Почувствовав, что он хочет оторваться от нее, она дала понять, что ей нравится и она не хочет, чтобы он останавливался. Гиллиам продолжил, а Николь наклонилась к нему и поцеловала между плечом и шеей, ногтями тихонько проведя по затылку Гиллиама вверх и вниз. Он задрожал, его плоть дернулась возле ее бедра. Когда Гиллиам наконец оторвался от ее груди и прижался лбом к ее шее, он весь дрожал. Николь обжигало его прерывистое дыхание. Она снова ногтями провела по его затылку и улыбнулась, услышав его стон:
– Боже! Перестань. Что ты со мной делаешь! – Она повторила еще раз, и его рука оказалась у нее между ногами, а пальцы искали то место, куда он собирался проникнуть. Застонав, она оперлась руками о его плечи, позволяя ему делать все, что он хочет. Ощущения, возникавшие внутри, разрывали ее. Она хотела его сильно, до дрожи.
– Колетт! – умоляющим тихим голосом произнес Гиллиам.
Они оба хотели одного и того же. Николь приподнялась, продолжая опираться руками на его плечи, и оседлала мужа. Гиллиам обхватил ее за талию, помогая, направляя.
– Я сгораю от страсти к тебе, – выдохнул он, глядя на Николь. Он говорил истинную правду, в этом не было сомнений. – Но я не хочу причинить тебе боль.
Николь разочарованно посмотрела на мужа сверху вниз, словно обиженная его словами.
– Да что же я такое? Сплошная слабость? Ты не можешь мне причинить никакой боли. – Она сама опустилась на его плоть, ощутив наслаждение от того, что он заполнил ее.
– О Боже, как хорошо, – выдохнул он, расслабившись на постели. Николь легла сверху, и Гиллиам укрыл их простыней.
Она повернулась и поцеловала мужа в шею.
Он ласково гладил ее по спине, но она хотела большего. Николь улыбнулась, догадываясь, как добиться желаемого. Она подняла руку и стала ласкать его затылок, водя рукой вверх-вниз. Затем сама стала ритмично подниматься и опускаться.
Гиллиам застонал, крепко держа жену за бедра.
– Ты просто невозможная, – проговорил он ослабевшим от желания голосом.
– Разве тебе не нравится? – выдохнула Николь ему в ухо.
Гиллиам задрожал, и его ответ стал ясен без слов.
– Очень нравится, – еле сумел выговорить он.
– Если это правда, тогда почему ты все время пытаешься меня остановить?
Он рассмеялся и отпустил руки. Николь снова задвигалась, вскрикивая от удовольствия, охватившего ее. Потом снова поцеловала мужа в губы. Каждое движение доставляло ей несказанную радость. Но ей хотелось большего.
Вдруг он закричал и обхватил ее за талию; Николь тут же оказалась под ним. Он действовал медленно, но настойчиво. Она выгибалась навстречу мужу, впиваясь ему в спину ногтями. Он целовал ее огненными поцелуями. Внутри Николь все горело.
Наслаждение охватило обоих. Она вскрикивала под его ласками. Руки Николь впились в бедра Гиллиама, как бы направляя его, чтобы удовлетворить желание. Он оторвал от нее губы, задыхаясь от страсти. Движения его становились все быстрее, с каждым ударом удовольствие росло, волны наслаждения одна за другой накрывали Николь. Ее тело само хотело двигаться, и каждый его удар она встречала своим. Откуда-то издалека она услышала, как Гиллиам просит ее двигаться в одном ритме с ним.
Николь поднялась навстречу его очередному удару. Муж продолжал говорить с ней тихо и ласково, рассказывая, какое удовольствие она доставляет ему, отчего ее собственное наслаждение становилось все сильнее, росло и росло, хотя, казалось, большим оно уже не могло стать.
…Когда Николь подумала, что больше не выдержит, Гиллиам неожиданно застонал и вошел в нее со всей страстью, которую испытывал. Она убрала руки с его бедер только для того, чтобы снова крепко сжать их, втискивая в свое тело снова. Почувствовав, как внутреннее напряжение иссякает, она вздохнула. Где-то в глубине души возникла мысль, что ощущения могут быть еще невероятнее, еще головокружительнее…
Он обмяк на ней, судорожно, тяжело дыша. Его мускулы расслабились, и он всей тяжестью придавил ее. Николь нежно поцеловала Гиллиама в подбородок, потом в губы.
Он попытался соскользнуть с нее, чтобы не давить своим весом, а когда она не позволила ему, перекатился на бок, увлекая ее за собой. Николь разочарованно вздохнула.
– Но мне нравится, когда ты сверху, – прошептала она.
Гиллиам вздрогнул и еще крепче поцеловал жену. Отчаяние, с которым он ласкал ее, испугало Николь. Она взяла в ладони его лицо и принялась изучать каждую черточку. На его лице были написаны страх, тоска, радость, и все это отражалось в глазах. Улыбки не было.
– Я сделала что-то не так? – тихонько спросила она.
Он покачал головой.
– Колетт, у меня ноет сердце. Я думаю только об одном. Я, наверное, сделал тебе ребенка, и теперь ты умрешь.
Вся радость от только что испытанного наслаждения улетучилась.
Николь наклонила голову, перед глазами возникла картина смерти Элис.
– Ты имеешь в виду, как Элис? – спросила она бесстрастно. – По крайней мере она родила прекрасного здорового мальчика и, прежде чем уйти в мир иной, видела, как ее муж взял своего сына на руки. Она успела порадоваться. Элис умерла, потому что при родах потеряла много крови. У нее были ужасные разрывы.
Рассказывая, Николь старалась отделить смерть Элис от символа возрождения Эшби, который она видела в родившемся ребенке.
– О Гиллиам, это была моя ошибка! – воскликнула она и удивленно замолчала. Она не собиралась рассказывать мужу о том, что чувствует себя предательницей Эшби.
– Но это не твоя ошибка, если у нее были разрывы, – смущенно успокаивал он жену.
И вдруг Николь испытала острое желание рассказать ему о своей неутихающей боли.
– Нет, не в этом дело, – сказала Николь, упершись взглядом в грудь мужа и стараясь не смотреть ему в глаза. – Меня мучает гибель Эшби. С июня я пытаюсь бежать от мысли, что я натворила. Даже рождение ребенка Элис я превратила в символ, пытаясь избежать ответственности за происшедшее. Вот в чем моя ошибка. Мачеха заточила твоего брата, но именно я закрыла ворота, когда ты пришел за ним, Гиллиам. Я думала: если смогу показать лорду Рэналфу, какая я умелая, он отдаст Эшби мне. Именно из-за меня сгорел дом и разрушена деревня.
– Ты отводишь себе гораздо большую роль в этой истории, чем она есть на самом деле, – твердо сказал Гиллиам. – Я, мой брат, твой отец, его жена тоже внесли свою лепту в случившееся.
Николь продолжала сосредоточенно смотреть ему в грудь.
– Ты очень добр, если хочешь меня простить. Но нельзя изменить того, что я натворила. Из-за меня убито столько людей, которых я любила, так много пострадало тех, кого я должна была защитить. Я пытаюсь и не могу понять, как вынести весь этот груз, свалившийся на меня. – В ее глазах появились слезы. Сердце переполняли тоска и боль.
Гиллиам отодвинулся, чтобы взять ее лицо в ладони. Он заставил жену посмотреть ему в глаза.
– Ты сумеешь, – сказал он ласково, – даже если груз предательства давит тебя до сих пор.
В комнате еще оставалось немного света, чтобы разглядеть его глаза, полные печали и понимания.
– Откуда ты знаешь, что я чувствую? – удивилась она.
Его губы сжались.
– Однажды я тоже предал человека, чьей любовью дорожил. О Боже! – Гиллиам закрыл глаза. – Я слишком много сказал. У меня нет сил продолжать.
Он отпустил ее, лег на спину и крепко закрыл глаза.
Но Николь почувствовала его боль. Пораженная, она молча смотрела на мужа и не могла поверить, что этот человек, который постоянно улыбается и шутит, на самом деле носит в себе такое страшное страдание. Вдруг она все поняла. Из-за безмятежности его характера она считала сначала, что ему не хватает ума, а за привычной улыбкой не разглядела боли, которая грызла его.
Николь продолжала молчать. Гиллиам открыл глаза, но не посмотрел на жену.
– Я боюсь, что твоя только что родившаяся ко мне любовь умрет, если ты узнаешь эту историю.
Николь покачала головой.
– Ничего не может быть такого, что заставило бы меня отказаться от моих чувств. Ты единственный во всем мире, кто понимает меня и принимает такой, какая я есть, и потому ты для меня самое драгоценное в мире существо.
Гиллиам повернулся к ней, в глазах его стояла мольба, ему не верилось, но очень хотелось поверить.
– Даже если это была любовная связь, кровосмесительная, связь с женой моего брата? – произнес он едва слышно. – Она умерла при родах, это был сын от меня.
То, что он совершил, конечно, было ужасно. Николь вдруг осознала, что сейчас в ее руках находится его жизнь. Если она отшатнется от него в ужасе и отвращении, ему конец.
– Даже это ничего не изменит. – Она не стала выспрашивать подробности, требовать объяснений, оправданий. Нет, ее любви было достаточно простого признания.
Гиллиам медленно выдохнул, и даже по лицу его было видно, какое огромное облегчение он испытал. Его реакция была похожей на ее. Бремя предательства давило нещадно, его невозможно было нести дальше одному.
– Любовь моя, – сказал он тихо. – Давай шаг за шагом пойдем вместе, вперед, помогая друг другу нести наши грехи. Я помогу тебе восстановить то, что ты разрушила, а ты будешь меня любить, несмотря на то что сделал я.
– С величайшим удовольствием, – сказала Николь, улыбнувшись.
Он тоже улыбнулся ей.
– Но я предупреждаю тебя. Теперь, когда ты отдала мне свое сердце, я захочу детей. И я убью тебя, если ты попробуешь умереть, выпуская их на свет.
Гиллиам лег на бок, и они снова оказались лицом к лицу.
– Я? Попытаюсь умереть? – с презрением воскликнула Николь. – Знай же, если меня что и держит в жизни, то не везение, как ты, возможно, думаешь, а мой дурной характер. Меня боятся и Бог, и дьявол.
Она провела рукой по его сильному плечу до локтя. Ладонь ощущала шелковистость кожи.
– Я скучала без тебя прошлой ночью. Я решила, лучше замерзну здесь с тобой, чем буду одна в теплом зале.
– Благодарение Богу даже за столь малые благодеяния, – ответил Гиллиам, играя прядью ее волос. Этот невинный жест снова вызвал у нее трепет. – Да, кстати, о благодеяниях. Может, сделаешь мне одно?
– А что именно? – Внутри Николь снова разгорелось пламя. Она вдруг подумала, что ей, пожалуй, нравится быть замужем.
– Научишь меня говорить по-английски? А то я устал слушать и не понимать, о чем говорят вокруг меня.
Она взглянула на него с нарочито скептическим заражением на лице.
– Не знаю, смогу ли я.
– А что, очень трудный язык?
– Нет, – ответила она, – для меня – нет. Но меньше всего мне хотелось бы с тобой разговаривать. Особенно сейчас. – Она поцеловала его в грудь и прошлась по ней кончиком языка.
– Боже, Колетт, – выдохнул он. – Тогда лучше пойти в зал.
– Почему это? – пробормотала она. – Люди в Эшби сумеют напиться и без твоего руководства. Останься со мной. Мне кажется, я начинаю понимать, что значит любить друг друга. Еще немного тренировки, и у меня получится.
Он запустил пальцы в ее волосы и приподнял голову, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Пожалуй, только это я и могу, – со смехом предупредил он.
– Ну что ж, посмотрим, как ты можешь, – улыбнулась она. – Кстати, сейчас у тебя будет первый урок английского. Следи внимательно, как я стану называть части твоего тела.
Гиллиам застонал.
– О, теперь мне конец!
ГЛАВА 21
– Теперь еще раз, Джос, – спокойно и настойчиво сказала Николь, потом повернулась спиной к мишени и мальчику.
Она не хотела смотреть на него, опасаясь, что это только помешает.
Погода стояла обычная для Рождества, холодный ветер быстро гнал по небу серые облака. Мельничный пруд покрылся тонкой ледяной коркой, а земля – слоем снега. Дрожа, плотно кутаясь в накидку, надетую поверх платья, Николь наблюдала за стрельбой Джоса. Новое платье, которое она надела сегодня, подарил Гиллиам. Фасон был хорош, прекрасно подходил для ее хозяйственной деятельности, а ткань была изумрудного цвета, который очень шел ей.
– Я могу это, – прошептал себе мальчик. Потом глубоко вздохнул, и она увидела, как он натянул короткий охотничий лук, ее первый подарок ему на Рождество. Раздался резкий щелчок тетивы, и стрела полетела.
Николь зажмурилась и услышала удовлетворенный выдох Джоса. Она повернулась.
– Попал?
– Попал! – восторженно завопил мальчик, приплясывая от возбуждения. – Все шесть в самый центр! У меня получилось!
Это был уже не тот Джос, что два месяца назад. Перед ней стоял здоровый парень: за последний месяц он вырос почти на два пальца.
– Разве я не говорила, что глаза и руки у тебя как раз для стрельбы из лука – сказала Николь. Она была так довольна, будто сама одержала победу. – Вообще-то это редкий дар. Если ты добился таких успехов всего за несколько дней тренировки, то скоро станешь настоящим мастером.
Она пошла к мишени вынуть стрелы.
– Миледи, пожалуйста, оставьте их там. Я хочу, чтобы лорд Гиллиам увидел, когда вернется. Может, тогда он возьмет меня с собой в дозор, как других. Ведь все берут своих оруженосцев, правда?
Пока жители Эшби наслаждались последним праздничным днем, Гиллиам и солдаты Эшби объезжали свои границы. За последние двенадцать дней три овцы, которые скоро должны были окотиться, исчезли. Плетень в овечьем загоне был разобран. И еще убили быка.
– Джос, он не берет тебя не потому, что не доверяет, ты просто еще не владеешь мечом как надо.
– Я стараюсь, – ответил мальчик.
– Но вспомни, как поздно ты начал учиться. Другие ребята в твоем возрасте уже долго тренируются, а ты взял меч в руки всего два месяца назад. Это очень сложное искусство, оно требует долгих упражнений. Так что дай себе время.
– Я буду стараться, – сказал Джос, и его подбородок напрягся. – Если случится битва, я хочу защищать своего лорда.
Николь скривилась.
– Не спеши убивать людей. Это ужасное дело. Слушай, парень, я промерзла до костей, на сегодня хватит.
Гиллиам уехал на весь день, и она взяла на себя роль наставника.
– А можно мне подождать его здесь? – спросил мальчик с надеждой на лице. Потом вдруг посмотрел вдаль, через плечо Николь, и его лицо расплылось в улыбке. Подняв лук, он замахал им, крича: – Лорд Гиллиам! Идите сюда! Посмотрите, что я сделал!
Николь повернулась. Одетый в кольчугу, муж большими шагами пересекал дворик, направляясь к ним; его плащ развевался на ветру. Как всегда, он был с непокрытой головой, без перчаток, а подшлемник болтался на спине вместе с капюшоном плаща. Из-за пояса торчали перчатки. Даже на расстоянии ее тело ощутило его присутствие, от него исходила мощная теплая волна. Когда он остановился рядом, Николь прикоснулась к нему и обхватила его за талию, зацепившись за кольчугу.
– Ну и что ты сделал? – спросил Гиллиам, выжидательно улыбаясь. Хотя все внимание он сосредоточил на Джосе, рука его нежно, но крепко прижимала жену к себе.
– Мишень, милорд! – нетерпеливо повторял Джос. – Посмотрите на мишень.
– Какую мишень? Это не мишень, а настоящий ежик. – Потом он очень выразительно пробормотал: – Боже, так это в самом деле мишень. И ты поразил ее!
– Да, шесть раз попал в яблочко. – Джос сиял. – А теперь вы должны, как поклялись, позволить мне взять тот арбалет.
– Ты обещал ему арбалет моего отца? – удивленно спросила Николь.
Гиллиам быстро посмотрел на нее.
– Прощу прощения. Я забыл спросить у тебя разрешения. Наш Джос просто сердцем прикипел к тому арбалету. Ты не против, правда?
Его слова даже испугали ее.
– А почему я должна быть против?
– Вообще-то он твой, у тебя на него все права. Он достался тебе от отца.
– Это наш арбалет. И ты можешь давать его кому хочешь и когда хочешь, – сказала Николь, пожав плечами. – Просто Джос недостаточно крепок даже для этого лука, а арбалет просто огромный. Он его не поднимет.
– Нет подниму, – настаивал Джос. – Я знаю, что подниму.
– Но не сегодня, – предупредил его Гиллиам, – скоро стемнеет, а я хочу есть. Собирай стрелы и пошли в тепло, к очагу.
Мальчик подчинился, а Николь повернулась к Гиллиаму и поцеловала его в губы. Он зажмурился от наслаждения, затем стащил с головы жены шарф и погрузил пальцы в ее волосы. Страсть обожгла обоих. Прошел месяц, но ее желание возрастало с каждым днем.
– Я думал, мы идем, а если вы собираетесь стоять тут и заниматься этим, то я лучше постреляю, – в голосе Джоса слышалось презрение.
Гиллиам улыбнулся.
– Я думаю, он уже устал от нас, любовь моя.
– Но что я могу сделать? – прошептала она, склонившись к мужу. – Я и так положила его тюфяк в зале, чтобы он не видел, чем мы занимаемся ночами, не слышал, как ты кричишь.
– Я? – Гиллиам откинул назад голову, словно оскорбившись. – Это не от моих криков содрогается крыша.
Николь сощурилась.
– Но разве не ты меня доводишь?
– Да сам знаю, – ответил Гиллиам с удовлетворенной улыбкой, засовывая шарф, снятый у жены с головы, ей за пояс. Ему нравилось, когда Николь ходила с непокрытой головой. – Пошли, чем-нибудь набьем мой желудок.
Джосу пришлось прибавить шагу, чтоб не отставать от своих воспитателей.
– Сегодня уже двенадцатая ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Боже! Перестань. Что ты со мной делаешь! – Она повторила еще раз, и его рука оказалась у нее между ногами, а пальцы искали то место, куда он собирался проникнуть. Застонав, она оперлась руками о его плечи, позволяя ему делать все, что он хочет. Ощущения, возникавшие внутри, разрывали ее. Она хотела его сильно, до дрожи.
– Колетт! – умоляющим тихим голосом произнес Гиллиам.
Они оба хотели одного и того же. Николь приподнялась, продолжая опираться руками на его плечи, и оседлала мужа. Гиллиам обхватил ее за талию, помогая, направляя.
– Я сгораю от страсти к тебе, – выдохнул он, глядя на Николь. Он говорил истинную правду, в этом не было сомнений. – Но я не хочу причинить тебе боль.
Николь разочарованно посмотрела на мужа сверху вниз, словно обиженная его словами.
– Да что же я такое? Сплошная слабость? Ты не можешь мне причинить никакой боли. – Она сама опустилась на его плоть, ощутив наслаждение от того, что он заполнил ее.
– О Боже, как хорошо, – выдохнул он, расслабившись на постели. Николь легла сверху, и Гиллиам укрыл их простыней.
Она повернулась и поцеловала мужа в шею.
Он ласково гладил ее по спине, но она хотела большего. Николь улыбнулась, догадываясь, как добиться желаемого. Она подняла руку и стала ласкать его затылок, водя рукой вверх-вниз. Затем сама стала ритмично подниматься и опускаться.
Гиллиам застонал, крепко держа жену за бедра.
– Ты просто невозможная, – проговорил он ослабевшим от желания голосом.
– Разве тебе не нравится? – выдохнула Николь ему в ухо.
Гиллиам задрожал, и его ответ стал ясен без слов.
– Очень нравится, – еле сумел выговорить он.
– Если это правда, тогда почему ты все время пытаешься меня остановить?
Он рассмеялся и отпустил руки. Николь снова задвигалась, вскрикивая от удовольствия, охватившего ее. Потом снова поцеловала мужа в губы. Каждое движение доставляло ей несказанную радость. Но ей хотелось большего.
Вдруг он закричал и обхватил ее за талию; Николь тут же оказалась под ним. Он действовал медленно, но настойчиво. Она выгибалась навстречу мужу, впиваясь ему в спину ногтями. Он целовал ее огненными поцелуями. Внутри Николь все горело.
Наслаждение охватило обоих. Она вскрикивала под его ласками. Руки Николь впились в бедра Гиллиама, как бы направляя его, чтобы удовлетворить желание. Он оторвал от нее губы, задыхаясь от страсти. Движения его становились все быстрее, с каждым ударом удовольствие росло, волны наслаждения одна за другой накрывали Николь. Ее тело само хотело двигаться, и каждый его удар она встречала своим. Откуда-то издалека она услышала, как Гиллиам просит ее двигаться в одном ритме с ним.
Николь поднялась навстречу его очередному удару. Муж продолжал говорить с ней тихо и ласково, рассказывая, какое удовольствие она доставляет ему, отчего ее собственное наслаждение становилось все сильнее, росло и росло, хотя, казалось, большим оно уже не могло стать.
…Когда Николь подумала, что больше не выдержит, Гиллиам неожиданно застонал и вошел в нее со всей страстью, которую испытывал. Она убрала руки с его бедер только для того, чтобы снова крепко сжать их, втискивая в свое тело снова. Почувствовав, как внутреннее напряжение иссякает, она вздохнула. Где-то в глубине души возникла мысль, что ощущения могут быть еще невероятнее, еще головокружительнее…
Он обмяк на ней, судорожно, тяжело дыша. Его мускулы расслабились, и он всей тяжестью придавил ее. Николь нежно поцеловала Гиллиама в подбородок, потом в губы.
Он попытался соскользнуть с нее, чтобы не давить своим весом, а когда она не позволила ему, перекатился на бок, увлекая ее за собой. Николь разочарованно вздохнула.
– Но мне нравится, когда ты сверху, – прошептала она.
Гиллиам вздрогнул и еще крепче поцеловал жену. Отчаяние, с которым он ласкал ее, испугало Николь. Она взяла в ладони его лицо и принялась изучать каждую черточку. На его лице были написаны страх, тоска, радость, и все это отражалось в глазах. Улыбки не было.
– Я сделала что-то не так? – тихонько спросила она.
Он покачал головой.
– Колетт, у меня ноет сердце. Я думаю только об одном. Я, наверное, сделал тебе ребенка, и теперь ты умрешь.
Вся радость от только что испытанного наслаждения улетучилась.
Николь наклонила голову, перед глазами возникла картина смерти Элис.
– Ты имеешь в виду, как Элис? – спросила она бесстрастно. – По крайней мере она родила прекрасного здорового мальчика и, прежде чем уйти в мир иной, видела, как ее муж взял своего сына на руки. Она успела порадоваться. Элис умерла, потому что при родах потеряла много крови. У нее были ужасные разрывы.
Рассказывая, Николь старалась отделить смерть Элис от символа возрождения Эшби, который она видела в родившемся ребенке.
– О Гиллиам, это была моя ошибка! – воскликнула она и удивленно замолчала. Она не собиралась рассказывать мужу о том, что чувствует себя предательницей Эшби.
– Но это не твоя ошибка, если у нее были разрывы, – смущенно успокаивал он жену.
И вдруг Николь испытала острое желание рассказать ему о своей неутихающей боли.
– Нет, не в этом дело, – сказала Николь, упершись взглядом в грудь мужа и стараясь не смотреть ему в глаза. – Меня мучает гибель Эшби. С июня я пытаюсь бежать от мысли, что я натворила. Даже рождение ребенка Элис я превратила в символ, пытаясь избежать ответственности за происшедшее. Вот в чем моя ошибка. Мачеха заточила твоего брата, но именно я закрыла ворота, когда ты пришел за ним, Гиллиам. Я думала: если смогу показать лорду Рэналфу, какая я умелая, он отдаст Эшби мне. Именно из-за меня сгорел дом и разрушена деревня.
– Ты отводишь себе гораздо большую роль в этой истории, чем она есть на самом деле, – твердо сказал Гиллиам. – Я, мой брат, твой отец, его жена тоже внесли свою лепту в случившееся.
Николь продолжала сосредоточенно смотреть ему в грудь.
– Ты очень добр, если хочешь меня простить. Но нельзя изменить того, что я натворила. Из-за меня убито столько людей, которых я любила, так много пострадало тех, кого я должна была защитить. Я пытаюсь и не могу понять, как вынести весь этот груз, свалившийся на меня. – В ее глазах появились слезы. Сердце переполняли тоска и боль.
Гиллиам отодвинулся, чтобы взять ее лицо в ладони. Он заставил жену посмотреть ему в глаза.
– Ты сумеешь, – сказал он ласково, – даже если груз предательства давит тебя до сих пор.
В комнате еще оставалось немного света, чтобы разглядеть его глаза, полные печали и понимания.
– Откуда ты знаешь, что я чувствую? – удивилась она.
Его губы сжались.
– Однажды я тоже предал человека, чьей любовью дорожил. О Боже! – Гиллиам закрыл глаза. – Я слишком много сказал. У меня нет сил продолжать.
Он отпустил ее, лег на спину и крепко закрыл глаза.
Но Николь почувствовала его боль. Пораженная, она молча смотрела на мужа и не могла поверить, что этот человек, который постоянно улыбается и шутит, на самом деле носит в себе такое страшное страдание. Вдруг она все поняла. Из-за безмятежности его характера она считала сначала, что ему не хватает ума, а за привычной улыбкой не разглядела боли, которая грызла его.
Николь продолжала молчать. Гиллиам открыл глаза, но не посмотрел на жену.
– Я боюсь, что твоя только что родившаяся ко мне любовь умрет, если ты узнаешь эту историю.
Николь покачала головой.
– Ничего не может быть такого, что заставило бы меня отказаться от моих чувств. Ты единственный во всем мире, кто понимает меня и принимает такой, какая я есть, и потому ты для меня самое драгоценное в мире существо.
Гиллиам повернулся к ней, в глазах его стояла мольба, ему не верилось, но очень хотелось поверить.
– Даже если это была любовная связь, кровосмесительная, связь с женой моего брата? – произнес он едва слышно. – Она умерла при родах, это был сын от меня.
То, что он совершил, конечно, было ужасно. Николь вдруг осознала, что сейчас в ее руках находится его жизнь. Если она отшатнется от него в ужасе и отвращении, ему конец.
– Даже это ничего не изменит. – Она не стала выспрашивать подробности, требовать объяснений, оправданий. Нет, ее любви было достаточно простого признания.
Гиллиам медленно выдохнул, и даже по лицу его было видно, какое огромное облегчение он испытал. Его реакция была похожей на ее. Бремя предательства давило нещадно, его невозможно было нести дальше одному.
– Любовь моя, – сказал он тихо. – Давай шаг за шагом пойдем вместе, вперед, помогая друг другу нести наши грехи. Я помогу тебе восстановить то, что ты разрушила, а ты будешь меня любить, несмотря на то что сделал я.
– С величайшим удовольствием, – сказала Николь, улыбнувшись.
Он тоже улыбнулся ей.
– Но я предупреждаю тебя. Теперь, когда ты отдала мне свое сердце, я захочу детей. И я убью тебя, если ты попробуешь умереть, выпуская их на свет.
Гиллиам лег на бок, и они снова оказались лицом к лицу.
– Я? Попытаюсь умереть? – с презрением воскликнула Николь. – Знай же, если меня что и держит в жизни, то не везение, как ты, возможно, думаешь, а мой дурной характер. Меня боятся и Бог, и дьявол.
Она провела рукой по его сильному плечу до локтя. Ладонь ощущала шелковистость кожи.
– Я скучала без тебя прошлой ночью. Я решила, лучше замерзну здесь с тобой, чем буду одна в теплом зале.
– Благодарение Богу даже за столь малые благодеяния, – ответил Гиллиам, играя прядью ее волос. Этот невинный жест снова вызвал у нее трепет. – Да, кстати, о благодеяниях. Может, сделаешь мне одно?
– А что именно? – Внутри Николь снова разгорелось пламя. Она вдруг подумала, что ей, пожалуй, нравится быть замужем.
– Научишь меня говорить по-английски? А то я устал слушать и не понимать, о чем говорят вокруг меня.
Она взглянула на него с нарочито скептическим заражением на лице.
– Не знаю, смогу ли я.
– А что, очень трудный язык?
– Нет, – ответила она, – для меня – нет. Но меньше всего мне хотелось бы с тобой разговаривать. Особенно сейчас. – Она поцеловала его в грудь и прошлась по ней кончиком языка.
– Боже, Колетт, – выдохнул он. – Тогда лучше пойти в зал.
– Почему это? – пробормотала она. – Люди в Эшби сумеют напиться и без твоего руководства. Останься со мной. Мне кажется, я начинаю понимать, что значит любить друг друга. Еще немного тренировки, и у меня получится.
Он запустил пальцы в ее волосы и приподнял голову, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Пожалуй, только это я и могу, – со смехом предупредил он.
– Ну что ж, посмотрим, как ты можешь, – улыбнулась она. – Кстати, сейчас у тебя будет первый урок английского. Следи внимательно, как я стану называть части твоего тела.
Гиллиам застонал.
– О, теперь мне конец!
ГЛАВА 21
– Теперь еще раз, Джос, – спокойно и настойчиво сказала Николь, потом повернулась спиной к мишени и мальчику.
Она не хотела смотреть на него, опасаясь, что это только помешает.
Погода стояла обычная для Рождества, холодный ветер быстро гнал по небу серые облака. Мельничный пруд покрылся тонкой ледяной коркой, а земля – слоем снега. Дрожа, плотно кутаясь в накидку, надетую поверх платья, Николь наблюдала за стрельбой Джоса. Новое платье, которое она надела сегодня, подарил Гиллиам. Фасон был хорош, прекрасно подходил для ее хозяйственной деятельности, а ткань была изумрудного цвета, который очень шел ей.
– Я могу это, – прошептал себе мальчик. Потом глубоко вздохнул, и она увидела, как он натянул короткий охотничий лук, ее первый подарок ему на Рождество. Раздался резкий щелчок тетивы, и стрела полетела.
Николь зажмурилась и услышала удовлетворенный выдох Джоса. Она повернулась.
– Попал?
– Попал! – восторженно завопил мальчик, приплясывая от возбуждения. – Все шесть в самый центр! У меня получилось!
Это был уже не тот Джос, что два месяца назад. Перед ней стоял здоровый парень: за последний месяц он вырос почти на два пальца.
– Разве я не говорила, что глаза и руки у тебя как раз для стрельбы из лука – сказала Николь. Она была так довольна, будто сама одержала победу. – Вообще-то это редкий дар. Если ты добился таких успехов всего за несколько дней тренировки, то скоро станешь настоящим мастером.
Она пошла к мишени вынуть стрелы.
– Миледи, пожалуйста, оставьте их там. Я хочу, чтобы лорд Гиллиам увидел, когда вернется. Может, тогда он возьмет меня с собой в дозор, как других. Ведь все берут своих оруженосцев, правда?
Пока жители Эшби наслаждались последним праздничным днем, Гиллиам и солдаты Эшби объезжали свои границы. За последние двенадцать дней три овцы, которые скоро должны были окотиться, исчезли. Плетень в овечьем загоне был разобран. И еще убили быка.
– Джос, он не берет тебя не потому, что не доверяет, ты просто еще не владеешь мечом как надо.
– Я стараюсь, – ответил мальчик.
– Но вспомни, как поздно ты начал учиться. Другие ребята в твоем возрасте уже долго тренируются, а ты взял меч в руки всего два месяца назад. Это очень сложное искусство, оно требует долгих упражнений. Так что дай себе время.
– Я буду стараться, – сказал Джос, и его подбородок напрягся. – Если случится битва, я хочу защищать своего лорда.
Николь скривилась.
– Не спеши убивать людей. Это ужасное дело. Слушай, парень, я промерзла до костей, на сегодня хватит.
Гиллиам уехал на весь день, и она взяла на себя роль наставника.
– А можно мне подождать его здесь? – спросил мальчик с надеждой на лице. Потом вдруг посмотрел вдаль, через плечо Николь, и его лицо расплылось в улыбке. Подняв лук, он замахал им, крича: – Лорд Гиллиам! Идите сюда! Посмотрите, что я сделал!
Николь повернулась. Одетый в кольчугу, муж большими шагами пересекал дворик, направляясь к ним; его плащ развевался на ветру. Как всегда, он был с непокрытой головой, без перчаток, а подшлемник болтался на спине вместе с капюшоном плаща. Из-за пояса торчали перчатки. Даже на расстоянии ее тело ощутило его присутствие, от него исходила мощная теплая волна. Когда он остановился рядом, Николь прикоснулась к нему и обхватила его за талию, зацепившись за кольчугу.
– Ну и что ты сделал? – спросил Гиллиам, выжидательно улыбаясь. Хотя все внимание он сосредоточил на Джосе, рука его нежно, но крепко прижимала жену к себе.
– Мишень, милорд! – нетерпеливо повторял Джос. – Посмотрите на мишень.
– Какую мишень? Это не мишень, а настоящий ежик. – Потом он очень выразительно пробормотал: – Боже, так это в самом деле мишень. И ты поразил ее!
– Да, шесть раз попал в яблочко. – Джос сиял. – А теперь вы должны, как поклялись, позволить мне взять тот арбалет.
– Ты обещал ему арбалет моего отца? – удивленно спросила Николь.
Гиллиам быстро посмотрел на нее.
– Прощу прощения. Я забыл спросить у тебя разрешения. Наш Джос просто сердцем прикипел к тому арбалету. Ты не против, правда?
Его слова даже испугали ее.
– А почему я должна быть против?
– Вообще-то он твой, у тебя на него все права. Он достался тебе от отца.
– Это наш арбалет. И ты можешь давать его кому хочешь и когда хочешь, – сказала Николь, пожав плечами. – Просто Джос недостаточно крепок даже для этого лука, а арбалет просто огромный. Он его не поднимет.
– Нет подниму, – настаивал Джос. – Я знаю, что подниму.
– Но не сегодня, – предупредил его Гиллиам, – скоро стемнеет, а я хочу есть. Собирай стрелы и пошли в тепло, к очагу.
Мальчик подчинился, а Николь повернулась к Гиллиаму и поцеловала его в губы. Он зажмурился от наслаждения, затем стащил с головы жены шарф и погрузил пальцы в ее волосы. Страсть обожгла обоих. Прошел месяц, но ее желание возрастало с каждым днем.
– Я думал, мы идем, а если вы собираетесь стоять тут и заниматься этим, то я лучше постреляю, – в голосе Джоса слышалось презрение.
Гиллиам улыбнулся.
– Я думаю, он уже устал от нас, любовь моя.
– Но что я могу сделать? – прошептала она, склонившись к мужу. – Я и так положила его тюфяк в зале, чтобы он не видел, чем мы занимаемся ночами, не слышал, как ты кричишь.
– Я? – Гиллиам откинул назад голову, словно оскорбившись. – Это не от моих криков содрогается крыша.
Николь сощурилась.
– Но разве не ты меня доводишь?
– Да сам знаю, – ответил Гиллиам с удовлетворенной улыбкой, засовывая шарф, снятый у жены с головы, ей за пояс. Ему нравилось, когда Николь ходила с непокрытой головой. – Пошли, чем-нибудь набьем мой желудок.
Джосу пришлось прибавить шагу, чтоб не отставать от своих воспитателей.
– Сегодня уже двенадцатая ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33