В результате за долгие годы вражды выросла ненависть. Мы с Алессандро решили положить конец этой истории и заключили помолвку между нашими детьми: Антонио и маленькой Мальвиной. А в приданое своей единственной дочери я по договору отдавал рудник Майано. Как видишь, Карриоццо весьма заинтересованы в этом браке. Жаль, что в наши замыслы двенадцать лет назад вмешался какой-то мерзавец. Я пытался найти тебя и выяснить, кто устроил это злодеяние. Но безрезультатно. Впрочем, сейчас не время обсуждать твое похищение. – Людовико предложил дочери руку, чтобы идти к гостям. – Сегодня мы должны решать другие вопросы.
53
При появлении Лали в зале воцарилась тишина. «Никто не должен догадаться, что мне страшно» – подумала девушка, жалея о том, что в Европе не принято носить чадру.
– Улыбнись, Мальвина, и держись с достоинством, – шепнул Людовико. – Покажи им, что ты – истинная де Бельфлер.
Глубоко вздохнув, девушка последовала совету отца: распрямила плечи и приподняла лицо, озаренное очаровательной улыбкой.
– Позвольте вам представить мою дочь, – торжественно произнес Людовико, и его голос гулким эхом разнесся по залу. – Мальвина де Бельфлер.
Шепот восхищения, одобрения и недовольного ропота пронесся по залу. Гости с любопытством принялись разглядывать дочь графа. Их взгляды скользили по очерченным сурьмой вишневым глазам, в которых играло женское лукавство, по золотистым веснушкам, по плечам, покрытым золотистым загаром. На лицах гостей читались сразу и восхищение и скептицизм.
– Не беспокойся, – прошептал Людовико. – Когда они познакомятся с тобой, то будут очарованы и начнут сражаться за право постоять с тобою рядом.
Поддержка отца помогла Лали почувствовать себя увереннее, и она еще выше подняла голову, не забывая искать глазами Антонио. И споткнулась о взгляд графини. Однако вместо неодобрения в глазах мачехи Лали увидела огонек любопытства.
– Дорогой, теперь, когда ты представил свою дочь, нам следует вернуться к своим обязанностям хозяев бала. Полагаю, мы можем оставить Мальвину на попечение Доминики, – предложила Монна.
– Ты права, – кивнул Людовико и объяснил дочери, уставившейся на него испуганными глазами. – Доминика весьма разумная девушка, она сумеет лучше, чем кто бы то ни было, помочь тебе освоиться среди гостей.
Успокаивающе пожав руку Лали, граф отошел в сторону и щелчком пальцев подозвал к себе распорядителя бала. Монна на мгновение задержалась и, грациозно обмахнувшись шелковым веером, с легким удивлением заметила:
– Доминика постаралась на славу, чтобы сделать из тебя сказочную принцессу. И хотя ты никак не избавишься от своих восточных привычек, не удивлюсь, если в скором времени в Бельфлер зачастят твои поклонники. Кстати… Не ожидала, что с помощью сурьмы можно так чудесно подчеркнуть глаза. Ты мне покажешь, как это делается? – покосившись на супруга, прошептала графиня и поспешила присоединиться к ожидавшему ее Людовико.
– Где же Антонио? – тревожно спросила Лали, когда господа де Бельфлер занялись гостями.
– Здесь, – загадочно улыбнулась кузина. – Своим появлением в Бельфлере он ошеломил многих. Мало того, что сам вернулся живым и невредимым, когда все уже считали его погибшим, так еще и вернул бывшему сопернику пропавшую дочь. О сегодняшнем празднике будут слагать легенды по всей Парме, – Доминика мимоходом бросила улыбку какому-то молодому человеку и тут же спохватилась. – Из-за твоего сумасброда я чуть было не забыла, что тебя следует познакомить с гостями.
Доминика ухватила кузину под руку и принялась представлять своим знакомым, которые тут же начали поздравлять Лали с возвращением и выражать восхищение ее красотой.
Неожиданно девушка почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она поспешила обернуться и с разочарованием поняла, что видит перед собой вовсе не Антонио, а совершенно другого мужчину, облаченного в одеяние церковника.
– Кто это?
Сестра проследила за ее взглядом.
– Епископ Строцци.
– Почему он так уставился на меня?
– Полагаю, этот ревностный поборник христианства опасается, что ты приняла ислам.
– Разве это дурно?
Улыбку ветром сдуло с лица сестры.
– Мальвина, даже и не думай об этом! – шепнула она ей на ухо. – Неужели ты не знаешь, что церковь считает это ересью?
– Я не понимаю, – удивилась Лали. – В Стамбуле не преследуют ни христиан, ни поборников другой веры. Мать султана Баязида валиде Гюльбахар не приняла ислам и осталась христианкой. И это никого не возмущает.
– Забавно… – Доминика взяла сестру за руку и отвела ее подальше от епископа. – Поговорим об этом позже.
Перед девушками неожиданно возник отец Доминики.
– Чудесно выглядишь, племянница, – приветствовал Никколо Лали и на правах родственника поцеловал племянницу в щеку. Затем с упреком посмотрел на свою дочь. – Ты совсем перестала бывать в своем родном доме.
– Я решила помочь Мальвине освоиться в Бельфлере.
– Ты всегда заботишься о других, а о своем старом отце и думать забыла.
– Стариком тебя назвать может лишь глупец и слепец. Что же касается нашего дома… – Доминика недовольно поморщилась. – Не хочу подстраиваться под нашу несносную матушку. Она даже святого замучает своими нравоучениями. Вот и сегодня не соизволила приехать на праздник.
– Что поделать, – пожал плечами Никколо. – У нее разболелась голова.
– И теперь начнет распекать нас обоих, – Доминика хихикнула, – за то, что мы оставили ее в одиночестве в Уциано. А как поживают ее драгоценные родители, мои дедушка с бабушкой?
– Уже месяц как отбыли в Милан. Собираются подыскать тебе нового мужа.
– Я их об этом не просила, – заметно напряглась Доминика.
– Твоя свадьба с Карриоццо расстроилась, и чтобы избежать толков, следует поторопиться устроить твое замужество, – изображая глубокое сожаление, произнес Никколо и повернулся к Лали: – Не могу не любоваться твоей красотой. Людовико уверяет, что ты удивительно похожа на покойную графиню де Бельфлер, но мне кажется, при ближайшем рассмотрении в тебе угадываются черты твоей матушки. Этот чудесный взгляд цвета спелой вишни, в которой играет солнце, эта забавная привычка морщить носик… и плечами она вот так же застенчиво пожимала… Твоя матушка была восхитительна. Жаль, что она не может увидеть, что красота ее дочери превосходит ее собственную, – с этими словами погрустневший Никколо склонил голову и коснулся губами руки племянницы.
– Вы помните ее? – с жадным интересом спросила Лали.
Отец рассказывал ей о рано умершей матери, но девушке хотелось знать намного больше. Печально улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям, дель Уциано отпустил ее руку.
– Конечно. А теперь прошу простить меня, сеньорита. Я вижу старого друга, с которым хочу поговорить.
– Брак моих родителей счастливым назвать сложно, – вздохнув, сказала Доминика, когда ее отец отошел от них к какому-то вельможе.
– Отчего? Из-за болезни твоей матушки?
– Она здорова не меньше, чем мы с тобой. Мои родители не выносят друг друга. Поэтому в гости ездят чаще всего поодиночке. А перед выездом вступают в мирные переговоры, решая, кто из них примет следующее приглашение.
– Как странно…
– Мама говорит, что отец даже не пытался полюбить ее. Вроде бы, всю жизнь любил одну женщину, но она вышла за другого, а потом умерла. И теперь мои родители мучают друг друга.
– Как грустно. Ужасно потерять свою любовь.
– А я думаю, что нельзя изводить себя понапрасну. Если не повезло в любви, нельзя отчаиваться и закрывать сердце для нового, быть может, более сильного чувства.
Лали уловила горечь, прозвучавшую в словах сестры, несмотря на то, что кузина убеждала надеяться на лучшее. Сумеет ли Доминика забыть Филиппе и встретить новую любовь? А сама Лали? Если она не справится со своим страдающим сердцем, то, наверно, состарится, так и не узнав счастье ответного чувства.
– Не расстраивайся так, – Доминика заметила слезы, дрожащие в глазах Лали, и истолковала по-своему: – Мои родители вполне довольны своей судьбой и возможностью развлекаться вне дома, и кузина неожиданно пихнула Лали в бок. – А вот у нас с тобой все будет иначе. Улыбайся.
Девушка послушно изобразила улыбку и тут же замерла. В нескольких шагах от нее стоял прекрасно одетый знатный синьор, и на его смуглом лице светились светлые глаза. Те самые, что когда-то давно, в прежней жизни, горели желанием, а затем обожгли ледяным отчуждением.
В сердце больно кольнуло. Еле слышно вздохнув, Лали шагнула вперед, чтобы приветствовать Антонио. Но ей не удалось этого сделать, потому что в это самое мгновение всех позвали за стол.
54
Сосед слева был весьма рад тому, что рядом с ним сидит очаровательная дочь де Бельфлера. Бенедетто де Мессино оказался настолько общительным и веселым, что сумел отвлечь Лали от мыслей об Антонио. В разговоре он то и дело дотрагивался до руки девушки, его прикосновения выглядели вполне невинно, но немного смущали Лали. Намного сильнее ее беспокоили взгляды двух мужчин: епископа Строцци, который исподтишка наблюдал за ней, хотя при этом беседовал с остальными гостями, и – Карриоццо, сжигающего ее сердитым взглядом. Неужели в нем вновь заиграла ревность?
Рядом с Антонио сидел весьма похожий на него стройный юноша, и Лали сообразила, что видит младшего Карриоццо. Доминика как-то обмолвилась, что ее бывший жених превосходил в красоте старшего брата, и, пожалуй, была права. Лали с любопытством рассматривала Филиппо, удивляясь тому, что кузина так легко решилась разорвать помолвку с этим красавчиком.
– Я приветствую возвращение на землю Пармы того, кто вернул мне мою дочь. За Антонио ди Карриоццо, – граф Людовико высоко поднял свой бокал. – И за союз наших семей!
– За счастливое возвращение вашей дочери, – произнес в ответ Антонио. Не отрывая глаз от Бельфлера, он выпил свой бокал до дна и со стуком поставил его на стол. – Желаю вашей дочери побыстрее найти супруга. Полагаю, это будет несложно сделать, если вы не поскупитесь на приданое.
В зале воцарилось неловкое молчание, затем раздались вздохи сожаления и удивления. Чувствуя на себе бесчисленные участливые взгляды, Лали густо покраснела, но тут же выпрямилась. Губы дрожали, а мокрые глаза были устремлены на человека, оскорбившего ее прилюдно.
– Жаль, что в Парме нет обычаев, подобных тем, что приняты в Стамбуле. Я слышала, что у вас денежные проблемы. На берегах Босфора вы вряд ли сумели бы купить себе даже одну жену! – во всеуслышание заявила она.
– Я привык надеяться лишь на самого себя, сеньорита Мальвина де Бельфлер, – Антонио не отрывал ледяного взгляда от ее лица. – И не унижусь, чтобы жениться ради денег. Что же касается Стамбула… – он зло усмехнулся. – Вам лучше, чем остальным присутствующим, известно, какую цену платят за женщин на рынках Османской империи. Помогая вам вернуться на родину, я предполагал увидеть вас счастливой, сеньорита. Неужели вы сожалеете о нашем совместном путешествии?
– Весьма сожалею о том, что была полной дурой и доверилась ледяной глыбе! – зарычала Лали в лицо наглецу, предавшему ее чувства.
Гости, забыв обо всем и затаив дыхание, ждали развязки, и разъяренный Антонио стиснул челюсти. Если раньше все лишь шепотом строили догадки об их взаимоотношениях, то теперь начнут обсуждать во всеуслышание. Девчонка сошла с ума. Неужели она не понимает, что он держится так холодно и отстраненно лишь затем, чтобы заставить всех поверить в то, что между ними ничего не было и быть не могло?
– Ты оскорбил мою дочь, Антонио ди Карриоццо. Завтра на турнире ты заплатишь за свои неучтивые слова, – мрачно процедил де Бельфлер.
– Думаешь справиться со мной? – Антонио криво усмехнулся. – Неужели не все силы оставил в постели молодой жены?
Людовико с трудом сдержал себя, чтобы прямо сейчас не устроить взбучку наглому юнцу. Бросив мрачный взгляд на испуганное лицо Монны, он медленно опустился в кресло, и, раздувая крылья носа, угрожающе произнес:
– Ты узнаешь об этом на турнире.
– Именно для этого я и явился сюда.
Антонио с вызывающим видом осушил полный бокал вина, затем встал из-за стола и, печатая шаг, вышел из зала. Филиппо последовал за ним.
Было выпито огромное количество вина прежде, чем в зале вновь воцарилось веселое настроение.
Но Лали не замечала ни выступлений акробатов, ни музыки, ни танцев – она была в ужасе от того, что только что произошло. «Что происходит? Зачем Антонио поссорился с моим отцом? Чего он добивается? Почему оскорбил меня? – в ужасе размышляла она. – Он до сих пор любит Монну. И теперь задумал на поединке поставить точку в этой истории – освободить Монну от супруга или погибнуть самому. Что произойдет завтра? Неужели один из них должен погибнуть! Отец, которого она успела полюбить? Или человек, завладевший ее сердцем?»
55
– Я не вижу Антонио, – шепнула Лали сестре.
– Вон он, – сказала Доминика, указывая на дальний конец лагеря, где под порывами утреннего ветра трепетали знамена Карриоццо.
– Не волнуйтесь за своего отца. Антонио пощадит его.
Услышав незнакомый голос, Лали рывком обернулась, и ее глаза встретились с голубым взором, окаймленным чудесными длинными ресницами. Филиппо ди Карриоццо вежливо склонился перед девушками. Доминика тут же отвернулась, делая вид, что рассматривает мужчин, готовящихся к состязанию.
– Вы так уверены в победе вашего брата, что пришли сообщить нам об этом? – изогнув тонкую бровь, скептически спросила Лали.
Лицо юноши осветила восхитительная улыбка. Точно такая, как ее описывала Доминика.
– Я подошел потому, что мне не терпится узнать вас получше. Мой брат очень изменился, и теперь я, кажется, начинаю понимать, в чем причина, – улыбка Филиппо стала еще очаровательнее.
– А мне кажется, что причина в другом – в отказе родственников выкупить Антонио из плена, невзирая на то, что тем самым обрекают его на вечное рабство.
Улыбка медленно сползла с лица юноши.
– Я имел в виду совсем иное.
Доминика решила, что следует принять участие в разговоре, и, повернувшись, небрежно кивнула Филиппо.
– Приветствую вас, синьор.
– Мое почтение, сеньорита, – юноша вежливо склонил голову. – Прекрасно выглядите. Не смею портить вам настроение, – сделав церемонный поклон, Филиппо тут же удалился.
– Негодяй… – пробормотала Доминика, глядя ему вслед сузившимися глазами.
– Ты до сих пор злишься на него? Значит, он все еще занимает часть твоего сердца? – осторожно поинтересовалась Лали.
– Я очень рада, что не должна выходить замуж за труса и предателя!
– Что-то радости я не вижу на твоем личике. Наверно, потому что Филиппо удивительно хорош собой? – лукаво усмехнулась Лали.
– Не спорю, – сердито пожала плечами кузина. – Его единственное достоинство – внешность, которая кружит голову женщинам. Что же касается характера, то мне больше нравится бешеный нрав его старшего брата. Не подумай только, что я могу влюбиться в мерзавца, оскорбившего тебя. Твое счастье, что ты не видела, как он обошелся с младшим братом! Он едва не убил его! – в голосе Доминики задрожала звенящая струна. – А Филиппо даже защищаться не стал и тут же предложил меня ему в жены! Храни меня Боже, я выйду замуж только за мужчину, который обладает сильным характером, но умеет себя держать в руках, способен на добрые чувства, не боится признаваться в своих слабостях и не станет мне изменять.
– Что касается последнего, то тебе туго пришлось бы в гареме, – заметила Лали, припомнив, с каким жадным любопытством слушала сестра рассказы о жизни во дворце Ибрагим-паши.
– Что ж, придется мне скучать в Парме, дожидаясь своего сказочного рыцаря на белом коне, – Доминика нарочито тяжело вздохнула.
Взяв сестру под руку, она повела ее к центральной трибуне, где, кроме семьи де Бельфлер, сидели самые важные синьоры. Лали с сожалением заметила, что там уже устроился епископ Строцци, а рядом с ним красовалась Монна, натянуто улыбаясь и внимательно следя за каждым движением падчерицы.
56
Лали никогда прежде не видела турниров. Ее отец шествовал первым, блистательный в своем голубом одеянии, расшитом золотыми тюльпанами, за ним следовали четыре церемониймейстера, выбранные для проведения состязаний, а вслед за ними – рыцари в сверкающих боевых доспехах и восседающие на конях, облаченных в не менее прекрасное, но вместе с тем прочное убранство.
Неожиданно все женщины и девушки принялись снимать с себя ленты, вуали и перчатки, а порой и вовсе отрывать кружева от своих нарядных платьев. Лали обернулась к Доминике, надеясь спросить ее о причине происходящего, и с удивлением обнаружила, что сестра занята совершенно неприличным делом – стараясь не обнажать ноги, она увлеченно снимала свои подвязки.
– Будь внимательна, когда показываешь свое расположение, – предупредила ее Доминика, – иначе окажется, что ты одарила своим вниманием не того, кого надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
53
При появлении Лали в зале воцарилась тишина. «Никто не должен догадаться, что мне страшно» – подумала девушка, жалея о том, что в Европе не принято носить чадру.
– Улыбнись, Мальвина, и держись с достоинством, – шепнул Людовико. – Покажи им, что ты – истинная де Бельфлер.
Глубоко вздохнув, девушка последовала совету отца: распрямила плечи и приподняла лицо, озаренное очаровательной улыбкой.
– Позвольте вам представить мою дочь, – торжественно произнес Людовико, и его голос гулким эхом разнесся по залу. – Мальвина де Бельфлер.
Шепот восхищения, одобрения и недовольного ропота пронесся по залу. Гости с любопытством принялись разглядывать дочь графа. Их взгляды скользили по очерченным сурьмой вишневым глазам, в которых играло женское лукавство, по золотистым веснушкам, по плечам, покрытым золотистым загаром. На лицах гостей читались сразу и восхищение и скептицизм.
– Не беспокойся, – прошептал Людовико. – Когда они познакомятся с тобой, то будут очарованы и начнут сражаться за право постоять с тобою рядом.
Поддержка отца помогла Лали почувствовать себя увереннее, и она еще выше подняла голову, не забывая искать глазами Антонио. И споткнулась о взгляд графини. Однако вместо неодобрения в глазах мачехи Лали увидела огонек любопытства.
– Дорогой, теперь, когда ты представил свою дочь, нам следует вернуться к своим обязанностям хозяев бала. Полагаю, мы можем оставить Мальвину на попечение Доминики, – предложила Монна.
– Ты права, – кивнул Людовико и объяснил дочери, уставившейся на него испуганными глазами. – Доминика весьма разумная девушка, она сумеет лучше, чем кто бы то ни было, помочь тебе освоиться среди гостей.
Успокаивающе пожав руку Лали, граф отошел в сторону и щелчком пальцев подозвал к себе распорядителя бала. Монна на мгновение задержалась и, грациозно обмахнувшись шелковым веером, с легким удивлением заметила:
– Доминика постаралась на славу, чтобы сделать из тебя сказочную принцессу. И хотя ты никак не избавишься от своих восточных привычек, не удивлюсь, если в скором времени в Бельфлер зачастят твои поклонники. Кстати… Не ожидала, что с помощью сурьмы можно так чудесно подчеркнуть глаза. Ты мне покажешь, как это делается? – покосившись на супруга, прошептала графиня и поспешила присоединиться к ожидавшему ее Людовико.
– Где же Антонио? – тревожно спросила Лали, когда господа де Бельфлер занялись гостями.
– Здесь, – загадочно улыбнулась кузина. – Своим появлением в Бельфлере он ошеломил многих. Мало того, что сам вернулся живым и невредимым, когда все уже считали его погибшим, так еще и вернул бывшему сопернику пропавшую дочь. О сегодняшнем празднике будут слагать легенды по всей Парме, – Доминика мимоходом бросила улыбку какому-то молодому человеку и тут же спохватилась. – Из-за твоего сумасброда я чуть было не забыла, что тебя следует познакомить с гостями.
Доминика ухватила кузину под руку и принялась представлять своим знакомым, которые тут же начали поздравлять Лали с возвращением и выражать восхищение ее красотой.
Неожиданно девушка почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она поспешила обернуться и с разочарованием поняла, что видит перед собой вовсе не Антонио, а совершенно другого мужчину, облаченного в одеяние церковника.
– Кто это?
Сестра проследила за ее взглядом.
– Епископ Строцци.
– Почему он так уставился на меня?
– Полагаю, этот ревностный поборник христианства опасается, что ты приняла ислам.
– Разве это дурно?
Улыбку ветром сдуло с лица сестры.
– Мальвина, даже и не думай об этом! – шепнула она ей на ухо. – Неужели ты не знаешь, что церковь считает это ересью?
– Я не понимаю, – удивилась Лали. – В Стамбуле не преследуют ни христиан, ни поборников другой веры. Мать султана Баязида валиде Гюльбахар не приняла ислам и осталась христианкой. И это никого не возмущает.
– Забавно… – Доминика взяла сестру за руку и отвела ее подальше от епископа. – Поговорим об этом позже.
Перед девушками неожиданно возник отец Доминики.
– Чудесно выглядишь, племянница, – приветствовал Никколо Лали и на правах родственника поцеловал племянницу в щеку. Затем с упреком посмотрел на свою дочь. – Ты совсем перестала бывать в своем родном доме.
– Я решила помочь Мальвине освоиться в Бельфлере.
– Ты всегда заботишься о других, а о своем старом отце и думать забыла.
– Стариком тебя назвать может лишь глупец и слепец. Что же касается нашего дома… – Доминика недовольно поморщилась. – Не хочу подстраиваться под нашу несносную матушку. Она даже святого замучает своими нравоучениями. Вот и сегодня не соизволила приехать на праздник.
– Что поделать, – пожал плечами Никколо. – У нее разболелась голова.
– И теперь начнет распекать нас обоих, – Доминика хихикнула, – за то, что мы оставили ее в одиночестве в Уциано. А как поживают ее драгоценные родители, мои дедушка с бабушкой?
– Уже месяц как отбыли в Милан. Собираются подыскать тебе нового мужа.
– Я их об этом не просила, – заметно напряглась Доминика.
– Твоя свадьба с Карриоццо расстроилась, и чтобы избежать толков, следует поторопиться устроить твое замужество, – изображая глубокое сожаление, произнес Никколо и повернулся к Лали: – Не могу не любоваться твоей красотой. Людовико уверяет, что ты удивительно похожа на покойную графиню де Бельфлер, но мне кажется, при ближайшем рассмотрении в тебе угадываются черты твоей матушки. Этот чудесный взгляд цвета спелой вишни, в которой играет солнце, эта забавная привычка морщить носик… и плечами она вот так же застенчиво пожимала… Твоя матушка была восхитительна. Жаль, что она не может увидеть, что красота ее дочери превосходит ее собственную, – с этими словами погрустневший Никколо склонил голову и коснулся губами руки племянницы.
– Вы помните ее? – с жадным интересом спросила Лали.
Отец рассказывал ей о рано умершей матери, но девушке хотелось знать намного больше. Печально улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям, дель Уциано отпустил ее руку.
– Конечно. А теперь прошу простить меня, сеньорита. Я вижу старого друга, с которым хочу поговорить.
– Брак моих родителей счастливым назвать сложно, – вздохнув, сказала Доминика, когда ее отец отошел от них к какому-то вельможе.
– Отчего? Из-за болезни твоей матушки?
– Она здорова не меньше, чем мы с тобой. Мои родители не выносят друг друга. Поэтому в гости ездят чаще всего поодиночке. А перед выездом вступают в мирные переговоры, решая, кто из них примет следующее приглашение.
– Как странно…
– Мама говорит, что отец даже не пытался полюбить ее. Вроде бы, всю жизнь любил одну женщину, но она вышла за другого, а потом умерла. И теперь мои родители мучают друг друга.
– Как грустно. Ужасно потерять свою любовь.
– А я думаю, что нельзя изводить себя понапрасну. Если не повезло в любви, нельзя отчаиваться и закрывать сердце для нового, быть может, более сильного чувства.
Лали уловила горечь, прозвучавшую в словах сестры, несмотря на то, что кузина убеждала надеяться на лучшее. Сумеет ли Доминика забыть Филиппе и встретить новую любовь? А сама Лали? Если она не справится со своим страдающим сердцем, то, наверно, состарится, так и не узнав счастье ответного чувства.
– Не расстраивайся так, – Доминика заметила слезы, дрожащие в глазах Лали, и истолковала по-своему: – Мои родители вполне довольны своей судьбой и возможностью развлекаться вне дома, и кузина неожиданно пихнула Лали в бок. – А вот у нас с тобой все будет иначе. Улыбайся.
Девушка послушно изобразила улыбку и тут же замерла. В нескольких шагах от нее стоял прекрасно одетый знатный синьор, и на его смуглом лице светились светлые глаза. Те самые, что когда-то давно, в прежней жизни, горели желанием, а затем обожгли ледяным отчуждением.
В сердце больно кольнуло. Еле слышно вздохнув, Лали шагнула вперед, чтобы приветствовать Антонио. Но ей не удалось этого сделать, потому что в это самое мгновение всех позвали за стол.
54
Сосед слева был весьма рад тому, что рядом с ним сидит очаровательная дочь де Бельфлера. Бенедетто де Мессино оказался настолько общительным и веселым, что сумел отвлечь Лали от мыслей об Антонио. В разговоре он то и дело дотрагивался до руки девушки, его прикосновения выглядели вполне невинно, но немного смущали Лали. Намного сильнее ее беспокоили взгляды двух мужчин: епископа Строцци, который исподтишка наблюдал за ней, хотя при этом беседовал с остальными гостями, и – Карриоццо, сжигающего ее сердитым взглядом. Неужели в нем вновь заиграла ревность?
Рядом с Антонио сидел весьма похожий на него стройный юноша, и Лали сообразила, что видит младшего Карриоццо. Доминика как-то обмолвилась, что ее бывший жених превосходил в красоте старшего брата, и, пожалуй, была права. Лали с любопытством рассматривала Филиппо, удивляясь тому, что кузина так легко решилась разорвать помолвку с этим красавчиком.
– Я приветствую возвращение на землю Пармы того, кто вернул мне мою дочь. За Антонио ди Карриоццо, – граф Людовико высоко поднял свой бокал. – И за союз наших семей!
– За счастливое возвращение вашей дочери, – произнес в ответ Антонио. Не отрывая глаз от Бельфлера, он выпил свой бокал до дна и со стуком поставил его на стол. – Желаю вашей дочери побыстрее найти супруга. Полагаю, это будет несложно сделать, если вы не поскупитесь на приданое.
В зале воцарилось неловкое молчание, затем раздались вздохи сожаления и удивления. Чувствуя на себе бесчисленные участливые взгляды, Лали густо покраснела, но тут же выпрямилась. Губы дрожали, а мокрые глаза были устремлены на человека, оскорбившего ее прилюдно.
– Жаль, что в Парме нет обычаев, подобных тем, что приняты в Стамбуле. Я слышала, что у вас денежные проблемы. На берегах Босфора вы вряд ли сумели бы купить себе даже одну жену! – во всеуслышание заявила она.
– Я привык надеяться лишь на самого себя, сеньорита Мальвина де Бельфлер, – Антонио не отрывал ледяного взгляда от ее лица. – И не унижусь, чтобы жениться ради денег. Что же касается Стамбула… – он зло усмехнулся. – Вам лучше, чем остальным присутствующим, известно, какую цену платят за женщин на рынках Османской империи. Помогая вам вернуться на родину, я предполагал увидеть вас счастливой, сеньорита. Неужели вы сожалеете о нашем совместном путешествии?
– Весьма сожалею о том, что была полной дурой и доверилась ледяной глыбе! – зарычала Лали в лицо наглецу, предавшему ее чувства.
Гости, забыв обо всем и затаив дыхание, ждали развязки, и разъяренный Антонио стиснул челюсти. Если раньше все лишь шепотом строили догадки об их взаимоотношениях, то теперь начнут обсуждать во всеуслышание. Девчонка сошла с ума. Неужели она не понимает, что он держится так холодно и отстраненно лишь затем, чтобы заставить всех поверить в то, что между ними ничего не было и быть не могло?
– Ты оскорбил мою дочь, Антонио ди Карриоццо. Завтра на турнире ты заплатишь за свои неучтивые слова, – мрачно процедил де Бельфлер.
– Думаешь справиться со мной? – Антонио криво усмехнулся. – Неужели не все силы оставил в постели молодой жены?
Людовико с трудом сдержал себя, чтобы прямо сейчас не устроить взбучку наглому юнцу. Бросив мрачный взгляд на испуганное лицо Монны, он медленно опустился в кресло, и, раздувая крылья носа, угрожающе произнес:
– Ты узнаешь об этом на турнире.
– Именно для этого я и явился сюда.
Антонио с вызывающим видом осушил полный бокал вина, затем встал из-за стола и, печатая шаг, вышел из зала. Филиппо последовал за ним.
Было выпито огромное количество вина прежде, чем в зале вновь воцарилось веселое настроение.
Но Лали не замечала ни выступлений акробатов, ни музыки, ни танцев – она была в ужасе от того, что только что произошло. «Что происходит? Зачем Антонио поссорился с моим отцом? Чего он добивается? Почему оскорбил меня? – в ужасе размышляла она. – Он до сих пор любит Монну. И теперь задумал на поединке поставить точку в этой истории – освободить Монну от супруга или погибнуть самому. Что произойдет завтра? Неужели один из них должен погибнуть! Отец, которого она успела полюбить? Или человек, завладевший ее сердцем?»
55
– Я не вижу Антонио, – шепнула Лали сестре.
– Вон он, – сказала Доминика, указывая на дальний конец лагеря, где под порывами утреннего ветра трепетали знамена Карриоццо.
– Не волнуйтесь за своего отца. Антонио пощадит его.
Услышав незнакомый голос, Лали рывком обернулась, и ее глаза встретились с голубым взором, окаймленным чудесными длинными ресницами. Филиппо ди Карриоццо вежливо склонился перед девушками. Доминика тут же отвернулась, делая вид, что рассматривает мужчин, готовящихся к состязанию.
– Вы так уверены в победе вашего брата, что пришли сообщить нам об этом? – изогнув тонкую бровь, скептически спросила Лали.
Лицо юноши осветила восхитительная улыбка. Точно такая, как ее описывала Доминика.
– Я подошел потому, что мне не терпится узнать вас получше. Мой брат очень изменился, и теперь я, кажется, начинаю понимать, в чем причина, – улыбка Филиппо стала еще очаровательнее.
– А мне кажется, что причина в другом – в отказе родственников выкупить Антонио из плена, невзирая на то, что тем самым обрекают его на вечное рабство.
Улыбка медленно сползла с лица юноши.
– Я имел в виду совсем иное.
Доминика решила, что следует принять участие в разговоре, и, повернувшись, небрежно кивнула Филиппо.
– Приветствую вас, синьор.
– Мое почтение, сеньорита, – юноша вежливо склонил голову. – Прекрасно выглядите. Не смею портить вам настроение, – сделав церемонный поклон, Филиппо тут же удалился.
– Негодяй… – пробормотала Доминика, глядя ему вслед сузившимися глазами.
– Ты до сих пор злишься на него? Значит, он все еще занимает часть твоего сердца? – осторожно поинтересовалась Лали.
– Я очень рада, что не должна выходить замуж за труса и предателя!
– Что-то радости я не вижу на твоем личике. Наверно, потому что Филиппо удивительно хорош собой? – лукаво усмехнулась Лали.
– Не спорю, – сердито пожала плечами кузина. – Его единственное достоинство – внешность, которая кружит голову женщинам. Что же касается характера, то мне больше нравится бешеный нрав его старшего брата. Не подумай только, что я могу влюбиться в мерзавца, оскорбившего тебя. Твое счастье, что ты не видела, как он обошелся с младшим братом! Он едва не убил его! – в голосе Доминики задрожала звенящая струна. – А Филиппо даже защищаться не стал и тут же предложил меня ему в жены! Храни меня Боже, я выйду замуж только за мужчину, который обладает сильным характером, но умеет себя держать в руках, способен на добрые чувства, не боится признаваться в своих слабостях и не станет мне изменять.
– Что касается последнего, то тебе туго пришлось бы в гареме, – заметила Лали, припомнив, с каким жадным любопытством слушала сестра рассказы о жизни во дворце Ибрагим-паши.
– Что ж, придется мне скучать в Парме, дожидаясь своего сказочного рыцаря на белом коне, – Доминика нарочито тяжело вздохнула.
Взяв сестру под руку, она повела ее к центральной трибуне, где, кроме семьи де Бельфлер, сидели самые важные синьоры. Лали с сожалением заметила, что там уже устроился епископ Строцци, а рядом с ним красовалась Монна, натянуто улыбаясь и внимательно следя за каждым движением падчерицы.
56
Лали никогда прежде не видела турниров. Ее отец шествовал первым, блистательный в своем голубом одеянии, расшитом золотыми тюльпанами, за ним следовали четыре церемониймейстера, выбранные для проведения состязаний, а вслед за ними – рыцари в сверкающих боевых доспехах и восседающие на конях, облаченных в не менее прекрасное, но вместе с тем прочное убранство.
Неожиданно все женщины и девушки принялись снимать с себя ленты, вуали и перчатки, а порой и вовсе отрывать кружева от своих нарядных платьев. Лали обернулась к Доминике, надеясь спросить ее о причине происходящего, и с удивлением обнаружила, что сестра занята совершенно неприличным делом – стараясь не обнажать ноги, она увлеченно снимала свои подвязки.
– Будь внимательна, когда показываешь свое расположение, – предупредила ее Доминика, – иначе окажется, что ты одарила своим вниманием не того, кого надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26