– Дорогая Летиция! – начал он высокопарно, но дочь жестом прервала его, уловив за тонкой стеной слабый шелест шелкового платья и легкие, крадущиеся шаги. Девушка распахнула дверь и почти сбила с ног притаившуюся возле косяка Климентину.
– Подслушивать и подсматривать некрасиво, сестрица! Ты что-то хотела узнать? – Летти смотрела на Климентину выжидающе. – Я слушаю, спрашивай.
– О чем? – Климентина отвела в сторону сузившиеся от неудовлетворенного любопытства глаза. – О чем вы с па собрались секретничать?!
– Заходи, Климентина, у нас нет от родных никаких секретов. Мне стало плохо во время работы. Ты же знаешь, я с утра чувствовала себя неважно. Папа приказал Юнь Чану привезти меня домой пораньше, и вот, закончив дела, тут же примчался, чтобы оказать мне помощь. Но твоя помощь не требуется, Климентина.
Заметив, что сестра стоит возле двери, не решаясь войти, Летиция посторонилась, освобождая проход.
– Папа, что ты стоишь, словно чужой человек?! Присядь на диван! Поздоровайтесь, дорогие мои! Вы же еще сегодня не виделись! – Она засмеялась, встряхнула головой, отошла к окну. – Как хорошо дома! Нет этих душных каморок, как в пакгаузах! Не тянет печным жаром от тонких переборок! Не пахнет потом от мужчин, истомившихся в жутких тюремных трюмах!
– Тебе не следует какое-то время сопровождать меня на службу, Летти! Я напишу рапорт и потребую, чтобы мне выделили секретаря для ведения записей! – Доктор озабоченно потирал свой высокий лоб с височными залысинами.
– Что-то произошло? – Климентина, словно охотничья собака, нюхом чуяла какую-то тайну, объединяющую отца и старшую сестру. – У вас такой таинственный вид, словно Бертран Крейн внезапно сделал Летти предложение! – Она подскочила к отцу, сверкая глазами, светящимися любопытством. – Это, наконец, произошло, папуля?!
– Дитя мое, Климентина, – отец справился с волнением, – ты слишком торопишь события! Разве порядочные люди делают предложение на службе?! Даже если Крейн не джентльмен, он не мог бы допустить подобной бестактности!
– Да? Я не пойму, когда ты шутишь, па?! – в голосе Климентины сквозило разочарование: никакой тайны между отцом и Летицией нет. – Ну, я пошла в библиотеку! – Девушка поскучнела и исчезла из комнаты.
– Па, – Летиция настороженно посмотрела на отца, – давай не будем говорить дома об этом, хорошо? Пусть твоя тайна останется тайной даже для меня! – Она нежно поцеловала отца в щеку. – Я постараюсь все правильно понять. Ведь появление Гарольда связано с твоей второй службой, да, родной?! Я все продумала, когда возвращалась.
– Ты умница, Летти! – Джон Картер поцеловал дочь в лоб, не подтверждая и не опровергая догадку. – Как ты себя чувствуешь, дитя мое?!
– Хорошо! Но что будет завтра? – грустно глядя на отца, поинтересовалась она. – Прости меня за несдержанность и неосторожность. Прости, папуля. Ты у меня самый лучший мужчина на свете! Но у тебя, оказывается, такая сложная жизнь… А мама знает?
– Нет! Я верю в твою искренность, Летти. Все пройдет. Твоя душа успокоится, возможно, утешится, умница моя! Похоже, я могу спокойно тебя оставить одну? Позвать маму или Элис? – Он все еще был обеспокоен ее состоянием, в глазах читалась тревога.
– Повода для такого беспокойства нет, папа. И пока не будем ничего обсуждать! Договорились, дорогой?!
– Договорились! – Успокоенный доктор покинул комнату дочери.
Летиция осталась одна, чтобы размышлять дальше над всем случившимся.
Что бы ни произошло, и каким бы образом ни оказался здесь Гарольд Маккензи, и каким бы именем он ни называл себя, было ясно одно: что в одну из ночей его отправят на плантацию, где он окажется во власти жестокого надсмотрщика Генри Робертса.
В силу своего гордого и непреклонного характера ее Гарольд не сумеет смириться с положением, в котором оказался. Либо он на самом деле станет преступником, либо сбежит. Она не могла представить себе Гарольда в роли каторжника. Зачем, по какой все-таки причине он оказался здесь?
Стояла тихая и душная тропическая ночь, когда загремел засов на двери камеры плавучей тюрьмы. Гарольд проснулся несколькими секундами раньше – его разбудили громкие шаги конвоиров. Взбудораженный и взволнованный событиями прошедшего дня, молодой человек поднял голову и настороженно прислушался.
Его сокамерники крепко спали. Кто-то громко храпел в такт колебаниям прибрежной зыби. Фонарь на причале то появлялся в иллюминаторе, то желтым неярким пятном проваливался вниз. Шлепки волн, равномерные, монотонные, навевали сон и успокаивали.
Служба Гарольда заключалась пока в постоянном наблюдении за окружающими. Прислушиваясь к движению за дверями, он усмехнулся, все еще находясь во власти дневных событий. Интересно, удалась ли ему роль злодея или Летиция так и не поверила его притворству? «Бедная любимая моя девочка! Каким жестоким испытаниям подвергает нас судьба».
Его мысли были прерваны грохотом распахнувшейся двери.
– Встать!
Эта команда более не застает его врасплох. Гарольд неспешно сел, спустив ноги вниз. Заключенные просыпались медленно, почесывались, потирали затекшие на досках плечи.
– Шевелитесь! Быстрее!
– Дали бы выспаться и отдохнуть перед пешей дорогой! – посетовал кто-то хриплым голосом из самого дальнего угла.
Свет фонаря тут же выхватил из темноты грубое лицо, заросшее многодневной щетиной.
– Это кто там самый умный? Выходи вперед! Строиться!
Цепочка желтоватых огней протянулась вдоль длинного коридора до самого трапа, спускающегося сначала на пирс, а потом теряющегося в мрачной тьме прибрежного леса.
– На месте отоспитесь! Там будет и кормежка и воды вволю! – хохотнул начальник конвоя. – Зачитываю список.
Гарольд немного замешкался, когда офицер назвал его новое имя. Он уже привык к нему, но после разговора с Летицией оно неприятно царапнуло слух.
– Джулиан Донован! Выходи! – Офицер поднял голову. – Где ты там?! Быстро! Как самый крепкий, отправишься во главе колонны следом за проводником.
– Слушаюсь! – Гарольд откашлялся. Голос звучал глухо, без энтузиазма и восторга.
– Ты чем-то недоволен, Донован?! – поинтересовался офицер. – Приказать тебя подбодрить?
– Не стоит! – Гарольд выпрямился в полный рост, сверху вниз окинул офицера презрительным взглядом.
Тот невольно посторонился и молча наблюдал, как рослый, широкоплечий и статный мужчина проходит мимо. Гарольд мог быть доволен произведенным впечатлением. Капитан явно побаивался его.
– Не дай господь, столкнуться с подобным зверем на узкой тропе! – пробормотал начальник охраны себе под нос.
– Не дай господь! – подтвердил Гарольд Маккензи несколько насмешливо.
Он оказался почти на полголовы выше сопровождающего колонну офицера. И это обстоятельство придало ему уверенности и оптимизма. Молодой человек шагнул следом за проводником, силуэт которого смутно угадывался на фоне слабо светлеющего неба, усыпанного крошечными и необычайно яркими звездами. Команды звучали приглушенно. Начальник конвоя отстал и вскоре, судя по всему, сел верхом на лошадь.
Гарольд ощущал, как теплая и мелкая дорожная пыль обволакивает босые ступни, неприятно скользит между пальцами. Окружающий мир казался враждебным, реагируя на вторжение чужаков шипением и свистом странных тварей, по возгласам которых невозможно было представить себе их внешность и понять, какую опасность они таят для человека. Гарольд пожалел, что не внял предупреждению проводника и не надел неуклюжих деревянных сандалий.
Высокий тоскливый вой прорезал ночную тьму, как только колонна оказалась за городом. Несмотря на влажную духоту, Гарольд почувствовал, что озноб охватывает взмокшее от пота тело.
– Волки или шакалы? – предположил он, не обращаясь ни к кому. Но проводник, шагающий впереди, замахал фонарем, выписывая в воздухе круги, в которых мелькали то одинокое деревце, то заросли кустарника с колючками, то летящий в воздухе зверек, похожий на белку.
– Воют собаки динго. Они на людей не нападают. Падальщики. Подбирают всякую мелочь, отбросы, кости беглецов. – Голос проводника прозвучал немного высокомерно и покровительственно. – Привыкай.
Звезды в небе гасли. Их затягивало туманной дымкой. Стал накрапывать мелкий редкий дождь. Тропа выскользнула на край обрыва. Снизу несло застоявшейся водой, болотными испарениями. Начала мучить жажда.
Гарольд поймал себя на желании раствориться во мраке, исчезнуть, не слышать неприятного скрипучего голоса офицера:
– Не уклоняться от тропы! Вперед! Осужденные шли к светящейся далеко впереди огненной точке.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Каторжники, оступаясь и вполголоса переругиваясь, вразнобой шагали по тропе. Мелкая коричневая пыль на дороге все больше пропитывалась падающей с неба моросью. Ноги по щиколотку погружались в податливую чавкающую грязь. Тропическая ночь вокруг становилась все чернее и непрогляднее.
Слева тропа ограничивалась зарослями колючих кустарников. Запах сочных побегов пьянил. Дышать становилось все труднее, словно грудь сжимало обручами. Липкий пот струился по телам каторжников, едва прикрытым лохмотьями. Предупреждение конвоя не уклоняться к реке подействовало на Гарольда странно. Его тянуло свернуть вправо и стремительно рвануть с обрыва.
В Англии весна начиналась с цветения орешника, кизила, багульника и ветреницы. Следом на солнечных склонах оврагов появлялись золотистые цветы мать-и-мачехи. Здесь, в Австралии, все было наизнанку. Сентябрь и октябрь – время расцвета и возрождения буша и пустыни, сезон животворных дождей. Но дожди были такими частыми и обильными, что изматывали, вгоняли в депрессию. Гарольд слышал разговоры о странностях здешних земель, об удивительных животных, которые водились в Австралии. За время четырехмесячного качания в корабельном трюме арестанты успевали рассказать друг другу много поразительного.
Заканчивался август, последний зимний месяц. В апреле английские королевские войска отбили у повстанцев Сайда Ахмад-хана городок Лакнау и вошли на территорию мятежного индийского княжества Джанси. Оказалось, что колониальный гарнизон в Лакнау полностью уничтожен. Были вырезаны все – от младенцев до солдатских жен. Не уцелело ни единого белого человека. Королева Виктория отдала приказ усилить военный режим в колониях. В Индии снова воцарилась власть британской короны, но Бахадур-шах продолжал отстаивать свои интересы при помощи мятежей.
Ситуация складывалась очень опасная и чреватая новыми, еще более мощными потрясениями. Королевская Британия не желала терять свои рынки сбыта. От спокойствия в колониях зависела мощь морской державы, а значит, благополучие и процветание рода Маккензи, его будущее и будущее его наследников. Гарольд, как настоящий аристократ, единственный потомок старинного рода, должен заботиться о процветании не только своих детей, но и внуков. И в тревожное для империи время Гарольд Маккензи не имеет права отсиживаться в родовом особняке, стоящем у подножия старого замка в пяти милях от Консетта.
Осужденные уже больше часа шагали по тропинке, подгоняемые взводом конвоя. Гарольд почти не чувствовал ног. Икры немели от напряжения. Каждый шаг по клейкой массе давался с огромным трудом, позвоночник ломило от боли и напряжения. У Гарольда возникло непреодолимое желание добежать до речного потока, упасть на мелководье, утолить жажду по-звериному – алчными глотками. Он истосковался по скрипучей чистоте кожи.
Молодой человек почти устремился вниз, но напарник, прикованный к нему правой рукой, решительно рванул на себя цепь.
– Стой, Мистер Ди! Тебе надоело жить?! – Грэг с неприязнью посматривал на Гарольда. – Я еще надеюсь пожить немного в свое удовольствие. Погулять по притонам столицы. – Грэг говорил, сильно подталкивая Гарольда вперед.
– Я едва не подставил тебя под пули! – выразил сожаление Гарольд.
– Никто и не собирается стрелять: на этой тропе конвойные пуль не тратят. Убитых надо еще доставить в пункт назначения, списать. Внизу, на реке, ждет смерть страшнее! Слышишь, проснулись? – Грэг поднес ладонь к уху.
– А что там? – Гарольд почувствовал, что ощущение опасности проникает в каждую клеточку.
– Не что, а кто! – Грэг усмехнулся. – Еще увидишь однажды! Они лежат в засаде и ждут своего часа. Гребнистые аллигаторы! Кого не съедят они, обгложут мурены. – Он продолжал идти, почти волоча за собой Гарольда.
Наконец пеший отряд достиг поляны, окруженной молодыми эвкалиптами. Нестройная колонна замерла возле костра.
– Разобрать факелы!
Гарольд взял дубинку, пропитанную специальным составом, подпалил в костре и поднял.
Он подумал, что охрана ведет себя беспечно, вооружая толпу. Странная тревога, словно бесшумная змея, заползла в сердце и томила постоянным напряжением. Не было возможности остаться в одиночестве, продумать ситуацию, к тому же он должен быть готов к новым встречам с Летти.
Гарольд Маккензи хмурился. Так холодно и неуютно становится возле Консетта в Хексемском лесу в ноябре, когда ветер дует со стороны Северного моря. Гарольд беззвучно шевелил губами, мысленно разговаривая с доктором, упрекая того в неосмотрительности. Напарник Гарольда расценил невнятный шепот по-своему.
– Молишься, Мистер Ди? Похоже, нам с тобой только и осталось просить Господа о сохранении грешных жизней! Помолись и за меня, Джулиан Донован. Говорят, Господь любит кающихся негодяев!
Гарольд отмалчивался, изображая гримасы. Или огрызался, словно настоящий уголовник:
– Заткнись, Грэг! Твое нытье наводит тоску. Господь милостив к сильным и успешным людям. Придет однажды и наш с тобой час, мы повеселимся на пиру жизни. Не трепещи, пусть трепещут те, кто наградил нас этими украшениями! – Гарольд дернул цепь, сковывающую его левую руку с правым запястьем напарника.
– Ох, и силища же в тебе, Донован! Я предпочитал потрошить карманы лондонских ротозеев, а не накачивать мускулы на рыбацких баркасах. И как ты только угодил в Тауэр, парень? Сразу видно, что ты из работящей семьи трескоедов.
– Вот сверну тебе шею, Грэг! Тогда многое поймешь и прекратишь кидаться прозвищами. – Гарольд изо всех сил напрягал мускулы, втягивал плоский живот и демонстрировал выпуклую мускулатуру. – Будто ты не знаешь, что случаются годы, когда селедки трески в море столько, что ими удобряют грядки на наших земельных наделах. Рыба тогда ничего не стоит!
Остановка длилась не более четверти часа. За это время все арестанты вооружились пылающими факелами. Колонна двинулась дальше.
Во время кратковременного отдыха никто не предложил арестантам напиться. Гарольд ожидал, что вот-вот толпа бросится вниз, к реке, неторопливо несущей свои воды к Индийскому океану. Однако существовало нечто, удерживающее разных людей рядом друг с другом. Скорее всего, пугающая неизвестность. И леденящие рассказы о судьбах тех, кто побывал когда-то в этих местах и исчез в буше, словно сгорел в тропическом воздухе.
Атмосфера тревоги, царящая в колонне, настолько сгустилась, что все замолчали. Даже суетливый офицер перестал отдавать команды. Пристроившись в конце строя, именно там, где расположились два взвода солдат, он спешился, чтобы подчиниться ритму растянувшейся колонны. У него оказались крепкие нервы и стальные мышцы, как и полагается офицеру Королевской колониальной армии.
Женщин-каторжанок в колонне сегодня не было. Они остались в Джилонге. Почти всех разобрали в семьи для работы по хозяйству, на молочных фермах, в садах, огородах и теплицах. Некоторых отправили в помощь монашенкам, работающим в детском приюте, переполненном брошенными детьми.
Немного отстав от основного отряда, тащились два больших фургона, груженных мешками с мукой. Медлительные волы неустанно вымеряли дорогу своими коротковатыми мощными ногами с широкими копытами. И вдруг эти тяжеловозы зашагали быстрее, нагнали колонну и стали жаться к людям, будто почуяли в сыром воздухе запах присутствия хищников. Далекий протяжный вой пронесся над головами, откликнулся эхом среди отдаленных холмов и снова стих, словно звери ожидали ответа от другой стаи.
Волы теперь шли так, что и отряду каторжников пришлось прибавить шагу. Арестанты почти бежали, задыхаясь и раскрыв рты. Гарольд бежал со всеми вместе, обливаясь потом. Тяжелое дыхание толпы заглушало все сторонние звуки. Вот кто-то оступился, упал на колени. Но тут же поднялся и, не сбавляя темпа, занял в строю прежнее место.
Внезапно скованная пара арестантов, как сговорившись, стремительно рванула вниз к реке, по пути отбрасывая в сторону факелы.
Офицер вскочил на своего иноходца и громко скомандовал срывающимся голосом:
– Стоять! Всем оставаться на местах! Не стрелять! Охрана, не тратить зря боеприпасы!
Жеребец, тесня испуганных и встревоженных арестантов, вынес верхового на самый край обрыва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22