— Ольга с тоской посмотрела на него. — Я слишком долго жила надеждой, что верну свою любовь, а без этой надежды мне жить незачем.Бенкендорф побледнел — в руках Калиновской появился нож. Жандармы остолбенели, но потом один из них со звериной ловкостью прыжком преодолел расстояние между каретой и наследником и упал вместе с ним на снег, закрыв своим телом.— Прощай, Сашенька, — прошептала Ольга и ножом ударила себя в грудь.— Оля, не надо! — страшным голосом закричал Александр, вырываясь из рук жандарма. — Оля!..Александр бросился к ней, расстегнул шубу — пятно крови растекалось по камзолу ее маскарадного костюма пажа. Александр прижал Ольгу к себе и застонал от безысходности и боли.— Александр Николаевич, — Бенкендорф подошел к нему и положил руку на его плечо.— Что вам еще нужно? — Александр нервно повел плечом, сбрасывая холеную руку в черной кожаной перчатке. — Какие еще вам нужны жертвы?— Ваше высочество, — тихо, чтобы не слышали другие свидетели этой сцены, сказал Бенкендорф. — Видит Бог, ни я, ни мои люди не хотели смерти этой женщины. У меня был приказ задержать ее и вернуть вас во дворец. Позвольте мне исполнить хотя бы вторую часть поручения, данного мне Его величеством. Следуйте за мной.— Послушайте, граф! — Александр поднял на него глаза, полные слез. — Есть ли предел вашему цинизму? Вы преследуете людей, как охотники загоняющие борзыми дичь, и вот к чему приводит этот гон. И после этого Вы еще смеете отдавать свои гнусные распоряжения! Но я не подчиняюсь вашим приказам.— Успокойтесь, ваше высочество, — смутился Бенкендорф, — я всего лишь прошу вас вернуться вместе с нами в Петербург.— Я уеду отсюда, когда сочту нужным, — сухо сказал Александр, по-прежнему прижимая к себе Ольгу, — я должен позаботиться о ней.— А я должен доставить Вас во дворец, — настаивал Бенкендорф.— Вы станете применять ко мне силу? — недобро усмехнулся Александр.— Что вы! — испугался Бенкендорф. — Но как вы собираетесь это сделать? Кто станет вам помогать? Цыгане?— Почему бы и нет? — пожал плечами Александр. — Они уже однажды помогли мне. Впрочем, здесь неподалеку живет человек, на которого я могу полностью положиться и которому могу довериться.— Барон Корф? — нахмурился Бенкендорф.— Да, — Александр бережно положил Ольгу на снег, постелив ей под голову свою шубу, так что казалось, что она просто на минутку прилегла отдохнуть и случайно уснула, и потом встал, — а вы можете возвращаться в столицу. Передайте отцу, что я намерен воспользоваться гостеприимством барона Корфа, и буду там оставаться до тех пор, пока не утихнет боль этой раны в моем сердце.— Тогда, — раздумывая, произнес Бенкендорф, — возможно, вы согласитесь проехать сейчас к барону и собственноручно изложить ваше решение в записке для Его величества?— Вам нужны доказательства? — брезгливо посмотрел на него Александр, потом достал свой батистовый платок, наклонился к телу Ольги и, приложив платок к ране, подал его графу. — Вот вам доказательства. Скажите Его величеству, что я расписался на нем кровью своей возлюбленной.Бенкендорф побледнел, но платок взял — осторожно, двумя пальцами, опасаясь запачкать перчатки.— А теперь — оставьте меня, — кивнул ему Александр. — В случае необходимости — вы знаете, где меня искать. Но я бы хотел надеяться на то, что у вас хватит ума не искать причин для такой необходимости. Вы свободны!..Бенкендорф был потрясен — самоубийство Калиновской и разрыв отношений с наследником совершенно не входили в его планы. С одной стороны, он был рад, что все решилось само собой: нет беглянки — нет и проблемы. С другой — упрямство Александра вынуждало его искать способ держать новую ситуацию под контролем. А значит, ему понадобится человек, способный всегда и всюду оказываться вовремя, уметь слышать и слушать, и, разумеется, оперативно предпринимать те или иные шаги, необходимые для достижения цели. И такой человек у него, кажется, был.— Господин пристав, — Бенкендорф поманил к себе растерянно стоявших в стороне полицейских. — Вы знаете дорогу в имение предводителя уездного дворянства господина Забалуева?— Так точно-с! — козырнул пристав.— Ведите нас к нему, — кивнул Бенкендорф, — сейчас же.Жандармы по его знаку вскочили в седло, и кавалькада умчалась прочь от места только разыгравшейся трагедии. И Бенкендорф еще успел увидеть из окна, как цыгане окружили плотной стеной Александра, рыдавшего над телом Ольги Калиновской.— Чертова полячка! — в сердцах воскликнул Бенкендорф, стукнув кулаком по сиденью, — добилась-таки своего, рассорила наследника со всеми…— Ваше высокопревосходительство, — вздрогнул Забалуев, войдя в гостиную — ему сразу стало неловко за пыль и ветхость, царившие в доме.— Я не привидение, Андрей Платонович, — улыбнулся Бенкендорф, — хотя, судя по всему, у вас здесь даже привидениям нечем поживиться.— Увы, так вот и живем в нашей глуши, — развел руками Забалуев, пытаясь сообразить, как Бенкендорф оказался в его доме.— Не советую тратить на это время, — догадался о причинах его раздумий Бенкендорф. — Уж вы-то должны понимать, что еще не придумана та дверь, в которую я затруднился бы войти.— Подозреваю, однако, что это касается не только дверей, но и голов, — только и мог сказать Забалуев.— На том стоим, — самодовольно согласился Бенкендорф, — но я не за тем приехал к вам, чтобы демонстрировать сеанс чтения мыслей на расстоянии.— Слушаю вас, Александр Христофорович, — с почтением поклонился ему Забалуев.— Полагаю, с бароном Корфом Вы знакомы, бываете у него? — Бенкендорф пристально посмотрел на него. — Забалуев кивнул. — Советую бывать у него чаще. А лучше — подружиться. И не только с ним, а его гостем — в имении барона намерен поселиться наследник.— Чей наследник? — не сразу понял Забалуев и вздрогнул — до него дошло. — Как? Сам? Каким образом? Почему?— Я был бы рад, Андрей Платонович, — нахмурился Бенкендорф, — чтобы вы задавали как можно меньше вопросов, а как можно чаще бывали бы у Корфа и как можно больше слушали и запоминали, и немедленно обо всем докладывали мне. Лично.— Слушаюсь, — поклонился Забалуев.— И еще, — Бенкендорф прищелкнул пальцами, — постарайтесь войти в доверие к наследнику и следить за каждым его шагом. Если с ним, по вашему недосмотру, что-нибудь случится, то ваша свобода — а вы, надеюсь, помните, чем обязаны мне, — легко превратится в несвободу.— Александр Христофорович, не извольте сомневаться. Все будет исполнено в лучшем виде, — пообещал Забалуев.Попрощавшись со своим агентом, Бенкендорф велел ехать обратно. У въезда в город полицейские оставили их, и карета графа заспешила в столицу… * * * Выслушав отчет Бенкендорфа и брезгливо поморщившись на протянутый ему платок с еще влажной кровью Ольги, Николай погрузился в задумчивость. Пожалуй, шеф жандармов прав: пытаться сейчас силой увезти Александра из Двугорского могло означать только одно — он вспылит и никогда больше не простит этого. Но и оставлять там наследника без присмотра…— На вашего человека в Двугорском можно положиться, Александр Христофорович? Он сможет войти в доверие к Корфу?— Вполне, — кивнул Бенкендорф, — но, если у Вашего величества есть еще какие-то соображения на этот счет…— Пожалуй — да, — Николай вздохнул, — я слышал, что князь Репнин просил аудиенции у государыни?— Так точно, — подтвердил Бенкендорф, — он сопровождает князя Андрея и княжну Елизавету Долгоруких.— . Найдите мне его, — приказал Николай, — никто так лучше не подойдет для роли шпиона, как близкий друг подозреваемого. Приведите ко мне Репнина. Немедленно. Я хочу дать ему поручение. Глава 4. Где ты, Анастасия? — Здравствуй, Варвара, — тихим и печальным голосом сказала женщина, входя на кухню в имении Корфов.— Марфа? — не сразу признала Варвара и бросилась помогать нежданной гостье — вошедшая женщина едва держалась на ногах: тканный цветами платок лежал по плечам, русые с проседью пряди волос падали на лоб, глаза болезненно блестели, а в движениях чувствовалась смертельная усталость. — Присядь, присядь, милая!Марфа с благодарностью кивнула и села на стул у стены, откинулась на спинку и закрыла глаза. Варвара заохала и заметалась по кухне, бросившись наливать ей свежего кипяточку в большую керамическую чашку, привезенную ей Никитой с какой-то ярмарки.— Вот выпей, выпей, — Варвара подала Марфе чай и предложила, — а, может, тебе покрепче чего? Глотнешь стопочку — вмиг и полегчает.— Мне согреться надо, Варвара, — отказалась Марфа, — легче мне уже никогда не будет. А только хуже и хуже на сердце с каждым днем.— Это ж сколько мы не виделись? — вздохнула Варвара. — Почитай, как освободил тебя Иван Иванович, не была ты у нас.— Кончилась моя свобода, Варя, — прошептала Марфа. — И на что она мне теперь? Ушел от меня Петя, вернулся в семью. И осталась я одна-одинешенька.— А сюда чего заглянула? Прошлое вспомнилось?— Нет, хотела у тебя спросить — давно ли ты Сычиху видала. В избушке ее в лесу пусто, как будто выстыло все.— Ай и не знаешь ты? — всплеснула руками Варвара. — Барин-то наш молодой, Владимир Иванович, обвинил ее в убийстве какого-то цыгана и арестовал. В тюрьме она сидит.— Слушай ты ее, Марфа, — раздался от двери голос Модестовича. — Она расскажет! Что ты знаешь, кухарка, кроме своей печи? Сбежала ваша ведьма — исправника заколдовала и исчезла. По сию пору найти не могут. Здравствуй, однако, Марфа. Или не узнаешь?— Как тебя, рыжего, не узнать, — горестно усмехнулась Марфа. — А чего же не уехали еще домой, Карл Модестович? Или не все деньги у барина выманили?— И ты туда же! — воскликнул Модестович, подходя ближе. — Красивая ведь баба, откуда такая язва в тебе?— А ты обо мне, как о товаре, не рассуждай — я давно вольная, и перед тобой ответа не держу.— Зря ты так, — покачал головой Модестович, — глядишь, еще и я сгодился бы тебе па что. Ты же у нас теперь одна, некому тебя защитить и приласкать…— Ты вот заместо того, чтобы клинья бить, — прервала его Варвара, — объяснил лучше нам — что это за чудо такое помогло Сычихе?— Да я откуда знаю! — отмахнулся Модестович. — За что купил, за то и продаю. В трактире исправник столовался и на кресте божился, что наворожила, напутала она и как сквозь землю провалилась. Была Сычиха — и нет Сычихи! В воздухе растворилась.— А исправник-то, поди, крепко поужинал? — усомнилась Варвара.— Ты сама посуди, — Модестович покрутил у виска пальцем, — что он — больной, из-за дурной ведьмы под удар подставляться. Ему же влетело — никому мало не покажется. Особенно Владимир Иванович гневался — ездил в суд, кричал там, что упустили убийцу.— Да за что же он па Сычиху так обозлился? — удивилась Марфа. — С того времени уже воды утекло — все воспоминания смыть должно. И она-то свое, как никто, отстрадала, откаялась.— Правда это, — кивнула Варвара, — уж больно молодой барин на Сычиху набросился, а все с того дня, как она на похороны Ивана Ивановича приходила, чтобы кольцо памятное ему в гроб положить.— Какое кольцо? — вздрогнула Марфа.— Дорогое, старинное, — поддакнул Модестович, — там внутри еще надпись есть — Анастасия.— Ах!. — вскрикнула Марфа и схватилась за сердце.— А ты откуда про то кольцо знаешь? — Варвара с подозрением воззрилась на управляющего. — Его же вместе с бароном и похоронили, и никто, кроме Сычихи, его разглядеть не успел.— Не смотри ты так на меня! — дернул плечом Модестович. — То же мне — жандарм в юбке! То кольцо Полина стащила, когда к руке хозяйской припадала при прощании. А я у нее отобрал, вернуть хотел.— Насчет вернуть — это ты загнул, Карл Модестович, — усмехнулась Варвара, краем глаза наблюдая, как побледнела за их разговором Марфа, — думаю, продать хотел.— Где, где кольцо? — не выдержала Марфа и хищной птицей набросилась на управляющего, схватила руками за горло. — Куда ты дел его? Признавайся, черт рыжий! Где колечко мое памятное? Говори, а не то пожалеешь!— Марфа, милая, что ты, — Варвара оттащила ее от растерявшегося от внезапного нападения Модестовича, — ты по-человечески спроси, он скажет, никуда не денется.— А с чего она взяла, что кольцо ее? — спросил Модестович, растирая покрасневшую шею. — На нем другое имя написано.— Это кольцо я сама Сычихе дала, чтобы она дочку мою, Настеньку, не безымянной хоронила.— Дочку?! — в голос воскликнули Варвара и управляющий.— Да, — кивнула Марфа и осела на стул, как будто силы вновь оставили ее. — Умерла моя девочка, а кольцо я велела Сычихе ей в гробик положить, чтобы знали там на небе, кто она такая.— Бедная ты моя, — Варвара растрогалась и обняла Марфу. — И чем же помочь-то тебе?— Скажите, где кольцо, — Марфа умоляюще подняла на Модестовича глаза, и он не выдержал — отвел взгляд.— Прости, Марфа, проиграл я его в карты, цыгану одному, — едва слышно вымолвил управляющий.— Не тому ли, которого убили? — догадалась Варвара — Модестович кивнул.— А про кольцо с той поры больше никто ничего и не слышал, — пояснил Модестович.— Значит, такая моя судьба, — сдержанно сказала Марфа и отстранила от себя Варвару. — Спасибо за приют, за привет, засиделась я у вас. Пойду.— Куда же ты теперь? — растерялась Варвара.— А не все ли равно, — равнодушно пожала плечами Марфа. — Все у меня отобрали, отняли — любовь, доченьку, а теперь еще и память о ней, ненаглядной кровиночке. Прощайте все, и да хранит вас Господь!..Марфа и сама не понимала, не видела, куда идет. То в сугроб провалится, то на пень под снегом натолкнется, то опасно кустом зацепится. Наконец, она поскользнулась на ледяной корке и упала на колени.— Господи! — закричала она. — Помоги, объясни! Никого не убила, слова плохого не сказала никому! За что мне наказание такое?..Рядом на ветку ели опустилась ворона и каркнула.— Сычиха? — обернулась к ней Марфа. — Врешь, не уйдешь, старая ведьма! Покажись, Сычиха! Слышишь, покажись!. Прекрати играть со мной! Я за ответом пришла. Слышишь, Сычиха? Что ты с ней сделала? Где моя бедная Настя?Дорога и память сами вывели ее в старое имение Долгоруких. Марфа постояла минуту перед входом — здесь прошли ее лучшие, светлые дни с Петенькой, когда они были предоставлены друг другу, и не было между ними подозрений и обид. Марфа вздохнула и вошла в дом.— Сычиха? — вскричала она, узнав женщину, встретившую ее в гостиной. — Что ты делаешь здесь? Как попала сюда?— Успокойся, Марфа, добрые люди помогли — из тюрьмы вызволили, привели в дом. Но ты не бойся. Я отсюда уйду, вот только отдохну чуть-чуть. И не смотри ты на меня, как волчица.— А я и есть волчица! — грозно сказала Марфа. — Волчица, у которой отняли детеныша. Говори, что случилось с моим ребенком.— Да что с тобой, Марфа? — растерялась Сычиха. — Ты и сама знаешь, зачем спрашивать, старые раны бередить.— Ты мне зубы не заговаривай! Говори, где моя дочь?— Так умерла же она…— А, коли умерла, — прервала ее Марфа, — почему перстень мой по рукам ходит, покоя не знает?— Какой перстень? О чем ты? — заволновалась Сычиха.— А ты глаза не прячь, змея подколодная, — наступала на нее Марфа. — Я теперь все знаю — и про то, как ты его Корфу в гроб схоронила, и как выкрали его да в карты проиграли.— Это не тот перстень, — защищалась Сычиха.— Тот, тот самый перстень, — усмехнулась Марфа. — С надписью «Анастасия». Ты обещала мне схоронить его вместе с девочкой. Почему же он не в земле? Значит, и дочка моя не в земле? Жива она! А ты соврала мне, подлая. Я же тебе верила… Боже мой, как я тебе верила!— Подожди, Марфа, послушай…— Да не нужны мне твои лживые речи! — замахнулась на нее Марфа. — Знаешь ли ты, что Петр оттого меня и бросил, что по детям соскучился. А, коли бы у нас свои были, глядишь и не вернулся бы к той, что сама своей рукой его едва не порешила. Я должна знать, где моя дочь. И Петя должен знать! Он запутался, и сам не знает, что ему нужно. А, когда узнает о нашей девочке, сразу поймет, где его счастье.— Если ты Петра вернуть хочешь, то это и по-другому сделать можно — есть у меня средства приворотные, — предложила Сычиха.— Ты мне не средства давай — правду скажи! — гневно воскликнула Марфа. — Я теперь знаю: наша дочь жива. И ты отсюда не выйдешь, пока во всем не повинишься, не признаешься! А не скажешь — я тебя и убить могу, я сильная.— Хорошо, хорошо, — растерялась Сычиха и уступила, — я скажу тебе правду… То кольцо я не похоронила вместе с ребенком, как обещала. Себе оставила.— Неужто мало денег тебе дали? — Марфа опять схватилась за сердце. — Что же за душа у тебя черная?— И даже чернее, чем тебе кажется, — Сычиха побледнела и вдруг рухнула перед Марфой на колени. — Прости меня, грешную, виновата я! Не помер твой ребеночек при родах — это я погубила твоего ребенка.— Что? — зашаталась Марфа.— Девочка твоя родилась здоровой, — кивнула Сычиха. — А ты.., уж больно тяжело ты рожала, я так намучилась с тобой, извелась, боялась, что не выживешь.— Боже мой! — простонала Марфа, мысленно обращаясь в памяти к тому дню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16