все, что захочет. Это жизненное кредо моей матери, так что не беспокойся.
— Какой цинизм! Вот уж не думал, что Розалинда, которая всю жизнь посвятила романтике и .страстной любви, так расчетлива.
— О, ты еще многого о ней не знаешь. Она может вдохновенно говорить о вздохах под луной и думать при этом о счете из прачечной или кухарке, которая, кажется, подворовывает сахар.
Испытывая неловкость, Габриэлла отвела глаза, увидела сборник пьес, лежащий на чайном столике, и тут же схватила его. Ей не хотелось продолжать этот тяжелый для нее разговор, но Питер, так просто сдаваться не собирался.
— Откуда ты знаешь, о чем думает Розалинда? Может, это только твои фантазии? Вряд ли мать поверяет тебе свои мысли.
— Но я же вижу, как она живет! — воскликнула Габриэлла. — Желания герцога — для нее закон. Он и не уходит лишь потому, что Розалинда эти желания выполняет, независимо от того, приятно ей это или нет. Герцог волен требовать, что хочет, и за это содержит ее в роскоши. Обоих такое положение вещей вполне устраивает.
Питер видел, что у Габриэллы уже подрагивает подбородок, а глаза наполняются слезами, но отступать было не в его правилах. Он должен знать об этой девушке все и расставлять точки над «и» нужно сейчас. Или никогда.
— Мне кажется, — осторожно начал он, — Герцог предложил твоей матери честную сделку. У нее был выбор, и она сама предпочла богатство, в обмен на беспрекословное подчинение. Да, желания герцога — для нее закон, зато она не только смогла дать дочери хорошее образование, но и себя обеспечила до конца жизни.
— Да, — тускло отозвалась Габриэлла. — У Розалинды, действительно, был выбор. И с герцогом она могла порвать не однажды, но всякий раз упорно выбирала… подчинение и роскошь.
Слова Габриэллы сбили Питера с толку; похоже, он упустил что-то очень важное. Это напоминало головоломку, ключевая фигура которой потеряна, и если он не найдет ее, то никогда не поймет, почему эта красивая девушка не верит в любовь.
Габриэлла повертела в руках сборник пьес, который так и не решилась открыть, и встала, чтобы поставить книгу на полку. Питер поймал ее за локоть и усадил на банкетку рядом с собой.
— Но, ваша светлость, — перешла она на официальный тон. — Шампанское…
— …подождет, — он крепко держал ее, не давая двинуться с места. — Значит, ты считаешь, что Розалинда должна была выбрать самого герцога, а не его деньги?
Габриэлла сфокусировала взгляд на книге, которую сжимала побелевшими пальцами, и попыталась разобраться в мешанине мыслей, роившихся в голове. Почему граф так настойчив? Чего он хочет от нее?
Любой выбор предполагает, как минимум, два варианта, — медленно проговорила она. — Что-то сохраняешь, а что-то безжалостно отбрасываешь… Так вот мать всегда отбрасывает то, что имеет истинную ценность, и гонится за ценностями мнимыми.
Питер заглянул ей в глаза и, наконец, понял причину скрытой в них боли. Он понял, почему она с такой нежностью говорила о приютских детях и так горячо осуждала их матерей. Ведь она сама была в какой-то степени брошенным ребенком.
— Ты говоришь о себе? — спросил Питер, заранее зная ответ.
— И о себе тоже, — с оттенком горечи обронила она. — Розалинда отправила меня в академию не столько потому, что хотела дать мне хорошее образование, сколько потому, что я мешала ее великой, любви. Вначале я очень тосковала, но потом узнала, что отнюдь не одинока в своей судьбе, и мне стало легче. Почти каждая ученица школы мадам Маршан была «под контролем». Это противно, но пришлось смириться, а смирившись, мы всю свою энергию направили на учебу. Мы много читали, разговаривали и готовились к тому, что в будущем сможем рассчитывать только на себя.
Габриэлла опустила глаза. Голос ее дрожал, но она мужественно продолжала.
— А потом, срок обучения подошел к концу, и все девочки разъехались по домам. Теперь они пишут мне, что родные встретили их с распростертыми объятиями, а потом начался сущий кошмар. Розалинда ведь не одна такая. Все матери почему-то считают, что выучив своих дочерей, они лишь выгодно поместили капитал, и теперь требуют дивидендов. Родители распоряжаются судьбами детей так же легко, как и семейным имуществом, нимало не задумываясь об их душе, проблемах и чаяниях. Некоторые из моих соучениц уже вышли замуж, кто-то еще ждет своего часа, а я… Я после окончания академии была отправлена в путешествие, а затем в. целости и сохранности доставлена домой. И все это только для того, чтобы стать игрушкой в чьих-то руках.
— Ну-ну, Габриэлла, я не думаю, что связь с мужчиной сделает из тебя игрушку, — сказав это, Питер почувствовал укол совести, потому что в компании своих друзей он именно так и называл «профессиональных любовниц». Он всегда относился с презрением к дамам так называемого полусвета. Так было до тех пор, пока он не встретил Габриэллу. Да, теперь ему, пожалуй, придется осторожнее выбирать выражения.
— А что из меня сделает связь с мужчиной? Чего хорошего вообще можно ждать от мужчин? Если я пойду по пути Розалинды, то буду делать лишь то, чего хочет мой, якобы, обожаемый любовник, и нуждаться лишь в том, что он соизволит мне дать.
Габриэлла помолчала. Она редко позволяла себе думать о подобных вещах, а тем более говорить о них вслух. Однако сейчас она почувствовала какую-то отчаянную потребность высказаться.
— Я не хочу жить так, как живет моя мать. Не хочу подстраиваться под настроение мужчины и смеяться тогда, когда хочется плакать. У меня тоже есть право выбора, и я свой выбор уже сделала.
Ну вот опять двадцать пять! Питер раздраженно посмотрел на нее. Неужели девчонка — и ведь не глупая — не понимает, что жизнь состоит не только из черного и белого цвета. Существуют еще и полутона. Все намного запутанней, и сделать свободный выбор не так просто.
— И что этот выбор тебе дает? — хрипло спросил он. — Ты отличаешься от матери только тем, что выбираешь мужчину, другой набор прав и обязанностей.
— Я выбираю не мужчину! — воскликнула она. — Я выбираю замужество! Я хочу, чтобы мои чувства и мысли принадлежали только мне, а не переходили в чужую собственность.
— Дорогая, ты противоречишь сама себе, — заметил Питер, украдкой наблюдая за ее реакцией. — В брак вступают двое: женщина и… мужчина. Ты уверена, что сможешь отыскать такого простака, который предоставит тебе полную свободу?
— Уверена, — сердито буркнула она. — Я найду себе мужа! И он будет ценить меня не только за хорошенькую мордашку и восемнадцатидюймовую талию, — она вздернула подбородок. — Я докажу , ему, что я личность. Разве это неосуществимо? Разве я слишком многого хочу?
— Нет, — ответил Питер и задумался. Так почему же все-таки его так тянет к ней? Потому что она неординарна мыслит? Потому что она искренне говорит о своих чувствах… или почему-то еще?
После короткого ответа Питера в комнате воцарилось молчание. Но это не была та гнетущая тишина, которая повисает в воздухе и давит на психику. Нет, это молчание было гораздо выразительнее слов. Она высказалась, и ей стало легче. Он выслушал и понял ее, это понимание сблизило их больше.
Послышался вежливый стук в дверь.
— Еще же без десяти пять, — удивился Питер. — Боюсь, сегодня мы снова огорчили богиню романтики. Она прислала за нами раньше срока. За дверью стоял неизменный Гюнтер.
— Мадам просит вас к чаю, — промолвил он и величественно удалился.
Не услышав никаких объяснений по поводу столь раннего прихода, Габриэлла пожала плечами и повернулась к Питеру.
— Как я выгляжу? Пятен нет? Волосы растрепаны?
— Ты само совершенство.
Она стояла перед ним такая светлая, золотистая, полная жизни и тепла, что он просто не мог не коснуться ее.
Легкое прикосновение его руки заставило Габриэллу вздрогнуть. Сердце ее сжалось, и она поняла, что хочет, чтобы «инцидент в саду», как деликатно выразился Питер, повторился. Что происходит? Стоит ему коснуться ее, как она уже теряет самообладание. Если и дальше так пойдет, то в самом ближайшем будущем она уже просто не захочет искать себе мужа, а все ее планы разлетятся в пух и прах. Объятия и поцелуи — это прекрасно и в то же время ужасно. Вот оно разрушающее действие страсти! Вся ее жизнь, будущее находятся в опасности. И с каждой минутой, проведенной с ним наедине, эта опасность возрастает.
— Пожалуйста, ваша светлость, — взмолилась Габриэлла, отступая назад. — Для одного дня событий, пожалуй, было более чем достаточно.
— Оставь ты эти церемонии. Называй меня просто Питер, — он отдернул руку и зачем-то поправил и так безупречно повязанный галстук.
— Хорошо, Питер. Идем вниз?
И они пошли вниз.
Вопреки предположениям Питера Розалинда встретила их не упреками, а улыбкой. Она была так любезна и радушна, что Габриэлла невольно насторожилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39