Она не привыкла к таким постелям.Молча она взглянула на свои руки, сложенные на коленях, потом сказала без всякого выражения:– Я убила двух человек на пути сюда. На нас напали. Произошла битва. Я рождена быть воином. Не женой, не хозяйкой поместья. Мне не нужно было, чтобы мужчина клал меня на постель.Она говорила ровным, бесцветным голосом, каким говорят об урожае, о погоде. И тут же пожалела, что сказала о двух убитых ею: Агнес, наверное, в ужасе.И Агнес действительно ужаснулась, слушая, что говорит такое юное и красивое создание, но она с рождения отличалась простым и добрым характером и всегда искренне сочувствовала всем несчастным людям, в особенности бедным, злым, больным. Она свыше получила умение распознавать их нужды и потребности и, если не помогала делом, то хотя бы сочувствовала. Она поняла, что молодая красивая женщина – одна из тех, кому сострадание необходимо, и как можно скорее.Решив так, Агнес без малейших колебаний села рядом с Джиллианой на постель и взяла ее за руку.– Вы очень скоро поймете, что вам требуется, – сказала она негромко и после паузы доверительно, словно выдает большой секрет, добавила: – Мой брат очень хороший человек.– А я не очень.В тоне Джиллианы звучали нотки иронии. Но возможно, Агнес просто почудилось. Во всяком случае, она не стала спорить с ее утверждением, а сказала совершенно обыденно, по-деловому:– Я могу вам помочь управлять домом. Научить кое-чему.– Дом меня мало интересует, – ответила Джиллиана. Агнес открыла рот, чтобы возразить, и туг в комнату вошел брат. Она улыбнулась ему, Джиллиана мельком взглянула на Джона и потупилась.– Я обновила комнату перед вашим приездом, – сказала Агнес брату.– Сейчас Джейми принесет сюда некоторые вещи, – проговорил тот. – Ты хорошо потрудилась. Впрочем, другого я от тебя и не ждал.– Это доставило мне огромное удовольствие, – ответила она.Их искренний, но полушутливый обмен любезностями сразу понравился Джиллиане.Топот ног и кряхтенье сопутствовали появлению Джейми с тяжеленным сундуком на спине.Поставив его на пол и отдышавшись, он заулыбался Джиллиане, да так заразительно, что она не могла не ответить тем же.– Не сумели найти для себя во всей Шотландии получше долину, чем Гленкирк? – сказал он. – Что ж, приветствую вас, миледи, и одобряю выбор.«Здесь не такие люди, каких я знала в последнее время, – подумалось Джиллиане. – Совсем не такие, как при дворе или при церкви. Непритворные, простые, смешливые. И потому, наверное, счастливые».– Корзины я пока оставил в коридоре, – сказал Джейми. – Завтра решите, что с ними делать.– В селении есть кузнец? – спросила у него Джиллиана.– Конечно. А что нужно?– В моей кольчуге сломано несколько звеньев, – объяснила она удивленно моргавшему молодому человеку. – От удара мечом. – Ее рука бессознательно потянулась к бедру. – Нужно починить.Джейми кивнул и вопросительно посмотрел на Агнес, которая в свою очередь взглянула на брата.– Можете идти оба, – сказал тот. – Благодарю вас. Поговорим завтра.Перед уходом Агнес сжала руку Джиллианы.– Надеюсь, мы будем большими друзьями, но не стану „обижаться и пойму, если дорога окажется долгой.Она вышла вслед за Джейми.Карлейль запер за ними дверь, посмотрел на Джиллиану. В пламени свечей его глаза отливали серебром.– Что хотела сказать Агнес своими словами о долгой дороге спросил он.– Только то, что я должна научиться дружить, – честно призналась Джиллиана. – Для того чтобы научиться, нужно время.На какое-то мгновение он ощутил, что ненавидит ее отца. Ненавидит за то, что тот лишил свою дочь нормальных чувств: потребности в любви, в настоящей дружбе – когда с человеком можно не только скрещивать оружие или скакать наперегонки на лошадях, но и поделиться чувствами, обратиться за советом, за участием... Однако что теперь поделать? Уилли Уоллес давно гниет в земле, а плод его страсти и его воспитания – вот он, здесь, в замке Гленкирк. И плод, правда, уже далеко не запретный для него, Карлейля, но необычный, мудреный и, быть может, даже ядовитый...– Ты голодна? – спросил он.– Нет, но очень устала. Хочу лечь. Мне можно лечь?Не отвечая, он молча смотрел на нее, и она вдруг поняла, что в нем проснулось желание и что у нее, несмотря на усталость и незажившую рану, нет намерения ему отказать.Она поднялась, развязала ленты на платье, оно упало к ее ногам. Потом сбросила башмаки, сняла через голову сорочку и, обнаженная, подошла к постели. Только на бедре у нее белела повязка, прикрывая рану. В том, как она разделась, как подошла к ложу, не было ни грана лукавства, преднамеренности – все открыто, естественно, как и другие ее поступки или слова.Он не мог отвести от нее глаз, в нем зрело решение, о котором, он был уверен, ему очень скоро придется вновь сожалеть, потому что она опять не захочет принять его.Он смотрел на ее зрелое женское тело в полном расцвете, которое совсем недавно подвергалось испытанию раскаленным железом и которое в одежде и кольчуге ничем не отличалось от любого воина, и желание все больше охватывало его. Мелькнула мысль, что, быть может, сегодня, после многих дней воздержания, здесь, в ее новом жилище, он сумеет пробить брешь в стене отчуждения... Вдруг получится...Он поспешно скинул с себя одежду, не стал тушить свечи и направился к постели.Джиллиана, как и раньше, откровенно и без стеснения смотрела на его возбужденный орган и, не закрываясь одеялом, подвинулась, давая место на постели.– Если между нами произойдет новая битва, – произнесла она спокойно, – не стану вырываться, как последний раз. Мне очень не понравилось, что тогда случилось, я бы не хотела повторения.Нет, он не оставил мысли одержать победу, доказать, что она не права, однако тоже не имел ни малейшего желания, чтобы повторилась та дурацкая сцена, тем более здесь, в первый день совместного пребывания в его доме, в этой комнате, в этой постели.– Я тоже, – сказал он, стараясь говорить хладнокровно, – не стану требовать больше, чем ты можешь дать. Во всяком случае, сейчас.Она благодарно раскрыла губы для поцелуев и доверчиво сжала его руку, когда он повернулся на бок, перед тем как лечь на нее.Он не проявлял чрезмерной настойчивости в ласках и даже, когда она ощутила его внутри себя, ее не оставляло чувство, что он все равно не с ней. В пламени свечей она увидела его лицо, после того как он дошел до пика, – в нем не было ничего угрожающего, ни следа недовольства. Казалось, она должна была бы испытывать чувство удовлетворения, защищенности, но такого не случилось, что несколько огорчило ее: где же ощущение собственной победы?Что касается Карлейля, он тоже чувствовал неудовлетворенность, поскольку ему мало одного только физического наслаждения. Ему не понравилось, потому что задевало самолюбие и, возможно, какие-то еще чувства, которые нелегко определить, однако он смирился.Так или иначе он повернулся на бок и попытался поскорее уснуть.Последней его мыслью, перед тем как сомкнуть глаза, было, что все-таки нужно найти возможность, если им предстоит совместная жизнь, сломить невидимую преграду между ним и Джиллианой и, коли понадобится, то даже силой, черт возьми, безжалостно.Осень входила в свои права. Джиллиана окончательно оправилась от ранения и часто разъезжала на своем любимом Галааде по лесам, долинам, по заросшим тростником берегам озер, Агнес продолжала заниматься хозяйством в замке и отклоняла настойчивые призывы Джейми назначить наконец день свадьбы, что обижало его, но он старался не подавать виду.Он обижался бы и на Джиллиану, из-за которой, в сущности, не мог воссоединиться с обожаемой невестой, если бы его новая хозяйка так не старалась хоть в чем-то помогать ему: чистила вместе с ним зарастающие травой садовые дорожки, высвобождала из вересковых зарослей забредших туда овец, загоняла гусей в отведенные для них места... И все она делала добровольно, без единого намека с его стороны – разве он посмел бы? Престо, едучи мимо и видя его за работой, каждый раз молча слезала с коня и трудилась наравне с ним. Разве можно всерьез обижаться на такую хозяйку? Да и улыбка у нее, ничего не скажешь, приятная. Разговаривать не слишком любит, но улыбнется – и, ей-богу, на душе легче, и не так обидно, что Агнес все тянет и тянет...Джиллиана стала больше времени проводить и с Агнес, особенно когда та оказывала помощь больным из деревни или арендаторам. Не напрасно ведь от сестры Марии и брата Уолдефа Джиллиана многое узнала о лечении травами и теперь может применить свои знания на деле.От последней раны у нее остался очередной шрам. Однако его ни разу не поцеловал Карлейль. Их отношения не налаживались.Во время прогулок Джиллиана обнаружила лужайку недалеко от замка, где воины Карлейля занимались военными упражнениями. По прошествии некоторого времени она стала сама принимать в них участие, сначала вызвавшее смятение в их рядах, но когда все узнали, как она отличилась в том самом сражении на подходе к Канроссу, отношение к ней переменилось: ее признали своей.К концу октября она уже трижды в неделю упражнялась вместе с воинами, совершенно ненамеренно бросая вызов Карлейлю, который, к ее удивлению, ничего не сказал ей.Зато воины Карлейля говорили много, и все больше на гэльском языке, который она знала значительно хуже английского, но все же терпимо – настолько, что могла расспрашивать некоторых старых воинов, сражавшихся еще вместе с ее отцом, про то, знают ли они, как он попал в плен и кто мог его выдать врагам. Ничего определенного из их ответов она так и не узнала, но терпеливо продолжала расспросы. В конце концов, ведь именно для этого она стремилась вернуться в Шотландию и дала такое скорое согласие на брак с Джоном Карлейлем.Они продолжали делить ложе, но начиная со второй ночи после приезда он опять не прикасался к ней, и опять его ..равнодушие мучило ее и приводило в ярость – не потому, что было так необходимо, а потому, что, как ей казалось, нарушало естественный порядок вещей и вносило еще больший диссонанс в их отношения. Она стала временами срываться, вести себя вызывающе не только наедине с ним, но и при людях. И многие замечали ее недостойное поведение.К концу ноября любой человек, принадлежащий к клану Карлейля, знал, что их лэрд – человек несчастливый.Впрочем, жил он и вел себя так же, как до своей поездки в Англию вместе с Брюсом: встречался с воинами, упражнялся с ними, беседовал, но только в отсутствие Джиллианы. Если она появлялась, он немедленно уходил. Однако вел себя с ней неизменно вежливо, даже когда она позволяла себе выкинуть что-либо неподобающее, словно нарочито побуждая его к ссоре.В декабре к ним в Гленкирк приехали Брюс, Морэ и Черный Дуглас и пробыли около недели. Главной темой их бесед стало намерение Брюса начать вскоре военные действия по освобождению от англичан Линденросса и Эшинтона, которые, по его мнению, стали наиболее уязвимы для атак его плохо снаряженной, но полной боевого духа армии, и поэтому новое наступление следовало начинать именно там.От внимания лордов не укрылись отношения хозяина замка с молодой супругой, которые их, мягко говоря, удивили, а Роберт Брюс не скрывал своего крайнего огорчения, что, впрочем, не помешало ему первые два дня быть с Джиллианой отменно любезным. Однако по прошествии этого времени он откровенно признался своему другу, что готов придушить ее. Черный Дуглас высказал более человеколюбивое предложение: колотить ее что есть мочи и непрерывно.Честно говоря, такой вариант неоднократно приходил в голову и Джону, но он уже хорошо знал, что боль не принадлежит к тем средствам, которыми можно воздействовать на Джиллиану. Тем паче, если она посчитает их применение несправедливым. И, что главное, уж никак не поможет достичь того результата, который ему желателен.Брюс, всегда принимавший близко к сердцу то, что происходило в семье Джона Карлейля, решил побеседовать с братом Уолдефом, которого как-то застал недалеко от кладовой, где тот занимался важным делом – перебирал ягоды смородины.Не теряя даром времени, Брюс возопил:– Что, черт возьми, происходит сейчас между Джоном и Джиллианой? Можете вы мне сказать, брат?На что монах смиренно отвечал:– Присядьте, милорд. Вы заметили, как я, слава Господу, похудел? Три месяца питаюсь почти одними ягодами и овощами... – И, увидев, что верховный властитель Шотландии немного остыл, добавил: – Вы задавали тот же вопрос Карлейлю?– Задам, но только когда сам буду знать ответ, – хмуро сказал Брюс, опускаясь на скамью напротив Уолдефа. – Так оно вернее.Брат Уолдеф пересыпал очищенные ягоды в деревянное ведерко, отряхнул руки.– По моей догадке, – произнес он, – у них не все в порядке в постели.Брюс пробормотал проклятие.– Она отказывает ему?– Нет, милорд. Он отказывает ей. Брюс присвистнул.– Ну и дела! Почему?Он вспомнил, как в каком-то разговоре с Карлейлем, когда тот пожаловался, что Джиллиана не хочет отдаваться ему до конца, со смехом посоветовал другу как следует напоить ее или даже связать. Но, судя по тому, что сейчас услышал от монаха, дело обстоит куда серьезнее. Хотя из нешуточных положений порой можно найти достаточно забавный выход. Почему нет? Только теперь нужно посоветовать самому Карлейлю напиться до чертиков.Принятие такого мудрого решения, видимо, отразилось у него на лице, потому что Уолдеф спросил:– Вы, кажется, знаете, как ему помочь?– Вполне возможно, – ответил Брюс, но больше ничего говорить не захотел, и монах, не став настаивать, снова занялся смородиной.Уолдеф, разумеется, пытался неоднократно сам поговорить и с Карлейлем, и с Джиллианой об их взаимоотношениях, но оба, как сговорившись, уходили от разговора.– Все довольно странно, – посчитал он нужным добавить. – Людям в замке и в деревне нравится Джиллиана: мягкая, добросердечная, оживленная. Однако в присутствии Джона она совсем другой человек. Как быть?– Постараюсь сделать, что в моих силах, брат, – сказал Брюс. – Но, боюсь, тут нашла коса на камень...Первой ему попалась на глаза Джиллиана. Она вошла в дом с холода, раскрасневшаяся, с блестевшими веселыми глазами, и, улыбнувшись, спросила:– Как поживаете, милорд?– Хорошо, миледи, – ответил он ей в тон и, подождав, пока она скинет теплый плащ с капюшоном, предложил руку и препроводил в пустующий зал, где, не теряя понапрасну времени, поинтересовался с места в карьер:– Итак, ваше замужество оказалось неудачным?Веселость исчезла из ее глаз, она принялась яростно отрицать его утверждение, но он бросил на нее взгляд, говоривший без слов, что ему многое известно, и Джиллиана замолчала так же внезапно, как начала говорить.После долгой паузы она тихо произнесла:– Он не хочет меня, милорд.Роберт издал звук, означавший крайнее удивление.– Перестаньте, леди. Вы нужны ему, как свежий воздух. Даже больше, чем воздух.Опять наступило молчание. Еще более долгое. Он прервал его нетерпеливым возгласом:– Итак?..– Я не такая, какой он хочет меня видеть, – проговорила она наконец.– Так станьте такой! – тоном приказа сказал Брюс. – Помимо всего, моя дорогая леди, он мой лучший друг и доблестный воин, который необходим Шотландии. И я не потерплю, чтобы он чувствовал себя несчастным в собственном доме.Джиллиана смотрела на него как на человека не вполне нормального и собиралась уже резко ответить, но вовремя вспомнила, что он как-никак король, первое лицо в стране, и подавила появившееся желание.– Я постараюсь, милорд, – сказала она наконец, понимая, что лжет, потому что не знает, как можно исправить непоправимое.Он тоже не знал, но сказал себе, что не успокоится до тех пор, пока не попытается что-то сделать. Но что?..– Вы ходите на мессу, леди? – спросил он.– Да, – откликнулась она, не понимая, к чему вопрос. – В деревенскую церковь.– Тогда советую чаще молиться о даровании вам обоим большего счастья в браке, – сказал он таким тоном, словно отдавал приказание о начале атаки. Затем круто повернулся и направился к двери, но Джиллиана остановила его словами:– Смею я спросить у вас, милорд?.. Он кивнул.– Можете вы рассказать мне немного о сэре Уильяме Уоллесе, милорд?Она была уверена, что он понятия не имеет о ее родстве с таким человеком, и надеялась получить какие-то новые сведения о своем отце. О его страшной смерти.К ее удивлению, лицо Брюса приняло холодное и недоброжелательное выражение, когда он ответил:– Я не намерен сейчас говорить с вами о нем.И ушел, оставив ее стоять в недоумении посреди зала.Брюс нашел Карлейля в конюшне: тот очищал конские копыта от льда. В конюшне царил холод, от дыхания шли струйки пара.– Черт возьми, Джон, – раздраженно сказал Брюс вместо приветствия. – Перестань заниматься такой ерундой и переспи наконец со своей супругой!Не выпуская из руки копыто, тот сухо ответил:– Это ничего не изменит. Хотел бы, чтобы помогло, но... Он безнадежно махнул свободной рукой.– А какой есть способ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30