низкая спинка вонзилась ей в живот. Зубами он разорвал надвое материю и накрепко привязал запястья Лиз к передним ножкам стула.Она пыталась освободиться.– Нет! Развяжи меня, Онцелус, умоляю!Он оторвал еще две длины от полога и приторочил ее щиколотки к задним ножкам.– Ты так соблазнительно извиваешься, радость моя. – Он помассировал ей ягодицы, бесстыдно круглящиеся над спинкой стула. Потом больно шлепнул и отстранился.Судорожно дыша, она изогнула шею и посмотрела на Онцелуса, величавого в своей наготе. Он кружил возле нее и с удовлетворением разглядывал результат своих трудов.– Онцелус, прошу тебя! – шептала она, леденея под его пристальным взглядом.– Отменно. – Он стал медленно поглаживать пальцами свой мощный фаллос. – Неисповедимы пути наслаждения, – пробормотал он, затем оценил взглядом свое мужское достоинство, улыбнулся и отвел руку. – Однако теперь не время попусту разбрасывать семена свои. – Он прошелся рукой по шее Лиз и потянул за волосы, вынудив ее чуть приподнять голову. – Я следил за твоим лунным циклом, радость моя, и давно ждал этого момента.– Что?.. Чего т-ты х-хочешь... Он усмехнулся.– Ты ловка, любовь моя, не так ли? У тебя множество уловок, позволяющих не зачать от твоих любовников. Они догадывались, что твои разнообразные позы при совокуплении направлены не на то, чтобы доставить им удовольствие, а чтобы помешать набить ублюдками твое чрево? – Он склонился к ее уху, очертил его языком. – Я давно догадался. Но позволял тебе играть со мной в эти игры, чтобы проверить, как далеко ты зашла в своем умении. Но теперь дам Тебе последний урок. – Он выпустил ее волосы и начал вновь кружить вокруг стула.Неподдельный страх сдавил все ее внутренности.– Онцелус! Для чего? 3-зачем тебе это? – Вертя головой, она затравленно следила за ним.– Это будет вершина моих наслаждений. Мне приятно представлять, как твой живот раздувается, набухает, вынашивая мое дитя, как ни один из твоих любовников не хочет больше глядеть в твою сторону, как ты остаешься одна со своим дряхлым Константином. Не бойся, он примет тебя обратно и скрасит твое одиночество. А ты достаточно хитра, чтобы убедить его, что ублюдок в твоей утробе станет почетным пополнением рода Д'Ажене. – Он подсунул руку под ее живот и погладил его. – Неужели страх заставляет тебя так дрожать? Отменно! – Он схватил ее за грудь, покатал сосок между большим и указательным пальцами. – Но одного страха мало, радость моя. Ты должна испытать все необходимые ощущения. Ужас, боль, потом экстаз... Ну вот, душа моя. Твоя плоть уже начинает трепетать. Твое тело предает тебя, как всегда. – Он обошел стул и поместился между ее расставленными ногами, убеждаясь, что спинка стула удерживает разверстое влагалище на нужном ему уровне. Потом обхватил пальцами представшую его взору женскую припухлость. – Маленькое обжитое гнездышко, – вымолвил он, проверяя пальцем, довольно ли влаги в ее лоне. – Все части твоего тела так же обжиты мною, как эта. – Он поскреб ногтем у нее внутри. Лиз вздрогнула.– Так, так, – приговаривал он, сжимая ее плоть. – Ну, еще! – Ноготь снова поскребся о внутреннюю стенку.Она сократила мышцы промежности в попытке отодвинуться, но рука держала ее крепко. Краем глаза Лиз увидела в другой его руке кнут.– Нет! – завопила она и тут же почувствовала во рту обрывок кружев от своей нижней юбки. – Нет, нет, нет, только не это! Прошу тебя, только не это! – Вместо слов у нее вырвалось нечленораздельное мычание.Прилагая невероятные усилия, она чуть отползла от него, царапая стулом пол.Кнутовище было жесткое, почти негнущееся, кожа на конце завязана плоским узлом. Он легонько провел им по внутренней поверхности ее бедра, и она дернулась, будто от сильного удара.– Ты должна кончить за миг до того, как я извергну в тебя свое семя. – Он взмахнул кнутом и ударил по голой ягодице. Вжик! Кнут оставил на коже багровую полосу.– Ты живешь в дикой стране, радость моя. Дома я бы приковал тебя цепями к стене моей опочивальни, чтобы и плеть, и плоть всегда были наготове, как только я почувствую тяжесть в чреслах. Вжик! Снова взвился над ней кнут.– Я бы стегал тебя сколько мне угодно, а потом подтягивал бы к себе твои бедра и сажал их на свой кол – просто, без хитроумных уловок. Вжик , ! – Или приводил бы совсем зеленого юнца и смотрел, как он входит в твое гнездышко – быстро, неумело, первый и последний раз в жизни и чересчур поспешно осеменяет тебя. Это была моя любимая забава. Вжик! Жгучая боль опоясала ниже талии тело Лиз. Сознание меркло. Он управлял всеми ее страстями, каждым всплеском ее ощущений. Он превращал ее в ничто.– Это твой заключительный урок, сука. Власть – высшее проявление экстаза. Власть, навлекающая боль и ужас, которые не забываются никогда. Вжик! Удары прекратились, и спустя мгновение он проник в нее.Пальцы утонули в ее бедрах, в то время как его собственные бешено раскачивались взад-вперед.– Та-ак, хорош-шо, я чувствую, кнут разогрел твою кровь, и тело опять подводит тебя. Так, так.Сквозь дымку забытья Лиз почти не ощущала липких волн приближающегося оргазма. У нее уже не осталось сил владеть собой и своим телом. Онцелус начисто лишил ее воли. Теперь она не что иное, как пустой колодец для удовлетворения его похоти.Стул отчаянно скрежетал по мрамору. Из глаз ее бежали слезы. Спазмы вначале охватили ее колени, потом зигзагом молний переместились к бедрам. Она обрадовалась им, приняла их всем своим существом.Онцелус вонзился в нее в последний раз и застыл, плотно прижимая к себе.– Айа-а, айа-а... – Он рухнул на нее. Удовлетворенная улыбка тронула его губы. – Вот хорошо. Хорошо. Сука понесла. Скоро ощенится.Он отстранился и пошел за ножом. Перерезал путы на ее руках и ногах, вытащил кляп изо рта. Лиз едва доползла до кровати.– Оставь меня! – приказал он.– Онцелус, – прохрипела она.– Иди! Скоро рассвет. Иди к сестре, моя маленькая putain, а то она заждалась от тебя известий.Катье вся словно окаменела. Прошло три дня с тех пор, как она оставила Бекета в аббатстве. Перед рассветом она без сна лежала в постели и строчила еще одну записку сестре. Еще одно послание, на которое Лиз не ответит.Перо громко скрипело по бумаге. Она старалась припомнить свет в глазах Бекета. Впрочем, теперь это уже ни к чему. Теперь в этих синих глазах она не найдет ничего, кроме ненависти.Нить жизни ускользала из-под ее пальцев. Клод позволяет лишь мельком, из дальнего угла комнаты увидеть сына – во время уроков музыки или танцев. А на занятия фехтованием и верховой ездой ее не допускают.Рука дрогнула, и на последнем слове расплылась клякса. Она скомкала лист в кулаке и откинулась на подушку, чувствуя на щеках горячие гневные слезы. Черт бы тебя побрал , Лиз! Почему ты не отвечаешь на мои записки ? Какую новую пытку выдумал для меня твой Эль-Мюзир? Кто-то поскребся в дверь. Катье взглянула в окошко на слабые отблески, разгоняющие ночной сумрак. Отложила лежавшую на коленях подставку для письма, выбралась из постели и в одной прозрачной батистовой рубашке подошла к запертой двери.– Кто там?В ответ послышалось неясное бормотанье. Катье нахмурилась и приоткрыла дверь. Лиз в халате привалилась к наружному косяку.– Боже! – Катье распахнула дверь и втащила сестру в гостиную.Лиз рухнула в кресло. Поморщилась и тихо застонала. Потом съежилась, обхватив себя руками за плечи. Катье присела перед ней, погладила по плечу.– Что с тобой, Лиз? Где болит? Тебя кто-нибудь обидел?Лиз упорно отводила глаза.– Все заслуженно, – вымолвила она трясущимися губами.– Что, Лиз? Что заслуженно?Сестра махнула рукой, веля ей замолчать.– Катье... – начала она и, запнувшись, проглотила ком в горле. В уголках ее губ запеклась кровь. Она шевелила ими осторожно, как если бы каждое слово причиняло невыносимую боль. – Прости меня, сестренка. Онцелусу уже не нужны часы.Катье опустилась на пятки, не сводя с нее глаз.– Что ты этим хочешь... Ему нужно что-то другое, да, Лиз? Я все отдам за лекарство. Скажи, что ему нужно?Сестра встретилась с ней взглядом, Катье ахнула, увидев в ее глазах почти осязаемую смесь боли, страха, отчаяния. Лиз медленно перевела глаза на шахматный столик. Потянулась рукой к белому королю.– Вот, – прошептала она, протягивая Катье искусно выточенную фигурку Карла Великого. – Вот что хочет Онцелус за лекарство для Петера. Твоего англичанина. Лекарство в обмен на человека.– Нет! – Катье выбила фигурку из руки Лиз; король упал на мраморный пол и разбился. – Нет! – пронзительно крикнула она и, вскочив, отшатнулась от сестры. – Его он не получит! Я не... – Пятясь, она дошла до спальни и споткнулась о туалетный столик, смахнув флаконы. – Вон! Вон! Я тебя не знаю. Вон! – Она схватила письменный прибор и швырнула его в дверь гостиной.Чернильница разлетелась на тысячу осколков и точно черная кровь забрызгала дверь и пол.– Катье! – Лиз, пошатываясь, встала. Чтоб не упасть, схватилась за спинку стула.– Ты не сестра мне! Ты мне никто! Ступай к своему дьяволу! Вон!Она запустила в Лиз стоящим на столике серебряным подсвечником. Он звякнул о ножку шахматного столика. Лиз быстро засеменила к двери.– Катье, послушай...– Вон!Лиз тенью выскользнула в коридор.Катье стояла в спальне, переводя дух. Перед глазами стелился черный туман. Судорожные вздохи вскоре перешли в рыдания.– Нет! Нет! Нет! – все повторяла она, медленно оседая на пол. Свернулась в комочек, пальцы лихорадочно теребили ночную рубашку, слезы мешались с пылью ковра. – Бекет, мой Бекет! Я погибла! Глава XIX Сен-Бенуа. Катье неохотно пробуждалась, и образ дома возникал в дымке, окутавшей ее сознание. Сен-Бенуа. Надо же , заснула прямо на полу спальни! Она подняла голову, утерла мокрое от слез лицо. Слезы вперемешку с колючей пылью щипали ей лицо точно так же, как раскаяние, гнев и ненависть к самой себе разъедали душу.Бекет заранее знал, какую цену запросит турок. А она цеплялась за свои наивные надежды, вручая судьбу Петера безумцу, маньяку. Ведь она же видела его в Серфонтене и все-таки выбрала свою слепоту, предпочла ее любви.Дрожа всем телом, она поднялась, сбросила на пол ночную рубашку. Теперь нелегко будет вернуться назад. Посевы наверняка вытоптаны, сожжены или скошены для фуража. Скотину увели или зарезали на месте. На зиму они опять останутся без дров. Но выбора у нее нет.Она села на стул перед туалетным столиком и наклонилась вперед, рассматривая себя в зеркале. Женщина, глядящая на нее оттуда, не имела ничего общего с той, что отправилась в путь из Сен-Бенуа.Безумные мечты, несбывшаяся любовь отразились в серых, глубоко запавших глазах. Быть может, любовь и безумие – это одно и то же? Она провела пальцем по горестно сжатым губам, знавшим такие безумные поцелуи...– Бекет, дьявол требует тебя... Я все отдам , сказала она Лиз. Это было правдой – до тех пор, пока дьявол не запросил цену, которую она заплатить не в силах.Будущее Петера, каким оно рисовалось ей, разбито вдребезги. Но хороший врач сможет облегчить его припадки – она отыщет такого. И как-нибудь они вдвоем перебьются. Раньше же перебивались.Внутри шевельнулся гордый дух Ван Стаденов. Катье выглянула в окно. Уже утро. У Петера сейчас занятия верховой ездой. Она неуверенно улыбнулась и решила, что ей необходимо тотчас же увидеть его. Позвонила в колокольчик, вызывая камеристку.– Мадам? – прошептала Сесиль, появляясь в дверях для прислуги.– Я собираюсь прокатиться вер... О, Сесиль! Зачем я позвала? Клод... он тебя оби...– Ради Бога, мадам, не говорите никому! – взмолилась Сесиль. – Я должна ехать с герцогиней в Шамборе. Если она узнает, то скажет, что я распутница, и не возьмет с собой... А Его Высочество... Не так уж он меня и обидел... Я... Я просто попалась ему на глаза. Обычное дело...– Нет! – крикнула Катье и встряхнула девушку за плечи. – Не смей так говорить! Никогда!Та съежилась, и Катье в порыве раскаяния крепко прижала ее к себе. Погладила по волосам.– Ох, Сесиль, прости меня! Я не хотела. Я... Я.просто не в себе.– Я понимаю, мадам. – Камеристка осторожно высвободилась из ее рук. – Знаю, что вы очень переживаете за своего мальчика.Катье помотала головой.– Нет, нет, прости, я была груба с тобой. – Она быстро смахнула набежавшие слезы. – Тебе надо лежать после всего... что он сделал.Сесиль пожала плечами.– Так ведь это уж третий раз, мадам. Ну, болит немножко. Кухарка вскипятила мне молока с розовым маслом, и теперь уже лучше.– Боже мой! – прошептала Катье, прикрывая ладонью дрожащие губы. – И это наследие моего сына! Петер , я виновата перед тобой! – Мадам... – Девушка порылась в кармане своего передника и вытащила кусочек пергамента, сложенного вдвое. – Меня просили передать вам вот это.В глаза Катье бросилось слово «сестренка», написанное замысловатым, как паутина, почерком. Это не рука Лиз.Она уставилась на записку. О нет! Я не дам тебе ту цену, что ты просишь! Она вырвала послание из рук камеристки и тут же отшвырнула под туалетный столик, словно пергамент жег ей пальцы.– О мадам! Я что-нибудь не так сделала? Извините!– Ты ни при чем, Сесиль. Это я во всем виновата. Я слепо доверилась тому, кому вовсе не должна была доверяться. Порой мы чересчур многого требуем от жизни.Сесиль поглядела на пергамент и неуверенно кивнула.– Да, мадам, – проронила она, подходя к гардеробу. Катье облачилась в костюм для верховой езды, сшитый по старинной моде: поверх юбки длинный зеленый жакет почти мужского покроя. В груди он был немного тесноват. Она двинулась к двери. Несмотря на всю решимость, руки и ноги по-прежнему дрожали.Она вошла в конюшню. Поклон главного конюха был в точности рассчитан на се положение родственницы маркграфа, хотя и бедной.Катье горделиво приосанилась.– Я хочу посмотреть, как мой сын учится верховой езде.Тучный детина выпрямился, сложил на животе лапищи и медленно, с усилием покачал головой.– Дамам не велено.– Он мой сын!Конюх развел руками.– Его Высочество приказали, – заявил он и, подумав, добавил: – Мадам. – Затем вернулся к прерванным занятиям.Она услышала озорной мальчишеский смех, мгновенно стихший от грубого окрика, и выбежала вон. С другой стороны конюшни верхом выезжали Петер и четверо его кузенов. Берейтор вел их по тропе, спускавшейся в небольшую долину к востоку от замка. Мальчики прямо держали спины, вцепившись в поводья; ноги болтались по бокам слишком высоких коней. У наставника было суровое, угрюмое лицо.– Почему они не на пони? – крикнула Катье в открытую дверь. – На таких лошадях только взрослым мужчинам ездить.Главный конюх одарил ее взглядом великомученика.– Как и пони, мадам?! Дворянские сыновья как длинны штаны оденут, на пони уж не ездиют.Сердце ее сжалось от ощущения утраты. Ей необходимо увидеть Петера. Необходимо. Она окинула взглядом долину, куда повезли мальчиков. На той стороне чернели стены аббатства. Долину пересекала гряда холмов, деля ее надвое. За гребнем одного из них вполне может спрятаться мать, жаждущая хоть одним глазком взглянуть на свое дитя.Но ведь с той стороны рукой подать до аббатства, где они, с Бекетом... Катье сжала кулаки.– Я поеду кататься.– Так ить берейтор все одно вас оттеда погонит.– Оседлайте мне лошадь.Конюх приподнял кустистые брови и с любопытством уставился на нее. Она высокомерно вскинула голову.– Паскаль! – позвал он, и худощавый мальчишка вырос рядом с ней в проеме. – Оседлай для мадам... ну хоть Тихоню, что ль.Мальчик пошел к стойлу; движения его были расхлябанны, как будто природа позабыла закрепить суставы. Однако через несколько минут он вывел к ней прелестную гнедую кобылку, помог забраться в дамское седло и ловко расправил юбки.Понимая, что главный конюх смотрит ей вслед, Катье намеренно поскакала в противоположную сторону от долины – к аббатству. После сильной и грациозной поступи Ахерона ехать на кобылке было все равно что трястись на мешке с костями. Но, приближаясь к аббатству, она уже не думала ни о чем, кроме этих старых стен и того, что в них произошло.Вокруг царили безмолвие и запустение. Она вспомнила про шатавшийся камень в нефе и, проезжая мимо, заглянула туда. Дыхание замерло у нее на устах, когда она увидела, что почти вся центральная часть стены обвалилась.Катье отвела глаза от пролома. Пальцы ее дрожали, направляя кобылку в тень дикой яблони, к лужице с дождевой водой. В келье, обращенной к заросшему саду, было тихо, и Катье, закусив губу, отвернулась.Она привязала лошадь и пошла вверх по скалистому склону холма, что с другой стороны спускался в долину. Через полчаса достигла перевала. Петер и другие мальчики казались отсюда крохотными фигурками, но своего сына она различит в какой угодно дали. Она спряталась среди валунов и стала наблюдать за ними; их кони двигались слаженно, однако вряд ли это результат умения наездников.Берейтор был строг и требователен, но Петер безупречно выполнял все его указания. Сердце полнилось любовью и гордостью за своего малыша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32