Розалинда, разумеется, была не одна. Ее окружали верные подруги Клементина, Женевьева и Ариадна Баден-Пауэлл. Во время чаепития дамы наперебой расхваливали Габриэллу. Питеру было объявлено, что она мастерски играет на пианино, прекрасно декламирует и поет, танцует так легко, что сам герцог Бургундский ее заметил и похвалил. Габриэлла сидела, не поднимая глаз, щеки ее заливал яркий румянец. Девушка была уверена, что теперь она знает, что такое чистилище.
Питеру же намеки многоопытных куртизанок были совершенно ясны. Эту нравоучительную беседу дамы завели для того, чтобы показать ему, как нелепы его манеры. И в самом деле, разве так ухаживают за неопытной девушкой? В итоге все свелось к элементарному выговору, но Питер понял, что таким образом Розалинда ставит под сомнение серьезность его намерений. Что ж, в будущем он постарается ее разубедить.
Когда они уже стояли в холле у дверей, Габриэлла заговорщицки прошептала:
— Думаю, вам стоит сделать мне еще один подарок. Что-нибудь редкое и дорогое. Розалинда считает, что если мужчина щедр, то на все его грехи можно смотреть сквозь пальцы.
Питер кивнул, взял у Гюнтера шляпу и трость и вышел.
Как только дверь закрылась, Габриэлла проворно засеменила к лестнице. Однако этого оказалось не — достаточно. Ей следовало бы не семенить, а бежать сломя голову.
— Габриэлла! — рявкнула Розалинда. — Вернись, мне нужно с тобой поговорить.
Девушка обреченно вздохнула и поплелась в гостиную. Там она терпеливо выслушала лекцию о правилах поведения и лишь час спустя смогла подняться к себе.
Оставшись одна, Габриэлла подошла к зеркалу и весело подмигнула своему отражению.
— Держись, Габби, — прошептала она. — Еще несколько дней… Всего несколько дней, и ты сможешь приступить к поискам мужа.
Глава 9
Питер Сент-Джеймс сидел в карете и наблюдал за дверью Реформаторского клуба. «Сегодня Гладстон что-то задерживается», — уныло подумал он и с трудом подавил желание окликнуть Джека, чтобы велеть ему ехать домой. Было уже довольно поздно, и шансов на то, что старик Уильям именно сегодня выйдет на свою ночную охоту, с каждой минутой становилось все меньше и меньше.
Гладстон, наконец, вышел из клуба и прямиком отправился в свою резиденцию. Питер проводил его, убедился, что все огни в доме погасли, и не солоно хлебавши, убрался восвояси.
Вернувшись в свой особняк, Питер Сент-Джеймс уютно устроился возле камина и задумался. Жесткий контроль, который Розалинда установила над своей дочерью, а значит и над ним тоже, становится уже просто невыносим. Что она себе позволяет, в конце концов! Он как-никак граф, пэр Англии и даже собственной матери не позволяет собой манипулировать, так с какой же стати ему терпеть выходки Розалинды? Вот если бы она была мужчиной, тогда Питер точно знал бы, как ему следует поступить, но поскольку… Стоп! Что с ним сегодня творится? Откуда взялись вдруг эти шальные мысли? Ведь Розалинда Леко его противник, так? А значит и общаться с ней надо так же, как и с любым политическим оппонентом. Следует найти ее слабую сторону и надавить на нее. К счастью, слабости Розалинды ему известны: она страстная и романтичная женщина. Вот этим он и воспользуется! Не Габриэллу ему нужно засыпать подарками и цветами, а ее мать, только тогда она выпустит их из заточения.
Совершив это открытие, Питер с трудом дождался утра. Едва ли не с рассветом он бросился по магазинам скупать шампанское, бургундское и кларет. Бутылки, хранящие на стекле полувековую пыль, на его глазах были упакованы в нарядную корзину и отправлены в особняк Леко. В корзину Питер вложил визитную карточку, на которой собственноручно начертал слова благодарности и признательности матери своей будущей любовницы.
В три часа пополудни Питер уже неловко переминался с ноги на ногу в холле, под бдительным , оком Гюнтера. В руках у него была целая охапка цветов.
Розалинда царственно выплыла из гостиной и, увидев его с цветами, снисходительно улыбнулась. А когда она узнала, что цветы предназначались ей, ее улыбка стала еще шире.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, но будет лучше, если вы преподнесете этот букет Габриэлле, — она польщена его вниманием, но, как и любая мать, в , первую очередь блюла интересы дочери.
— О, моя малютка тоже не останется без подарка, — с чарующей улыбкой проговорил он и вытащил откуда-то из-под полы небольшой горшочек с тремя сухими прутиками.
Розалинда изумленно округлила глаза, а Питер, воспользовавшись ее замешательством, быстро откланялся и взбежал по лестнице на второй этаж.
Ошеломленная Розалинда вернулась к подругам и торжественно предъявила им букет.
— Вот! — она вытянула руки вперед. — А Габриэлле он принес какие-то палки. Я же говорила, что он извращенец.
— Зато граф преподнес цветы La maman, — заметила Женевьева.
— А дочери он принес не сухие палки, а розовый куст, — объявила Ариадна. — Великолепный подарок! Туфли — это моветон, вино слишком банально, а вот розы… Кто мог подумать, что даже у этого повесы есть романтическая жилка.
Габриэлла сидела за столом, облаченная в очередное кисейное безобразие. На лице была написана мука, и даже приход Питера не очень-то ее развеселил. Когда же взгляд Габриэллы упал на цветочный горшок, она и вовсе помрачнела.
— Что это?
— Розовый куст. Я принес его для тебя!
Она нахмурилась.
— Мама видела?
— Конечно, и была очарована.
— Неужели? — она взяла горшок и скептически оглядела хрупкие веточки.
— Ты как будто не рада? — улыбка медленно сползла с его лица. — Но ведь это очень романтично.
— В самом деле?
— Да, уж можешь мне поверить. Это символ, говорящий о том, что наша привязанность друг к другу все возрастает. Этот горшочек с: землей содержит в себе целый трактат о нашей будущей любви.
— О, теперь я кажется понимаю, — она осторожно потрогала росток. — Это очень мило. Но как вы думаете, Розалинда поняла значение этого подарка?
— Надеюсь, что да, — ответил Питер, раздраженный ее недоверчивостью. — Она же профессиональный романтик.
— А я напротив — безнадежный любитель, — Габриэлла тяжело вздохнула, осознав, что обидела его. — Простите меня. Просто вчера Розалинда так утомила меня своей лекцией, и к тому же я думала, что вы принесете что-нибудь дорогое… А впрочем… — ее вдруг осенило. — Ведь розовому кусту место в саду, так?
— Так.
— О, Питер, вы волшебник!
— Никогда не замечал за собой ничего подобного, — пробормотал он, но Габриэлла уже тащила его к дверям.
— Вы нашли великолепный выход из положения, — оживленно проговорила она. — Вы думаете, что принесли мне цветок? Нет, вы принесли ключ от темницы. Где же еще лелеять, нашу растущую любовь, как не в саду?
Через террасу позади дома они вышли в маленький типично английский садик. Несмотря на небольшие размеры, в нем было полно укромных местечек и оплетенных плющом беседок. Воздух был насыщен ароматами трав и запахом вскопанной земли. Чириканье воробьев заглушало шум улицы, а живая изгородь надежно предохраняла от посторонних глаз. Поистине это был райский уголок.
Габриэлла дернула шнурок звонка, и тут же, словно из-под земли, вырос Гюнтер.
— Принеси нам инструменты, удобрение и воду, — приказала она и повела Питера по дорожке вокруг дома.
Они остановились под окном ее комнаты на пересечении трех тропинок, расходящихся в стороны, как спицы колеса. В центре образовалось незанятое пространство.
— Давайте посадим розу здесь, — предложила Габриэлла. — Тогда я смогу всегда видеть ее… и думать о вас, — она подняла глаза. — Это достаточно романтично?
«Это более, чем романтично», — подумал Питер. Он посмотрел ей прямо в глаза и почувствовал, что тонет, тонет в их бездонной глубине. Тепло солнца и легкий освежающий ветерок только усиливал это ощущение. Ему хотелось зарыться лицом в ее мягкие волосы, прижаться губами к ее губам, и лишь приход Гюнтера удержал его от этого порыва.
Выхватив у дворецкого лопату и лейку, Габриэлла тут же опустилась на колени и принялась рыхлить землю.
— Габриэлла, твое платье! — воскликнул Питер, пораженный тем, как бесцеремонно она относится к свои вещам.
— О, сегодня я могу не беспокоиться о платье, — заявила она и похлопала рукой по земле, приглашая его присоединиться к ней. — Я ведь вся во власти романтики. Разве может девушка в такой момент думать о какой-то там белой кисее?
Питер принял вызов и опустился рядом с ней.
Прощай, брюки, но чем только не приходится жертвовать во имя любви.
Увидев его кислую физиономию, Габриэлла расхохоталась и сунула ему лопату.
— Копай!
Надо заметить, что о садоводстве Питер Сент-Джеймс не знал ровно ничего. Зато Габриэлла, напротив, прекрасно в этом разбиралась. В академии они сами занимались садом, не прибегая к услугам садовника.
— Сначала нужно вскопать землю и подровнять ее, чтобы получился аккуратный кружок, — начала Габриэлла; — Потом сделаешь ямку в центре, — увлеченная работой, она незаметно для себя перешла на «ты».
— Откуда ты знаешь; что надо делать? — запротестовал Питер. Непривычный к физическому Труду, он скоро устал и так взмок, что ему даже пришлось снять сюртук.
— В академии мы сами сажали цветы.
— Вы копались в земле? Ученицы французской школы для девочек рыли землю? — не веря своим ушам, переспросил Питер.
— А ты знаешь другой способ выращивания растений? — она улыбнулась. — Конечно, копались. Между прочим, во Франции это считается весьма достойным занятием для юных леди. К тому же это так романтично… — не удержавшись, съязвила она.
Ну еще бы, — он нахмурился и энергично заработал садовым совком, готовя почву для розового куста. — То-то я чувствую, что меня как бы подхватывает и уносит. Думал ветер, ан нет — романтический шквал.
— Копай! — насмешливо приказала Габриэлла. — Если хочешь знать, французы считают, что женщина, ухаживающая за садом, выглядит очень соблазнительно. Так что не упусти момент. Он недоверчиво фыркнул.
— Нет, правда. Любая женщина на лоне природы выглядит удивительно красивой, — она понизила голос и доверительно сообщила: — Лично мне кажется, что тут все дело в запахах, — Габриэлла помолчала и задумчиво добавила: — Или, как говорила мадам Маршан, мужчинам просто нравится видеть женщину на коленях. Это льстит их самолюбию.
«А она далеко не дура, эта мадам Маршан», — подумал Питер, а вслух сказал:
— Однако в данный момент на коленях я, а не ты. Габриэлла рассмеялась и присоединилась к нему. Вместе они разрыхлили землю, добавили костной муки и торфа, а затем торжественно погрузили в ямку розовый куст. Руки их то и дело соприкасались, плечи сталкивались, а когда они одновременно потянулись за лопатой, Питер на какую-то долю секунды задержал ее кисть в своей ладони. Это длилось всего лишь мгновение, но и его оказалось достаточно для того, чтобы сердце Габриэллы забилось часто-часто.
Когда Питер потянулся за тяжелой металлической лейкой, она просто не могла оторвать от него глаз. Его движения были грациозны и пластичны, а жилет и рубашка, плотно прилегающие к телу, рельефно обрисовывали бугры мышц. Без сюртука граф Сэндборн выглядел намного человечнее и… мужественнее.
Обильно полив цветок, Питер облегченно вздохнул и тыльной стороной ладони вытер выступивший на лбу пот. Габриэлла сидела на траве, поджав под себя ноги, и улыбалась.
— Почему же ты решил подарить мне именно розовый куст? — спросила она, проводя пальцами по земле.
— Ну, во-первых, мне хотелось сделать тебе приятное, а во-вторых, что же еще дарить «розовому бутону», как не розовый куст?
— Розовому бутону? Что ты имеешь в виду?
— В нашем кругу так называют молоденьких дебютанток с чистыми глазками, — невозмутимо ответил Питер. — У них за спиной, разумеется.
— Звучит оскорбительно. Ты намерен и впредь обижать меня?
— Что ты, конечно, нет. Никакое это не оскорбление, скорее наоборот. Девушки, которых мы называем «розовый бутон», воспитаны, изнежены и взлелеяны, как настоящие розы. Они поют, рисуют простенькие акварели, умно говорят и искусно составляют букеты. «Розовые бутоны» выглядят, как правило, очень элегантно и всегда… желанны.
— И ты считаешь, что все эти качества относятся ко мне? По-твоему, я «розовый бутон»? — негодующе воскликнула Габриэлла.
— А по-твоему, нет? — он засмеялся и схватил ее за руку. — Правда, ты играешь вульгарные песенки вместо сонат, читаешь потешки и притчи вместо сонетов и выливаешь шампанское в комнатный горшок, но от этого не становишься менее привлекательной. Скорее твои действия имеют обратный эффект, — он присел рядом и окинул ее медленным оценивающим взглядом, от чего сердечко Габриэллы так и подпрыгнуло, — И я даже готов составлять за тебя букеты, если ты питаешь к этому занятию такое отвращение.
— Да? — Габриэлла почувствовала, что краснеет, и ниже опустила голову. Его слова ее озадачили и… обрадовали.
— Да. Ты прелесть, хотя и напоминаешь мне иногда не «розовый бутон», а розовый куст с его колючками и шипами.
— О, какой прогресс! Значит, теперь я розовый куст? Что означает эта метафора?
— Не уводи меня в дебри символики, дай сказать. Бутон нежен и раним, а ты стойкая и мужественная. Ты сложнее и совершеннее, чем обычный цветок. А шипы… Что ж, шипы делают жизнь интереснее.
— Это новость для меня.
— Ну, с твоими колючками уж точно не заскучаешь, — понизив голос, пробормотал он. — И любой мужчина захотел бы оказаться рядом в тот момент, когда колючий куст, наконец, зацветет.
Габриэлла зачарованно смотрела в его темные глаза, такие проницательные, провоцирующие и… манящие. Они, казались, хранят в себе тысячи тайн, и ни одну она не могла разглядеть. Несколько секунд спустя девушка встряхнулась, отгоняя оцепенение, и весело заявила:
— Твоя речь очень понравилась бы Розалинде.
— А тебе? — тихо спросил он. — Тебе я готов говорить комплименты бесконечно. Потому что ты полна красоты и изящества, твоя кожа как шелковистые лепестки и пахнешь ты как цветок на лугу, распустившийся под летним солнцем.
Питер запустил пальцы в ее мягкие волосы и притянул голову Габриэллы к себе. Он хотел ее. Она знала, , что это так, и ощупала его желание как нечто осязаемое, и это нечто подбиралось к ней, захватывало ее… В эту минуту Габриэлла ничего не хотела так сильно, как оказаться вместе с ним на том самом лугу, на котором распустился душистый цветок. Боже, что происходит?
— Ты моя роза, — шептал он. — И, как любая роза, нуждаешься в защите и должном уходе, иначе никогда не распустишься, — он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке. — Позволь мне ухаживать за тобой, Габриэлла. Я хочу увидеть, как ты цветешь, — прежде чем его губы коснулись ее губ, она услышала: — Я хочу чувствовать, как ты распускаешься в моих руках.
«Да, да, да!» — безмолвно молила Габриэлла. Ей захотелось открыть ему ту потайную комнату, в которой до сих пор были заперты ее желание, страсть, уязвимость… Ей хотелось раскрыться и почувствовать то, что она так долго отвергала.
Их уста слились в поцелуе, и головокружительное тепло заструилось по всему ее телу ручейками удовольствия. Она склонила голову, инстинктивно подчиняясь его мягкому нажиму и повторяя каждое движение его губ. Питер обхватил ее за талию, медленно притянул к себе, а затем они вместе опустились на траву.
Никогда еще Габриэлла не испытывала ничего настолько интимного и настолько… всепоглощающего. Каждая клеточка ее была возбуждена и отвечала трепетом сладостного наслаждения на каждое его прикосновение. Питер, должно быть, почувствовал это и осыпал поцелуями ее лицо и шею.
Габриэлла чуть слышно застонала, и его пальцы скользнули к груди, отыскивая линию корсета и нужную плоть под ней. Габриэлла изогнулась ему навстречу и освободила ворот его рубашки, скользя руками по бокам и спине. Их тела слились, и она словно растворилась в нем, но хотела быть ближе, еще ближе.
— Они в саду? — рука Розалинды замерла на полпути к вазе. Она составляла букет из принесенных Питером цветов. — Но что они там делают? — Розалинда смотрела на Гюнтера так, словно видала его впервые. Только что она велела дворецкому отнести шампанское в будуар Габриэллы и вот теперь — слышит, что влюбленной парочки там и в помине нет.
— Вскапывают клумбу, мадам, — произнес Гюнтер таким тоном, будто речь шла о чем-то неприличном.
— Ах, да, этот розовый куст, — раздраженно бросила она и испытывающе посмотрела на слугу. — Мне кажется, ты чего-то не договариваешь. Что в ни там творят? Боже мой, бедный садик! От него, наверное, уже ничего не осталось после нашествия этих варваров.
Розалинда подхватила юбки и кинулась к дверям. Верные клевреты, разумеется, последовали за ней.
Лучше всего сад просматривался, из окна Габриэллы. Сообразив это, Розалинда изменила курс и повлекла свою команду к лестнице. Ворвавшись в будуар дочери, Розалинда ринулась было к окну, но тут взгляд, ее упал на цветочный горшок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Питеру же намеки многоопытных куртизанок были совершенно ясны. Эту нравоучительную беседу дамы завели для того, чтобы показать ему, как нелепы его манеры. И в самом деле, разве так ухаживают за неопытной девушкой? В итоге все свелось к элементарному выговору, но Питер понял, что таким образом Розалинда ставит под сомнение серьезность его намерений. Что ж, в будущем он постарается ее разубедить.
Когда они уже стояли в холле у дверей, Габриэлла заговорщицки прошептала:
— Думаю, вам стоит сделать мне еще один подарок. Что-нибудь редкое и дорогое. Розалинда считает, что если мужчина щедр, то на все его грехи можно смотреть сквозь пальцы.
Питер кивнул, взял у Гюнтера шляпу и трость и вышел.
Как только дверь закрылась, Габриэлла проворно засеменила к лестнице. Однако этого оказалось не — достаточно. Ей следовало бы не семенить, а бежать сломя голову.
— Габриэлла! — рявкнула Розалинда. — Вернись, мне нужно с тобой поговорить.
Девушка обреченно вздохнула и поплелась в гостиную. Там она терпеливо выслушала лекцию о правилах поведения и лишь час спустя смогла подняться к себе.
Оставшись одна, Габриэлла подошла к зеркалу и весело подмигнула своему отражению.
— Держись, Габби, — прошептала она. — Еще несколько дней… Всего несколько дней, и ты сможешь приступить к поискам мужа.
Глава 9
Питер Сент-Джеймс сидел в карете и наблюдал за дверью Реформаторского клуба. «Сегодня Гладстон что-то задерживается», — уныло подумал он и с трудом подавил желание окликнуть Джека, чтобы велеть ему ехать домой. Было уже довольно поздно, и шансов на то, что старик Уильям именно сегодня выйдет на свою ночную охоту, с каждой минутой становилось все меньше и меньше.
Гладстон, наконец, вышел из клуба и прямиком отправился в свою резиденцию. Питер проводил его, убедился, что все огни в доме погасли, и не солоно хлебавши, убрался восвояси.
Вернувшись в свой особняк, Питер Сент-Джеймс уютно устроился возле камина и задумался. Жесткий контроль, который Розалинда установила над своей дочерью, а значит и над ним тоже, становится уже просто невыносим. Что она себе позволяет, в конце концов! Он как-никак граф, пэр Англии и даже собственной матери не позволяет собой манипулировать, так с какой же стати ему терпеть выходки Розалинды? Вот если бы она была мужчиной, тогда Питер точно знал бы, как ему следует поступить, но поскольку… Стоп! Что с ним сегодня творится? Откуда взялись вдруг эти шальные мысли? Ведь Розалинда Леко его противник, так? А значит и общаться с ней надо так же, как и с любым политическим оппонентом. Следует найти ее слабую сторону и надавить на нее. К счастью, слабости Розалинды ему известны: она страстная и романтичная женщина. Вот этим он и воспользуется! Не Габриэллу ему нужно засыпать подарками и цветами, а ее мать, только тогда она выпустит их из заточения.
Совершив это открытие, Питер с трудом дождался утра. Едва ли не с рассветом он бросился по магазинам скупать шампанское, бургундское и кларет. Бутылки, хранящие на стекле полувековую пыль, на его глазах были упакованы в нарядную корзину и отправлены в особняк Леко. В корзину Питер вложил визитную карточку, на которой собственноручно начертал слова благодарности и признательности матери своей будущей любовницы.
В три часа пополудни Питер уже неловко переминался с ноги на ногу в холле, под бдительным , оком Гюнтера. В руках у него была целая охапка цветов.
Розалинда царственно выплыла из гостиной и, увидев его с цветами, снисходительно улыбнулась. А когда она узнала, что цветы предназначались ей, ее улыбка стала еще шире.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, но будет лучше, если вы преподнесете этот букет Габриэлле, — она польщена его вниманием, но, как и любая мать, в , первую очередь блюла интересы дочери.
— О, моя малютка тоже не останется без подарка, — с чарующей улыбкой проговорил он и вытащил откуда-то из-под полы небольшой горшочек с тремя сухими прутиками.
Розалинда изумленно округлила глаза, а Питер, воспользовавшись ее замешательством, быстро откланялся и взбежал по лестнице на второй этаж.
Ошеломленная Розалинда вернулась к подругам и торжественно предъявила им букет.
— Вот! — она вытянула руки вперед. — А Габриэлле он принес какие-то палки. Я же говорила, что он извращенец.
— Зато граф преподнес цветы La maman, — заметила Женевьева.
— А дочери он принес не сухие палки, а розовый куст, — объявила Ариадна. — Великолепный подарок! Туфли — это моветон, вино слишком банально, а вот розы… Кто мог подумать, что даже у этого повесы есть романтическая жилка.
Габриэлла сидела за столом, облаченная в очередное кисейное безобразие. На лице была написана мука, и даже приход Питера не очень-то ее развеселил. Когда же взгляд Габриэллы упал на цветочный горшок, она и вовсе помрачнела.
— Что это?
— Розовый куст. Я принес его для тебя!
Она нахмурилась.
— Мама видела?
— Конечно, и была очарована.
— Неужели? — она взяла горшок и скептически оглядела хрупкие веточки.
— Ты как будто не рада? — улыбка медленно сползла с его лица. — Но ведь это очень романтично.
— В самом деле?
— Да, уж можешь мне поверить. Это символ, говорящий о том, что наша привязанность друг к другу все возрастает. Этот горшочек с: землей содержит в себе целый трактат о нашей будущей любви.
— О, теперь я кажется понимаю, — она осторожно потрогала росток. — Это очень мило. Но как вы думаете, Розалинда поняла значение этого подарка?
— Надеюсь, что да, — ответил Питер, раздраженный ее недоверчивостью. — Она же профессиональный романтик.
— А я напротив — безнадежный любитель, — Габриэлла тяжело вздохнула, осознав, что обидела его. — Простите меня. Просто вчера Розалинда так утомила меня своей лекцией, и к тому же я думала, что вы принесете что-нибудь дорогое… А впрочем… — ее вдруг осенило. — Ведь розовому кусту место в саду, так?
— Так.
— О, Питер, вы волшебник!
— Никогда не замечал за собой ничего подобного, — пробормотал он, но Габриэлла уже тащила его к дверям.
— Вы нашли великолепный выход из положения, — оживленно проговорила она. — Вы думаете, что принесли мне цветок? Нет, вы принесли ключ от темницы. Где же еще лелеять, нашу растущую любовь, как не в саду?
Через террасу позади дома они вышли в маленький типично английский садик. Несмотря на небольшие размеры, в нем было полно укромных местечек и оплетенных плющом беседок. Воздух был насыщен ароматами трав и запахом вскопанной земли. Чириканье воробьев заглушало шум улицы, а живая изгородь надежно предохраняла от посторонних глаз. Поистине это был райский уголок.
Габриэлла дернула шнурок звонка, и тут же, словно из-под земли, вырос Гюнтер.
— Принеси нам инструменты, удобрение и воду, — приказала она и повела Питера по дорожке вокруг дома.
Они остановились под окном ее комнаты на пересечении трех тропинок, расходящихся в стороны, как спицы колеса. В центре образовалось незанятое пространство.
— Давайте посадим розу здесь, — предложила Габриэлла. — Тогда я смогу всегда видеть ее… и думать о вас, — она подняла глаза. — Это достаточно романтично?
«Это более, чем романтично», — подумал Питер. Он посмотрел ей прямо в глаза и почувствовал, что тонет, тонет в их бездонной глубине. Тепло солнца и легкий освежающий ветерок только усиливал это ощущение. Ему хотелось зарыться лицом в ее мягкие волосы, прижаться губами к ее губам, и лишь приход Гюнтера удержал его от этого порыва.
Выхватив у дворецкого лопату и лейку, Габриэлла тут же опустилась на колени и принялась рыхлить землю.
— Габриэлла, твое платье! — воскликнул Питер, пораженный тем, как бесцеремонно она относится к свои вещам.
— О, сегодня я могу не беспокоиться о платье, — заявила она и похлопала рукой по земле, приглашая его присоединиться к ней. — Я ведь вся во власти романтики. Разве может девушка в такой момент думать о какой-то там белой кисее?
Питер принял вызов и опустился рядом с ней.
Прощай, брюки, но чем только не приходится жертвовать во имя любви.
Увидев его кислую физиономию, Габриэлла расхохоталась и сунула ему лопату.
— Копай!
Надо заметить, что о садоводстве Питер Сент-Джеймс не знал ровно ничего. Зато Габриэлла, напротив, прекрасно в этом разбиралась. В академии они сами занимались садом, не прибегая к услугам садовника.
— Сначала нужно вскопать землю и подровнять ее, чтобы получился аккуратный кружок, — начала Габриэлла; — Потом сделаешь ямку в центре, — увлеченная работой, она незаметно для себя перешла на «ты».
— Откуда ты знаешь; что надо делать? — запротестовал Питер. Непривычный к физическому Труду, он скоро устал и так взмок, что ему даже пришлось снять сюртук.
— В академии мы сами сажали цветы.
— Вы копались в земле? Ученицы французской школы для девочек рыли землю? — не веря своим ушам, переспросил Питер.
— А ты знаешь другой способ выращивания растений? — она улыбнулась. — Конечно, копались. Между прочим, во Франции это считается весьма достойным занятием для юных леди. К тому же это так романтично… — не удержавшись, съязвила она.
Ну еще бы, — он нахмурился и энергично заработал садовым совком, готовя почву для розового куста. — То-то я чувствую, что меня как бы подхватывает и уносит. Думал ветер, ан нет — романтический шквал.
— Копай! — насмешливо приказала Габриэлла. — Если хочешь знать, французы считают, что женщина, ухаживающая за садом, выглядит очень соблазнительно. Так что не упусти момент. Он недоверчиво фыркнул.
— Нет, правда. Любая женщина на лоне природы выглядит удивительно красивой, — она понизила голос и доверительно сообщила: — Лично мне кажется, что тут все дело в запахах, — Габриэлла помолчала и задумчиво добавила: — Или, как говорила мадам Маршан, мужчинам просто нравится видеть женщину на коленях. Это льстит их самолюбию.
«А она далеко не дура, эта мадам Маршан», — подумал Питер, а вслух сказал:
— Однако в данный момент на коленях я, а не ты. Габриэлла рассмеялась и присоединилась к нему. Вместе они разрыхлили землю, добавили костной муки и торфа, а затем торжественно погрузили в ямку розовый куст. Руки их то и дело соприкасались, плечи сталкивались, а когда они одновременно потянулись за лопатой, Питер на какую-то долю секунды задержал ее кисть в своей ладони. Это длилось всего лишь мгновение, но и его оказалось достаточно для того, чтобы сердце Габриэллы забилось часто-часто.
Когда Питер потянулся за тяжелой металлической лейкой, она просто не могла оторвать от него глаз. Его движения были грациозны и пластичны, а жилет и рубашка, плотно прилегающие к телу, рельефно обрисовывали бугры мышц. Без сюртука граф Сэндборн выглядел намного человечнее и… мужественнее.
Обильно полив цветок, Питер облегченно вздохнул и тыльной стороной ладони вытер выступивший на лбу пот. Габриэлла сидела на траве, поджав под себя ноги, и улыбалась.
— Почему же ты решил подарить мне именно розовый куст? — спросила она, проводя пальцами по земле.
— Ну, во-первых, мне хотелось сделать тебе приятное, а во-вторых, что же еще дарить «розовому бутону», как не розовый куст?
— Розовому бутону? Что ты имеешь в виду?
— В нашем кругу так называют молоденьких дебютанток с чистыми глазками, — невозмутимо ответил Питер. — У них за спиной, разумеется.
— Звучит оскорбительно. Ты намерен и впредь обижать меня?
— Что ты, конечно, нет. Никакое это не оскорбление, скорее наоборот. Девушки, которых мы называем «розовый бутон», воспитаны, изнежены и взлелеяны, как настоящие розы. Они поют, рисуют простенькие акварели, умно говорят и искусно составляют букеты. «Розовые бутоны» выглядят, как правило, очень элегантно и всегда… желанны.
— И ты считаешь, что все эти качества относятся ко мне? По-твоему, я «розовый бутон»? — негодующе воскликнула Габриэлла.
— А по-твоему, нет? — он засмеялся и схватил ее за руку. — Правда, ты играешь вульгарные песенки вместо сонат, читаешь потешки и притчи вместо сонетов и выливаешь шампанское в комнатный горшок, но от этого не становишься менее привлекательной. Скорее твои действия имеют обратный эффект, — он присел рядом и окинул ее медленным оценивающим взглядом, от чего сердечко Габриэллы так и подпрыгнуло, — И я даже готов составлять за тебя букеты, если ты питаешь к этому занятию такое отвращение.
— Да? — Габриэлла почувствовала, что краснеет, и ниже опустила голову. Его слова ее озадачили и… обрадовали.
— Да. Ты прелесть, хотя и напоминаешь мне иногда не «розовый бутон», а розовый куст с его колючками и шипами.
— О, какой прогресс! Значит, теперь я розовый куст? Что означает эта метафора?
— Не уводи меня в дебри символики, дай сказать. Бутон нежен и раним, а ты стойкая и мужественная. Ты сложнее и совершеннее, чем обычный цветок. А шипы… Что ж, шипы делают жизнь интереснее.
— Это новость для меня.
— Ну, с твоими колючками уж точно не заскучаешь, — понизив голос, пробормотал он. — И любой мужчина захотел бы оказаться рядом в тот момент, когда колючий куст, наконец, зацветет.
Габриэлла зачарованно смотрела в его темные глаза, такие проницательные, провоцирующие и… манящие. Они, казались, хранят в себе тысячи тайн, и ни одну она не могла разглядеть. Несколько секунд спустя девушка встряхнулась, отгоняя оцепенение, и весело заявила:
— Твоя речь очень понравилась бы Розалинде.
— А тебе? — тихо спросил он. — Тебе я готов говорить комплименты бесконечно. Потому что ты полна красоты и изящества, твоя кожа как шелковистые лепестки и пахнешь ты как цветок на лугу, распустившийся под летним солнцем.
Питер запустил пальцы в ее мягкие волосы и притянул голову Габриэллы к себе. Он хотел ее. Она знала, , что это так, и ощупала его желание как нечто осязаемое, и это нечто подбиралось к ней, захватывало ее… В эту минуту Габриэлла ничего не хотела так сильно, как оказаться вместе с ним на том самом лугу, на котором распустился душистый цветок. Боже, что происходит?
— Ты моя роза, — шептал он. — И, как любая роза, нуждаешься в защите и должном уходе, иначе никогда не распустишься, — он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке. — Позволь мне ухаживать за тобой, Габриэлла. Я хочу увидеть, как ты цветешь, — прежде чем его губы коснулись ее губ, она услышала: — Я хочу чувствовать, как ты распускаешься в моих руках.
«Да, да, да!» — безмолвно молила Габриэлла. Ей захотелось открыть ему ту потайную комнату, в которой до сих пор были заперты ее желание, страсть, уязвимость… Ей хотелось раскрыться и почувствовать то, что она так долго отвергала.
Их уста слились в поцелуе, и головокружительное тепло заструилось по всему ее телу ручейками удовольствия. Она склонила голову, инстинктивно подчиняясь его мягкому нажиму и повторяя каждое движение его губ. Питер обхватил ее за талию, медленно притянул к себе, а затем они вместе опустились на траву.
Никогда еще Габриэлла не испытывала ничего настолько интимного и настолько… всепоглощающего. Каждая клеточка ее была возбуждена и отвечала трепетом сладостного наслаждения на каждое его прикосновение. Питер, должно быть, почувствовал это и осыпал поцелуями ее лицо и шею.
Габриэлла чуть слышно застонала, и его пальцы скользнули к груди, отыскивая линию корсета и нужную плоть под ней. Габриэлла изогнулась ему навстречу и освободила ворот его рубашки, скользя руками по бокам и спине. Их тела слились, и она словно растворилась в нем, но хотела быть ближе, еще ближе.
— Они в саду? — рука Розалинды замерла на полпути к вазе. Она составляла букет из принесенных Питером цветов. — Но что они там делают? — Розалинда смотрела на Гюнтера так, словно видала его впервые. Только что она велела дворецкому отнести шампанское в будуар Габриэллы и вот теперь — слышит, что влюбленной парочки там и в помине нет.
— Вскапывают клумбу, мадам, — произнес Гюнтер таким тоном, будто речь шла о чем-то неприличном.
— Ах, да, этот розовый куст, — раздраженно бросила она и испытывающе посмотрела на слугу. — Мне кажется, ты чего-то не договариваешь. Что в ни там творят? Боже мой, бедный садик! От него, наверное, уже ничего не осталось после нашествия этих варваров.
Розалинда подхватила юбки и кинулась к дверям. Верные клевреты, разумеется, последовали за ней.
Лучше всего сад просматривался, из окна Габриэллы. Сообразив это, Розалинда изменила курс и повлекла свою команду к лестнице. Ворвавшись в будуар дочери, Розалинда ринулась было к окну, но тут взгляд, ее упал на цветочный горшок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39