Неожиданно тяжелая деревянная дверь с оглушительным треском распахнулась. Кровь застыла у нее в жилах, а мускулы окаменели.На пороге стоял Четхэм, она узнала его высокий силуэт.Спокойно, элегантно, со всей грацией, присущей удачливому придворному обольстителю, он вошел в комнату, снял шляпу с пером и, держа ее на отлете, отвесил глубокий поклон с явной насмешкой, которая была удвоена мастерским исполнением.Завершив поклон плавным движением, Уорик не торопясь закрыл дверь. Старые петли тоскливо заскрипели, вызвав у Ондайн приступ смертельного ужаса, хотя она успела уже приготовиться к худшему, заметив подозрительную насмешливость его поклона.Уорик прислонился к двери, держа руки за спиной и глядя на Ондайн. Мерцали свечи. Темные углы комнаты казались таинственными от прихотливой игры пламени. Уорик молчал и только смотрел на нее; губы его изогнула дьявольская ухмылка, а во взгляде нельзя было отыскать и намека на теплоту или понимание. В пляшущем пламени свечей его глаза утеряли привычный каштановый цвет, а казались золотыми, как блестящая монета или, скорее, как глаза волка… Волка, который ночью крадучись загоняет в угол свою жертву. Прекрасный волк, безжалостный сильный ночной хищник, смертельно опасный.В сердце Ондайн проник ужас, который тотчас перерос в сильнейший гнев. Как смеет он смотреть на нее такими глазами! И это после… после его поведения в бальном зале, где он смеялся, улыбался, танцевал с этой женщиной, обожаемой леди Анной, которая обращалась с ним так властно, что любому не составляло труда догадаться, насколько они близки. Да он просто олицетворение мужской наглости! Прийти сюда и так бесцеремонно вторгнуться на ее половину после того, как он явно увивался за этой шлюхой!Да как он смеет!.. И все-таки она чувствовала, как что-то теплое наполняет ее тело и душу.. Да, он неотразим! Ни перо на шляпе, ни шнуровка, ни щегольской костюм не шли ни в какое сравнение с его подлинной мужественностью.Да, она ненавидела его за то, что он так непринужденно разговаривал и смеялся с Анной, что та открыто домогалась его. Но ее ненависть исчезла бесследно в огненной буре чувств, взрывавшей самые глубокие тайники ее души. Что это такое, думала она с удивлением и почти в отчаянии, что так потрясает до основания все ее существо? Почему при взгляде на него ее сердце сладко замирает, руки и ноги начинают дрожать и все внутри плавится от нестерпимого жара возбуждения?.. Даже сейчас, когда он бесстыдно смотрит! Сейчас, когда она должна его ненавидеть… Когда самый воздух пропитан надвигающейся опасностью!— Так, значит, вы уже здесь, — вымолвил наконец Уорик.Он понимал, что разгорячен вином до предела, что чуть жив от ревности. Но никогда раньше он не испытывал таких чувств, как в эту минуту, такую страсть и такую… любовь.Он сжал за спиной кулаки. Вино, которое он пил кубок за кубком, не притупило пронзительной боли. Это правда: он любил ее. Он влюбился. В эту ведьму, которую собирались вздернуть на виселице и которую он спас от веревки. Впрочем, как выяснилось впоследствии, она оказалась вовсе не ведьмой, а соблазнительной женщиной, умной, загадочной, прекрасной. Такой прекрасной при свете свечей. Одетой в белый шелк, ниспадавший к ее ногам изящными складками; шелк, который не скрывал округлостей ее груди и возбуждай в Уорике страстное желание прикоснуться к ней. А эти золотистые с красноватым отливом волосы, разбросанные по плечам, падающие на спину. Огненное солнце и пылающий рассвет, целое огненное море! А ее глаза, голубые, как море, море огня, пронзившие его так глубоко, что он больше не мог без них жить.Любовь… Да, он влюбился. Он околдован этой морской девой, русалкой, богиней. Нет, он не должен любить ее! Его душа металась в страшных муках, не в силах побороть лихорадочной ярость и вожделения. И любви, которая привела его сюда. Боже, если бы эти холодные голубые глаза засверкали для него так же, как они сверкали для Карла, если бы эти губы прошептали ему слова, как одному из тех кавалеров, танцевавших с ней…— А где же мне еще прикажете находиться, мой господин? — спросила Ондайн, решив говорить как можно равнодушнее и стараясь скрыть горечь в голосе и блеск в глазах, которые выдавали гнев, клокотавший внутри нее, как горящая лава.Он приподнял бровь. Сатанинская улыбка по-прежнему играла на его губах, когда он прошел через комнату к камину и пошевелил железными щипцами горящие поленья.— Судя по вашему поведению, дорогая жена, я решил, что вы находитесь где-нибудь в другом месте — очаровываете короля.Уорик поставил щипцы на место и повернулся, продолжая улыбаться приятной и зловещей улыбкой.— Я-то думал, что вы уже дожидаетесь своей очереди оказаться в королевской постели, как и прочие прекрасные, но очень меркантильные придворные особы.Ондайн задохнулась от нанесенного оскорбления. Ее терпение лопнуло, и она схватила наугад первую попавшуюся вещь, чтобы бросить в него. К несчастью, под рукой не нашлось ничего более существенного, чем искусно вышитая подушка.Этот снаряд пришелся ему прямо в лицо — к ее удивлению, граф не смог ее поймать. Она вскрикнула:— Вы пьяны! Целый вечер вы обхаживали свою любовницу, леди Анну, накачались вином со своими высокородными друзьями, и после этого у вас хватает наглости врываться ко мне в спальню с нелепыми обвинениями! Вон отсюда! Возвращайтесь к своей драгоценной и обожаемой Анне и оставьте меня в покое!Уорик бросил подушку на пол и, зацепив пальцами ремень на поясе, угрожающе шагнул к ней. Его лицо было мрачно, челюсти плотно сжаты, губы кривила недобрая усмешка, а в золотой сердцевине его глаз плясали отблески пламени.— Пьян, моя леди… моя благочестивая, благородная, девственная жена! Да, возможно, и так! От одного только вида некоей замужней дамы… такой целомудренной и чистой в присутствии мужа… которая липнет к королю, как пчела к меду…— Я липну к королю?! Как… — Ондайн не договорила. Голос Уорика оглушил ее:— Да! Увиваетесь вокруг и липнете к его величеству, смеетесь, улыбаетесь своими соблазнительными вишнево-красными губками и разве только не кладет., свои обольстительные белые груди его величеству в руки.— Ах! Вы лжец! Пьяный развратник! Вы даже не можете придумать что-нибудь получше бесстыдной манеры, с какой соблазняют вас ваши вульгарные шлюхи, и поэтому ожидаете такого же поведения и от других женщин! Прекрасно, вот и отправляйтесь к ним, мой уважаемый лорд Четхэм! Уходите…— И оставить вас продолжать ваши шашни с королем?— Да вы с ума сошли!— Возможно, — сказал он покорно. — Да-да, вполне возможно! Потерял голову от маленькой воровки-беспризорницы, на которой женился. Неблагодарная, решила дурачить меня… С кем?! Не просто с королем, но с человеком, которого я зову своим лучшим другом. Ондайн…Уорик отошел от камина и приблизился к ней. Его пальцы впились ей в плечи. Ондайн не отстранилась, а смотрела прямо ему в лицо. Ее глаза оживлялись пламенем свечей и то и дело вспыхивающей в них ненавистью.— Уберите руки! — произнесла она отчетливо и жестко.— Почему же, миледи? Неужели мужу должно быть отказано в том, что с такой легкостью дается кому-то другому? Интересно, чего вы добиваетесь? Нелли обхаживает короля за деньги и титул; Луиза заинтересована в драгоценностях и землях. Барбара Вильер превозносит короля за то, что он одарен волшебным талантом побить… Или в вашей прекрасной головке скрыты такие глубины, которые я даже не могу себе вообразить? Неужели вы добиваетесь его из страсти?Граф слегка дотронулся до ее щеки. Он говорил с легкой хрипотцой, и его слова были так нежны; они убаюкивали, трогали, просачивались в самую душу… Но нет, она не настолько глупа, чтобы снова поддаться его гипнозу!— Ублюдок! — прошипела Ондайн. Ее тонкие пальцы сжались в кулак, и она ударила его в грудь со всей силы. — Вон! Я презираю тебя!Похоже, Уорик не замечал ни ее слов, ни ее ударов. Она еще раз сердито ударила его, вывернулась, подбежала к двери и распахнула ее:— Вон, мой дорогой муж! Вы пьяны, и ваше присутствие оскорбительно! Оставьте меня в покое!Граф подошел к ней и молча схватил ее за руки. Ондайн испуганно вскрикнула, когда Уорик с шумом захлопнул ногой дверь и задвинул щеколду.— Что вам еще от меня нужно?! — закричала она.— Кое-что обсудить со своей женой! — сказал граф спокойно и негромко, но с таким выражением, что она вдруг задрожала. Конечно, он пьян, но его рассудок оставался ясным и трезвым.— Мне нечего обсуждать с пьяным негодяем, который волочится за отвратительными шлюхами! — огрызнулась Ондайн, пытаясь защититься. Он посмотрел на нее с такой насмешкой, что она поневоле вспомнила, чего стоят се нервные выкрики по сравнению с его стальной силой.— А мне кажется, что к шлюхам, о которых идет речь, вы по праву можете отнести и себя.— Убирайтесь! — взвилась Ондайн, и на этот раз у нее под рукой оказался превосходный увесистый кувшин с водой. Гнев придал ей силы, и она метнула его прямо в ненавистную и вызывающе красивую голову.Реакция не подвела Уорика: он наклонил голову и избежал страшного удара. Кувшин разбился о дверь, окатив графа холодной водой. Он помедлил, приходя в себя, затем издал что-то наподобие звериного рычания и бросился к ней со стремительностью волка, настигшего наконец свою жертву.— Нет! — завизжала Ондайн, отпрянув в сторону. Раздался сухой треск разрывающейся материи, и Уорик в ту же секунду понял, что держит в руках не свою жену, а часть ее одеяния. Ондайн избежала нападения мужа, — но за это лишилась половины ночной рубашки. В отчаянии она забилась в дальний угол кровати, надеясь, что этот хрупкий барьер между ними позволит ей выиграть время перед следующим нападением. Она подтянула пышную юбку, прикрыв ею обнажившуюся грудь.Граф присел на край кровати, его глаза превратились в черные узкие щелки с горевшим в них огнем.— Теперь-то я узнаю, о чем вы шептались с королем!— Нет! Вы не имеете права…— У меня на вас есть все права!— Я ничего не скажу вам! Даже когда… — Ондайн запнулась, испугавшись, что может выдать себя. Она никогда не признается, что его жену обвиняют в предательстве. Никогда! И никогда — избави Боже! — не полюбит человека, который спит с кем попало!Кроме того, она для него всего лишь простолюдинка, воровка, браконьерша, которую он спас от виселицы. Все кончено! Ондайн засмеялась.— Карл, — сказала она с достоинством, — король. Что я сказала ему и чем мы г ним занимались, милорд Четхэм, вас не касается!— Ах! Так, значит, вы позволяли ему прикасаться к себе. Вы его поощряли? — Уорик быстро поднялся на ноги, но голос его оставался спокойным и ласковым. — Вы улыбались ему, моя любовь, чтобы вызвать его дружбу и доверие? Или потому, что вам нравится ощущать его прикосновения на своем теле?Он говорил так, как если бы они невинно болтали, но Ондайн отступала назад, пытаясь прикрыться остатками одежды. «Не смейся над ним, и он оставит тебя в покое!» — шептал внутренний голос, но она не могла ему повиноваться. В ней кипела непреодолимая ярость, которая жаждала выхода.— Король очарователен и любезен во всем, что делает! — крикнула она.— А я нет?— А вы надменный, наглый грубиян!— Ах вот как?!Ондайн отступала назад, пока не уперлась в стену; дальше идти было некуда, когда он схватил ее за плечи.На какой-то момент ее охватила паника; затем она подняла голову, се глаза гневно горели.— Дорогой сэр, не трогайте меня. У вас грязные, руки, потому что вы их слишком часто распускаете с кем только не придется!— Что? — Совершенно неожиданно граф засмеялся и отпустил ее. Но освобождение оказалось обманчивым. В следующий миг он сбил се с ног, так что она откинулась на постель, которую только что считала своим последним оплотом. Ошеломленная падением, Ондайн вновь попыталась натянуть на себя остатки своего наряда, но через секунду уже была лишена возможности двигаться — Уорик бросился на нее сверху и как будто пригвоздил коленями ее ноги, а твердыми как сталь пальцами — поднятые кверху руки.— Прошу прощения! — вежливо извинился он. — Как вы считаете, достаточно ли я распустил руки?Ее мысли путались, освободиться было невозможно. Она вдыхала чистый и неповторимый запах кожи графа, каждое се движение встречало решительный отпор его напряженного тела.Вдруг Уорик оторвал от нес одну руку, поднял ее и поднес к глазам, вытянув смуглые длинные, сужающиеся к концу пальцы.— Что вы имеете против моей руки, графиня?Он снова внимательно осмотрел руку, этот объект спора, которая на этот раз уже лежала на ее обнаженной груди. Ондайн тоже смотрела на его пальцы, такие темные на фоне ее кожи, и чувствовала их прикосновение, такое легкое и нежное, но отдававшееся во всем ее теле. Она лежала как зачарованная, не дыша, прислушиваясь к глухим ударам своего сердца.— Да! — крикнула она неожиданно, так что Четхэм даже опешил. — Я видела, где эта рука провела весь вечер! Так что верните ее туда, где она и была!Ее собственные слова подогрели ее гнев, и она стала вырываться с новой силой, так что наконец ей это удалось.— Ведьма! — крикнул граф.Ондайн пришла в такую неописуемую ярость, что ринулась в атаку, сжав кулаки и колотя ими по его груди.— Как вы посмели! Мерзавец, негодяй! — кричала она громко и визгливо, как торговка на базаре, но у нее не было времени, чтобы думать о своих манерах. — Вы привезли меня во дворец, где ваша любовница спокойно рассуждает о ваших потрясающих мужских достоинствах, прилюдно вешается вам на шею, обращается с вами как с личным имуществом и смеется мне в лицо! И вы смеете…Она вдруг опомнилась и, к ужасу своему, обнаружила, что сидит верхом на Уорике, более того, остатки когда-то прекрасного одеяния окончательно утрачены. Ноги выше колен обнажены, и только маленький кусочек ткани на одном плече отдаленно напоминает, что оно когда-то было прикрыто. Да она почти целиком раздета!Ондайн больше не могла сопротивляться, потому что граф крепко держал ее запястья. И его глаза, огненные глаза демона, смотрели на нее с удовольствием… В них было даже что-то большее, что отдавалось в девушке пульсацией сердца, приливом ярости и напряжением, которое распространялось по всему ее телу.— Нет! — вскрикнула она снова, пытаясь вырваться и подняться на ноги, но Уорик обнял ее за талию и снова бросил на постель.Теперь она уже не старалась побольнее ударить его, а извивалась как безумная, придавленная его весом и силой.— Оставьте меня… сию же минуту!— Э нет! Нет! Нам надо поговорить, моя любовь! Насколько я понял, вы так сильно раздражены потому, что Анна сочла возможным обсуждать мои… мужские достоинства?— Пустите! Мне глубоко безразличны ваши… мужские достоинства!— Ах, наверное, потому, что вы предпочитаете королевские?— Нет! Только отпустите…Он наклонился над ней и, хотя Ондайн отчаянно вертела головой, нашел ее губы. Его пальцы ласкали ее щеки, подбородок, а язык проникал в глубь ее рта с настойчивостью, которая сводила на нет все ее усилия. На нее как будто хлынул теплый поток чувства, которое было слаще и крепче самого изысканного вина. И еще… еще ей казалось, будто она путешествует в прекрасной, не отмеченной на карте стране, похожей на рай, в которой она могла бы заблудиться, если бы он не был ее проводником.Она забыла, что должна сопротивляться, и лежала неподвижно, наслаждаясь вкусом его поцелуя, движениями его языка, который погружался все глубже со страстью и силой.Уорик приподнялся, но она не могла ни двигаться, ни думать, ни сопротивляться. В его глазах не осталось и тени усмешки. Пальцы касались ее щек, шеи, скользили по груди. Он снова наклонился и взял в рот ее сосок, вызывая сильными движениями языка столь сладостное ощущение, что она закричала. Ее тело содрогалось в конвульсиях, а кончик его языка снова и снова касался кончиков ее грудей, согревая их влажной теплотой. Ей казалось, что по всему ее телу разбегаются ручейки пламени.Он слегка прикусил ее сосок и нежно перекатывал его между зубами, продолжая гладить рукой ее тело. Его голос, хриплый, грудной, мужественный, обволакивал и задевал самые чувствительные струны се души.— Ах, графиня, наверное, я так бы никогда и не понял, что за райское наслаждение увел из-под носа палача. Какая красота… — Он касался губами ее живота, и жаркий шепот побеждал сопротивление ее плоти. — Если уж сравнивать женские достоинства, то ваши я бы назвал несравненными…Еще один поцелуй. Его пальцы путались в ее волосах, и каждое новое ощущение приносило блаженство и убеждение, что оно стоит того, чтобы умереть; это было похоже на звучную песню, балладу, повествующую о великой страсти… Неожиданно Ондайн встрепенулась. В ее сознании всплыли слова Уорика: «Если уж сравнивать…»О Боже! Он сравнивал ее с этой змееподобной Анной и Бог знает с кем еще!— Ах так! — завопила она, вцепляясь ему в волосы и нанося коленкой ощутимый удар по пресловутым мужским достоинствам Застигнутый врасплох, граф взвыл от боли… и она оказалась на свободе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50