Жеребец и ее лошадь Голди пошли за ней с готовностью, как только она взялась за поводья, а гнедой к этому времени был растревожен детским криком настолько, что испуганно замер в стойле и отказался выходить. Она тяжело дышала, не зная, что делать. Держа в поводу двух лошадей и Дэвида на руках, она не могла войти к нему и вывести его из стойла, ждать дальше тоже было нельзя. Единственное, что оставалось, — это не закрывать дверь и надеяться, что он последует за ними.
Сара постаралась получше приспособить Дэвида в его люльке и дернула поводья своей напряженной вспотевшей рукой. Чтобы дойти до края расчищенного участка, потребуется минут десять, подсчитала она. Деревья в буше росли густо и это действовало успокаивающе. Как только они окажутся на опушке, лошадей не будет видно, если только на них случайно не наткнутся. Когда она их там привяжет, они будут невидимы и в безопасности. Безопасность… В ее мозгу это слово отозвалось сомнением. Еще нужно пережить ночь, чтобы удостовериться в безопасности — для ее ребенка, для дома и запасов, для нее самой. Тонкий столб дыма над деревьями напоминал ей о том, чего можно ожидать.
Пересекая двор с лошадьми в поводу, она услышала шум в дверях конюшни. Оглянувшись, она увидела гнедого мерина: он на миг застыл в нерешительности, потом, увидев двух других лошадей, рысцой догнал их и пристроился в конце процессии.
Лицо Сары смягчилось, на нем появилась слабая улыбка, прежде чем она вновь повернулась к бушу.
Сара стояла в дверях кухни и осторожно осматривала ее. Все в ней было точно так же, как когда она ушла за лошадьми. Ложка, которой пользовалась Энни, лежала на полу в луже застывшего жира. Последние лучи вечернего солнца отбрасывали на пол ее тень, длинную и тонкую. Запястье ныло от усталости, когда она подняла пистолет на уровень пояса. Она шагнула внутрь.
Почувствовав себя снова в знакомом тепле дома, Дэвид вздумал возобновить свои жалобы на обиду. Он начал бурно крутиться в своей импровизированной люльке, испуская яростные вопли, голодные и злые одновременно. Сара крепче притиснула его к своему боку левой рукой и попыталась умерить его крики, прижав к груди. Повязка, которая приняла на себя всю его тяжесть, пока она ходила за лошадьми, врезалась в шею, как проволока. Он колотил ее руками, и с каждой его попыткой вырваться твердый узел шали все крепче впивался ей в шею.
Сдерживая слезы усталости и досады, она остановилась, прислушиваясь к бешеному стуку в дверь кладовки, который приветствовал первые крики Дэвида. Стук продолжался, а вопли Дэвида стали пронзительными. Сара прижала его еще крепче и наставила пистолет на дверь, устремив на нее пристальный взгляд.
Через весь этот грохот послышался голос Энни:
— Откройте, мэм! Ой, откройте, ради всего святого! Те две сбежали!
Сара не отвечала: глаза ее сузились от недоверия, она подобралась поближе к большому кухонному столу, чтобы найти опору для Дэвида, что дало ей возможность ловчее взять пистолет.
— Ой, мэм… мэм! Выпустите меня, Бога ради!
В голосе были страх и отчаяние, это были крики женщины, испуганной и оставленной в одиночестве. За два года Сара прекрасно изучила Энни Стоукс: она была проходимкой и интриганкой, но актрисой она не была. Сара почувствовала, что на этот раз та говорит правду. Она положила пистолет на стол и стала искать ключ от кладовки.
Когда дверь была открыта, Энни неверным шагом вышла оттуда.
— Они сбежали! — выдохнула она, ее простецкий голос звучал пронзительно и действовал на нервы. — Через окошко! — добавила она зачем-то.
Не говоря ни слова, Сара осмотрела кладовку. Сообразительная ирландка сумела оценить ситуацию и воспользовалась ею. Не совсем разобравшись в происходящем, она рискнула, в прямом смысле слова, своей шкурой в надежде, что сможет последовать в буш под охраной бунтовщиков. Вторая женщина, которая рабски следовала за Мэри и была слишком глупа, чтобы сообразить, что происходит, тоже, как и следовало ожидать, сбежала.
Они вместе подкатили к окну бочки с патокой, чтобы сделать из них удобную площадку под окном, и совместными усилиями сбили деревянную решетку, используя пустой бочонок. Подумав о чудовищной силе, таящейся в руках этой неуклюжей полоумной, Сара поняла, что побег не был для них проблемой.
Стенка под решеткой была изрядно поцарапана, а на полу валялись древесные обломки. Она безмолвно отвернулась, плечи ее опустились.
Энни стала заламывать руки.
— Я ведь не сбежала, мэм! — завывала она. — Они говорили, я дура… Но я с ними ни за что не пошла бы, миссис Маклей, мэм! Я бы вас разве бросила?
Сара машинально кивала.
— Да, Энни, да… я знаю.
У Энни было еще много что сказать: она изливала целый поток информации, наблюдений и настойчивых уверений в преданности. Сара слушала ее вполуха, выбирая в потоке слов лишь то, что могло оказаться важным. Постепенно у нее сложилась полная картина. Неожиданный приезд Эванса, его возбуждение, столб дыма над деревьями — все это дало им понять, что произошло. То, что их заперли в кладовке под угрозой пистолета, подтвердило их предположения. Стоя на бочонке и прижавшись к щели в стене, Мэри увидела, что трое ссыльных, которых она не узнала, вооруженные ружьем, киркой и мотыгой, тихонько пробрались мимо дома. Они не сделали попытки войти, а прошли прямо к сараям. Именно тогда ирландка и приказала своей подруге помочь ей разбить решетку.
Сара прервала ее:
— Трое незнакомых ссыльных, ты говоришь? Вооруженных?
— Да, мэм.
Сара судорожно стащила через голову шаль с Дэвидом.
— Вот, — задыхаясь, она всунула рассерженного вопящего ребенка в объятия Энни, — возьми его и дай ему чего-нибудь поесть. Попробуй его успокоить.
Прерванная на середине повествования, Энни удивленно посмотрела на Дэвида и ахнула, увидев, что Сара повернулась и бросилась из кухни.
В кабинете Эндрю Сара снова отперла шкаф, вынула одно из трех хранившихся там ружей. Она зарядила его так, как учил ее Эндрю, с благодарностью вспоминая, как он часами заставлял ее практиковаться как раз для таких случаев, как этот. Она зарядила ружье и тщательно проверила патроны, затем повернула назад к кухне.
Но возле стола Эндрю она заколебалась и помедлила. Мгновение поразмыслив, она открыла верхний ящик, рукой порылась среди перьев и запасных свечей и нащупала маленький кривой кинжал итальянской работы, которым они иногда пользовались для разрезания бумаги. Это была изящная, опасная на вид вещица с тонким лезвием. Взяв его в руку, она мрачно задумалась о том, что может произойти, если ссыльные захватят Кинтайр, очень ярко представив себе обагренные кровью руки Эванса и его рассказ о том, как он нашел истерзанное тело Денвера.
Пока она там стояла, раздались первые выстрелы: их было четыре.
Она на несколько секунд опустила ружье на стол, просунула кинжал за корсаж так, чтобы не была видна резная рукоятка. Холодок заостренного лезвия на груди придал ей немного уверенности.
Потом она взяла ружье и направилась на кухню.
При звуке выстрелов Энни начала какое-то своеобразное монотонное завывание — что-то среднее между звериным воем и человеческим воплем. Сара стиснула зубы. Она положит конец этому нечеловеческому звуку, чего бы ей это ни стоило. Если ей суждено умереть, то только не под завывание Энни.
Когда она дошла до кухни, прозвучал еще один выстрел.
Этот одиночный выстрел вдруг заставил Энни замолчать. Она обернулась к Саре с отчаянной мольбой в глазах.
— Все уже с нами кончено, мэм! Нам конец! — всхлипнув, она указала на окно. — Вон Тригг там, раненый, наверное. А Хогана и вовсе не видать.
Сара бросилась мимо нее к окну, страх спазмой сжал все внутри. Она внезапно осознала всю глубину зависимости от нее Энни и Дэвида, свою собственную беспомощность и невозможность защитить их в случае нападения бунтарей на дом. И она подняла ружье и укрепила его на подоконнике, скорее, для поддержания духа, сознавая, что если бунтовщики придут, два ружья ненадолго задержат их продвижение. Она лишь надеялась, что до Энни это не слишком скоро дойдет.
Основные дворовые постройки находились на расстоянии трехсот ярдов от дома. Они образовывали квадрат и были обращены внутрь: два спальных барака для ссыльных, один, поменьше, — для Джереми и Тригга. Были еще два складских помещения, где хранился провиант для батраков и инвентарь, еще один барак Эндрю использовал для дополнительных батраков, которых он нанимал как сезонных рабочих, когда снимали урожай или сеяли, а также в случае срочной расчистки участков. Он расположил эти строения на таком расстоянии, потому что не хотел, чтобы его собственная жизнь протекала в слишком большой близости от ссыльных. Они были необходимы для работ в Кинтайре, но видеть их Эндрю не желал. Теперь Сара пожалела, что расстояние не вдвое больше.
В гаснущем свете дня она напрягала глаза, чтобы видеть происходящее на задней дворе. Между конюшней и амбаром она увидела фигуру Тригга. Он прислонился к стене амбара, как будто ему не хватает дыхания или он сильно ослабел. Он прижимал к себе правую руку, голова его была откинута, и он жадно ловил воздух раскрытым ртом. Он лишь несколько секунд отдохнул под прикрытием стены. Потом опустил голову и побежал, лишь раз мимолетно оглянувшись, по направлению к кухне. Сара напряглась, ожидая увидеть погоню, но никаких признаков ее не было. Раненый и невооруженный, Тригг не представлял в этот момент интереса для бунтовщиков.
Сара опустила ружье, но оставалась у окна, когда Тригг с трудом преодолел две ступеньки до кухни и остановился, тяжело опираясь на дверной косяк.
Он был очень бледен: вся его правая рука, от плеча до запястья, была в крови. На нем не было куртки, и кровь сбегала по пальцам. Он запрокинул голову, пытаясь отдышаться. Он казался вконец измученным, как будто последняя перебежка от сараев до кухни отняла у него все силы.
Энни в ужасе вскрикнула, по кивку Сары положила затихшего Дэвида на стол и бросилась помогать Трипу.
Сара, не двигаясь, смотрела на них. Энни уже доказала свою преданность, но Тригг… Она все еще не доверяла ему. Его рывок в дом мог означать отважную попытку защитить женщин и ребенка — или желание укрыться в доме, чтобы залечивать свою раненую руку. Сара не была готова слишком уж полагаться на него, но он оттолкнул служанку и повернулся к ней.
— Нам с Хоганом уже почти удалось собрать наших батраков и запереть их, когда эти черти явились, мэм, — выдохнул он с трудом. — Они подкрались сзади, из-за конюшни, и начали стрелять. Их там около десятка, и у четверых ружья. Нам своих было не удержать, как только они сообразили, что происходит. Мне попали в руку и пришлось бежать… или нужно было бы остаться там и быть убитым. — Голос его стал еще слабее. Он с трудом выговорил: — Мэри и Бесси убежали с ними. Я слышал, как они кричали. Я знал, что вы с мастером Дэвидом здесь одни. — Он попытался выпрямиться, но ему это не удалось. — От меня мало проку, но, кажется, стрелять я все-таки могу.
Сара кивнула, облизав сухие губы. Как она ошибалась насчет Тригга: теперь ей было стыдно на него смотреть.
— А Хоган? — спросила она тихо.
— Ему попали в спину… дважды. Вряд ли он жив.
III
Теперь оставалось только ждать. В течение последующего получаса Сара не сдвинулась со своего поста у окна, держа ружье наготове. В беспомощной ярости она наблюдала разграбление запасов и наконец то, чего она страшилась и чего ожидала. Первый бледный язык пламени взметнулся над крышами складов. В сумерках поднялся довольно сильный ветер: он раздул огонь, который перебрасывался со строения на строение со скоростью, вселившей ужас в ее сердце. Вскоре все надворные постройки превратились в пылающий квадрат, ярко полыхающий на фоне вечерних сумерек, делая вечер вокруг еще темнее. Ветер подул в сторону дома и донес дикие голоса вырвавшихся на свободу людей. Ром, который они обнаружили среди запасов, усилил возбуждение, вызванное их успешными действиями. Это придало им отваги, которую пока не охладило сознание того, что перед ними пустынный буш, река и громадные неизведанные горы за ней. Они вопили и орали, опьяненные победой. Саре были видны фигуры бунтовщиков на фоне пылающих строений: она наблюдала их неверное продвижение, решимость, с которой они забрасывали на плечи мешки с награбленным продовольствием.
Они не пытались приблизиться к дому. Сара подумала, что их сбила с толку пустая конюшня: они вообразили, что Маклеи сбежали и бросили Кинтайр на произвол судьбы; к тому же они уже награбили столько продовольствия, сколько могли унести. Какое-то время ее страшила мысль, что они могут польститься на оружие и боеприпасы, хранящиеся в доме. А потом ей пришло в голову, что им некогда возиться с домом, и как только они нагрузят всю еду, которую можно унести, они уйдут. Если, как того опасался Эванс, они видели, что он едет в Кинтайр, они не станут медлить, опасаясь появления солдат в любой момент. Вскоре после того, как надворные постройки заполыхали, бунтовщики направились к реке, где были привязаны две лодки.
Сара крепко сжала кулаки, пытаясь не поддаться приступу ярости: ей стало дурно, и слезы выступили у нее на глазах, когда она увидела, как крыша ближайшего барака рухнула, рассыпав искры во все стороны. Никто не знал лучше нее, почему они тратят драгоценные минуты на поджог: таким образом они выражали свой действенный протест против своих хозяев и тюремщиков. Воспоминания о плавучей тюрьме, о кнуте и одной цепи, сковывавшей их, толкали их на путь разрушения. Они окликали друг друга в пьяной браваде, прежде чем пуститься в нехоженый лес, уверенные, что найдут дорогу в этих загадочных голубых горах и что как-нибудь выживут там, где еще никогда не жил белый человек. Конечно, все они знали, что возможность выжить ничтожна: казалось, сознание этого делало их действия еще более отчаянными. Сара все это знала, знала, какие чувства безраздельно владеют бунтовщиками, передаваясь от одного к другому: злость, горькое негодование, которым нужна лишь одна искра, вспыхнувшая в одной горячей голове, чтобы разжечь их ярость.
Когда показалось, что последний бунтовщик отправился вниз к лодкам, Сара подняла Тригга и Энни. Дэвид спал в корзине под столом, поэтому она не стала его тревожить. Рука Тригга была перевязана рваной простыней, ему все еще было очень больно. Он вышел из кухни за Сарой и проследовал за ней по замершему двору, несколько раз споткнувшись по пути к баракам. Сара отдала фонарь Энни и стала поддерживать его, неся ружье в правой руке. От догорающего пожарища ветер доносил до них обжигающий воздух, сажу и горячий пепел, а также запах жареной солонины.
Они нашли Джереми лежащим навзничь посередине площади. Энни помогла Саре перевернуть его на спину. Он был совершенно неподвижен и не издал ни звука, когда его переворачивали. На плече, в волосах и на лице запеклась кровь. Сара не тратила времени на то, чтобы разглядывать его лицо, в котором не было никаких признаков жизни: она разорвала рубашку и послушала сердце.
— Он жив! — сказала она и взглянула на Тригга. — Можешь нести ружье и фонарь?
Он кивнул.
Тогда Сара обратилась к Энни:
— Дай мне твой фартук. Нам придется замотать ему голову, прежде чем мы попытаемся перенести его в дом. Нам нужно не дать ему умереть.
IV
Сара последний раз оглядела стоящих вокруг нее в гостиной, прежде чем взять со стола фонарь. Она поднялась почти бесшумно, только юбки ее зашелестели.
Энни сидела на полу, спина ее безвольно опиралась о стену, рот был приоткрыт, иногда дыхание с присвистом вырывалось сквозь щербины во рту. Дэвид спал около нее в корзине, принесенной из кухни. Джереми и Тригг легли у противоположной стены: Тригг спал тихим недвижным сном вконец измученного и ослабевшего человека, Джереми лишь изредка приходил в себя, остальное время он вертелся и метался в какой-то горячке. В течение ночи он несколько раз просыпался, чтобы попросить воды, глаза его пробегали по лицу Сары, потом он снова погружался в забытье. Сара остановилась возле него, держа лампу прямо у него над головой. Он был не так сильно ранен, как ей сначала показалось — одна пуля задела висок, а другая застряла в плече, — но потерял изрядное количество крови.
Он болезненно скривился и отвернулся. Сара опустила лампу. «Джереми не умрет, — сказала она себе твердо, — по крайней мере, если врач приедет вовремя и извлечет пулю». Она нервно облизнулась, пытаясь угадать, будет ли врач среди первого отряда солдат, который прибудет в Хоксбери. Вероятность этого была невелика.
Она осторожно отодвинула щеколду и вышла в коридор. Это будет ее последний обход за ночь. Немного меньше, чем через час, начнется рассвет, и тогда она разбудит Энни и Тригга, чтобы они сменили ее. Усталость туманила ей глаза, когда она взялась проверять ставни на окнах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55