Конечно, этот легкий акцент, но, кроме него, было еще что-то неуловимое. Естественная сдержанность, возможно, столь несвойственная дамам ее круга. Или кратковременное замешательство перед тем, как назвать чужое имя. Большинство куртизанок были весьма искушенными в искусстве лжи.
Или на этом поприще она была пока еще дебютанткой?
И была от природы застенчивой?
Паша снова задал себе этот же вопрос, когда короткое время спустя она не вышла из гардеробной. Правда, ожидать робости от содержанки Ланжелье было, по его мнению, несколько странновато. Эта мысль вскоре нашла подтверждение, когда, открыв дверь комнаты, Паша увидел, что там никого нет. Обшарив комнату взглядом, он без труда догадался о роде занятий своей исчезнувшей гостьи.
Маленькая шкатулка из бюро, в которой он держал мелкую наличность, валялась пустая на стуле. А хорошенькая самозваная Симона пропала вместе со своим чемоданом.
Однако это обстоятельство Пашу ничуть не расстроило. В отличие от него она не знает расположения коридоров второго этажа, подумал он спокойно, пересекая диванную. К тому же она вряд ли найдет защелку, запиравшую входные ворота, довольно простое в обиходе устройство — памятное свидетельство увлечения Ришелье механическими изобретениями, которое Паша сохранил для соблюдения чистоты стиля. Выход с заднего двора практически недоступен, так что вряд ли беглянке удастся скрыться. Однако он бросился по коридору и, в несколько прыжков преодолев лестницу, выскочил из дома через дверь библиотеки, замаскированную кустарником. Сцена у центральных ворот вызвала на его лице улыбку.
— Это хитроумный замок, — произнес он спустя несколько мгновений.
Звук его голоса заставил женщину резко обернуться. Она застыла в напряженной позе, уронив руки и прижавшись спиной к металлическим створкам.
— Это совсем не то, что вы подумали.
— Ты умная маленькая плутовка, — протянул Паша. — Это Ланжелье научил тебя подобной уловке?
— Вы не понимаете. Я ненавидела его и все, что с ним связно.
Паша слегка приподнял брови:
— Уж не сама ли ты с ним расправилась… но ты стояла такая чистая и непорочная среди этой крови. Впрочем, ты могла нанять убийц.
— Нет и тысячу раз нет. — К Беатрикс вернулся ее собственный голос. Его обвинение столь сильно ее оскорбило, что хозяйничавшая в ней актриса вмиг испарилась.
Страстность ее возмущения не осталась не замеченной Пашей, и он подумал, что она превосходно разыграла сцену.
— И я должен тебе верить?
— Это правда, — сказала Беатрикс как отрезала, сверкая во тьме глазами.
— А как насчет десяти тысяч франков, что ты у меня украла?
Его сдержанность на мгновение ему изменила. У нее хватило такта, вернее, ума изобразить раскаяние.
— Я могу объяснить.
— Почему бы не сделать это в доме? — спокойно спросил он.
— Нет, я не могу… Мне надо уехать. Его темные глаза на миг округлились.
— Кто тебе сказал, что у тебя есть выбор?
— Если вы попытаетесь меня задержать, я позову на помощь.
Она не позволит заманить себя в новый капкан.
— И ты полагаешь, что кто-то услышит тебя среди ночи? — поинтересовался Паша. — Тогда я скажу, что ты украла у меня десять тысяч франков.
— Я не знала, что там так много, — быстро парировала Беатрикс, но не во искупление вины, а в свое оправдание. — Мне нужно всего две тысячи. Остальное можете забрать назад.
— Тебе следовало бы подождать. Утром я дал бы тебе пять тысяч.
— Нет… Я не могла. То есть я не могла остаться. Вы не понимаете.
— Объяснишь мне потом, — холодно произнес он.
Она, похоже, ничуть не раскаивалась в совершенной краже. Ее наглость слегка интриговала. Но еще сильнее ему хотелось затащить красотку в постель, и это желание возобладало над любопытством. Он наклонился, чтобы поднять ее чемодан.
Но, оттолкнув его руку, она грубо выхватила свои вещи. Потирая пальцы, Паша смерил ее холодным взглядом.
— А я мечтал о спокойном вечере в домашней обстановке, — пробормотал он с сардонической улыбкой.
— Не прикасайтесь ко мне.
Он оценил ее внезапную вспышку храбрости.
— Но я хочу.
— Вы не можете.
Насмерть перепуганная, Беатрикс почувствовала, как гулко бьется сердце.
— Давайте договоримся, — выпалила она, когда он приблизился к ней.
— Согласен.
Паша обхватил пальцами решетку по обе стороны от ее головы и прижался к ее телу.
— Нет, я не это имела в виду, — воскликнула она и, выронив чемодан, уперлась ладонями ему в грудь, стараясь его оттолкнуть, и сполна ощутила мощь его крепкого тела.
— А теперь скажи, чего ты хочешь, — пробормотал он, — а я скажу, чего хочу я.
— Нет… пожалуйста. Вы заблуждаетесь. — Она тщетно сопротивлялась. — Вы не можете себе представить, как заблуждаетесь.
— Напротив, я прав, — прошептал он.
Она чувствовала его невероятное возбуждение, обжигавшее тело. Следовало бы оскорбиться или выразить негодование от столь непочтительного отношения к себе, от того, что ее приняли за содержанку Ланжелье. Но вместо этого Беатрикс ощутила, как где-то внутри зарождается нежелательная, провокационная и независимая от нее физическая реакция. И когда он наклонился ниже, чтобы коснуться губами ее рта, ее пронзила неожиданная молния наслаждения. Не желая поддаваться сладостному чувству, она стала колотить его по груди кулаками и выкрикнула неистовое «нет» в теплоту его рта.
Нащупав ее кисти, Паша сжал их в своих ладонях, лишая ее возможности двигаться, но Беатрикс изо всех сил продолжала противиться пьянящим ощущениям, которых уже много лет не испытывала. Происходящее казалось невероятным. «Уж не сон ли это», — думала она с ужасом, ошеломленная предательством своего тела. Внезапный прилив чувства вины и жалости к себе заставил ее возобновить борьбу. Навалившись на Пашу, она начала яростно пинать его ногами.
От жгучей боли он отпрянул и отодвинулся от нее на безопасное расстояние.
— Ты оставишь на мне синяки, дорогая, — произнес он тихо.
— Я вам не дорогая. — Она задыхалась, лицо покрылось румянцем, ее била дрожь.
Много лет обхаживая парижских красоток, Паша с легкостью узнал эти признаки женского возбуждения и понял, что тело мадемуазель находится в его распоряжении, нравится это ей или нет. И примирительно вскинул руки.
— У меня нет намерений причинить тебе зло.
— Именно этого я и боюсь.
Ее детская беззащитность глубоко его тронула.
— Может, пройдем в дом, согреешься и что-нибудь поешь?
Когда она подняла на него взгляд, луна осветила нимб золотистых волос. В глубине огромных глаз в этот миг отразились все мучившие ее страхи и неуверенность в своей дальнейшей судьбе. Наконец Беатрикс тихо промолвила:
— Я очень проголодалась.
— Тогда идем, — предложил он. — Я тебя покормлю.
— Но не более того, — предупредила она.
— Никто не станет принуждать тебя делать то, что тебе не нравится.
В отличие от большинства мужчин своего класса он еще не потерял совесть.
— Мне очень нужны деньги. — Совершенно измученная, Беатрикс решила принять его слова на веру.
События последних часов окончательно выбили ее из колеи, и она не могла ни о чем думать, кроме обустройства будущего.
— Понимаю.
— Постараюсь вернуть их… со временем.
— Как пожелаешь. — Паша пожал плечами. — Пара тысяч франков — не такие уж большие деньги. Ты позволишь мне взять твой чемодан или предпочтешь нести его сама?
Он широко улыбнулся. — Если хочешь, оставим его здесь, чтобы не таскать туда-сюда лишний раз.
Он не видел прежде ее улыбки, и она его очаровала.
— Обычно владельцы таких домов, как этот, не столь самоотверженны.
— Я знаю. Они мои друзья. Хотя я не считаю себя святым, — уточнил он. — Ты, вероятно, заблуждаешься.
— Я поняла, месье Дюра.
— Паша.
Она погрузилась в молчание, но когда все же произнесла его имя, оно прозвучало так сладко, что ему пришлось напоминать себе, что у него все-таки есть совесть.
Ее чемодан он все же взял в дом, хотя отнести его в свои комнаты она не разрешила.
— Я предпочитаю столовую, — заметила она.
В доме, построенном Ришелье, имелся ряд обеденных залов, и Паша дал ей возможность выбрать любой, хотя ему самому хотелось немедленно увести ее в маленькую комнатку для завтрака, расположенную на задворках дома.
Вероятно, в прошлой жизни они были родственными душами, потому что его гостья тоже предпочла это укромное помещение. Из-за бабочек и птиц, которыми были расписаны стены, как пояснила она. «Из-за мягкого диванчика у окна и удаленности от других помещений дома», — подумал он.
Паша велел поднять с постели шеф-повара и прислугу, чтобы мадемуазель могла высказать свои пожелания относительно блюд. Она оказалась непривередливой. Тогда, чтобы ублажить шеф-повара, Паша заказал фирменное клубничное суфле.
— И шампанское, — добавил он, — если мадемуазель не возражает.
Уютно устроившаяся в низком кресле у жарко пылавшего камина, мадемуазель улыбнулась и согласно кивнула. Мерцание свечей сообщало изображенным на стенах птицам и бабочкам волшебное сходство с живыми.
Улыбка женщины обнадежила Пашу, и он придвинулся к ней поближе, усевшись в кресло напротив.
Слуги удалились. Отблески пламени придавали особую магию чарам прелестной мадемуазель, и покой снова овладел его душой. Вечер обещал принести радость и удовлетворение.
— Погода для мая несколько холодноватая, не так ли? — спросил Паша.
— Я хочу объяснить насчет денег, — произнесла она, пропустив мимо ушей его официальную вежливость. Решимость, прозвучавшая в ее голосе, свидетельствовала о том, что в спокойной обстановке Пашиного дома к ней вернулось чувство достоинства. — Я не та, за кого вы меня принимаете.
— Тебя зовут не Симона Круа, — ответил он с улыбкой.
— Нет.
— А как?
— Мне не хотелось бы называть вам свое настоящее имя.
— Если не хочешь, не называй.
— Вы мне все равно не поверите.
— Я уже сказал, что мадемуазель может говорить лишь то, что пожелает.
— Просто вас это не интересует, — возразила она мягко.
— Не стоит обижаться на пустяки. Не все такие, как Ланжелье.
— Он держал меня у себя насильно. Паша нахмурился:
— Ты была его пленницей?
— Заложницей, — ответила она с горечью.
— Но почему?
Ее история была довольно запутанной. Беатрикс задумалась, не зная, стоит ли посвящать случайного знакомого в подробности своей жизни.
— Зная Ланжелье, могу предположить, что из-за денег, — изрек Паша.
— Конечно, из-за денег. — В ее голосе прозвучало нескрываемое отвращение.
— Значит, он был еще подлее, чем я мог себе представить, — пробормотал Паша себе под нос. — Он что, пользовался услугами еще и других женщин?
— Нет! — У нее на лице отразилось неподдельное изумление. — Вы меня неправильно поняли. Я никогда не была его любовницей. Он просто хотел завладеть наследством моего сына.
— Он ваш родственник?
Интимная связь с племянницей даже для Ланжелье представлялась чем-то вроде извращения. Несмотря на ее клятвенные заверения, Паша не мог поверить, что женщина не была любовницей мужчины, в чьей постели ее обнаружили в костюме Евы.
Беатрикс вздохнула и на мгновение отвернулась.
— Это дело носит очень личный характер, — пролепетала она, подняв на него глаза.
— В таком случае у нас тоже произошла личная встреча. А меня трудно повергнуть в шок.
Под его испытующим взглядом Беатрикс густо покраснела.
— Он держал мою одежду под замком.
— Неужели? — пробормотал Паша. — Всегда?
— Нет, нет. Не совсем так, — торопливо ответила она, почувствовав в его голосе скрытый намек. — У меня оставался халат.
— Но не в тот момент, когда я тебя увидел, — заметил он спокойно, скорее констатируя факт, чем упрекая ее.
Но ради собственного спокойствия она сочла необходимым объяснить:
— Я собиралась ложиться спать, когда Ланжелье влетел в мою комнату, спасаясь от своего преследователя.
— Правда?
— Правда. Я ненавидела его. Как и все вокруг. — Беатрикс прикрыла глаза, чтобы прогнать кровавую картину. — Он сказал, что у него есть семья и что я могу остановиться у них, пока адвокат будет работать над моим делом, — продолжала она.
«Какая же она доверчивая, — подумал Паша, — как школьница, приехавшая в Париж на экскурсию. Воплощенная наивность».
— Я никогда не была его любовницей. — При этой мысли Беатрикс содрогнулась. — Чтобы сохранить достоинство, я уступила ему часть своего наследства.
— Ты девственница? — Он вопросительно посмотрел на нее из-под темных ресниц. Ее возбуждение, которое он уловил некоторое время назад, свидетельствовало об обратном.
Она еще больше смутилась, но тут же взяла себя в руки и спокойно произнесла:
— У меня есть сын.
Конечно. Она уже упоминала об этом.
— Выходит, Ланжелье хотел присвоить себе наследство твоего мужа?
— Нет.
Паша постарался скрыть свое изумление.
— Понятно.
— По поводу наследства ведется спор.
— Семья отца сопротивляется.
Обычная ситуация при рождении внебрачного ребенка. Она кивнула:
— Я вдова.
Значит, она была замужем, но не за отцом своего ребенка. Что ж, такое порой случается.
— Моя сестра тоже недавно овдовела, — вставил Паша вежливо, но это замечание осталось без внимания, и он добавил: — Весьма сожалею.
— Не стоит. Мой муж был горьким пьяницей.
«Дама полна сюрпризов, — подумал Паша, — и, судя по всему, пренебрегает условностями». Эта мысль его обрадовала.
— Я бы не стала вам все это рассказывать, но, учитывая сложившиеся обстоятельства…
— Это объяснение все ставит на свои места. И позвольте вас заверить, что ваши откровения не станут достоянием гласности. Я не могу представить…
— Я должна кое в чем признаться.
Ожидая услышать более правдивое повествование о ее отношениях с Ланжелье, он прищурился. Вряд ли Ланжелье не вынуждал ее делить с ним постель. Ведь эта женщина просто неотразима.
— Я рада, что Ланжелье мертв, — произнесла она не без смущения. — Ничего не могу с собой поделать. У меня такое чувство, будто это карающий ангел явился в образе убийцы, чтобы спасти меня. — В ее фиалковых глазах отразилась мольба. — Вы считаете меня сумасшедшей?
— Конечно, нет. Карающий ангел должен был явиться к Ланжелье гораздо раньше.
— Знаете, он никогда бы меня не отпустил. С каждым днем я все больше и больше в этом убеждалась. Я не склонна верить в мистику, но в данном случае уверена, что убийство Ланжелье и ваше внезапное появление — все это ниспослано мне свыше.
— Ничего сверхъестественного, — возразил Паша с легкой улыбкой. — Мы тоже прибыли с целью возмездия. Моя сестра попала под чары Ланжелье, и мы с отцом хотели предложить ему подыскать себе другую жертву.
— Я рада, что вы пришли, — просто сказала она. — И не важно, что привело вас туда. Я благодарна вам за все, что вы для меня сделали.
— Всегда к вашим услугам, — пробормотал Паша. — Едва ли мы могли оставить женщину в…
В этот момент вошел слуга с шампанским.
— Оставь его, Жюль. — Паша встал с кресла, чтобы забрать у него ведерко со льдом. — Мы сами справимся. Ага, еще бутылки, если нам не хватит. — Он благодарно кивнул мажордому и, поставив ведерко на стол, поднял на женщину глаза. Дверь за слугой с тихим щелчком притворилась. — Как все-таки вас зовут?
— Беатрикс.
Занятый пробкой, он на миг прервал свое занятие.
— Вы не похожи на Беатрикс.
— Как раз именно так и выглядит Беатрикс, — возразила она с улыбкой. — Но меня в семье зовут Трикси.
— Ясно. Я так и знал, что у вас должно быть другое имя Трикси вам идеально подходит.
— А Паша — вам.
Это было ее первое личное замечание в его адрес. Он почувствовал воодушевление.
— Мои дедушка и бабушка по материнской линии были русскими.
— Как экзотично! Моя семья родом из Кента. Была, — поправилась Трикси тихо. Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что их больше нет на свете. Это случалось в такие моменты, когда ей приходилось решать множество проблем и когда она находилась вдали от дома, где все напоминало об их уходе.
— А мои родные живут в настоящее время в Париже. Сегодня вы видели моего отца. — Паша протянул ей бокал. — За дальнейший успех всех ваших предприятий, — провозгласил он тост.
— Я предпочла бы отказаться от своих предприятий, — заметила Трикси с печальной улыбкой. — Жду не дождусь возможности вернуться домой, к сыну.
Разговор постепенно перешел на детей. Паша сообщил, что у него четверо младших братьев и сестер, самому меньшему — пятнадцать лет. Трикси сказала, что ее сыну недавно исполнилось четыре года. Рассказывало нем, о его любимых занятиях, о его пони, она улыбалась. Потом они поделились воспоминаниями о тех пони, которые были в детстве у каждого из них, и он получил отдаленное представление о ее прошлом. Единственный ребенок в семье сельского дворянина, благородная Беатрикс Гросвенор провела идиллическое детство в Кенте. Однако ни мужа, ни отца ребенка она ни разу не упомянула, и расспрашивать ее о них он не собирался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Или на этом поприще она была пока еще дебютанткой?
И была от природы застенчивой?
Паша снова задал себе этот же вопрос, когда короткое время спустя она не вышла из гардеробной. Правда, ожидать робости от содержанки Ланжелье было, по его мнению, несколько странновато. Эта мысль вскоре нашла подтверждение, когда, открыв дверь комнаты, Паша увидел, что там никого нет. Обшарив комнату взглядом, он без труда догадался о роде занятий своей исчезнувшей гостьи.
Маленькая шкатулка из бюро, в которой он держал мелкую наличность, валялась пустая на стуле. А хорошенькая самозваная Симона пропала вместе со своим чемоданом.
Однако это обстоятельство Пашу ничуть не расстроило. В отличие от него она не знает расположения коридоров второго этажа, подумал он спокойно, пересекая диванную. К тому же она вряд ли найдет защелку, запиравшую входные ворота, довольно простое в обиходе устройство — памятное свидетельство увлечения Ришелье механическими изобретениями, которое Паша сохранил для соблюдения чистоты стиля. Выход с заднего двора практически недоступен, так что вряд ли беглянке удастся скрыться. Однако он бросился по коридору и, в несколько прыжков преодолев лестницу, выскочил из дома через дверь библиотеки, замаскированную кустарником. Сцена у центральных ворот вызвала на его лице улыбку.
— Это хитроумный замок, — произнес он спустя несколько мгновений.
Звук его голоса заставил женщину резко обернуться. Она застыла в напряженной позе, уронив руки и прижавшись спиной к металлическим створкам.
— Это совсем не то, что вы подумали.
— Ты умная маленькая плутовка, — протянул Паша. — Это Ланжелье научил тебя подобной уловке?
— Вы не понимаете. Я ненавидела его и все, что с ним связно.
Паша слегка приподнял брови:
— Уж не сама ли ты с ним расправилась… но ты стояла такая чистая и непорочная среди этой крови. Впрочем, ты могла нанять убийц.
— Нет и тысячу раз нет. — К Беатрикс вернулся ее собственный голос. Его обвинение столь сильно ее оскорбило, что хозяйничавшая в ней актриса вмиг испарилась.
Страстность ее возмущения не осталась не замеченной Пашей, и он подумал, что она превосходно разыграла сцену.
— И я должен тебе верить?
— Это правда, — сказала Беатрикс как отрезала, сверкая во тьме глазами.
— А как насчет десяти тысяч франков, что ты у меня украла?
Его сдержанность на мгновение ему изменила. У нее хватило такта, вернее, ума изобразить раскаяние.
— Я могу объяснить.
— Почему бы не сделать это в доме? — спокойно спросил он.
— Нет, я не могу… Мне надо уехать. Его темные глаза на миг округлились.
— Кто тебе сказал, что у тебя есть выбор?
— Если вы попытаетесь меня задержать, я позову на помощь.
Она не позволит заманить себя в новый капкан.
— И ты полагаешь, что кто-то услышит тебя среди ночи? — поинтересовался Паша. — Тогда я скажу, что ты украла у меня десять тысяч франков.
— Я не знала, что там так много, — быстро парировала Беатрикс, но не во искупление вины, а в свое оправдание. — Мне нужно всего две тысячи. Остальное можете забрать назад.
— Тебе следовало бы подождать. Утром я дал бы тебе пять тысяч.
— Нет… Я не могла. То есть я не могла остаться. Вы не понимаете.
— Объяснишь мне потом, — холодно произнес он.
Она, похоже, ничуть не раскаивалась в совершенной краже. Ее наглость слегка интриговала. Но еще сильнее ему хотелось затащить красотку в постель, и это желание возобладало над любопытством. Он наклонился, чтобы поднять ее чемодан.
Но, оттолкнув его руку, она грубо выхватила свои вещи. Потирая пальцы, Паша смерил ее холодным взглядом.
— А я мечтал о спокойном вечере в домашней обстановке, — пробормотал он с сардонической улыбкой.
— Не прикасайтесь ко мне.
Он оценил ее внезапную вспышку храбрости.
— Но я хочу.
— Вы не можете.
Насмерть перепуганная, Беатрикс почувствовала, как гулко бьется сердце.
— Давайте договоримся, — выпалила она, когда он приблизился к ней.
— Согласен.
Паша обхватил пальцами решетку по обе стороны от ее головы и прижался к ее телу.
— Нет, я не это имела в виду, — воскликнула она и, выронив чемодан, уперлась ладонями ему в грудь, стараясь его оттолкнуть, и сполна ощутила мощь его крепкого тела.
— А теперь скажи, чего ты хочешь, — пробормотал он, — а я скажу, чего хочу я.
— Нет… пожалуйста. Вы заблуждаетесь. — Она тщетно сопротивлялась. — Вы не можете себе представить, как заблуждаетесь.
— Напротив, я прав, — прошептал он.
Она чувствовала его невероятное возбуждение, обжигавшее тело. Следовало бы оскорбиться или выразить негодование от столь непочтительного отношения к себе, от того, что ее приняли за содержанку Ланжелье. Но вместо этого Беатрикс ощутила, как где-то внутри зарождается нежелательная, провокационная и независимая от нее физическая реакция. И когда он наклонился ниже, чтобы коснуться губами ее рта, ее пронзила неожиданная молния наслаждения. Не желая поддаваться сладостному чувству, она стала колотить его по груди кулаками и выкрикнула неистовое «нет» в теплоту его рта.
Нащупав ее кисти, Паша сжал их в своих ладонях, лишая ее возможности двигаться, но Беатрикс изо всех сил продолжала противиться пьянящим ощущениям, которых уже много лет не испытывала. Происходящее казалось невероятным. «Уж не сон ли это», — думала она с ужасом, ошеломленная предательством своего тела. Внезапный прилив чувства вины и жалости к себе заставил ее возобновить борьбу. Навалившись на Пашу, она начала яростно пинать его ногами.
От жгучей боли он отпрянул и отодвинулся от нее на безопасное расстояние.
— Ты оставишь на мне синяки, дорогая, — произнес он тихо.
— Я вам не дорогая. — Она задыхалась, лицо покрылось румянцем, ее била дрожь.
Много лет обхаживая парижских красоток, Паша с легкостью узнал эти признаки женского возбуждения и понял, что тело мадемуазель находится в его распоряжении, нравится это ей или нет. И примирительно вскинул руки.
— У меня нет намерений причинить тебе зло.
— Именно этого я и боюсь.
Ее детская беззащитность глубоко его тронула.
— Может, пройдем в дом, согреешься и что-нибудь поешь?
Когда она подняла на него взгляд, луна осветила нимб золотистых волос. В глубине огромных глаз в этот миг отразились все мучившие ее страхи и неуверенность в своей дальнейшей судьбе. Наконец Беатрикс тихо промолвила:
— Я очень проголодалась.
— Тогда идем, — предложил он. — Я тебя покормлю.
— Но не более того, — предупредила она.
— Никто не станет принуждать тебя делать то, что тебе не нравится.
В отличие от большинства мужчин своего класса он еще не потерял совесть.
— Мне очень нужны деньги. — Совершенно измученная, Беатрикс решила принять его слова на веру.
События последних часов окончательно выбили ее из колеи, и она не могла ни о чем думать, кроме обустройства будущего.
— Понимаю.
— Постараюсь вернуть их… со временем.
— Как пожелаешь. — Паша пожал плечами. — Пара тысяч франков — не такие уж большие деньги. Ты позволишь мне взять твой чемодан или предпочтешь нести его сама?
Он широко улыбнулся. — Если хочешь, оставим его здесь, чтобы не таскать туда-сюда лишний раз.
Он не видел прежде ее улыбки, и она его очаровала.
— Обычно владельцы таких домов, как этот, не столь самоотверженны.
— Я знаю. Они мои друзья. Хотя я не считаю себя святым, — уточнил он. — Ты, вероятно, заблуждаешься.
— Я поняла, месье Дюра.
— Паша.
Она погрузилась в молчание, но когда все же произнесла его имя, оно прозвучало так сладко, что ему пришлось напоминать себе, что у него все-таки есть совесть.
Ее чемодан он все же взял в дом, хотя отнести его в свои комнаты она не разрешила.
— Я предпочитаю столовую, — заметила она.
В доме, построенном Ришелье, имелся ряд обеденных залов, и Паша дал ей возможность выбрать любой, хотя ему самому хотелось немедленно увести ее в маленькую комнатку для завтрака, расположенную на задворках дома.
Вероятно, в прошлой жизни они были родственными душами, потому что его гостья тоже предпочла это укромное помещение. Из-за бабочек и птиц, которыми были расписаны стены, как пояснила она. «Из-за мягкого диванчика у окна и удаленности от других помещений дома», — подумал он.
Паша велел поднять с постели шеф-повара и прислугу, чтобы мадемуазель могла высказать свои пожелания относительно блюд. Она оказалась непривередливой. Тогда, чтобы ублажить шеф-повара, Паша заказал фирменное клубничное суфле.
— И шампанское, — добавил он, — если мадемуазель не возражает.
Уютно устроившаяся в низком кресле у жарко пылавшего камина, мадемуазель улыбнулась и согласно кивнула. Мерцание свечей сообщало изображенным на стенах птицам и бабочкам волшебное сходство с живыми.
Улыбка женщины обнадежила Пашу, и он придвинулся к ней поближе, усевшись в кресло напротив.
Слуги удалились. Отблески пламени придавали особую магию чарам прелестной мадемуазель, и покой снова овладел его душой. Вечер обещал принести радость и удовлетворение.
— Погода для мая несколько холодноватая, не так ли? — спросил Паша.
— Я хочу объяснить насчет денег, — произнесла она, пропустив мимо ушей его официальную вежливость. Решимость, прозвучавшая в ее голосе, свидетельствовала о том, что в спокойной обстановке Пашиного дома к ней вернулось чувство достоинства. — Я не та, за кого вы меня принимаете.
— Тебя зовут не Симона Круа, — ответил он с улыбкой.
— Нет.
— А как?
— Мне не хотелось бы называть вам свое настоящее имя.
— Если не хочешь, не называй.
— Вы мне все равно не поверите.
— Я уже сказал, что мадемуазель может говорить лишь то, что пожелает.
— Просто вас это не интересует, — возразила она мягко.
— Не стоит обижаться на пустяки. Не все такие, как Ланжелье.
— Он держал меня у себя насильно. Паша нахмурился:
— Ты была его пленницей?
— Заложницей, — ответила она с горечью.
— Но почему?
Ее история была довольно запутанной. Беатрикс задумалась, не зная, стоит ли посвящать случайного знакомого в подробности своей жизни.
— Зная Ланжелье, могу предположить, что из-за денег, — изрек Паша.
— Конечно, из-за денег. — В ее голосе прозвучало нескрываемое отвращение.
— Значит, он был еще подлее, чем я мог себе представить, — пробормотал Паша себе под нос. — Он что, пользовался услугами еще и других женщин?
— Нет! — У нее на лице отразилось неподдельное изумление. — Вы меня неправильно поняли. Я никогда не была его любовницей. Он просто хотел завладеть наследством моего сына.
— Он ваш родственник?
Интимная связь с племянницей даже для Ланжелье представлялась чем-то вроде извращения. Несмотря на ее клятвенные заверения, Паша не мог поверить, что женщина не была любовницей мужчины, в чьей постели ее обнаружили в костюме Евы.
Беатрикс вздохнула и на мгновение отвернулась.
— Это дело носит очень личный характер, — пролепетала она, подняв на него глаза.
— В таком случае у нас тоже произошла личная встреча. А меня трудно повергнуть в шок.
Под его испытующим взглядом Беатрикс густо покраснела.
— Он держал мою одежду под замком.
— Неужели? — пробормотал Паша. — Всегда?
— Нет, нет. Не совсем так, — торопливо ответила она, почувствовав в его голосе скрытый намек. — У меня оставался халат.
— Но не в тот момент, когда я тебя увидел, — заметил он спокойно, скорее констатируя факт, чем упрекая ее.
Но ради собственного спокойствия она сочла необходимым объяснить:
— Я собиралась ложиться спать, когда Ланжелье влетел в мою комнату, спасаясь от своего преследователя.
— Правда?
— Правда. Я ненавидела его. Как и все вокруг. — Беатрикс прикрыла глаза, чтобы прогнать кровавую картину. — Он сказал, что у него есть семья и что я могу остановиться у них, пока адвокат будет работать над моим делом, — продолжала она.
«Какая же она доверчивая, — подумал Паша, — как школьница, приехавшая в Париж на экскурсию. Воплощенная наивность».
— Я никогда не была его любовницей. — При этой мысли Беатрикс содрогнулась. — Чтобы сохранить достоинство, я уступила ему часть своего наследства.
— Ты девственница? — Он вопросительно посмотрел на нее из-под темных ресниц. Ее возбуждение, которое он уловил некоторое время назад, свидетельствовало об обратном.
Она еще больше смутилась, но тут же взяла себя в руки и спокойно произнесла:
— У меня есть сын.
Конечно. Она уже упоминала об этом.
— Выходит, Ланжелье хотел присвоить себе наследство твоего мужа?
— Нет.
Паша постарался скрыть свое изумление.
— Понятно.
— По поводу наследства ведется спор.
— Семья отца сопротивляется.
Обычная ситуация при рождении внебрачного ребенка. Она кивнула:
— Я вдова.
Значит, она была замужем, но не за отцом своего ребенка. Что ж, такое порой случается.
— Моя сестра тоже недавно овдовела, — вставил Паша вежливо, но это замечание осталось без внимания, и он добавил: — Весьма сожалею.
— Не стоит. Мой муж был горьким пьяницей.
«Дама полна сюрпризов, — подумал Паша, — и, судя по всему, пренебрегает условностями». Эта мысль его обрадовала.
— Я бы не стала вам все это рассказывать, но, учитывая сложившиеся обстоятельства…
— Это объяснение все ставит на свои места. И позвольте вас заверить, что ваши откровения не станут достоянием гласности. Я не могу представить…
— Я должна кое в чем признаться.
Ожидая услышать более правдивое повествование о ее отношениях с Ланжелье, он прищурился. Вряд ли Ланжелье не вынуждал ее делить с ним постель. Ведь эта женщина просто неотразима.
— Я рада, что Ланжелье мертв, — произнесла она не без смущения. — Ничего не могу с собой поделать. У меня такое чувство, будто это карающий ангел явился в образе убийцы, чтобы спасти меня. — В ее фиалковых глазах отразилась мольба. — Вы считаете меня сумасшедшей?
— Конечно, нет. Карающий ангел должен был явиться к Ланжелье гораздо раньше.
— Знаете, он никогда бы меня не отпустил. С каждым днем я все больше и больше в этом убеждалась. Я не склонна верить в мистику, но в данном случае уверена, что убийство Ланжелье и ваше внезапное появление — все это ниспослано мне свыше.
— Ничего сверхъестественного, — возразил Паша с легкой улыбкой. — Мы тоже прибыли с целью возмездия. Моя сестра попала под чары Ланжелье, и мы с отцом хотели предложить ему подыскать себе другую жертву.
— Я рада, что вы пришли, — просто сказала она. — И не важно, что привело вас туда. Я благодарна вам за все, что вы для меня сделали.
— Всегда к вашим услугам, — пробормотал Паша. — Едва ли мы могли оставить женщину в…
В этот момент вошел слуга с шампанским.
— Оставь его, Жюль. — Паша встал с кресла, чтобы забрать у него ведерко со льдом. — Мы сами справимся. Ага, еще бутылки, если нам не хватит. — Он благодарно кивнул мажордому и, поставив ведерко на стол, поднял на женщину глаза. Дверь за слугой с тихим щелчком притворилась. — Как все-таки вас зовут?
— Беатрикс.
Занятый пробкой, он на миг прервал свое занятие.
— Вы не похожи на Беатрикс.
— Как раз именно так и выглядит Беатрикс, — возразила она с улыбкой. — Но меня в семье зовут Трикси.
— Ясно. Я так и знал, что у вас должно быть другое имя Трикси вам идеально подходит.
— А Паша — вам.
Это было ее первое личное замечание в его адрес. Он почувствовал воодушевление.
— Мои дедушка и бабушка по материнской линии были русскими.
— Как экзотично! Моя семья родом из Кента. Была, — поправилась Трикси тихо. Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что их больше нет на свете. Это случалось в такие моменты, когда ей приходилось решать множество проблем и когда она находилась вдали от дома, где все напоминало об их уходе.
— А мои родные живут в настоящее время в Париже. Сегодня вы видели моего отца. — Паша протянул ей бокал. — За дальнейший успех всех ваших предприятий, — провозгласил он тост.
— Я предпочла бы отказаться от своих предприятий, — заметила Трикси с печальной улыбкой. — Жду не дождусь возможности вернуться домой, к сыну.
Разговор постепенно перешел на детей. Паша сообщил, что у него четверо младших братьев и сестер, самому меньшему — пятнадцать лет. Трикси сказала, что ее сыну недавно исполнилось четыре года. Рассказывало нем, о его любимых занятиях, о его пони, она улыбалась. Потом они поделились воспоминаниями о тех пони, которые были в детстве у каждого из них, и он получил отдаленное представление о ее прошлом. Единственный ребенок в семье сельского дворянина, благородная Беатрикс Гросвенор провела идиллическое детство в Кенте. Однако ни мужа, ни отца ребенка она ни разу не упомянула, и расспрашивать ее о них он не собирался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33