Сэр Уильям слегка улыбнулся.
— Кровь хлещет из раны. Это не тонкая струйка, к которой деликатного воспитания девица прикладывает аккуратно сложенный носовой платок. Это поток, поток человеческой крови. Я видел такое, когда мой дядя умирал с располосованным горлом. Мне было тогда двадцать лет. Дуэли были в то время в моде, на поединках проявлялось мужское достоинство. С тех пор, однако, мое мнение о дуэлях изменилось. Я склонен согласиться с королем Георгом — это чудовищный обычай. Я желал бы только, ради моей тетки, чтобы их запретили еще давно.
Видя, как побледнела Мег, сэр Уильям понял, что его рассказ произвел впечатление. Убедившись, что обморок ей не угрожает, он удалился, пожелав ей спокойной ночи и приятных сновидений.
Мег бессильно опустилась в свое старое любимое кресло, желая укрыться в нем от услышанных ею страшных слов. Истечь кровью? Боже, какая ужасная мысль! Лучше ей об этом не думать. В ее романах никто не истекал кровью и если погибал, злодеев обычно уносил корабль, принадлежавший рабовладельцам.
Мег тряхнула головой, чтобы рассеять нарисованные отцом мрачные картины. Через несколько минут она уже смогла сосредоточиться главном своем затруднении — как убедить Уортена отказаться от помолвки. Это не должно быть слишком трудно, заключила она, подумав много. Уортен разумный человек и мог, при желании, рассуждать здраво. Если только она даст ему понять, что не любит его, он учтиво с ней распрощается и навсегда покинет Шропшир. Покончив с этим вопросом, Мег вернулась к своему творчеству, погрузившись в создание эпизода, когда Розамунда из Альбиона воображает чудовищные пытки, которым она желала бы подвергнуть графа Фортунато. Четверть часа спустя Мег оторвалась от своей работы и взглянула в окно в направлении Бернел-Лодж. Сквозь сырую мглу мерцал слабый огонек. «Чарльз!» — воскликнула Мег. Проворно вскочив, так что она чуть не опрокинула кресло, Мег, взяв горевшую у нее на столе лампу с масляным фитилем, несколько раз подняла и опустила ее перед окном. Огонек вдали слегка переместился, отвечая ей, и она повторила гной сигнал. К ее величайшему облегчению, огонек исчез. Значит, Чарльз сразу же поспешил к ней.
Минут через пять дверь распахнулась и появился Чарльз Бернел, раскрасневшийся от бега, с улыбкой, явно довольный встречей. Не успел отдышаться, он воскликнул:
— Я боялся, что ты уже легла! Прости, Мег, но мне нужно было о стольком подумать, что я вел бедного Сарацина на поводу всю дорогу от Норбери.
Чарльза считали коротышкой, поскольку он был всего на два дюйма выше Мег. В какой-то степени они были похожи. Его рыжие кудрявые волосы торчали в разные стороны после прогулки по ночной сырости. У него были улыбчивые голубые глаза и белоснежная кожа, без пятнышка. Окружающие часто говорили, что их легко было принять за брата и сестру. Сходство объяснялось тем, что миссис Бернел, мать Чарльза, приходилась двоюродной сестрой сэру Уильяму, и оба были ослепительно рыжие.
— А Сарацин, наверно, всю дорогу встряхивал головой, бедняга, упрашивая тебя пустить его в галоп! Если бы ты знал, как я хотела тебя видеть. У меня потрясающие новости! И закрывай дверь, а то напустишь сырости! Ну, рассказывай! Ты женишься? Что сказала Хоуп?
Чарльз закрыл дверь на террасу, и Мег сразу же поняла, что что-то неладно. Чарльз был все еще в вечернем костюме, в черном фраке, белом жилете и искусно повязанном тончайшем шейном платке. Черные панталоны облегали его сильные стройные ноги, к ботинкам пристали листья и глина с лесной тропинки. Он нагнулся отряхнуть их.
— Я ее даже не спросил, Мегги! Я просто сам не понимаю, что произошло. Я был в отличном настроении, провел по меньшей мере, час, завязывая галстук, а мой камердинер еще полчаса меня причесывал. На мне был мой самый лучший фрак, а Хоуп только и делала, что чихала.
Мег села, указав ему на кресло у камина. Сняв последний листок с ботинок, Чарльз подошел к камину и буквально рухнул в кресло, вытянув ноги к огню.
— Мне очень жаль, — посочувствовала Мег. — Но я что-то не понимаю, какое отношение имеет чиханье к твоему предложению?
Чарльз, нахмурившись, смотрел в огонь. Наконец, глубоко вздохнув, он сказал:
— Все дело в том, что она терпеть не может Байрона и розы!
Мег молчала, ожидая, что он объяснит эту загадочную фразу. Вдруг он сорвался с места и заходил по комнате, ероша волосы.
— Я хотел сделать ей предложение, но не смог, хотя возможностей у меня было предостаточно. Мы даже стояли одни на террасе, глядя на долину. Были видны деревенские огни и даже фонари проезжавшего экипажа. Ты не знала, что с террасы Норбери видно, когда кто-нибудь въезжает в деревню? Кстати, кто бы это мог быть так поздно? Неужели кто-то из знакомых? Так вот, мы с ней там стояли совсем одни. Я даже держал ее за руку. Пальцы у нее дрожали. Я почувствовал такую любовь к ней, что с трудом сдерживал порывы моего сердца. Я наклонился к ней и прошептал: «Она идет, сияя красотою, как звездная ночь в безоблачных краях». Ты знаешь это стихотворение Байрона? Мне казалось, что мои чувства находят в ней отклик. Но что, ты думаешь, я услышал в ответ?
Он остановился рядом с Мег, глаза его горели. Ей пришлось вытянуть шею, чтобы взглянуть на него получше. Она была совершенно ошеломлена услышанным. Покачав головой, она, не отрываясь, смотрела на Чарльза, она еще никогда не видела его в таком расстройстве.
— Нет! — сказала она. — Я представить себе не могу, что она тебе ответила. Скажи мне немедленно, а то я просто умру от нетерпения!
Чарльз глубоко дышал, грудь его вздымалась, глаза сузились.
— Она сказала что-то в этом роде: «Ночь никогда не казалась мне прекрасной. Скорее страшной, а когда совы кричат в лесу, я дрожу от страха в постели. Даже летом, в жару, меня пугают ночные звуки. Вот если бы Байрон сказал: „Она идет, как ясный день“, я бы разделила его восторг. Я просто не понимаю его меланхолию! Мне кажется, ему бы очень пошли на пользу морские купания или, быть может, минеральные воды в Бате! А ты как думаешь?»
Мег громко застонала, закрыв лицо руками. Чарльз сочувственно опустил ей руку на плечо.
Ты слышала когда-нибудь что-нибудь подобное?
Мег фыркнула и с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.
— Извини, — сказала она. — Я просто действительно никогда не слышала ничего более нелепого. Хотя мне очень нравится это стихотворение, должна признаться, что Хоуп, быть может, и права. Байрону и впрямь были бы полезны… полезны… — Не закончив, она разразилась хохотом. — Морские купания! — повторила она, покатываясь со смеху. — Бедный Чарльз! Так поэтично объясниться в любви девушке и услышать в ответ рассуждения о совах и морских купаниях!
Чарльз, сам широко ухмылявшийся, отвернулся, снова помрачнев.
— Постой, ты еще не все знаешь. Я все-таки собрался обнять ее, поцеловать и сказать ей о моих чувствах к ней. Только я взял ее за талию, как она говорит: «Чарльз, я тебе еще не сказала, что я уже закончила вышивку. Вообрази, я целый год над ней работала». Она выскользнула у меня из рук прежде, чем я успел ее даже в щеку поцеловать. Она вошла в дом, я за ней, и она вынесла свою вышивку. Меня поразил текст. Это была цитата из «Венецианского мавра», очень подходящая к моим с ней отношениям в этот момент: «Жалки те люди, у которых не хватает терпения». Наверно, я и правда был жалок, потому что терпение у меня иссякало с каждой секундой. Вышивка вся была в зеленых тонах, ни одного стежка другого цвета. Я спросил: «А почему бы тебе было не включить какой-нибудь цветок? Розу, например?» И что ты думаешь, она широко раскрыла свои прелестные карие глаза и говорит: «Но, Чарльз, ты же знаешь, что от роз я чихаю».
И тут ее мать принимается перечислять все симптомы сенной лихорадки, от которой страдает вся их семья, и добавляет в заключение: «Я уверена, что это пыльца».
Ты только вообрази себе, Мег, я готов открыть сердце этому дивному созданию с глазами как у лани, а они с матерью рассуждают о пыльце! Никогда я еще не был так разочарован и подавлен!
Мег слегка нахмурилась.
— Ты знаешь, Чарльз, мне кажется, что Хоуп просто не хотела услышать твое предложение.
Чарльз поскреб себе затылок.
— Да, то есть… черт, не знаю, но, похоже, ты права. Она вроде бы поняла потом, как я несчастлив, потому что, когда мы прощались, она вышла со мной в холл и спросила, не случилось ли что со мной.
Мег, ты знаешь, какая она хорошенькая и как давно я люблю ее. Стоило ей взглянуть на меня ласково, и у меня просто колени подогнулись. Но как только я приблизился к ней на шаг, она попятилась, сморщила нос и чихнула — и не один раз, а целых три! На столе в центре холла стояла ваза с желтыми розами! Пусть меня повесят, если я стану предлагать руку и сердце девице, обчихавшей мой новый фрак!
Он лукаво глянул на Мег и добавил:
— Это так же вульгарно, как делать предложение на музыкальном вечере!
Мег ахнула. Она чуть было не забыла о своей помолвке.
— О, Чарльз! — воскликнула она. — Лучше бы ты об этом не вспоминал! У меня самые ужасающие новости.
Чарльз казался сейчас куда спокойнее, чем когда он только что вошел. Он уселся в кресло напротив нее.
— Уж не хочет ли Каролина, чтобы ты сыграла что-нибудь на музыкальном вечере? Прости, Мег, но, если она выразила такое желание, значит, она глухая!
— Покорно вас благодарю, мистер Бернел. Ваши комплименты могут вскружить девушке голову!
Чарльз величественно поклонился, и Мег рассмеялась.
— Я только хотел подразнить тебя, ты играешь не так уж плохо.
— Но с Хоуп мне вовеки не сравниться!
— Нет! — искренне отвечал он. — Как, впрочем, и никому другому в Лондоне. Но что у тебя за новости? Похоже, вечер у нас выдался не из удачных!
Мег сделала гримасу.
— Ты не поверишь, что случилось. Мой отец выдает меня за Уортена, который приезжает в Стэйплхоуп завтра утром. Через две недели должна быть свадьба.
Несколько мгновений Чарльз смотрел на нее, выпучив глаза.
— Ты шутишь! — сказал он. — Ну признайся, что ты пошутила!
— Папа не решался сказать мне правду и признался во всем только полчаса назад. Я знала, что он зол на меня за то, что я отказала Уортену раньше, но мне никогда не могло прийти в голову, что он отдаст меня за это чудовище!
Чарльз побарабанил пальцами по ручке кресла.
— Извини за откровенность, но для особы, которая должна вот-вот выйти замуж, да еще за человека, которого она презирает, ты что-то слишком спокойна. Как-то странно: ни обмороков, ни истерики!
Мег пренебрежительно махнула рукой.
— Я не имею намерения выходить за лорда Уортена, — заявила она твердо. — Хотя я умоляла отца расторгнуть эту помолвку, он категорически был против. Можешь себе представить, как я расстроилась. Но все изменилось, когда он сказал мне, что, если я смогу убедить Уортена отказаться от меня, он не станет настаивать.
Мег вздохнула с таким видом, словно вся эта история ей ужасно наскучила.
— Я думаю, мне не будет стоить большого труда внушить его светлости, что нам лучше расстаться. Я сочиняла письмо к нему в таком духе, когда увидела в окне твою лампу.
— Мег, ты хорошо знаешь Уортена? — серьезно спросил ее Чарльз. — Я знаю, ты много разговаривала с ним последние несколько недель. Я довольно часто видел вас вместе. Что я хочу сказать — ты узнала хоть немного его характер? Согласится ли он разорвать помолвку, если ты попытаешься уговорить его?
— А почему бы нет? — Мег засмеялась. — Он достаточно благоразумен!
Но смутные сомнения уже начинали мучить се. Она вспомнила свой разговор с ним однажды па балу. В поисках новых черт для графа Фортунато она стала расспрашивать его, любит ли он охоту. Она ожидала, что человек, которого она считала трусом, скажет, что он охотой не интересуется. Но вместо этого лорд Уортен, стоявший очень близко к ней, взглянул ей прямо в лицо: «Мисс Лонгвилль, ваши вопросы меня чрезвычайно интригуют. Дело в том, что я очень люблю охоту, больше, пожалуй, чем другие. Умелый охотник всегда настигает свою добычу. Весь секрет в том, чтобы никогда не отступать. Он понизил голос и, наклонясь к ней еще ближе, добавил: — Я никогда не отступаюсь, Маргарет. Никогда».
Его дыхание обожгло ей ухо, и сейчас она прижала к нему руку, как будто одного воспоминания было достаточно, чтобы воскресить в ней это ощущение.
Судорожно глотнув, она сказала:
— Знаешь, если подумать, то, право, не знаю. Но почему ты хмуришься? Скажи мне, что у тебя на уме?
— Я помню, я сидел с ним рядом в клубе «Уайт». Монтфорд держал банк. Вино, как обычно, лилось рекой. К двум часам ночи я уже вышел из игры, а они все сидели и сидели за фараоном. Никогда не забуду Уортена, сидит, весь выпрямившись, как королевский гвардеец на часах. Дважды он спускал все до нитки и все-таки, в конце концов, выиграл у Монтфорда и еще у пяти игроков.
Когда мы встали из-за стола, было уже светло и трубочисты явились чистить камины. Другой давно бы уже бросил, как я. Но у Уортена какое-то дьявольское упорство — не знаю, может быть, я придаю слишком большое значение тому случаю, но, если он решил сделать тебя своей женой, рискну предположить, что одним твоим писательским искусством тебе от него не отделаться.
Мег показалось, что она окаменела. Ее руки и ноги отяжелели. Она поняла, что в словах Чарльза есть правда, и ею овладел страх.
— Чарльз! — воскликнула она. — Ты прав, я знаю! Я просто об этом не подумала. А сейчас я чувствую, что должна бежать! Если я останусь, я окажусь в ловушке. Он чудовище, я творю тебе!
Прижав руки к груди, она закрыла глаза и театрально вздрогнула.
— Мегги! — Чарльз стиснул ручки кресла. — Неужели он… он пытался применить к тебе силу?
Мег молчала. Она хотела рассказать Чарльзу, как лорд Уортен вынудил ее расположиться полулежа возле расстеленной простыни в библиотеке, но она почувствовала, что Чарльз не поймет, почему она по доброй воле улеглась на полу.
— Нет, — медленно сказала она. — Просто… я просто поняла теперь его характер. Он не остановится ни перед чем, чтобы жениться на мне. Он уже мне это говорил, но тогда я ему не поверила.
Она уставилась в пол немигающими глазами, ее руки и ноги еще не обрели свободу движения.
Помолчав, она взглянула в озабоченное лицо Чарльза.
— Если бы вы с Хоуп решили пожениться, я бы тебе это не предложила. Но ты помнишь, как мы всегда мечтали купить в Бристоле яхту и отправиться в кругосветное путешествие? Почему бы нам это не осуществить? В Стэйплхоупе я никому не нужна. Я не хочу выходить за Уортена, и мне кажется, тебе было бы на пользу на время расстаться с Хоуп.
Чарльз вскочил, мгновенно оживившись.
— Отличная идея, Мег! Как раз то, что нужно! Но как? И когда?
Мег устремила задумчиво-восторженный взгляд на догорающий огонь в камине.
— В полночь! — вскрикнула она. — Мы должны уехать в полночь, не сказав никому ни слова! Все подумают, что нас похитили цыгане или что-нибудь в этом роде. Представляешь, какой шум поднимется в округе, и никто не догадается, куда мы делись и почему! О, Чарльз, вот это будет приключение!
— Я никогда еще не видел, чтобы у тебя так блестели глаза, Мег. Конечно, мы уедем, кто нам сможет помешать? К тому времени, как завтра приедет Уортен, мы уже будем в Бристоле. Слушай, давай сбежим, и будь что будет!
Его лицо стало внезапно озабоченным и серьезным.
— Но ведь тебе всегда бывает плохо на воде, даже когда мы катались на лодке?
Мег встала с торжествующей улыбкой.
— Но ведь яхта-то не маленькая лодочка! Отправляйся домой и закладывай отцовскую карету. Я уложу одну-две картонки, и мы встретимся на дороге, что за нашими усадьбами, возле опушки. Там такие заросли, что тебя не будет видно из дома.
Чарльз сиял.
— Я всегда знал, что ты молодчина, Мег! Встретимся в полночь!
5
В половине первого ночи Ричард Блейк, шестой виконт Уортен, расхохотался до слез. Постоялец в соседней комнате «Виноградной лозы», где расположился виконт, застучал в стену. Весь последний час Уортен смеялся так часто и громко, что его сосед больше не мог этого вынести.
— Да, да! — крикнул Уортен через плечо, Адресуясь к стене. — Я постараюсь потише!
Но, продолжая читать, он снова и снова не мог удержаться от смеха.
«Стая гусей взлетела, вытянув длинные шеи. В клювах они держали сеть, в которой, прижавшись друг к другу, лежали Брианна и ее любимый брат Маркус. Их друзья, белокрылые ангелы-гуси, уносили их ввысь с палубы корабля. Вид сотен оранжевых лапок наполнил сердце Брианны радостью и благоговейным страхом».
Уронив голову на руки, Уортен хохотал до боли в груди. Он пытался безуспешно вообразить себе сотню гусей, летящих рядом в тесной близости, да еще каждый с толстой веревкой в клюве. Он читал уже третий роман Мег с удовольствием, восхищением и все время искренне потешаясь.
Он сидел за маленьким письменным столом неподалеку от огромной, красного дерева кровати. Стол стоял у окна с яркими красно-желтыми ситцевыми занавесками, выходившего в мощенный булыжником двор старенькой гостиницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30