Они решали, как лучше передать Вулфгару сообщение, когда в дверь громко заколотили и Рагнор потребовал его впустить. Прежде чем кто-то успел опомниться, Гвинет подлетела к порогу и отодвинула засов. Прочная дубовая дверь распахнулась, и в зал вошли два незнакомца, сопровождаемые Рагнором, Вашелем и еще двумя мужчинами в доспехах. Все были одеты, как норманны, однако Бофонт не задумываясь выхватил меч и встал перед ними. Один из незваных гостей метнул копье, и дозорный рухнул на пол с торчавшим в груди древком. Второй воин встал рядом с Бофонтом, но Вашель поразил его мечом. Бофонт, оставшись в одиночестве, стал мужественно обороняться, а Керуик схватил Эйслинн за руку и потащил по лестнице в спальню. Вашель зашел сзади и, сжав обеими руками рукоять, ударил храброго рыцаря в спину. Ему удалось пробить звенья кольчуги. Бофонт с криком упал. Глаза невидяще уставились в потолок. Дыхание прервалось.
Керуик втолкнул Эйслинн в комнату, закрыл за ней дверь и схватил со стены старые щит и меч, исполненный решимости задержать врага, насколько возможно. Вскоре в спальню ворвались двое мятежников. Позади следовал Рагнор.
— Оставь глупые игры, саксонский пес! — бросил он, самоуверенно улыбаясь. — Чем ты можешь защитить даму? Ее все равно уведут, когда ты сдохнешь, только и всего.
— Я не уйду, даже если придется отдать свою жизнь, — твердо ответил Керуик. — Ну же, Рагнор, подходи, я мечтал об этом с той самой минуты, когда ты впервые посмел дотронуться до моей нареченной!
— Значит, и ты, сакс? — покачал головой Рагнор. — Неужели все мужчины попали под власть ее чар?
Керуик отбил удар копья и вонзил меч в живот одного из нападавших. Тот упал, но меч Рагнора опустился на оружие Керуика и переломил лезвие у основания. Следующий удар пришелся на щит, но копье второго негодяя задело руку сакса. Рагнор снова размахнулся и сбил с ног Керуика. Кровь хлынула из головы сакса, и он повалился под ноги норманна. Тот отбросил его пинком и распахнул дверь.
Эйслинн охнула при виде Рагнора, с широкой улыбкой вставшего на пороге.
— Я же говорил, что заполучу тебя, голубка, — рассмеялся он. — И время пришло.
Глаза Эйслинн сверкнули, но она ничем не выказала страха. И тут ребенок в колыбельке заворочался. Рагнор на мгновение замер и тотчас шагнул в угол, поднимая меч. Эйслинн с криком повисла у него на руке, но он легко стряхнул ее пощечиной, и она безвольно сползла на пол, но тут же вскочила. Из уголка рта тянулась кровавая струйка.
— И ты способен убить родного сына? — насмешливо бросила она.
— Может, он и мой, но я все-таки сомневаюсь, — спокойно откликнулся Рагнор. — Лучше уж пусть умрет, чем окажется отродьем Вулфгара.
Он снова поднял меч.
— Не-е-ет! — вскрикнула Эйслинн, и что-то в ее голосе заставило Рагнора остановиться и взглянуть на нее. Она приставила клинок к своей груди, а глаза угрожающе блеснули.
— Только коснись ребенка, и я покончу с собой. Ты знаешь Вулфгара и не сомневайся: ни на земле, ни в аду не найдется такого уголка, где бы ты мог от него спрятаться.
— Бастард меня больше не побеспокоит, — жестко рассмеялся Рагнор. — Сейчас мои люди наверняка забрасывают грязью его могилу.
— Берегись, любовь моя, — донесся с порога голос Гвинет. Она решилась подняться наверх, боясь слишком надолго оставлять любовника наедине с Эйслинн. — Вулфгар предупрежден. Меня разоблачили, и мой отец отправился к нему. Они наверняка расставили свою ловушку. Рагнор сунул меч в ножны и глубоко задумался.
— Это сулит беду, дорогая, — пробормотал он наконец. — Я знаю, как удачлив бастард! Он сумеет выжить, и если раньше я хотел держать остальных в узде, захватив его жену в заложницы, пока мы окончательно не разорим поместье, теперь, боюсь, придется бежать. У меня больше нет людей.
Оглядев Эйслинн, державшую Брайса на руках, норманн понял, что разлучить мать с ребенком вряд ли удастся, а время дорого. Он обернулся к Гвинет:
— Прихвати побольше еды из подвала. Мы должны отыскать Эдгара у северных шотландцев и принести ему клятву верности. Поспеши, дорогая. Не теряй ни минуты. — Он обернулся к Эйслинн и приказал: — А ты бери мальчишку! Он тоже сгодится в заложники, хотя Вулфгар наверняка видит в нем лишь досадную помеху. Но предупреждаю, голубка, если хочешь видеть дитя живым, заметай следы на дороге и не пытайся нас задержать.
— Ты сам изрядно следишь, куда бы ни направлялся, — прорычала Эйслинн. — Трупы и разрушенные дома! И мой малыш не помеха! Но я не оставлю его здесь, — прибавила она, стараясь говорить как можно небрежнее. — За ним обязательно придут. Вулфгар считает ребенка твоим и не обращает на него внимания, хотя следит, чтобы о нем заботились.
Рагнор подозрительно прищурился.
— А драгоценная Гвинет утверждает иное. Будто бы бастард назвал отродье своим и последнее время нянчится с ним. Думаю, стоит и его взять с собой.
— Видно, эта сука распустила язык, — прошипела Эйслинн.
— Не говори о ней плохо, любимая. Она верно служила мне, — отозвался Рагнор.
— Да, — задохнулась от ярости Эйслинн. — Но остальным, в том числе и себе, сослужила плохую службу.
— Гвинет мечтала положить мир к своим ногам. И кто может отказать этому нежному цветку? — рассмеялся Рагнор, хотя его тон противоречил словам. И неожиданно резко он приказал: — Довольно болтовни. Бери с собой что хочешь, но побыстрее. Мне это надоело.
Эйслинн побросала в узелок одежки. Брайса и сняла с колышка теплый, подбитый мехом плащ.
— Это все! — бросил Рагнор. — Придется тебе обходиться тем, что есть.
Он вывел ее из спальни, оттащил от Керуика, хотя Эйслинн уже хотела опуститься на колени возле сакса, и вытолкал из зала, не дав попрощаться с Бофонтом.
Гвинет уже сидела на серой в яблоках кобыле Эйслинн. На ней было красивое платье, купленное на оставленные им с Болсгаром деньги Вулфгара. Маленькая чалая лошадка была оседлана для Эйслинн. Рагнор подсадил ее в седло и вскочил на своего коня.
— Помни, голубка, — предупредил он, — я убью мальчишку, если ты дашь мне повод.
Эйслинн вздрогнула и кивнула, но Гвинет, наслаждаясь возможностью отомстить, вновь задержала отъезд. Она сняла свой шерстяной плащ, сунула его Эйслинн и заставила ее отдать бархатный, подбитый мехом. Рагнор не сделал попытки помешать любовнице и насмешливо наблюдал за происходящим. Гвинет подъехала к нему и улыбнулась.
— Разве я не красавица, милорд? — кокетливо спросила она. Рагнор тронул коня и рассмеялся, но при этом упорно смотрел поверх головы Гвинет на Эйслинн.
Глава 25
Вулфгар снова обвел взглядом холмы, и внезапно у него в голове словно эхом отозвались странные голоса. Рыцарь невольно прислушался. Слова звучали все отчетливее. «Рагнор! Эйслинн! Брайс! Даркенуолд!»
Имена повторялись одно за другим, и Вулфгар неожиданно понял намерения Рагнора. Гунн удивленно фыркнул, когда хозяин дернул поводья и, повернув коня, громко крикнул Болсгару:
— Оставайся здесь и проследи, чтобы этих людей похоронили. Они храбро сражались. Милберн, ты тоже задержись. Возьмите десять человек, пусть выроют могилы. Остальные, кто может держаться в седле, за мной!
Суэйн, Гауэйн и еще человек пятнадцать вскочили на коней. Среди них были и раненые, все еще не потерявшие желания стоять до конца. Они летели, как ветер, не давая коням роздыха, пока не остановились у дома. Вулфгар сразу заметил, что с башни не прокричал герольд, возвещая об их приезде, и что Эйслинн не выбежала встретить его. Стараясь не думать о худшем, он соскочил с коня и, бросив поводья Суэйну, вбежал в зал. Картина, представшая его глазам, была настолько ужасной, что кровь стыла в жилах. Такого он не ожидал. Зал был разгромлен, и тело дозорного лежало у входа в башню. На полу, в луже крови, распростерся Бофонт. На лестнице растянулся Керуик, и Хейлан осторожно промывала рваную рану, тянувшуюся от его лба до самого подбородка. Сакс по-прежнему сжимал рукоять древнего меча. На верхней площадке валялся еще один труп, по всей видимости, грабителя. Мидерд в отчаянии ломала руки, а Майда оцепенело скорчилась в темном углу.
— Это Гвинет! — завопила Хейлан. — Эта сука Гвинет открыла им дверь! И сбежала с ними!
Плечи женщины затряслись от рыданий.
— Они похитили леди Эйслинн и маленького Брайса.
Вулфгар словно окаменел. Он казался совсем спокойным, лишь лицо смертельно побледнело, а глаза сверкнули, как сталь. Даже Майда, жавшаяся у пустой колыбели, узрела в них смерть.
— Они забрали ребенка, — продолжала всхлипывать Хейлан, — и я слышала, как он сказал, что убьет его, если леди Эйслинн попытается чинить им препятствия.
— Кто, Хейлан? — мягко, чуть слышно осведомился Вулфгар. — Кто это говорил?
Она удивленно уставилась на него, но тут же поспешила ответить:
— Тот самый, что приезжал с королем, — Рагнор. С ним были еще один рыцарь и четыре воина. Бофонт прикончил одного, прежде чем его самого убили, а второго сразил меч: Керуика. Остальные забрали Эйслинн с малышом и скрылись.
Женщина отвернулась, чтобы перевязать рану Керуика. Все это время Майда, раскачиваясь из стороны в сторону, стонала и рвала на себе волосы. Вулфгар подошел к Хейлан и уставился на израненного шерифа.
— Керуик?
Молодой человек открыл глаза и слегка улыбнулся.
— Я пытался, господин, но их было слишком много. Я пытался…
— Успокойся, Керуик, — шепнул Вулфгар, положив руку ему на плечо. — Вот уже второй раз тебе приходится страдать за госпожу.
В зал ворвался разъяренный Суэйн с топором в руках.
— Они убили конюха. Молодого безоружного парнишку. Перерезали горло.
Он широко раскрыл глаза при виде Бофонта и тихо выругался. Вулфгар, стиснув зубы, смотрел на погибшего рыцаря. Однако, не дав Суэйну опомниться, он резко приказал:
— Разотри и накорми Гунна и своего коня. Мы уезжаем. Налегке. Без доспехов. Никаких вещей.
Викинг кивнул и вышел. Вулфгар обратился к Мидерд:
— Иди в кладовую и отрежь вяленой оленины. Мне нужны два небольших узелка с едой и два меха воды.
Она не успела и шагу сделать, как он взлетел по лестнице в спальню. Через несколько минут Вулфгар вновь появился, в шапочке и рубахе из мягкой оленьей кожи. На плечи была накинута безрукавка из волчьего меха, перетянутая поясом, с которого свисали двуручный меч и хорошо отточенный клинок. Поверх кожаных сапог были надеты обмотки из волчьего меха, затянутые подвязками крест-накрест, по обычаю викингов. Проходя мимо Хейлан и Керуика, наконец-то ухитрившегося сесть, Вулфгар тихо, но хрипло бросил:
— Я слишком долго медлил и вот теперь расплачиваюсь за свою беспечность. Пригляди за домом до моего возвращения, Керуик. Болсгар и мои рыцари тебе помогут.
Мидерд уже принесла все необходимое, и Вулфгар, не тратя больше слов, отправился на конюшню, где разделил припасы с Суэйном и одобрительно кивнул, увидев, что норвежец одет почти так же, как он, да еще успел захватить две торбы с ячменем. Они вскочили на коней и вскоре исчезли из виду.
Болсгар похоронил погибших и, погоняя лошадей, нагруженных трофеями, вернулся домой, где застал бледного измученного Керуика. Хейлан перевязала ему голову и сейчас сидела рядом, держа молодого сакса за руку. Старик выслушал рассказ Керуика. Лицо его потемнело от стыда и ярости.
— Узнать подобное о родной дочери! — простонал он. — Вулфгар, возможно, простит сестру, но не я. И если у него не поднимется рука, я сделаю все, чтобы наказать предательницу!
Он отправился к себе, но немного погодя вернулся, прихватив с собой лишь мешочек с солью, меч и длинный лук. Вскоре за ним тоже захлопнулась входная дверь.
Рагнор погонял коня так, словно сам сатана гнался за ним, и впадал в ярость при малейшей задержке. Эйслинн мучилась с Брайсом. Как выяснилось, заставить его сидеть смирно и одновременно управлять кобылой — задача почти невозможная. Она горько жаловалась, когда Рагнор бил ее лошадь кнутом, хотя понимала, что тот может не пощадить ни ее, ни малыша, если придет в бешенство.
Они старались держаться подальше от Лондона и норманнских патрулей. Рагнор дал им отдохнуть всего несколько часов и поднял с рассветом. Пришлось давиться холодной овсянкой и мчаться дальше. Хотя Эйслинн едва держалась на ногах, но все же радовалась, что передышки так коротки — Рагнор все чаще и чаще обращал на нее взгляд, и она понимала, что, будь у норманна больше времени, он нашел бы способ утолить свою давнюю похоть. Даже по ночам, лежа рядом с Гвинет, он посматривал на Эйслинн, а когда она кормила ребенка грудью, Рагнор под любым предлогом оказывался поблизости.
Брайс по большей части мирно спал у нее на руках, но, просыпаясь, начинал громко плакать, жалуясь на невозможность как следует размяться и поиграть. Рагнор с каждым часом становился все более невыносимым, и даже Гвинет, почти все время молчавшая, не раз подвергалась его жестоким насмешкам.
Эйслинн со своей стороны отказывалась понимать этого человека. Да, он может добраться до северных гор и вести тяжелую жизнь в унылых бесплодных землях, добывая пропитание набегами и воровством или присоединиться к этелингу Эдгару, но неужели думает, что Вулфгар стерпит обиду?
При воспоминании о муже на глаза Эйслинн навернулись слезы. Можно лишь надеяться, что он сумеет освободить их или выкупить. И еще на то, что Болсгар успел предупредить пасынка о ловушке. Невозможно вынести хвастовство Рагнора, гордившегося тем, что ему удалось поставить капкан на бастарда. Немыслимо ежеминутно трястись от страха, что Вулфгара больше нет в живых.
Солнце взошло высоко, и на дороге поднялась пыль. Брайс проснулся, немного поел и долго капризничал, не понимая, почему мать не позволяет ему порезвиться.
Рагнор повернулся в седле и угрожающе рявкнул:
— Заткни рот ублюдку!
Эйслинн тихо запела колыбельную, укачивая малыша, пока тот не задремал. Они оставили позади долины с широкими реками и оказались среди поросших вереском, усеянных холмами пустошей. По пути попалась заброшенная деревенька с полуразрушенными хижинами. Когда они проезжали через то, что год назад было деревенской площадью, из тени неожиданно выступила старая одноглазая ведьма с высохшей правой рукой. В левой она держала грубую деревянную миску, которую и протянула Рагнору.
— Подайте медный грош, ваша милость, — гнусаво завела она, криво улыбаясь. — Всего медяк для убогой, старой…
Рагнор попытался пнуть ее ногой, но та с поразительной ловкостью отскочила, Эйслинн придержала лошадь, и нищенка снова затянула свою песенку:
— Хотя бы монетку или кусочек хлеба, ваша милость…
Эйслинн, пожалев несчастную, бросила ей черствую краюху хлеба, сознавая при этом, что, по всей вероятности, отдает свой обед. Рагнор, презрительно фыркнув, проехал мимо, но внезапно остановился в конце площади, выхватил меч и обратился к Эйслинн:
— Это отродье нас задерживает, и два заложника мне ни к чему.
Эйслинн, прижав Брайса к груди, бесстрашно объявила:
— Ты дал слово, Рагнор. Но прежде чем ты попытаешься дотронуться до него, придется прикончить меня, и когда появится Вулфгар, у тебя вообще не останется заложников.
Из-под плаща показалась рука с крепко зажатым в ней клинком. Остальные всадники отъехали подальше, а Рагнор выругался, проклиная свою глупость и забывчивость. Как он мог оставить ей оружие?
Вашель скрестил руки на груди и ухмыльнулся:
— Что скажешь, кузен? Неужели позволишь этой заносчивой девчонке убить себя?
Гвинет, лучше всех знавшая Эйслинн, воспользовалась всеобщим замешательством и подстегнула лошадь. Серая в яблоках врезалась в кобылку Эйслинн, и Гвинет выхватила кинжал из ослабевших пальцев невестки, пока та старалась сохранить равновесие и не уронить сына. Выровняв наконец лошадку, Эйслинн полыхающими яростью глазами взглянула на сестру Вулфгара.
— Предательница! — прошипела она. — Вечная предательница! Бедняжка Гвинет!
Рагнор, рассмеявшись, сунул меч в ножны.
— Ах, голубка моя, неужели ты никогда не сдаешься? Я убью кого пожелаю, и не тебе меня остановить. Но я дал слово, и если ты не вынудишь меня от него отступить, не намереваюсь причинить зла мальчишке. Скорее уж стоит оставить его со старой клячей и дать ей за труды несколько монет и побольше припасов.
— Ни за что! — охнула Эйслинн. — Ты этого не сделаешь!
— Вон в той долине пасутся козы, — настаивал Рагнор. — У старухи будет вдоволь молока. И если, как ты говоришь, Вулфгар с Суэйном отправятся в погоню, обязательно найдут парнишку и вернут домой.
В Эйслинн вспыхнула крохотная надежда. Кроме того, ей легче будет сбежать одной, не обремененной младенцем.
Наконец, тяжело вздохнув и не вытирая струившихся по лицу слез, Эйслинн отдала сына Гвинет. Та понесла его к старухе, скорчившейся в пыли и жадно жующей корку хлеба. Брайс громко завопил удивительно зычным для такого маленького ребенка голосом, и даже издалека было видно, как радовалась Гвинет, кладя его на руки нищенке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Керуик втолкнул Эйслинн в комнату, закрыл за ней дверь и схватил со стены старые щит и меч, исполненный решимости задержать врага, насколько возможно. Вскоре в спальню ворвались двое мятежников. Позади следовал Рагнор.
— Оставь глупые игры, саксонский пес! — бросил он, самоуверенно улыбаясь. — Чем ты можешь защитить даму? Ее все равно уведут, когда ты сдохнешь, только и всего.
— Я не уйду, даже если придется отдать свою жизнь, — твердо ответил Керуик. — Ну же, Рагнор, подходи, я мечтал об этом с той самой минуты, когда ты впервые посмел дотронуться до моей нареченной!
— Значит, и ты, сакс? — покачал головой Рагнор. — Неужели все мужчины попали под власть ее чар?
Керуик отбил удар копья и вонзил меч в живот одного из нападавших. Тот упал, но меч Рагнора опустился на оружие Керуика и переломил лезвие у основания. Следующий удар пришелся на щит, но копье второго негодяя задело руку сакса. Рагнор снова размахнулся и сбил с ног Керуика. Кровь хлынула из головы сакса, и он повалился под ноги норманна. Тот отбросил его пинком и распахнул дверь.
Эйслинн охнула при виде Рагнора, с широкой улыбкой вставшего на пороге.
— Я же говорил, что заполучу тебя, голубка, — рассмеялся он. — И время пришло.
Глаза Эйслинн сверкнули, но она ничем не выказала страха. И тут ребенок в колыбельке заворочался. Рагнор на мгновение замер и тотчас шагнул в угол, поднимая меч. Эйслинн с криком повисла у него на руке, но он легко стряхнул ее пощечиной, и она безвольно сползла на пол, но тут же вскочила. Из уголка рта тянулась кровавая струйка.
— И ты способен убить родного сына? — насмешливо бросила она.
— Может, он и мой, но я все-таки сомневаюсь, — спокойно откликнулся Рагнор. — Лучше уж пусть умрет, чем окажется отродьем Вулфгара.
Он снова поднял меч.
— Не-е-ет! — вскрикнула Эйслинн, и что-то в ее голосе заставило Рагнора остановиться и взглянуть на нее. Она приставила клинок к своей груди, а глаза угрожающе блеснули.
— Только коснись ребенка, и я покончу с собой. Ты знаешь Вулфгара и не сомневайся: ни на земле, ни в аду не найдется такого уголка, где бы ты мог от него спрятаться.
— Бастард меня больше не побеспокоит, — жестко рассмеялся Рагнор. — Сейчас мои люди наверняка забрасывают грязью его могилу.
— Берегись, любовь моя, — донесся с порога голос Гвинет. Она решилась подняться наверх, боясь слишком надолго оставлять любовника наедине с Эйслинн. — Вулфгар предупрежден. Меня разоблачили, и мой отец отправился к нему. Они наверняка расставили свою ловушку. Рагнор сунул меч в ножны и глубоко задумался.
— Это сулит беду, дорогая, — пробормотал он наконец. — Я знаю, как удачлив бастард! Он сумеет выжить, и если раньше я хотел держать остальных в узде, захватив его жену в заложницы, пока мы окончательно не разорим поместье, теперь, боюсь, придется бежать. У меня больше нет людей.
Оглядев Эйслинн, державшую Брайса на руках, норманн понял, что разлучить мать с ребенком вряд ли удастся, а время дорого. Он обернулся к Гвинет:
— Прихвати побольше еды из подвала. Мы должны отыскать Эдгара у северных шотландцев и принести ему клятву верности. Поспеши, дорогая. Не теряй ни минуты. — Он обернулся к Эйслинн и приказал: — А ты бери мальчишку! Он тоже сгодится в заложники, хотя Вулфгар наверняка видит в нем лишь досадную помеху. Но предупреждаю, голубка, если хочешь видеть дитя живым, заметай следы на дороге и не пытайся нас задержать.
— Ты сам изрядно следишь, куда бы ни направлялся, — прорычала Эйслинн. — Трупы и разрушенные дома! И мой малыш не помеха! Но я не оставлю его здесь, — прибавила она, стараясь говорить как можно небрежнее. — За ним обязательно придут. Вулфгар считает ребенка твоим и не обращает на него внимания, хотя следит, чтобы о нем заботились.
Рагнор подозрительно прищурился.
— А драгоценная Гвинет утверждает иное. Будто бы бастард назвал отродье своим и последнее время нянчится с ним. Думаю, стоит и его взять с собой.
— Видно, эта сука распустила язык, — прошипела Эйслинн.
— Не говори о ней плохо, любимая. Она верно служила мне, — отозвался Рагнор.
— Да, — задохнулась от ярости Эйслинн. — Но остальным, в том числе и себе, сослужила плохую службу.
— Гвинет мечтала положить мир к своим ногам. И кто может отказать этому нежному цветку? — рассмеялся Рагнор, хотя его тон противоречил словам. И неожиданно резко он приказал: — Довольно болтовни. Бери с собой что хочешь, но побыстрее. Мне это надоело.
Эйслинн побросала в узелок одежки. Брайса и сняла с колышка теплый, подбитый мехом плащ.
— Это все! — бросил Рагнор. — Придется тебе обходиться тем, что есть.
Он вывел ее из спальни, оттащил от Керуика, хотя Эйслинн уже хотела опуститься на колени возле сакса, и вытолкал из зала, не дав попрощаться с Бофонтом.
Гвинет уже сидела на серой в яблоках кобыле Эйслинн. На ней было красивое платье, купленное на оставленные им с Болсгаром деньги Вулфгара. Маленькая чалая лошадка была оседлана для Эйслинн. Рагнор подсадил ее в седло и вскочил на своего коня.
— Помни, голубка, — предупредил он, — я убью мальчишку, если ты дашь мне повод.
Эйслинн вздрогнула и кивнула, но Гвинет, наслаждаясь возможностью отомстить, вновь задержала отъезд. Она сняла свой шерстяной плащ, сунула его Эйслинн и заставила ее отдать бархатный, подбитый мехом. Рагнор не сделал попытки помешать любовнице и насмешливо наблюдал за происходящим. Гвинет подъехала к нему и улыбнулась.
— Разве я не красавица, милорд? — кокетливо спросила она. Рагнор тронул коня и рассмеялся, но при этом упорно смотрел поверх головы Гвинет на Эйслинн.
Глава 25
Вулфгар снова обвел взглядом холмы, и внезапно у него в голове словно эхом отозвались странные голоса. Рыцарь невольно прислушался. Слова звучали все отчетливее. «Рагнор! Эйслинн! Брайс! Даркенуолд!»
Имена повторялись одно за другим, и Вулфгар неожиданно понял намерения Рагнора. Гунн удивленно фыркнул, когда хозяин дернул поводья и, повернув коня, громко крикнул Болсгару:
— Оставайся здесь и проследи, чтобы этих людей похоронили. Они храбро сражались. Милберн, ты тоже задержись. Возьмите десять человек, пусть выроют могилы. Остальные, кто может держаться в седле, за мной!
Суэйн, Гауэйн и еще человек пятнадцать вскочили на коней. Среди них были и раненые, все еще не потерявшие желания стоять до конца. Они летели, как ветер, не давая коням роздыха, пока не остановились у дома. Вулфгар сразу заметил, что с башни не прокричал герольд, возвещая об их приезде, и что Эйслинн не выбежала встретить его. Стараясь не думать о худшем, он соскочил с коня и, бросив поводья Суэйну, вбежал в зал. Картина, представшая его глазам, была настолько ужасной, что кровь стыла в жилах. Такого он не ожидал. Зал был разгромлен, и тело дозорного лежало у входа в башню. На полу, в луже крови, распростерся Бофонт. На лестнице растянулся Керуик, и Хейлан осторожно промывала рваную рану, тянувшуюся от его лба до самого подбородка. Сакс по-прежнему сжимал рукоять древнего меча. На верхней площадке валялся еще один труп, по всей видимости, грабителя. Мидерд в отчаянии ломала руки, а Майда оцепенело скорчилась в темном углу.
— Это Гвинет! — завопила Хейлан. — Эта сука Гвинет открыла им дверь! И сбежала с ними!
Плечи женщины затряслись от рыданий.
— Они похитили леди Эйслинн и маленького Брайса.
Вулфгар словно окаменел. Он казался совсем спокойным, лишь лицо смертельно побледнело, а глаза сверкнули, как сталь. Даже Майда, жавшаяся у пустой колыбели, узрела в них смерть.
— Они забрали ребенка, — продолжала всхлипывать Хейлан, — и я слышала, как он сказал, что убьет его, если леди Эйслинн попытается чинить им препятствия.
— Кто, Хейлан? — мягко, чуть слышно осведомился Вулфгар. — Кто это говорил?
Она удивленно уставилась на него, но тут же поспешила ответить:
— Тот самый, что приезжал с королем, — Рагнор. С ним были еще один рыцарь и четыре воина. Бофонт прикончил одного, прежде чем его самого убили, а второго сразил меч: Керуика. Остальные забрали Эйслинн с малышом и скрылись.
Женщина отвернулась, чтобы перевязать рану Керуика. Все это время Майда, раскачиваясь из стороны в сторону, стонала и рвала на себе волосы. Вулфгар подошел к Хейлан и уставился на израненного шерифа.
— Керуик?
Молодой человек открыл глаза и слегка улыбнулся.
— Я пытался, господин, но их было слишком много. Я пытался…
— Успокойся, Керуик, — шепнул Вулфгар, положив руку ему на плечо. — Вот уже второй раз тебе приходится страдать за госпожу.
В зал ворвался разъяренный Суэйн с топором в руках.
— Они убили конюха. Молодого безоружного парнишку. Перерезали горло.
Он широко раскрыл глаза при виде Бофонта и тихо выругался. Вулфгар, стиснув зубы, смотрел на погибшего рыцаря. Однако, не дав Суэйну опомниться, он резко приказал:
— Разотри и накорми Гунна и своего коня. Мы уезжаем. Налегке. Без доспехов. Никаких вещей.
Викинг кивнул и вышел. Вулфгар обратился к Мидерд:
— Иди в кладовую и отрежь вяленой оленины. Мне нужны два небольших узелка с едой и два меха воды.
Она не успела и шагу сделать, как он взлетел по лестнице в спальню. Через несколько минут Вулфгар вновь появился, в шапочке и рубахе из мягкой оленьей кожи. На плечи была накинута безрукавка из волчьего меха, перетянутая поясом, с которого свисали двуручный меч и хорошо отточенный клинок. Поверх кожаных сапог были надеты обмотки из волчьего меха, затянутые подвязками крест-накрест, по обычаю викингов. Проходя мимо Хейлан и Керуика, наконец-то ухитрившегося сесть, Вулфгар тихо, но хрипло бросил:
— Я слишком долго медлил и вот теперь расплачиваюсь за свою беспечность. Пригляди за домом до моего возвращения, Керуик. Болсгар и мои рыцари тебе помогут.
Мидерд уже принесла все необходимое, и Вулфгар, не тратя больше слов, отправился на конюшню, где разделил припасы с Суэйном и одобрительно кивнул, увидев, что норвежец одет почти так же, как он, да еще успел захватить две торбы с ячменем. Они вскочили на коней и вскоре исчезли из виду.
Болсгар похоронил погибших и, погоняя лошадей, нагруженных трофеями, вернулся домой, где застал бледного измученного Керуика. Хейлан перевязала ему голову и сейчас сидела рядом, держа молодого сакса за руку. Старик выслушал рассказ Керуика. Лицо его потемнело от стыда и ярости.
— Узнать подобное о родной дочери! — простонал он. — Вулфгар, возможно, простит сестру, но не я. И если у него не поднимется рука, я сделаю все, чтобы наказать предательницу!
Он отправился к себе, но немного погодя вернулся, прихватив с собой лишь мешочек с солью, меч и длинный лук. Вскоре за ним тоже захлопнулась входная дверь.
Рагнор погонял коня так, словно сам сатана гнался за ним, и впадал в ярость при малейшей задержке. Эйслинн мучилась с Брайсом. Как выяснилось, заставить его сидеть смирно и одновременно управлять кобылой — задача почти невозможная. Она горько жаловалась, когда Рагнор бил ее лошадь кнутом, хотя понимала, что тот может не пощадить ни ее, ни малыша, если придет в бешенство.
Они старались держаться подальше от Лондона и норманнских патрулей. Рагнор дал им отдохнуть всего несколько часов и поднял с рассветом. Пришлось давиться холодной овсянкой и мчаться дальше. Хотя Эйслинн едва держалась на ногах, но все же радовалась, что передышки так коротки — Рагнор все чаще и чаще обращал на нее взгляд, и она понимала, что, будь у норманна больше времени, он нашел бы способ утолить свою давнюю похоть. Даже по ночам, лежа рядом с Гвинет, он посматривал на Эйслинн, а когда она кормила ребенка грудью, Рагнор под любым предлогом оказывался поблизости.
Брайс по большей части мирно спал у нее на руках, но, просыпаясь, начинал громко плакать, жалуясь на невозможность как следует размяться и поиграть. Рагнор с каждым часом становился все более невыносимым, и даже Гвинет, почти все время молчавшая, не раз подвергалась его жестоким насмешкам.
Эйслинн со своей стороны отказывалась понимать этого человека. Да, он может добраться до северных гор и вести тяжелую жизнь в унылых бесплодных землях, добывая пропитание набегами и воровством или присоединиться к этелингу Эдгару, но неужели думает, что Вулфгар стерпит обиду?
При воспоминании о муже на глаза Эйслинн навернулись слезы. Можно лишь надеяться, что он сумеет освободить их или выкупить. И еще на то, что Болсгар успел предупредить пасынка о ловушке. Невозможно вынести хвастовство Рагнора, гордившегося тем, что ему удалось поставить капкан на бастарда. Немыслимо ежеминутно трястись от страха, что Вулфгара больше нет в живых.
Солнце взошло высоко, и на дороге поднялась пыль. Брайс проснулся, немного поел и долго капризничал, не понимая, почему мать не позволяет ему порезвиться.
Рагнор повернулся в седле и угрожающе рявкнул:
— Заткни рот ублюдку!
Эйслинн тихо запела колыбельную, укачивая малыша, пока тот не задремал. Они оставили позади долины с широкими реками и оказались среди поросших вереском, усеянных холмами пустошей. По пути попалась заброшенная деревенька с полуразрушенными хижинами. Когда они проезжали через то, что год назад было деревенской площадью, из тени неожиданно выступила старая одноглазая ведьма с высохшей правой рукой. В левой она держала грубую деревянную миску, которую и протянула Рагнору.
— Подайте медный грош, ваша милость, — гнусаво завела она, криво улыбаясь. — Всего медяк для убогой, старой…
Рагнор попытался пнуть ее ногой, но та с поразительной ловкостью отскочила, Эйслинн придержала лошадь, и нищенка снова затянула свою песенку:
— Хотя бы монетку или кусочек хлеба, ваша милость…
Эйслинн, пожалев несчастную, бросила ей черствую краюху хлеба, сознавая при этом, что, по всей вероятности, отдает свой обед. Рагнор, презрительно фыркнув, проехал мимо, но внезапно остановился в конце площади, выхватил меч и обратился к Эйслинн:
— Это отродье нас задерживает, и два заложника мне ни к чему.
Эйслинн, прижав Брайса к груди, бесстрашно объявила:
— Ты дал слово, Рагнор. Но прежде чем ты попытаешься дотронуться до него, придется прикончить меня, и когда появится Вулфгар, у тебя вообще не останется заложников.
Из-под плаща показалась рука с крепко зажатым в ней клинком. Остальные всадники отъехали подальше, а Рагнор выругался, проклиная свою глупость и забывчивость. Как он мог оставить ей оружие?
Вашель скрестил руки на груди и ухмыльнулся:
— Что скажешь, кузен? Неужели позволишь этой заносчивой девчонке убить себя?
Гвинет, лучше всех знавшая Эйслинн, воспользовалась всеобщим замешательством и подстегнула лошадь. Серая в яблоках врезалась в кобылку Эйслинн, и Гвинет выхватила кинжал из ослабевших пальцев невестки, пока та старалась сохранить равновесие и не уронить сына. Выровняв наконец лошадку, Эйслинн полыхающими яростью глазами взглянула на сестру Вулфгара.
— Предательница! — прошипела она. — Вечная предательница! Бедняжка Гвинет!
Рагнор, рассмеявшись, сунул меч в ножны.
— Ах, голубка моя, неужели ты никогда не сдаешься? Я убью кого пожелаю, и не тебе меня остановить. Но я дал слово, и если ты не вынудишь меня от него отступить, не намереваюсь причинить зла мальчишке. Скорее уж стоит оставить его со старой клячей и дать ей за труды несколько монет и побольше припасов.
— Ни за что! — охнула Эйслинн. — Ты этого не сделаешь!
— Вон в той долине пасутся козы, — настаивал Рагнор. — У старухи будет вдоволь молока. И если, как ты говоришь, Вулфгар с Суэйном отправятся в погоню, обязательно найдут парнишку и вернут домой.
В Эйслинн вспыхнула крохотная надежда. Кроме того, ей легче будет сбежать одной, не обремененной младенцем.
Наконец, тяжело вздохнув и не вытирая струившихся по лицу слез, Эйслинн отдала сына Гвинет. Та понесла его к старухе, скорчившейся в пыли и жадно жующей корку хлеба. Брайс громко завопил удивительно зычным для такого маленького ребенка голосом, и даже издалека было видно, как радовалась Гвинет, кладя его на руки нищенке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57